Познавательный потенциал общей социологии и социологии права

После слома советской административно-командной л••.темы отечественное обществоведение в силу целого

та вполне понятных причин оказалось не готовым к ;.му, чтобы ответить на поставленные жизнью важные ли страны вопросы: какие глубинные социально-право-ле процессы происходят при переходе от старого общевенного строя к новому, как отражается на массовом 'знании ломка прежних ценностей и идеалов, каковы тут быть тенденции развития ценностно-нормативной руктуры общества и т. д. В преддверии перестройки твший шеф КГБ, а затем Генеральный секретарь ЦК ПСС Ю. В. Андропов (человек, весьма информирований о тех сторонах жизни нашего общества, которые ос-• вались «за кадром» для большинства его членов) ска-л: «...мы не знаем общества, в котором живем».

Революция 1917 г. и последовавшие за ней десятиле-:я тоталитарного, а затем административно-командного жима управления страной фактически уничтожили >естьянство и интеллигенцию как традиционных для >ссии носителей нравственного начала и правового чув-ва, сломали прежнюю ценностно-нормативную струк-ру общества. Несколько поколений советских людей тли воспитаны в условиях жесткого идеологического >ессинга, направленного на формирование новой, со-тлистической системы ценностей и норм. И можно тело сказать, что пресловутый «гомо советикус» — это ■ только идеологический ярлык западной пропаганды >емен «холодной войны», а так называемая новая общ-

ность людей — советский народ — это не просто один из фантомов советской идеологии. За этими словами, несомненно, стояла некая реальность, некий специфический тип социальной общности и личности, сложившийся более чем за семидесятилетнюю историю советской власти.

Что мы знаем об этой личности? Оказалось, что знаем очень мало — меньше, чем о человеке, выросшем в системе прежних традиционных ценностей, т. е. в обществе, в котором не подавляются все проявления социальной активности, идущие вразрез с тотально господствующей официально!! идеологией. Мы не знаем, каким именно образом официальная идеология трансформировалась в массовом сознании советского общества, как ее идеи и постулаты скрещивались с остатками прежних ценностных ориентации и какие плоды дало это скрещивание. Но очевидно, что должны были быть какие-то структуры в массовом сознании (помимо часто упоминаемых «всеобщего страха» и «слепой веры»1), которые не только служили опорой режиму, но п являлись движущим импульсом для всего социалистического развития. Нельзя ограничивать содержание исторического процесса и жизнь общества лишь действием таких факторов, как насилие и страх. Сводить ценностный мир нескольких предшествовавших поколений только к навязанным извне идеологическим штампам и страху перед власть предержащими — значит слишком упрощать реальную историю. Мы не можем не признать, что даже в наиболее страшные периоды жизни советского общества помимо насилия и страха было и что-то другое, что люди жили устремленностью в будущее, во имя которого приносились и многими оправдывались огромные жертвы. И как бы там ни было, но эта устремленность давала обществу импульс к высвобождению мощной социальной энергии, направленной на созидание.

С точки зрения социологии важно понять, какова была реальная роль народных масс в создании советского

строя и поддержании его функционирования. Какие цен-- п идеалы составляли нравственный стержень и ос-правового сознания общества в те годы? Несомненно в массовом сознании должны были быть какие-то . .'.цые ориентиры, ценности и цели, которые не уме-чгь в узкие рамки идеологических клише. Что сошлось от них в современном массовом сознании? Мо-!и общество отказаться от этого и чем заполнится дующийся ценностный вакуум? Не получив в свое я ответов на эти вопросы, отечественная социология .рвом этапе кардинальной социальной трансформа-посспйского общества последней четверти XX в. ока-..<сь не подготовленной к осмыслению сложнейших со-л.ных процессов, происходящих в самых разных ; ах общественной жизни. Отказавшись от прежних югизированных представлений о социализме и его и в развитии мировой цивилизации, наша социоло-. как и все российское обществоведение, не имела к ■■.лу реформ нового концептуального видения россий-; о общества и перспектив его развития. Фундамен-ьная непроясненность ключевых вопросов — кто мы да идем, какое общество мы построили и во что соби-.;ся его перестраивать — в значительной мере сохра-ся и в настоящее время.

