Методологическое применение сравнения: процесс внушения в «тотальных институциях»

Среди методов отчуждения от наиболее непосредствен­но обнаруживаемых характеристик определенного соци­ального универсума обоснованное сравнение (в противо-

[25]

положность зыбкой метафоре) является средством при­вилегированным: оно показывает, что некоторые харак­теристики являются частью более общей логики. Если рассматривать армию внутри группы институций, обла­дающих сходными чертами (огороженность места, внут­ренняя регламентация, специфические санкции, ношение формы...), то чрезвычайно полезной категорией для это­го может служить понятие «тотальной институции», за­имствованное у Эрвина Гоффмана¹: «Тотальную органи­зацию (total institution) можно определить как место пре­бывания и деятельности большого количества индивидов, которые в течение достаточно долгого времени отрезаны от внешнего мира и ведут совместно затворническую жизнь, формы которой эксплицитны и тщательно регла­ментированы» (Goffman, 1968, р. 41).

Эти институции характеризуются физическим и /или моральным принуждением потому, что оно выступает как наиболее эффективное средство для искоренения при­вычек и ожиданий, связанных с существованием, кото­рое велось прежде. Чтобы конечные цели институции могли быть адекватно достигнуты, и, поскольку, как представляется, никто им не подчиняется добровольно и с удовольствием, следует сначала уничтожить «преж­него человека». Институциональная кодификация прак­тик содержит технические параметры, вытекающие из не­обходимости наиболее экономно (с точки зрения денег и времени) управлять группой индивидов, зачастую мно­гочисленных, разных, более или менее уклоняющихся, а также ритуальные параметры, вытекающие из необхо­димости демонстрировать превосходство институции над ее членами («затворниками», как говорит Гоффман, ко­торых институция обязана подчинять). Один из принци­пов функционирования весьма различающихся институ­ций, таких как интернат, приют, тюрьма... состоит в том,

¹ По причине двойственности французского термина «тотали­тарный» мы считаем возможным использование простой кальки с английского выражения «тотальная институция». В таком смысле оно в основном и употребляется. — Прим. автора.

[26]

чтобы сокращать «частную сферу» индивида, свойствен­ную его «нормальному» существованию.

Чтобы определить отличительные черты одной из этих институций, полезно вычленить ряд переменных по не­которым измерениям: все институции такого типа могут быть ранжированы в зависимости от степени физическо­го принуждения, которое они оказывают или скрыто санк­ционируют в зависимости от степени личной поддержки со стороны индивидов, на которую рассчитывают инсти­туции, или от экономической реальности, которую они прямо или косвенно поощряют (можно сослаться на кон­цепцию Макса Вебера об аналогии между монастырским аскетизмом и рационализацией экономической активно­сти)... С того момента, как сравнение приводит к экспли­кации общих черт и различий, оно может рассматривать­ся как составная часть научного исследования.

Наблюдение и институция

Прежде чем приступить к описанию военной службы с помощью понятия «тотальная институция», следует по­ставить предварительный вопрос о методе наблюдения: какими средствами мы можем располагать, чтобы понять, что мы действуем правильно?

В первую очередь можно обратиться к приемам коди­фикации, осуществляемой самой институцией. Как еще можно определить практики, которым институция при­дает большое значение, если не через изучение средств, прямо предназначенных для их усвоения? Чтобы обнару­жить правила, их следует искать, по крайней мере, на первых порах, в учебниках, памятках и, конечно, в офи­циальных предписаниях, которые часто вырабатываются в педагогических целях: путем вербализации эти доку­менты обеспечивают дублирование навыков, которыми агенты институции владеют, но зачастую не в состоянии обнаружить. Очевидно, что реальность отличается от того, о чем говорится в письменных предписаниях, тем

[27]

не менее они представляют собой ценный материал. Стре­мясь к эффективности, они не пренебрегают деталями, Которые на первый взгляд могут казаться несущест­венными. Таким образом дискурс, который открыто нацелен на тщательно прописанные «мелочи» (расписание, правила поведения, различные ситуации), иногда опере­жает «наблюдателя» с его «этнографическим» взглядом. Внимание, открыто обращенное на области явным образом регламентированные, не должно исключать сбор фактов, существенно менее кодифицированных. Так, на­пример, формы шуток, которые могут циркулировать внутри достаточно однородной группы, представляют со­бой очень важную информацию об этой группе: то, что кажется смешным и заставляет смеяться — причем сме­яться всех, — позволяет определить то, что группа счита­ет запретным и, следовательно, опасным для высказыва­ния, а также то, что она считает словесным геройством. В армейском мире шутка призвана выражать в основном удовольствие, которое получают члены жестко регламен­тированного универсума от нарушения установленного порядка, сводя то, что считается «высоким», к более низ­кому, — немного на манер поведения народных масс в карнавальных ритуалах (Бахтин, 1990). Выражение «под­винь свой зад» («отвали», «исчезни»...) как нельзя луч­ше, в отличие от обычного «подвинься», позволяет осво­бодиться от «красот» (и других «выкрутасов») официаль­ного языка, которыми общество обычных смертных укра­шает — и загромождает — свою речь. Брутальность этой формы устного выражения представляется несовмес­тимой с цензурой других универсумов, где оппозиция между «высоким» и «низким» может быть совершенно иной. Священники не могут предаться свободе «поржать» иво всю глотку»), но тем не менее могут позволить себе намекнуть , покраснев, на легко контролируемые благодушные искушения («грешки», «чревоугодия» или «апа­тию»). Точно так же представители школьной элиты (подготовительные курсы к Высшей Нормальной школе, сту­денты Высшей Нормальной школы) не могут не помнить

[28]

о табу, которые наложены на наиболее грубое употреб­ление языка, но они находят в литературной технике над­лежащие средства сообщения, использование которых может стать самоцелью: «праздновать Бахуса» представ­ляет собой мирскую активность под видимостью культа, тогда как «служить Клио», наоборот, скрывает аскети­ческую эрудицию за шармом мифологического мира.

Социолог должен более или менее сознательно сле­дить за тем, чтобы не подчиниться социальной или ин­теллектуальной иерархии процесса сбора и накопления данных: когда все подчинено конструированию объекта, любой метод может считаться полезным и уместным.