Социологическое понятие мышления

Карл Мангейм

ИДЕОЛОГИЯ И УТОПИЯ

К оглавлению

Глава I

Постановка проблемы

Глава V.

Социология знания

Два раздела социологии знания

Одним словом, подход к проблеме, плоскость, в которой ставится проблема, уровень абстракции, а также конкретизации, к которому в каждом данном случае стремится исследователь, - все это обусловлено социально и экзистенциально.

В заключение следовало бы еще остановиться на основополагающем слое каждого мышления, на предпосланной емуонтологии и ее социальной дифференциации. Именно потому, что онтологический слой имеет фундаментальное значение для мышления и познания, мы не считаем возможным кратко затронуть эту проблематику и отсылаем читателя к нашей работе о консервативном мышлении [viii] .

Здесь достаточно указать на следующее: как ни оправдано обнаруживаемое в новой философии стремление создать «фундаментальную онтологию», попытка подойти к этой задаче без должного внимания к выводам социологии знания, как бы «наивно», чрезвычайно опасна, ибо эта наивность с наибольшей вероятностью приведет к тому, что вместо подлинно фундаментальной онтологии мы обретем какую-нибудь случайную, предложенную нам историческим процессом онтологию.

В данной связи этих соображений достаточно, чтобы пояснить мысль, согласно которой бытие влияет не только на историческое возникновение идей, но и составляет конститутивную часть результатов мышления и отражается на их содержании и форме.

b) Структура социологии знания и характер ев выводов

Приведенные примеры послужат нам в дальнейшем для того, чтобы выявить специфическую структуру анализа в области социологии знания и его своеобразный характер.

Особый подход социологии знания. Два человека, которые ведут дискуссию в одной плоскости мышления, соответствующей одинаковым историко-социальным условиям, могут и неизбежно будут вести эту дискуссию иначе, чем два других человека, выступающих с различных социальных позиций.

Эти два типа дискуссии (между социально и духовно гомогенными партнерами, с одной стороны, и между социально и духовно гетерогенными партнерами - с другой) следует резко различать. И не случайно это различение стало экспли-

[232]

цитной проблемой нашего времени. Макс Шелер определил однажды наше время как «эпоху выравнивания», что в применении к нашей проблематике означает: если прежние социальные группировки существовали в большей или меньшей изоляции, при которой каждая из них стремилась абсолютизировать себя и сферу своего мышления, то теперь они в той или иной форме сталкиваются друг с другом. Не только Восток и Запад, не только различные народы Западного мира, но и различные раньше более или менее замкнутые слои общества и, наконец, различные профессиональные группы внутри этих слоев, круги интеллектуалов этого резко дифференцированного мира, - все они выброшены теперь из своего само собой разумеющегося состояния незыблемого покоя и вынуждены бороться, чтобы отстоять себя и продукты своего духа от натиска гетерогенных групп.

Но как они ведут эту борьбу? В той мере, в какой речь идет о борьбе духовных сил, она, за редкими исключениями, ведется таким образом, что аргументы ее участников не сталкиваются, а идут параллельно, т.е., несмотря на большую или меньшую осведомленность каждой стороны о том, что дискутирующий с ней индивид, будучи представителем другой социальной группы, тем самым является совершенно другим по всему складу своей духовной структуры, дискуссия по конкретному вопросу ведется так, будто несогласие заключено только в пониманииданного объекта, в котором здесь и теперь кристаллизовалось столкновение сторон, будто здесь противостоят друг другу не два различных мировоззрения, а только две различные точки зрения по дискутируемому вопросу.

Из вышесказанного следует, что между гетерогенными партнерами могут быть столкновения двух типов. В одном случае вся полнота различия и его структура создают лишь смутно различимый фон конкретной дискуссии. Все помыслы и аффекты ее участников кристаллизуются здесь в одной определенной точке, в «вещи», смысл которой в большей или меньшей степени различен для каждого из них, поскольку каждый участник дискуссии воспринимает ее в рамках своего общего понимания мира; функция же этой вещи в миропонимании противника остается для него в значительной степени скрытой. Отсюда и неизбежность для «эпохи выравнивания» такого явления, как параллельная аргументация.

Однако возможно и столкновение другого рода, когда гетерогенные партнеры вступают в дискуссию с намерением использовать любое теоретическое несогласие для того, чтобы посредством последовательного углубления взаимного непонимания показать, в чем в действительности состоят основополагающие различия, выявить все различие предпосылок, которые имплицитно содержатся в аспектах обеих сторон

[233]

как следствие их различных экзистенциальных позиций и именно поэтому исключают возможность непосредственной конфронтации мнений.