итуация усугубляется тем, что подобный теоретиче-й вакуум, когда старые подходы не работают, а новые

не созданы, характерен не только для отечествен-, но и для мировой социологической науки, пережи-

■ щей период переоценки классических социологиче-:х теорий XX в. (К. Маркса, М. Вебера, Э. Дюркгейма р.). Эти теории, каждая из которых претендует на •••таенное видение состояния и перспектив общественно развития в целом, уже не могли служить адекват-м инструментом для познания западного общества

■ )хи постмодерна, в котором не труд, а информация и формационные технологии являются главным ресур-i и основным фактором экономики и политики. Пост-дерн определяется как «эпоха, характеризующаяся ашм ростом культурного и социального многообразия,

отходом от ранее господствовавшей унификации и от принципов чистой экономической целесообразности, возрастанием многовариантности прогресса, отказом от принципов массового социального действия, формированием новой системы стимулов и мотивов деятельности человека, замещением материальных ориентиров культурными v. др.» . Основными чертами идеологии постмодернизма являются ориентация на теоретический плюрализм, признание необходимости сочетания различных научных подходов при описании и осмыслении общества, отказ от идеи поступательного прогрессивного движения исторического процесса, признание вариативности общественного развития и в конечном счете принятие модели хаотичного, безвекторного движения истории.

Однако, по мнению специалистов, рост влияния постмодернистского мировоззрения в последнее десятилетие прошлого века, связанный с заметным «обесценением абстрактного языка объяснительной теории»2, в настоящее время сменяется столь резким угасанием интереса к этому типу мировоззрения со стороны западной общественной мысли, что ситуацию можно охарактеризовать как « исчезновение постмодернизма ».

Увлечение постмодернизмом не прошло бесследно для социологического знания, оставив после себя устойчивый интерес социологов к личностному опыту человека как субъекта социального действия, к его эмоциональному, чувственному миру. По словам известного теоретика постмодернистской социологии 3. Баумана , наследием постмодернизма в современной социологии стало «продвижение субъекта, рефокуси-ровка социологического нарратива' не на социальном,

,.1 субъективном опыте, эмоциях, на «чувственном», дентнфикациях» . Эту тенденцию развития социоло-,еского знания несколько в ином контексте отмечают российские социологи. Так, Ж. Т. Тощенко, говоря об :Овных парадигмах социологического анализа, вынет «социологический реализм (объект нсследова-я — общество, социальные системы, социальные(ая) л-ктуры(а), социальные институты), социологический минализм (объект исследования — индивид, личность, товек, социальные группы и общности)», конструкти-стскую парадигму, интегрирующую в себе две первые годологические стратегии2. Присущая социологнческо-реализму ориентация на общество, продолжает он, та характерна практически для всех социологов X в.; позднее, в XX в., она претерпела «определенную дификацию в работах Э. Дюркгейма, затем Т. Парсон-]'. Мертона, Р. Дарендорфа и др.» и дополнилась па-лигмой социологического номинализма, которая «об-цается к человеку, ориентируется на то, что решаю-)я роль в реальной жизни принадлежит человеку, его ятельности»3. Наряду с этим к концу XX в. в совре-нной социологии наблюдается становление третьей — нструктивистской парадигмы познания социальной кши, ориентированной «на рассмотрение объекта и едмета социологии в единстве объективных условий и тьективных факторов», на изучение «поведения людей '•: социальных существ»'.

Одной из основных причин отхода социологии от "тмодернизма стала, по мнению И. Ф. Девятко, цнфро-н революция в средствах коммуникации, открывшая

ллионам индивидов возможность непосредственного мена информацией, выражения своих позиций и ин-ресов, формирования групп единомышленников, ихсамоорганизации и т. д. В этих условиях, считает она, «именно те функции социологов («интепретаторов и посредников»), которые в последние десятилетия воприни-мались в качестве самых значимых — посреднические, представительские, описательные, организаторские, — окажутся наименее востребованными и интересными кому-либо за пределами нашей дисциплины... Главной станет самая традиционная, пусть и не слишком модная в последние десятилетия объяснительная функция социологического знания. Возникающее «общество знания»... будет ждать от нас именно объяснения происходящего, в том числе в терминах причин и глубинных механизмов...» .

