Ричард Пауэре о том, что такое фирма

В своем романе «Прибыль» Ричард Пауэре (1998 р.349-350) так рисует образ шефа крупной компании, готовящегося к накачке своих подчиненных:

Извлекать выгоду. Постоянно извлекать выгоду. В конце концов, извлекать выгоду. Зарабатывать на жизнь. Делать. Делать вещи самым расчетливым образом. Делать максимальное количество вещей. Делать то, что продержится максимально долго. Делать так надолго, как только возможно. Делать вещи, нужные людям. Делать вещи, которых хотят люди. Заставить людей хотеть вещи. Дать им осмысленное занятие. Дать им надежное занятие. Дать людям что-то делать. Делать что-то. Дать максимум пищи максимальному количеству. Обеспечить всеобщее благоденствие. Заботиться об общей безопасности. Увеличивать ценность обычных акций. Выплачивать регулярные дивиденды. Максимизировать собственный капитал фирмы. Повышать долю каждого акционера. Расти. Развиваться. Распространяться. Наращивать ноу-хау. Повышать доходы и уменьшать расходы. Снижать себестоимость. Эффективно конкурировать. Покупать дешево и продавать дорого. Улучшать долю рода человеческого. Обеспечить очередной виток технологических инноваций. Рационализировать природу. Усовершенствовать ландшафт. Растянуть пространство и замедлить время. Увидеть, на что способен род человеческий. Накапливать. Накапливать государственную пенсию. Накопить столько, чтобы делать все, что хотим. Понять, что мы хотим делать. Освобождать помещения до захода солнца. Сделать жизнь чуточку легче. Сделать людей чуть-чуть богаче. Сделать людей немного счастливее. Построить лучшее завтра. Вернуть хоть что-нибудь в банк. Облегчить движение капитала. Сохранить корпорацию. Делать бизнес. Оставаться в бизнесе. Понять цель бизнеса.

В-третьих, акторы вовлечены и в критику других сил, обвиняемых в том, что они фальшивы, архаичны, абсурдны, иррациональны, искусственны или иллюзорны. Соответственно тому, как формирование группы наносит на карту — к удовлетворению исследователя — антигруппы, составляющие социальный мир акторов, описания силы постоянно будут добавлять новые сущности, исключая другие как нелегитимные. Так, любой актор, к удовлетворению аналитика, будет наносить на карту эмпирическую метафизику, с которой они оба сталкиваются. Проанализируем следующие высказывания: «я отказываюсь подчиняться общему мнению, которое, как бы то ни было,— чистая пропаганда»; «ты мыслишь, как все твое поколение»; «социальная структура — пустое понятие, существует только индивидуальное действие»; «Бог не говорит с тобой, от Его имени говорят имамы»; «силы рынка гораздо мудрее бюрократов»; «ваше бессознательное выдало себя этой хитрой оговоркой»; «я предпочитаю дикую семгу человечеству»[58]. Дело обстоит так, как если бы каждое из этих высказываний что-то прибавляло и удаляло из списка сил, наделенных легитимной ролью в мире. Единственное, что может остановить исследование,— это решение аналитиков выбрать из этих движений те, которые они считают более разумными. Это не значит, что социологи бессильны и всегда идут на поводу у своих информантов. Но если они хотят предложить альтернативную метафизику, то вначале они должны заинтересоваться миросозидающей деятельностью тех, кого они изучают. Не следует говорить, что они — исследователи — заранее знают, кто такие на самом деле акторы и что в действительности заставляет их действовать. Не стоит также изображать этот вид добровольной слепоты как претензию на рефлексивность. Слишком часто социологи — особенно представители критической социологии — ведут себя как «критичные», «рефлексивные» и «отстраненные» исследователи, столкнувшиеся с «наивным», «некритичным» и «нерефлексивным» актором. Зачастую это означает, что они переводят многие выражения информантов в свой собственный словарь социальных сил. Исследователь просто повторяет уже готовую версию того, из чего состоит социальный мир; акторы же просто не знают о том, что упоминаются в отчете исследователя[59]. В-четвертых, акторы также способны предлагать свои собственные теории действия, чтобы объяснить, как передаются действия силы[60]. Будучи полностью раскрывшимися рефлексивными и опытными метафизиками, акторы, согласно принятой ACT новой позиции по умолчанию, тоже имеют свою метатеорию о том, как именно сила действует, и зачастую эта метатеория приводит традиционных метафизиков в полное замешательство. Они вступают в спор не только о том, какая сила берет верх, но и о тех способах, которыми она дает почувствовать свое влияние. И тут снова главное различие в том, чтобы решить, рассматривается ли сила, однажды наделенная существованием, фигурацией и оппонентами, как проводник или посредник. В каждом случае объяснение актора, полученное на выходе, будет иным[61].

Для того, что последует дальше, принципиально важно понимать, что это различие проходит через все силы независимо от того, какова их фигурация. Так называемое анонимное и холодное поле сил можно заставить выступать в отчете в роли посредника, а близкая, индивидуальная, «теплая», «внутренне живая» интенциональная личность может выдохнуться до состояния простого проводника. Иными словами, по выбору фигурации нельзя предсказать, к какой теории действия обратятся. Главное — не тип форм, а ряд посредников, которые кто-то способен развернуть. Именно это так запутывает дебаты между различными направлениями социологии: они слишком упорствуют в том, какую силу выбрать, и слишком мало — как каждая из них действует. Может случиться, что кто-то заявит: «Состояние производительных сил определяет состояние социальных представлений»,—и эта идея станет более активной, то есть создаст больше посредников, чем несомненно локальное, конкретное, «жизненное» и «экзистенциальное» высказывание: «Индивидуальное человеческое действие всегда интенционально». Понятие интенциональности, если оно используется для передачи значения как проводник, сделает меньше, чем более абстрактное и широкое понятие «состояние производительных сил», когда эта сила рассматривается как посредник[62]. Таким образом, фигурация и теория действия — два разных пункта в списке, и не должны смешиваться друг с другом. В противном случае у исследователя будет соблазн предпочесть одни конфигурации как «более конкретные» другим, «более абстрактным», а сделав это, он откатится назад к законодательной и полицейской роли социологов социального и покинет прочное основание релятивизма[63].