В подобных случаях специалист в области социологии знания подходит к высказываниям противника не так, как это обычно делается, т.е. не отвечает прямо на его аргументы, а пытается понять его самого и определить аспект его видения как функцию данной социальной позиции.

Специалиста в области социологии знания часто упрекают в том, что он игнорирует аргументы, «объект», о котором идет речь, стремясь вместо этого постигнуть основу мышления дискутирующего индивида в ее целостности и тем самым показать, что она является лишьодной из возможных основ мышления и ведет лишь к частичному пониманию объекта. Из вышесказанного очевидно, что в определенных случаях это игнорирование аргументации противника законно тогда, когда ввиду отсутствия общей основы не может быть и общего «объекта». Целью социологии знания и является устранить параллелизм аргументов в споре между антагонистическими противниками: для этого с помощью вопросов, поставленных в определенной последовательности, внимание концентрируется на выявлении источника частичных различий - проблема, которая не может оказаться в поле зрения дискутирующих, пока их непосредственной темой является то, что принято рассматривать как «объект» дискуссии. Нет, вероятно, необходимости указывать на то, что методы специалиста в области социологии знания, направленные на выявление основы мышления и социальной позиции участников дискуссии, оправданы лишь в том случае, если действительно существует непреодолимое различие аспектов (и в той мере, в какой оно существует), которое находит свое выражение в полном взаимном непонимании. Если же дискуссия проходит в рамках одной плоскости мышления и на общей основе, все это совершенно не нужно; такого рода методы, примененные без соответствующей необходимости, могут привести к попыткам отклониться от обсуждения вопроса.

Процесс дистанцирования как предпосылка социологии знания. Для сына крестьянина, который вырос в узком деревенском кругу и прожил всю жизнь в своей родной деревне, мыслить и говорить так, как это принято в его деревне, нечто само собой разумеющееся. Но для сына крестьянина, переселившегося в город и приспособившегося к условиям городской жизни, деревенский образ жизни и мышления не является больше чем-то само собой разумеющимся. Он дистанцировался от деревенской жизни и отличает теперь, быть может, вполне осознанно «деревенский» образ мышления и деревенские представления от «городских». В этом различе-

[234]

нии заключены первые проявления того подхода, который социология знания стремится расширить и утвердить. То, что внутри группы считается абсолютным, воспринимается извне как нечто, обусловленное ситуацией этой группы, как частичное (в нашем примере как «деревенское»). Предпосылкой для этого типа познания служит, как мы видели, дистанцирование.

Это дистанцирование может быть достигнуто следующим образом:

a) посредством того, что один из конкретных носителей групповых ценностей и идей (членов группы) отделяется от группы (восхождение по социальной лестнице, эмиграция и т.п.);

b) посредством сдвига социальной основы всей группы по отношению к ее традиционным нормам и институтам [ix] ;

c) вследствие того, что в одной социальной сфере борются друг с другом две (или более) социально обусловленные интерпретации мира и взаимной критикой настолько выявляют сущность друг друга и настолько дистанцируются друг от друга, что постепенно видение с определенной дистанции (при котором обнаруживаются экзистенциальные и системные контуры противостоящих друг другу типов мышления) становится для всех позиций сначала возможностью, а затем признанным способом мышления. Мы уже указывали на то, что социальный генезис социологии знания покоится, в первую очередь, на последних упомянутых здесь возможностях.

Феномен реляционирования. После всего сказанного едва ли может еще возникнуть сомнение в том, что имеется в виду, когда метод социологии знания опеределяется как «реляционирование». Урбанизированный сын крестьянина, который характеризует какое-либо определенное (политическое, мировоззренческое, социальное) высказывание своих родственников как «деревенское», не обсуждает уже данное высказывание с позиций гомогенного участника дискуссии, т.е. не руководствуется непосредственным содержанием сказанного;