Судя по всему, мировая социология переживает сейчас непростой период переосмысления своей роли в обществе. Показательно в этой связи недавнее обращение к социологическому сообществу известного английского социолога, ректора Лондонской школы экономики Э. Гид-денса, который с сожалением отмечает, что в современном мире чрезвычайных перемен социология не стоит «на самом переднем плане интеллектуальной жизни и общественных дебатов» . Он ссылается, в частности, на то, что «прежде в университетах социология была много популярней психологии, сегодня — наоборот». Причины такого положения дел заключаются не столько в продолжающейся специализации социологического знания, сколько в отсутствии надлежащих усилий по синтезу этого специализированного знания. Ведь «в мировом обществе, — говорит он, — происходят мощные перемены; в результате мы стоим перед целым рядом социальных проблем. Социология в прошлом всегда пыталась связать социальный диагноз с решением возникавших проблем. Сегодня надо действовать также».

Э. Гидденс называет две причины «упадка социологии». Первая состоит в популярности в последние 20 лет очного фундаментализма, который заметно потеснил щальную проблематику: ведь «если разрешают боль-лет во проблем социальной жизни, включая соцпаль-д; справедливость, сфера социальных факторов — д-шая для социологии область — соответственно .■ раздается». Вторую причину он видит в «чувстве бес-, шя многих перед лицом будущего», в том, что «боль-... нет утопических проектов, которые придали бы на-■'двленноеть социальным реформам и мотивирующим идеям» (не удивительно, продолжает он эту мысль, д «психология, занимающаяся проблемами стойкости ловека, по популярности среди студентов обогнала со-ллогию»). Тем не менее современный мир, по мнению . Гидденса, движется «к возрождению сошюлогическо-воображения. Рыночный фундаментализм уходит со Л'ны. Созданы условия для возврата к социальному», этой ситуации он видит задачу социологов «в возрож-лши стиля мышления, который был у истоков социо-■>пш. И немножко больше утопического мышления то-:е поможет — почему бы и нет? ...Нам нужно больше лдитивных идеалов в мире. Но не пустых: это должны лггь идеалы, связанные с реально возможными переме-ами»

Таким образом, один из ведущих европейских и миро-1 лх социологов призывает коллег стать генераторами лей, способных воодушевить и объединить человеческое лобщество. Это значит, что социология, по его мнению, е может ограничиваться лишь функцией фиксации со-гояния общества. Она должна объяснять это состояние с озиций того или иного видения перспектив обществен-ого развития. А отсюда следует, что социологии необходимы ценностные критерии для оценки происходящего, выработка и формулирование таких критериев скорее сего выходят за рамки предмета теоретической социоло-!ш, которая вправе ждать помощи в решении этого во-рооса от социальной теории как «общей концептуальной ; методологической части социальных наук, охватываю-

Гидденс О. К социологическому сообществу. С. 4 — 5.

щей круг «универсальных» проблем социума» . Сформулировать те общечеловеческие ориентиры, которые могли бы выступать критериями для оценки процессов, происходящих в странах, относящихся к разным типам циви-лизационного развития, — это задача социальной теории, объединяющей научные достижения философии, социологии, юриспруденции, экономики, социальной психологии, политологии и других обществоведческих дисциплин.

Отмеченное постмодернистское состояние социальной философии, пронизанное кризисом рациональности, — это, скорее всего, временное явление, свидетельствующее о том, что паука об обществе и западная культура в целом переживают переходный период, на смену которому должна прийти эпоха обновленного социального мышления, основанного на современных метатеориях. Социальная теория нуждается в новых идеях и концепциях общественного развития, которые определили бы направление общецивилизационного прорыва, способное вдохнуть жизнь и энергию в стареющую культуру Запада.

Для российских специалистов (теоретиков и практиков, ученых и политиков) отказ от постмодернистского мировоззрения будет гораздо более сложным делом, чем для западноевропейских интеллектуалов.

1 Цит. по: Рс.тик Ю. М. Социальная теория и теоретическая социология на пути интеграции //' Социс. 2007. № 9. С. 17.

