Удлинение цепочек взаимозависимости
Каковы макроструктурные изменения, которые имеют столь большое значение для процесса цивилизации? Их можно описать как удлинение «цепочек взаимозависимости»:
С ранних этапов существования западного мира по настоящее время социальные функ ции под давлением конкуренции все более и более дифференцировались. Чем боле< различными они становятся, тем больше возрастает число функций и, таким образом количество людей, от которых постоянно зависит индивид во всех своих действиях -
[442]
от простейших и самых банальных до более сложных и нестандартных. По мере того как все большее число людей должно приноравливать собственное поведение к поведению других, паутина действий организовывается строже и точнее, чтобы каждое индивидуальное действие исполнило свою социальную функцию. Индивид вынужден регулировать свое поведение, придерживаясь все более дифференцированных, более взвешенных и твердых манер... усложняющийся и все более постоянный контроль за поведением с самого раннего возраста все в большей степени усваивается самим индивидом, подобно автоматизму, самоограничению, которому он не может сопротивляться, даже если сознательно желает этого (Elias, 1939/1982, р. 232-233).
Следствием описанного процесса является «удлинение цепочек социального действия и взаимозависимости», что способствует соответствующей потребности индивидов сдерживать свои эмоции, развивая «привычку связывать события в свете причинно-следственных отношений» (Elias, 1939/1982, р. 236).
Таким образом, по Элиасу, рост дифференциации социальных функций играет ключевую роль в процессе цивилизации. Кроме этого, в связи с ней важно, что Элиас называет «тотальной реорганизацией социальной материи» (Elias, 1939/ 1982, р. 234). Здесь он описывает исторический процесс появления более стабильных центральных органов общества, монополизирующих средства физического принуждения и налогообложения. Существенное значение в этом процессе имеет возникновение абсолютной королевской власти, а также придворного общества (особенно во Франции, в частности, в период правления Людовика XIV, хотя дворы европейских монархий были тесно связаны друг с другом). Здесь действует то, что Элиас называет «королевским механизмом»: короли появляются при наличии особой фигурации, когда соперничающие функциональные группы амбивалентны (одновременно зависимость друга от друга и враждебность по отношению друг к другу), а власть оказывается поровну распределенной между ними, что препятствует возникновению серьезного конфликта или итогового компромисса. По словам Элиаса, «оптимальная власть, которая обычно находит свое выражение в автократии, достигается центральным органом не в том случае, когда рождается сильная правящая личность, а при условии, что особая социальная структура обеспечивает для этого возможность» (Elias, 1939/1982, р. 174). Иными словами, король появляется, когда имеется соответствующая фигурация.
Королевский двор играет, согласно Элиасу, особую роль, поскольку именно здесь происходили изменения, которые, в конечном счете, оказывали воздействие на все общество. В отличие от воина, которому было свойственно с легкостью прибегать к насилию, поскольку его цепочки взаимозависимости были достаточно коротки, придворные дворяне, связанные со многими иными дворянами гораздо более длинными цепочками взаимозависимости, считали нужным быть более восприимчивыми к другим. Дворянство находило все более затруднительным давать свободу своим эмоциям, проявляющимся в насилии и подобного рода действиях. Кроме того, укреплялась сила ограничений, связанная с тем, что король приобретал все больший контроль над средствами принуждения. «Монополизация физического принуждения, концентрация оружия и вооруженных людей под властью одного человека... вынуждает мирных безоружных людей быть менее воинственно настроенными, прибегать к особой предусмотрительности или рассудительно-
[443]
сти; иными словами, она навязывает людям большую или меньшую степень самоконтроля» (Elias, 1939/1982, р. 239). Монополия силы тесно связана со способностью короля концентрировать в своих руках налогообложение, поскольку налоги — это то, что позволяет ему финансировать контроль над средствами принуждения (Elias, 1939/1982, р. 208). Фактически Элиас описывает ситуацию взаимодействия двух монополий: «Финансовые средства, таким образом поступающие правителю, поддерживают его монополию на вооруженное принуждение, тогда как она, в свою очередь, поддерживает монополию на налогообложение» (Elias, 1939/ 1982, р. 104). Кроме того, рост дохода королевской казны сопровождается снижением доходов дворянства, а неравенство способствует дальнейшему усилению королевской власти (Elias, 1969/1983, р. 155).
Дворяне играют ключевую роль в процессе цивилизации, поскольку изменения, происходящие в этой элитной группе, постепенно распространяются на все общество:
Именно в придворном обществе формируются основные модели поведения, которые, объединяясь с другими и изменяясь в соответствии с той позицией, которую занимают прибегающие к этим моделям группы, распространяются, заставляя проявлять предусмотрительность, на все более широкие группы функций. Из-за своего особого положения люди, принадлежащие к придворным кругам, более чем какая-либо иная группа западного общества, испытывающая на себе влияние Такого процесса, оказываются специалистами по разработке и формированию моделей социального поведения (Elias, 1939/1982, р. 258).
Эти появившиеся на Западе перемены распространились и на другие части света.
Появление королевской власти и двора, а также исторический переход от фигуры воина к придворному (или процесс превращения воина в дворянина) представляют собой, с точки зрения Элиаса, важнейший «рывок» в процессе цивилизации. Идея «рывков» — средоточие предложенной Элиасом теории социальных изменений: он не считает их ровным однонаправленным процессом, полагая последний со множеством стартов и остановок, а также как разнонаправленное движение.