теперь он соотносит это высказывание с определенной интерпретацией мира, а ее, в свою очередь, с определенной социальной структурой как ее предпосылкой. Он реляционирует его. В дальнейшем мы еще вернемся к тому, что тем самым это высказывание отнюдь не объявляется ложным. Социология знания отличается от того, что в своей начальной стадии наблюдается теперь довольно часто, лишь постольку, поскольку она сознательно и систематически ставит применительно ко всем проявлениям духовной сферы без исключения следующий вопрос: с какой социальной структурой связано их возникновение и значимость? Отождествлять это отнесение отдельных духовных образований ко всей структуре определенного исторического и социального субъекта с философским релятивизмом (с учением, отрицающим наличие масштабов и

[235]

порядка в мире), столь же неверно, как применять понятие «релятивизм» (в смысле чистой случайности) к теории, согласно которой все измерения тел восходят к созданному светом отношению между измеряющим и измеряемым. Реляционизм не означает, что дискуссии не могут привести к определенному решению; в его основе лежит уверенность, что в силу самой природы определенных высказываний они могут быть сформулированы не абсолютно, а лишь в рамках социально обусловленного аспекта познания.

Феномен партикуляризации. После того как реляционирование, совершаемое социологией знания, было описано как фактически совершаемый акт мышления, неизбежно возникает вопрос: в чем же смысл подобного акта отнесения к социальной позиции, на что он направлен и какова значимость определенным образом соотнесенного высказывания? (Что сказано об истинности какого-либо теоретического положения, если доказано, что его следует отнести к либерализму или марксизму?)

На этот вопрос могут быть даны два или даже три ответа.

a) Можно утверждать, что выявление социальной обусловленности какого-либо высказывания, которое предлагается в качестве абсолютного, влечет за собой отрицание его значимости. И в самом деле, в социологии знания и теории идеологии существует течение, которое превращает такого рода выявление в средство деструкции взглядов противника или в средство общей деструкции.

b) Возможно и противоположное суждение, сущность которого состоит в том, что метод социологии знания совершенно не затрагивает степень истинности суждения, ибо генезис утверждения Не влияет на степень его значимости. То обстоятельство, что данное высказывание либерально или консервативно, не имеет никакого отношения к тому, правильно ли оно.

c) Существует и третья возможность судить о ценности суждений в области социологии знания, и она отражает нашу точку зрения. Согласно этой точке зрения, первое суждение упускает из виду то обстоятельство, что чисто фактическое определение социальной позиции и ее идентификация еще не содержит оценки, содержащейся в высказывании истины; в этом акте только содержится предположение, что данное высказывание может бытьчастичным.Что касается второго суждения, то, согласно нашей точке зрения, неправильно считать задачей социологии знания простое описание действительных условий возникновения данного высказывания (его фактический генезис); доведенный до своего завершения и до конца продуманный анализ в области социологии знания всегда устанавливаетграницы содержания и структурыанализируемой точки зрения; или, выражая это терминологически, не только реляционирует, но ипартикуляризирует в

[236]

каждом данном случае видение и значимость. К пояснению этого мы еще вернемся.

В нашем примере с крестьянским парнем было достаточно ясно показано, в чем состоит основная цель социологии знания. Если этот крестьянский парень приходит к выводу, что его прежнее восприятие было «деревенским» и дает ему такое наименование, противопоставляя его «городскому», то в этом уже сквозит понимание того, что различные восприятия носят частичный характер не только в том смысле, что они возникают под различным углом зрения и что их основой являются различные сегменты тотальной реальности, но и в том смысле, что направленность восприятия и степень постижения присущи различным точкам зрения, обусловлены жизненной сферой, в которой они возникли и для которой они значимы.

Следовательно, уже на этой ступени реляционирование переходит в партикуляризацию, ибо в рамках этого процесса высказывание не только соотносится с определенной позицией, но в ходе этого соотнесения совершается и ограничение значимости тех высказываний, которые раньше считались абсолютными.

В последовательно разработанной социологии знания применяется по существу тот же прием, который мы иллюстрировали нашим примером с крестьянским парнем, только в сочетании с методическим контролем. С помощью последовательно проведенного анализа аспекта познания партикуляризация обретает путеводную нить и критерии соотнесения; степень постижения,присущая различным точкам зрения, становится доступной измерению и ограничению посредством изучения категориального аппарата, присущих им смысловых значений и т.д. Тенденция, свойственная определенной социальной позиции (т.е. направленность и установка, обусловленные коллективной волей), становится доступной все более однозначному определению, а конкретная причина того, что в одной и той же сфере опыта возникают картины в различных перспективах, обусловленных различными позициями, становится доступной пониманию и методическому контролю [x] .