Прежде всего, постмодернизм с его отрицанием теоретических (а главное — идеологических) авторитетов и приоритетов дает ощущение большой творческой свободы, в которой так долго нуждалось отечественное обществоведение. Характерна в этом отношении позиция известного российского социолога В. А. Ядова. «Зрелая теоретическая социология, — пишет он, — сомневается во всем и уж во всяком случае не намерена ни подражать естественно-научной парадигме, ни следовать классике, где методологический принцип — образец некоего совершенства. Сегодня мы находимся в волнующемся океане

или зыбком море взлетов и падений теоретических преданий» . Обосновывая и оправдывая политеорети-пй подход к объяснению социальных явлений, Ядов уподобляет его методу факторного анализа, л, — пишет он, — исходить из более или менее обоечного утверждения, согласно которому ни одна из ,ических (да и современных) теорий не представля-

нн всеобъемлющей, ни вполне адекватной для объ-нпя социальных реалий нашего времени, то почему использовать аналогию работы методом факторно-.ализа?» С помощью различных теорий, продолжает •■ты можем объяснить какую-то часть реальности, а ге все это даст нам целостную картину. В частности, изучения проблемы социальной идентификации он

полагает использовать следующие теоретические под-от марксистского принципа, объясняющего соци-ые процессы «материальными условиями человече-

0 бытия, до фрейдистской идеи об утрате «отцовской лдии» суперэго сверх-Я» . Однако когда мы приме-

1 метод факторного анализа для объяснения того или ■о социального явления, мы должны затем увязать ичные аспекты видения предмета нашего исследова-в рамках какой-то целостной концепции, дающей ;мание закономерностей функционирования иссле-того нами явления. Факторный анализ — это лишь отво для построения теоретической модели, объяс-щей природу исследуемого явления. Точно так же, ;льзуя различные теоретические подходы для объяс-1я фрагментов реальности, мы должны затем соеди-. все это в рамках определенной общей теории, кото-в данном случае будет выступать в виде некой более юкой концепции (метатеории). В противном случае юдователь будет иметь лишь разрозненные сведения гдельных фрагментах соответствующего объекта.

Ядов В. А. Два рассуждения о теоретических ирелпочтени-Социологический журнал. 1995. Ms 2. С. 72. Гам же. С. 70—71.

Но главная привлекательность постмодернизма для российских ученых и политиков связана с его отрицанием единого вектора поступательного цизилизационного движения через индустриализацию, рынок и демократию, с его признанием равноправия различных альтернатив исторического развития. Эта позиция оказывается очень комфортной для российского самосознания, фруст-рнрованного утратой нашей страной статуса мировой сверхдержавы и ее нынешним более чем скромным положением в мире. Сторонники такого подхода утверждают, что в последние годы в мире понизился кредит доверия к модернизации западного типа как к магистральному пути, который рано или поздно должно пройти все человечество. Подобные идеи популярны сейчас во многих странах, не зошедших в так называемый золотой миллиард.

Показательны в этом плане высказывания известного бразильского социолога и политолога С. Аморима. Возражая Ф. Фукуяме — автору нашумевшей в свое время статьи сКонец истории» (в которой современное капиталистическое общество рассматривается как вершина и в этом смысле как конец исторического прогресса), — С. Аморим приводит следующий эпизод из рассказа А. Франса - Прокуратор Иудеи»: постаревший прокуратор на вопрос, помнит ли он о молодом чудотворце по имени Иисус из Назарета, отвечает: «Не помню». Комментируя этот эпизод, С. Аморим замечает, что подобно тому, как для этого римлянина история делается в Риме, а то, что происходит в его отдаленных провинциях, не имеет ни малейшего значения, так и для нынешних «философов развитых стран История окончена лишь потому, что в этих странах не происходит ничего «особенного»; процессы же, идущие в остальном мире, они расценивают как не заслуживающие внимания... Между тем именно эти процессы способны вдохнуть новое дыхание в Историю, придать ей новое качество...»1.

Верно, конечно, что современное капиталистическое .'.щество — это не конец истории, но весьма существенно, гобы «новое качество» истории (т. е. ее продолжение) редставляло собой прогрессивное развитие уже имеющихся общецивнлизационных достижений, а не отказ от дх во имя некоего регионального, национального и про->то своеобразия.