Хотя Элиас придает огромное значение феномену королевского двора1, конечная причина последовавших решающих изменений состоит в изменении всей социальной фигурации того времени. То есть ключевое значение имели изменения во взаимоотношениях между различными группами (например, между воинами и дворянами), а также изменения во взаимоотношениях между индивидами в этих группах. Кроме того, эта фигурация определяла ограничения в равной степени для дворянства и для короля: «Принцы и аристократы могут показаться людьми, ведущими свободную от принуждения жизнь. Тут... стало очевидным, чем ограничены представители высших классов и в не меньшей степени тот из них, кто обладает наибольшей властью, — монарх» (Elias, 1969/1983, р. 266).
Начиная со времени господства короля и его придворных, происходит постепенное движение к формированию государства. Другими словами, когда имеется частная (королевская) монополия на военную силу и налоги, появляется основа для
1 Интересное исследование двора, буржуазии и их влияния на Моцарта см. в Elias, 1993.
[444]
общественной монополии на эти ресурсы — т. е. для образования государства. Существует непосредственная связь между укреплением королевской власти и затем государством как контролирующими органами в обществе и параллельным развитием контролирующих установок отдельной личности. Совместное установление такого рода ограничений ведет к их беспрецедентной власти над способностью индивида воздействовать на собственные эмоции. Нельзя сказать, что до этого времени самоконтроль у людей совершенно отсутствовал, но он стал постоянным, неколебимым, затрагивая все больше аспектов человеческой жизни. Утверждение Элиаса о том, что, обладая более длинными цепочками взаимозависимости, «индивид учится контролировать себя во всем и всегда; тогда он в меньшей степени узник своих страстей» (Elias, 1939/1982, р. 241), очень близко позиции Дюркгейма.
Любопытно в то же время признание Элиаса, что этот контроль не оборачивается абсолютным благом. Жизнь стала менее опасной, однако она также стала приносить меньше удовольствий. Неспособные непосредственно выразить свои эмоции люди вынуждены находить другие отдушины, например в мечтах или книгах. Кроме того, борьба, ранее проявлявшаяся как нечто внешнее, выступила в качестве, говоря языком Фрейда, борьбы Оно и Суперэго. (На воззрения Элиаса, касающиеся личности человека, огромное влияние оказала теория Фрейда.) Таким образом, способствуя уменьшению насилия, рост контроля над эмоциями вызвал усиление скуки и беспокойства.
Удлинение цепочек взаимозависимости соотносится не только с ужесточением контроля над аффектами, но и с возрастающей восприимчивостью людей по отношению к другим и к самим к себе. Кроме того, человеческие суждения приобретают более тонкие оттенки и нюансы, благодаря чему люди более способны оценивать и контролировать как себя, так и других. До того как появилось придворное общество, им приходилось защищать себя от насилия и угрозы смерти. Позднее, когда эта опасность стала меньше, люди могли позволить себе стать более восприимчивыми по отношению к менее значительным угрозам и действиям. Эта возросшая чувствительность становится важнейшим аспектом процесса цивилизации, а также имеет ключевое значение для его дальнейшего развития.
Огромную роль в этом процессе играет социализация молодых, в ходе которой они усваивают механизмы самоограничения. Однако и в этом случае есть проблемы: «Приобщение молодого человека к цивилизации никогда не бывает абсолютно безболезненным процессом; оно всегда оставляет шрамы» (Elias, 1939/1982, р. 244).
Резюме
Основным предметом рассмотрения в данной главе является интеграция подходов к микро- и макроуровням. Развитие такого рода теорий чревато возвратом к вопросам, интересовавшим титанов социологической мысли, а также отходом от крайних микро- или макропозиций в теории, чем во многом характеризовалась американская социологическая теории XX в. Тогда как до 1980-х гг. вопросу интеграции подходов к микро- и макроуровням уделялось мало внимания, в это десятилетие и в течение 1990-х интерес к данной теме резко возрос. Работы, касающиеся этой области, создавались в рамках полярных теорий, а также различных
[445]
подходов промежуточного плана. Некоторые из них были сфокусированы на объединении микро- и макротеорий, тогда как остальные рассматривали взаимосвязь микро- и макроуровней социального анализа. Помимо этого базового различия существуют значительные расхождения во взглядах на интеграцию указанных теорий и уровней.
Существенное место в данной главе занимает разбор нескольких важнейших работ, посвященных интеграции микро- и макроуровней социального анализа. Три автора, Ритцер, Александер и Уайли, развивают очень схожие «микро-макромодели» социального мира. Несмотря на то что между ними имеются существенные отличия, указываемые ими похожие образы социального мира отражают показательное сближение ученых, стремящихся к объединению микро- и макроуровней социального анализа.
Значительно более узкой теорией является концепция Коулмена, который сосредоточивается на переходе от микро- к макроуровню и их соединении в таком направлении. Его исследования критикуют за неспособность описать специфику соединения при переходе от макро- к микроуровню, а также за отсутствие диалектического понимания социального мира. В этом контексте также рассматривается наследие Лиски, поскольку тот предпринимает попытку преодолеть ограниченность свойственного Коулмену подхода и изучить вопрос перехода от макро-к микроуровню. Лиска подчеркивает значение агрегации и контекстуальных факторов в рассмотрении соединения феноменов микро- и макропорядка. Предпринятая Коллинзом попытка построить теорию интеграции двух полюсов критикуется за редукционизм — тенденцию сводить макрофеномены к микроявлениям.
Данная глава завершается подробным ознакомлением с работами одного из европейских предшественников американских теорий интеграции — Норберта Элиаса. Особенно актуальны его представления в области фигурационной социологии, а также сравнительно-историческое исследование взаимосвязи относящихся к микроуровню манерам и происходящих на макроуровне изменений при дворе короля и в государстве.
[446]
Глава 11