По мере того как методы социологии знания будут становиться более тонкими, конкретное определение частичности постижения превратится в орудие измерения, применяемое в сфере духовной жизни. Посредством партикуляризации социология знания выходит, следовательно, за рамки первичного установления фактов, которым ограничивается простое реляционирование. Анализ, цель которого предначертана социологией знания, всегда достигает той стадии, на которой социология знания выходит за рамки простого социологического описания того, как определенные взгляды вышли из определенной среды, и достигает уровня критического переосмысления, ибо она

[237]

реконструирует силу постижения и ее границы в отдельных высказываниях. Следовательно, анализ в сфере социологии знания совсем не является иррелевантным для понимания смысла высказываемых утверждений, но его нельзя считать и исчерпывающим, поскольку установление границ частичного видения само по себе не может заменить непосредственное столкновение мнений в полемике и изучение фактов. Таким образом, оценивая выводы социологии знания, следует сказать, что по своей смысловой значимости они занимают неведомое нам ранее промежуточное положение в установлении истины, положение между иррелевантностью и полной релевантностью (это может быть показано с помощью феноменологического анализа общей направленности социологии знания и ее методов исследования). Анализ, применяемый социологией знания, служит лишь подготовкой к прямой дискуссии в эпоху, которая обнаружила разнородность своих позиций, отсутствие подлинной единой основы мышления и прилагает усилия для создания единства на более высоком уровне.

Критическая часть.

Прежде всего надлежит, следовательно, привести аргументы против абсолютной автономии гносеологии и ее превосходства над специальными науками.

Гносеология и специальные науки. Взаимоотношения между гносеологией и специальными науками носят двойственный характер. По своей конструктивной направленности гносеология является фундаментальной наукой по отношению ко всем специальным наукам, ибо в ней содержится фундаментальное обоснование всех типов знания, формирующихся в процессе конкретного исследования, и представления об истинности и правильности, которыми эти науки руководствуются в своих выводах. Это, однако, не исключает того легко

[240]

обнаруживаемого факта, что субстратом каждой конкретной теории познания является определенная историческая форма знания, что применительно к ней теория познания моделирует свои представления о знании и познании и таким образом в свою очередь основывается на существующем знании.

В принципе, по своей теоретической направленности она имеет, правда, фундаментальную значимость, фактически же она сама основана на состоянии знания в каждый данный период. Эту ситуацию еще более затрудняет то обстоятельство, что принципиальные моменты, извлекаемые гносеологией из того субстрата, в котором ей предстает знаниекак таковое,обусловлены особенностью и частичностью самого этого исторически и социально предопределенного субстрата; поэтому принципиальные соображения, связанные с познанием и обосновывающие его, могут быть применены лишь к такому мыслительному акту и такой парадигме знания, которые предпосланы фактической историей человеческих коллективов и содержащихся в них в каждый данный период типов познания.

Как только эти взаимосвязи будут отчетливо поняты, представление, согласно которому теория познания и ноология (вследствие их принципиальной, обосновывающей значимости) могут развиваться автономно, независимо от развития специальных наук, окажется несостоятельным; напротив, все большую силу будет обретать уверенность в том, что плодотворное развитие теории познания и ноологии возможно лишь в том случае, если представить себе их соотношение со специальными науками следующим образом:

Новые типы знаний возникают в конечном итоге из совокупности коллективных связей, а отнюдь не вследствие того, что какая-либо теоретическая наука обосновала возможность их появления, т.е. не после того, как их право на существование узаконено теорией познания. Мы наблюдаем обратное: развитие теоретических наук непосредственно зависит от развития наук эмпирических, и совершающиеся в них преобразования связаны с преобразованиями в рамках конкретного, эмпирического познания. Следовательно, переворот в теоретических пластах сознания всегда наступает позже, чем переворот в пластах непосредственного эмпирического познания, и лишь посредством постоянного обращения теории познания к эмпирическим наукам ее теоретическая основа может обрести ту необходимую гибкость и широту, которые позволят ей санкционировать не только старые формы знания (для чего она первоначально возникла), но служить опорой и его новым формам. В этом своеобразном положении находятся все основополагающие теоретические и философские дисциплины. Это наиболее отчетливо обнаруживается в философии права, в

[241]

науке, которая всегда претендует на то, чтобы выносить свое суждение о позитивном праве, критиковать его, фактически же большей частью выступает как его обоснование и оправдание.