Постмодернистский плюралистический подход к трак-шке исторического развития гораздо более уместен на аиаде, где он отражает озабоченность либеральной ин-аллитенции современными тенденциями унификации ощественной жизни, выражает ее стремление к такому •."стоянию, «где растет внутренняя свобода человека, реодолевается отчуждение и снижается его зависимость ;• хозяйственных и политических институтов»1. Там гот подход направлен прежде всего против высокомер-• до европоцентризма, трактующего нынешнее западное ощество как венец и конец Истории. И было бы пра-ильно, если бы эта мировоззренческая позиция сохранила свою нишу в западной культуре. Однако широкое аспространение постмодернистского релятивизма несет себе серьезную угрозу для Запада. Как справедливо за-:ечает в этой связи известный российский философ '. С. Померанц, характерный для культуры постмодернизма отказ европейцев от европоцентризма одновременно означает отказ «от всякого центра, от всякого фокуса, > котором собирается множественность мира». В этих ус-дшиях для интеллектуалов «третьего мира» подобная деконструкция вчерашних кумиров становится теорети-■:еской деконструкцией западной цивилизации в целом, возникает соблазн утверждения своей антизападной ;ультуроцентричности, своей национальной и конфес-пональной спеси»'. Таким образом, европейская культура сама дает импульс к эскалации того антизападного

мультикультурализма, который уже ставит на повестку дня вопрос о выживании западной цивилизации .

Не менее опасна (хотя и по другим причинам)такая позиция и для России. Конечно, уютно и удобно считать, что идущие в мире трансформационные процессы не имеют четкого вектора развития, а поэтому и нет смысла спорить — свой путь у России или она должна следовать универсальным путем развития цивилизации по западному образцу, — поскольку «нет такой универсальности» . Однако если мы как нация всерьез поддадимся этим успокаивающим иллюзиям и сойдем со своего трудного пути догоняющей модернизации, то окажемся на обочине главного вектора движения истории. Подобная потеря исторических ориентиров по существу означает примирение с неизбежностью экономической и политической отсталости своих народов и, как следствие этого, усиление идеологии национальной и конфессиональной автаркии. Поиск места России в глобализирующемся мире вне вектора движения западной цивилизации по сути дела означает признание ее исторического фиаско. В этом смысле для судеб нашей страны принципиально важно, чтобы в своем постсоциалистическом развитии Россия — при всей ее самобытности и с учетом этой самобытности — сумела воспользоваться результатами достижений человечества и нашла надлежащее место в основном русле глобализационного процесса, а не оказалась на его обочине.

1 См.: Быокенеп П. Дж. Указ. соч. С. 137.

2 Россия реформирующаяся. М., 2002. С. 352.

Поэтому для нас так важно сейчас понять, в чем состоит основной вектор развития западной цивилизации, частью которой следует считать и Россию. Очевидно, что основная нагрузка в решении данного вопроса, относящегося к фундаментальным принципам человеческого бытия, ложится на социальную философию. При этом различные обществоведческие дисциплины, уточняющие и развивающие общефилософское видение, должны под-

,дить к анализу данной проблемы с точки зрения своего , ;сдмета исследования.

Для социологии права, предметом исследования koto-Pi является право в контексте его социальных связей, обый интерес представляет позиция философии права. : --.едлагаемая современной философией права трактовка ,,два как приоритетной общечеловеческой ценности, вы-дкающей меру свободы в общественной жизни, исходит ! представления о том, что основным вектором общеци-длизационного развития человечества является движе-пе к свободе. В конечном счете речь идет о свободе каж-.-го отдельного человека. С позиций такого подхода денно «свобода индивида (ее мера, характер, содержа-де и т. и.) выступает в качестве критерия и основного тога достижений человеческой цивилизации на соответствующей ступени ее развития» .

Этот общий вектор нуждается в конкретизации при-лчштельно к ключевым проблемам современности, главой из которых на данном этапе является, на наш ;гляд, проблема социальной справедливости. Можносказать, что осуществление на практике той или иной модели взаимосвязи двух фундаментальных составляющих общественной жизни -- правовой свободы и социальной справедливости — в значительной мере определяет место страны в системе координат общечеловеческого развития.

Для осмысления в контексте такого подхода состояния и перспектив социально-правового развития России социологии права необходимо опираться на определенную концепцию постсоциалистического развития российского общества. От выбора искомой модели общественного устройства, которая станет для нас критерием оценки нынешнего состояния общественных отношений, тенденций их развития и перспектив утверждения России в глобализирующемся мире, в существенной мере зависит трактовка ключевых социально-правовых проблем, составляющих предмет социологии права.

Обращаясь с этой целью к разработкам общей социологии и философии, социологи права сталкиваются с тем обстоятельством, что отечественная социальная теория не сформулировала пока сколько-нибудь внятной целостной концепции постсоциалистического развития российского общества. В сложившихся условиях российская социология права вынуждена, не дожидаясь концептуального прорыва на общесоциологическом уровне, разрабатывать свои подходы к осмыслению особенностей современной социально-правовой ситуации и социально-правовых тенденций постсоциалистического развития российского общества, исходя из достижений отечественной юриспруденции и прежде всего — философии права.

Для социологии права, представленной в рамках настоящего учебного курса, теоретическим ориентиром в понимании закономерностей и перспектив развития страны в постсоветский период является либертарное правопони-мание, трактующее право как форму свободы, и выстроенная на его основе концепция цивилизма как постсоциалистического общественного строя, в котором формальное правовое равенство дополняется новым (экономическим) содержанием, включающим формальное равенство в сфетношенпй собственности. Предлагаемая вниманию чи-.-тя трактовка предмета, метода и основных направле-псследованпй российской социологии права, по сути л, представляет собой попытку формирования теоретн--.штодологических основ анализа ключевых проблем .ременного российского общества с позиций либертар-

0 правопонимания и концепции цивилизма как такой омы общественного устройства, которую может при-. ь общество с социалистическим прошлым, стремящее-

! вердо встать на путь правового демократического раз-

ГИЯ.

Как мы уже отмечали, в основу концепции цивилиз-■, разработанной академиком В. С. Нерсесянцем , поло-н правовой принцип десоциализации социалистиче-■т собственности, при котором за каждым граждани-м как правомерным наследником некогда общей ''щенародной) собственности признается равное право одинаковую долю от всей десоциализируемой собст-нности. Объективная возможность такого правового особа преобразования социалистической собственности \ словлена реальными итогами предшествующего со-лалистического развития, а концепция постсоциалисти-■ с кого цивилизма выражает исторически более высока ступень правового равенства, свободы и справедливей в социальной жизни. Конечно, время для реализации этой концепции в ее начальном, теоретически чистом виде уже упущено, '".нако ее научный потенциал позволяет и в сложивших-i условиях найти приемлемые параметры возможного •глашения между обществом, властью и бизнесом, спо-абного обеспечить ту меру легитимации власти и собст-"нности, без которой невозможно нормальное развитие

всей системы общественных отношений. Независимо от того, будет ли концепция цивилизма как новой формы общественного устройства востребована российской социальной практикой, в контексте нашего анализа важно прежде всего то обстоятельство, что благодаря этой концепции российское обществоведение (в том числе — и теоретическая социология) получает научно обоснованный критерий для оценки складывающейся социальной практики и научные ориентиры для ее совершенствования.

Весьма показательно, что идеи, созвучные концепции цивилизма, в настоящее время получают все большее распространение на Западе. Так, в Гер?лании широко обсуждаются предложения ряда экономистов о выплате каждому гражданину страны ежемесячной суммы в размере около 1,5 тыс. евро (за счет отмены иных социальных выплат и изменения налогообложения). По замыслу сторонников такого подхода, эти так называемые цивильные деньги, или «деньги для всех», должны составить тот базовый доход, который обеспечит всем гражданам (независимо от их трудового вклада) материальные гарантии достойной жизни, избавит людей от страха перед будущим, а общество от социальных конфликтов . По сути дела, речь идет о наполнении формального правового принципа равных стартовых возможностей новым социальным содержанием, отвечающим реалиям постиндустриального общества, обеспечившего изобилие материальных благ. Разумеется, что подобные предложения в случае их реализации не приведут к c.\ie?ie общественного устройства, они станут лишь очередным шагом на пути к социальному государству в рамках буржуазной модели частной собственности. На Западе, в отличие от России, проделавшей в результате колоссальных усилий и жертв черновую работу по социализации частной собственности, не созданы предпосылки для цнвилитарного преобразования частной собственности отдельных лиц в индивидуальную собственть каждого гражданина. Поэтому там «цивильные ы'п» — это всего лишь фиксированное денежное содер-uiie, возможное как результат благотворительности твенников в пользу несобственников. У нас же граж-,ская собственность — это имущество, приносящее до-... которое должно быть получено в результате возвра-определенной части социалистического наследства ;. кому она правомерно принадлежит. Тем не менее гкение западной общественно-политической мысли в оону признания за каждым гражданином права на ба-ый доход, не зависящий от его трудовых усилий, де-:стрирует всемирно-исторический потенциал концеп-: цивилизма, открывающей перспективы общественно-развития после капитализма, который вовсе не яется «концом Истории».