Подобная точка зрения ни в коей мере не умаляет значения теории познания и философии. Без их основополагающих соображений обойтись невозможно: ведь любое выступление против положений гносеологии и философии может носить только теоретический характер, а теоретическая дискуссия, которая ставит фундаментальные проблемы, ео ipso [xi] имеет философскую значимость. Каждой форме фактического знания необходимы обосновывающие ее теоретические пласты, которые могут по своему характеру служить ей фундаментом; однако этой основополагающей позицией, которую надлежит понимать в структурном смысле, не следует злоупотреблять, исходя из якобы присущего ей априорного права на утверждение незыблемости какого-либо смыслового содержания, превращая тем самым ее в тормоз научного прогресса и противопоставляя эту априорную достоверность выводам эмпирического исследования. Все ошибочное и частичное в фундаментальных основах знания может и должно быть пересмотрено в свете тех преобразований, которые происходят в непосредственном процессе познания. Свет, который проливают новые фактические данные на теоретическую основу, не должен встречать преграды со стороны мышления. К этим существенным возможностям расширения нашего горизонта, возникающим в результате того, что новые эмпирические данные постоянно бросают новый свет на теоретические основы, принадлежит и то открытие социологии знания, которое с помощью понятия партикуляризации показывает, что старая гносеология является просто коррелятом определенного частичного знания; тем самым это открытие имплицитно призывает нас искать основу, соответствующую знаниям другого типа, более того, пытаться найти такую основу, которая по возможности охватывала бы все известные нам исторические типы знания.

Таким образом перед нами открывается возможность показать, в какой степени гносеология и ноология носили до сих пор лишь частичный характер, были основой лишь определенного типа знания.

Примечания

[i] Подробнее см. мой доклад: Mannheim К. Die Bedeutung der Konkurrenz imGebiete des Geistigen. - In: Verhandlungen des 6. Soziologentages in Zurich. TObingen, 1929, S.35-83.

[ii] Подробнее об этом см. в моей работе: Mannheim К. Das Problem derGenerationen. - «Kolner Vierteljahrshefte fur Soziologie», Leipzig, 1928, Jg.7, H.2, S.157-185; H.3, S.309-330

[iii] См. Weber М. Wirtschaft und Gesellschaft. TQbingen, 1925. Особенно раздел социологии права.

[iv] См. в первую очередь: Scheler М. Die Wissensformen und die Gesellschaft. Leipzig, 1926. затем Scheler М. Die Formen des Wissens und die Bildung. Bonn, 1925.

[v] Внося соответствующие изменения (пат.).

[vi] См. Mannheim К. Das konservative Denken. - «Arch. fur Sozialwiss. u. Sozialpolitik», Ttlbingen. 1927, Bd 57. H.1, S.90 ff.

[vii] История учения о государстве, как мы увидим по характеризуемой нами ниже работе Оппенгеймера (Oppenheimer F. Systeme der Soziologie. Bd 2. Jena, 1922), может дать неисчерпаемое число примеров, иллюстрирующих нашу мысль.

[viii] Mannheim К. Das konservative Denken... S.489 ff., а также с.70, 71, 80, 81,165 настоящей работы.

[ix] См. Renner K. Die Reichsinstitute des Privatrechts. TUbingen, 1929.

[x] См. по этому вопросу раздел «Теории и практики», а также анализ в главе «Идеология и утопия», с.70 и след., где делается попытка применить только что намеченный метод социологического анализа аспекта познания.

[xi] Тем самым (лат.).

[xii] См. Mannheim К. Ideologische und soziologische Interpretation geistiger Gebilde. - In: Jahrbuch ftir Soziologie. Bd 2. Karlsruhe, 1926, S.424-440.

[xiii] Созерцательной жизни (лат.).

[xiv] Направленностью духа (лат.).

[xv] Акт (лат.).

[xvi] Качественной стороны (лат.).

[xvii] Ввиду недостатка места мы не ссылаемся в данной работе на представителей этого направления (кроме Иерузалема), так же как и на исследования французских ученых о примитивном мышлении.

Карл Мангейм

ИДЕОЛОГИЯ И УТОПИЯ

К оглавлению

Глава I

Постановка проблемы

Социологическое понятие мышления

Задача данной книги показать, как люди действительно мыслят. Автор стремится исследовать мышление не в том виде, как оно представлено в учебниках логики, а как оно действительно функционирует в качестве орудия коллективного действия в общественной жизни и в политике.

Философы слишком долго занимались своим собственным мышлением. Когда они писали о мышлении, они исходили прежде всего из истории своего предмета, из истории философии или из определенных сфер знания, например математики или физики. Однако этот тип мышления может быть применен лишь в определенных условиях, и те данные, которые получены в результате изучения названного мышления, не могут быть просто перенесены на другие сферы жизни. Даже в тех случаях, когда этот тип мышления может быть применен, он относится только к специфическому измерению существования и не удовлетворяет людей, стремящихся понять и преобразовать мир, в котором они живут.

Между тем в процессе своей деятельности люди сумели – на горе или на радость – разработать разнообразные методы экспериментального и духовного проникновения в окружающий их мир, методы, которые до сих пор еще никогда не подвергались такому тонкому анализу, как формы так называемого точного знания. Однако человеческая деятельность, которая в течение долгого времени не подвергается рациональному контролю и критике, легко может выйти из повиновения.

Поэтому нельзя не считать аномалией нашей эпохи то обстоятельство, что именно те методы мышления, с помощью которых мы принимаем самые важные для нас решения, пытаемся понимать и направлять нашу социальную и политическую судьбу, остались непознанными и недоступными рациональному контролю и критике. Упомянутая аномалия станет еще более чудовищной, если мы напомним, что в наши дни от правильной оценки и осмысления ситуации зависит значительно больше, чем в прошлые времена. Значение социального знания увеличивается пропорционально необходимости вмешательства

[7]

в социальный процесс и его регулирования. Однако так называемый донаучный, неточный тип мышления, к которому странным образом прибегают также логики и философы, когда им необходимо принять практическое решение, нельзя постигнуть посредством только логического анализа. Этот тип мышления образует некий комплекс, который не может быть легко отделен ни от психологических корней эмоциональных и жизненных импульсов, составляющих его основу, ни от ситуации, в которой он складывается и решение которой он пытается найти.

Важнейшая задача этой книги – разработка адекватный метод описания и анализа упомянутого типа мышления и его модификаций и сформулировать связанные с ним проблемы, соответствующие его специфическому характеру и создающие предпосылки для его критического понимания. Метод, который мы пытаемся предложить, есть метод социологии знания.

Основной тезис социологии знания заключается в том, что существуют типы мышления, которые не могут быть адекватно поняты без выявления их социальных корней. Верно, что мыслить способен только индивид. Нет такой метафизической сущности, которая, подобно некоему групповому духу, мыслит, возвышаясь над отдельными индивидами, и чьи идеи индивид просто воспроизводит. Однако неверно было бы вывести из этого умозаключение, что все идеи и чувства, движущие индивидом, коренятся только в нем самом и могут быть адекватно объяснены только на основе его жизненного опыта.

Подобно тому как нельзя понять природу языка, выводя ее из наблюдения над отдельным индивидом, который ведь говорит не на своем собственном языке, а на языке своих современников и предков, проложивших для него путь, так нельзя правильно определить во всей ее полноте и какую-либо точку зрения, основываясь только на том, как она сформировалась в интеллекте отдельного человека. Лишь в весьма ограниченном смысле индивид сам создает тип языка и мышления, который мы связываем с ним. Он говорит языком своей группы, мыслит в формах мышления своей группы. В его распоряжении оказываются лишь определенные слова и их значения. Они не только в большой степени определяют его подход к окружающему миру, но одновременно показывают, под каким углом зрения и в какой сфере деятельности предметы до сих пор были доступны восприятию и использованию их группой или индивидом.

Поэтому в качестве первого пункта мы подчеркиваем, что социология знания намеренно не отправляется от индивида и его мышления, чтобы затем, как это делают философы, непосредственно перейти к абстрактным высотам «мышления как такового». Напротив, социология знания стремится понять мышление в его конкретной связи с исторической и социальной

[8]

ситуацией, в рамках которой лишь постепенно возникает индивидуально-дифференцированное мышление. Таким образом, мыслят не люди как таковые и не изолированные индивиды осуществляют процесс мышления, мыслят люди в определенных группах, которые разработали специфический стиль мышления в ходе бесконечного ряда реакций на типичные ситуации, характеризующие общую для них позицию.