Таким образом, на базе либертарного правопонимания строена теоретически завершенная концепция право-о развития постсоциалистической России не к капиталу (путь к которому для общества с социалистиче-iM прошлым означает признание его исторического аско), а к цивилизму как к общественному строю, ос-нанному на новом (постсоциалистическом, но вместе с : небуржуазном) типе индивидуальной собственности оответствующему такой стадии правового развития, в :ках которой принцип формального равенства распро-лшяется на сферу экономических отношений собствен-ги. Концепция цивилизма «освобождает общество с шалистическим прошлым от комплекса исторической додноценности и демонстрирует, что социализм — это впустую затраченное время, а самый тяжелый и жес-:пй этап всемирной истории (этап негативный, время тщания прошлого — для будущего) на пути к утверж-шю более высокой ступени человеческой свободы, ра-ютва, справедливости и права» . Колесо всемирной ис->пи, по словам автора данной концепции, прошлось по

: Нерсесянц В. С. Национальная идея России во всемирно-прическом прогрессе равенства, свободы и справедливости. . 2001. С. 40—41.

тем, кто оказался в социалистическом пространстве и времени. Отсюда — потери и трагедии, но здесь — и наша работа на будущее.

Успешное преодоление тех трудностей, с которыми страна сталкивается на пути от авторитаризма к правовой свободе, невозможно без приемлемого для всего общества справедливого правового решения ключевых проблем постсоциалистического развития, связанных с формированием новых отношений собственности. Именно цивилнтарный подход к решению этих проблем, признающий право каждого на изначально равную долю в социалистическом наследстве, может стать основой утверждения всех остальных прав и свобод личности и гарантией от рецидивов социалистического бесправия. Основные положения либертарного правопонимания и концепции цивилизма, базирующиеся на трактовке права как формы свободы, равенства и справедливости в общественной жизни, могут быть эффективно использованы в социологии права при разработке проблем, связанных с поиском правовых форм обеспечения общественного согласия на базе правообразующих интересов, социальной обусловленности права, факторов, влияющих на эффективность действия законодательства, социальных функций права, ценностно-правовых ориентации российского общества и т. д. В сложившихся условиях особенно важно использовать научный потенциал социологии права, наработанный ею теоретический и методологический инструментарий для поиска таких правовых решений социальных проблем, которые способствовали бы введению социальных конфликтов в правовое русло и их эффективному разрешению на базе правового принципа общей воли.

Для успешного решения этих задач нужна принципиальная корректировка сформировавшейся в советский период научной парадигмы отечественной социологии права, переориентация исследовательского интереса с вопросов, связанных с реализацией уже принятого законодательства, на изучение генезиса права. Речь идет о необходимости включения в предмет исследований социологии ава (помимо ставшего уже традиционным изучения про-т'сов реализации права) проблематики социальной обу->вленности права и легитимности законодательных ре-■ний; сравнительного анализа права и других социаль-ых регуляторов в рамках складывающейся в обществе .стемы нормативной саморегуляции и выявления факти-;-ских норм, которые по своей правовой природе и регу-нтивно-правовому значению нуждаются в законодатель-•м закреплении; поиска эффективных средств и форм . зрешения социальных конфликтов на базе правового юсоба согласования различных интересов; ценностно-лрмативной структуры общественной жизни, механизме соционормативной саморегуляции и т. д. При этом, дзумеется, не утрачивает своего научного и практическо-j значения и изучение эффективности действующего за-онодательства. Однако эффективность закона должна оактоваться уже не как степень достижения внешних по ■■'ношению к праву политических, экономических, идео-эгических и т. п. целей, а прежде всего как его способ-ость быть всеобщей формой согласования социальных дтересов, обеспечивающей снижение уровня социальных ■ нфликтов и гарантирующей максимально возможную ■"ру свободы людей в соответствующих сферах общест-лгаой жизни.