Строго говоря, утверждать, что индивид мыслит, вообще неверно. Значительно вернее было бы считать, что он лишь участвует в некоем процессе мышления, возникшем задолго до него. Он обнаруживает себя в унаследованной ситуации, в обладании соответствующими данной ситуации моделями мышления и пытается разработать унаследованные типы ответа или заменить их другими для того, чтобы более адекватно реагировать на новые вызовы, явившиеся следствием преобразований данной ситуации. Таким образом, тот факт, что каждый индивид живет в обществе, создает для него двойное предопределение: во-первых, он находит сложившуюся ситуацию, во- вторых, обнаруживает в ней уже сформированные модели мышления и поведения.

Второй характерной для метода социологии знания чертой является то, что конкретно существующие формы мышления не вырываются из контекста того коллективного действия, посредством которого мы в духовном смысле открываем мир. Люди, живущие в группах, сосуществуют не просто физически, в качестве дискретных индивидов. Они воспринимают предметы окружающего мира не на абстрактном уровне созерцательного разума и не только в качестве отдельных индивидов. Напротив, они действуют совместно – друг с другом и друг против друга – в различных по своей организации группах и, совершая эти действия, мыслят друг с другом и друг против друга. Эти связанные в группы индивиды стремятся в соответствии с характером и положением группы, к которой они принадлежат, либо изменить окружающий их мир природы и общества, либо сохранить его в существующем виде. Направленность этой воли в сторону изменения природы и общества или сохранения их неизменными, эта коллективная деятельность и способствует возникновению проблем, понятий и форм мышления людей определенной группы. В соответствии со специфической коллективной деятельностью, в которой участвуют люди, они склонны различным образом видеть окружающий их мир. Подобно тому как чисто логический анализ отделил индивидуальное мышление от групповой ситуации, он отделил и мышление от действия вообще. Это было сделано на основании молчаливо принятой предпосылки, согласно которой существующие в реальности связи между мышлением, с одной стороны, группой и деятельностью - с другой,

[9]

либо несущественны для «правильного» мышления, либо могут игнорироваться без каких-либо серьезных затруднений. Однако игнорирование чего – либо ни в коей степени не устраняет его существования. И тот, кто серьезно и внимательно не изучил всего богатства форм, действительно присущих человеческому мышлению, не способен априорно решить, можно ли осуществить отрыв от социальной ситуации и всего контекста деятельности. Нельзя также сразу решить, соответствует ли подобная дихотомия интересам' объективного фактического знания.

Ведь вполне возможно, что в определенных сферах знания именно импульс к действию открывает объекты мира действующему субъекту; возможно также, что именно этот фактор определяет отбор тех элементов действительности, которые становятся предметом мышления. И можно также допустить, что исключение этого фактора (если оно вообще осуществило) привело бы к полному исчезновению конкретного содержания понятий и к утрате того организующего принципа, который только и делает возможным рациональную постановку проблемы.

Однако это не означает, что там, где принадлежность к группе и ориентация на действие составляют как будто существенный элемент ситуации, исключена возможность рационального критического самоконтроля. Быть может, именно тогда, когда становятся очевидными как скрытая зависимость мышления от жизни группы, так и то обстоятельство, что корни его следует искать в деятельности, впервые вследствие осознания этого возникает возможность осуществлять контроль нового типа над недоступными ранее контролю факторами мышления.

Тем самым мы подошли к центральной проблеме книги. Из предшествующих замечаний должно быть ясно, что исследование названных проблем и их решение способны дать социальным наукам должную основу, а также содействовать ответу на вопрос, допустимо ли применение научных методов в политике. Не вызывает никакого сомнения, что в социальных науках, так же, как в любых других, должен быть найден в процессе исследования собственного объекта последний критерий истинного и ложного, и социология знания не может служить заменой этому. Однако исследование объекта не есть изолированный акт; оно происходит в определенном контексте, на характер которого влияют ценности и коллективно-бессознательные волевые импульсы. В социальных науках именно этот интеллектуальный интерес, ориентированный на сложное переплетение коллективной деятельном, формирует не только общие вопросы, но и конкретные гипотезы исследования, а также упорядочивающие опыт модели мышления. Только в том случае, если нам удастся ввести в сферу сознательного и

[10]

точного наблюдения различные исходные моменты и методы, обнаруживаемые в научной и популярной дискуссии, мы можем надеяться на то, что с течением времени научимся контролировать бессознательные мотивы и предпосылки, послужившие в конечном счете причиной возникновения различных форм мышления. В социальных науках объективность нового типа может быть достигнута не исключением оценок, а критическим их восприятием и контролированием.