Будущее символического интеракционизма

В 1990-х гг. Гари Файн (Fine, 1993) предложил интересный портрет символиче­ского интеракционизма. Его основным тезисом стало то, что символический инте-ракционизм сильно изменился за последние годы. Четыре понятия описывают сим­волический интеракционизм. Во-первых, он претерпел значительную фрагментацию со времени своего расцвета в Чикагском университете в 1920-х и 1930-х гг. Огром­ное разнообразие работ ныне объединено под общим названием символический интеракционизм. Во-вторых, символический интеракционизм подвергся расши­рению и вышел далеко за рамки традиционного интереса к отношениям на микро­уровне. В-третьих, символический интеракционизм вобрал в себя идеи многих дру­гих теоретических позиций. Наконец, идеи символического интеракционизма были, в свою очередь, восприняты другими социологами, которые целенаправленно зани­мались другими теоретическими вопросами. Помимо этого, символические инте-ракционисты серьезно занимаются некоторыми важными проблемами социологи­ческой теории в 1990-х гг.: сближением микро- и макроподходов, взаимосвязью социальных структур и социального действия и т. д.

Таким образом, различия между символическим интеракционизмом и други­ми социологическими теориями заметно стерлись. Хотя символический интерак­ционизм не прекратит существование, становится все менее понятно, что означа­ет быть символическим интеракционистом (и социологом-теоретиком любого другого направления подобного рода). Файн так говорит об этом:

Предсказывать будущее опасно, но очевидно, что термин «символическое взаимодей­ствие» останется... При этом мы будем находить больше смешения, больше взаимооб­мена и больше взаимодействия. Символическое взаимодействие в будущем будет слу­жить в качестве удобного обозначения, но будет ли за этим стоять смысл? (Fine, 1993, р. 81-82)

В данной книге мы рассматриваем происходящий среди многих социологиче­ских теорий синтез. Все это ставит более общий вопрос: будет ли какой-нибудь из известных теоретических терминов описывать характерный для будущего тип мышления?

Резюме

Эта глава начинается кратким рассмотрением источников символического интерак­ционизма в философии прагматизма (творчество Джона Дьюи) и в психологическом бихевиоризме (творчество Джона Б. Уотсона). По причине совокупного воздействия прагматизма, бихевиоризма и других течений, например социологии Зиммеля, в Чикагском университете в 1920-х гг. возник символический интеракционизм.

Созданный символический интеракционизм отличался от психологического редукционизма, свойственного бихевиоризму, и структурного детерминизма бо­лее макроориентированных социологических теорий, таких как структурный функ­ционализм. Его отличительной чертой была направленность на мыслительную способность акторов и их отношение к действию и взаимодействию. Все это по-

[285]

нималось с точки зрения процесса; существовало определенное нежелание рас­сматривать принуждение актора со стороны внутренних психологических состо­яний или факторов крупных структур.

Наиболее важная теория в символическом интеракционизме — теория Джорд­жа Герберта Мида. Существенно, что теория Мида придавала социальному миру первичный характер и приоритетное значение. Иначе говоря, сознание, разум, самость и т. д. возникают именно из социального мира. Важнейшей единицей ана­лиза в его социальной теории выступает действие. Это понятие включает четыре диалектически связанные стадии: импульс, ощущение, манипуляцию и потреб­ление. В социальном действии участвуют два или более человека, и основной ме­ханизм социального действия — жест. Хотя и низшие животные, и люди способны разговаривать с помощью жестов, только человек может сознательно использовать значение жестов. Характерная особенность людей состоит в том, что они способны порождать голосовые жесты, и это приводит к отличительной человеческой спо­собности создавать и использовать значащие символы. Значащие символы приво­дят к развитию языка и специфически человеческой способности к коммуникации, в полном смысле слова. Благодаря значащим символам возможно мышление, а так­же символическая интеракция.

Мид рассматривает множество ментальных процессов как часть более обшир­ного социального процесса, в том числе рефлексивный интеллект, сознание, мыс­ленные образы, значение и в целом разум. Человек обладает отличительной спо­собностью вести внутренние беседы с собой. Все умственные процессы, с точки зрения Мида, разместились скорее в социальном процессе, а не в мозгу.

Самость — это способность воспринимать себя как объект. Опять же самость воз­никает в рамках социального процесса. Общий механизм самости заключается в спо­собности людей ставить себя на место других, действовать, как действуют другие, и рассматривать себя с точки зрения других. Мид прослеживает развитие самости на стадиях ролевой и коллективной игр ребенка. Особенно важно на последнем этапе возникновение обобщенного другого. Способность видеть себя с точки зрения сооб­щества необходима для появления самости, а также деятельности организованных групп. Самость также имеет две фазы — /, которое является непредсказуемым твор­ческим аспектом самости и те, которое представляет собой организованный набор установок других, принимаемым актором. Социальный контроль проявляется в те, тогда как / предстает источником обновления в обществе.

Мид относительно немного говорит об обществе, которое понимает в наибо­лее общем виде как протекающие социальные процессы, предшествующие разу­му и самости. Миду во многом недостает макроуровневого понимания общества. Институты практически отождествляются с групповыми обычаями.

Символическому интеракционизму присущи следующие основные принципы.

1. Человеческие существа, в отличие от низших животных, наделены мысли­тельной способностью.

2. Мыслительная способность формируется социальным взаимодействием.

3. В социальной интеракции люди усваивают значения и символы, позволяю­щие им осуществлять мыслительные способности, свойственные человеку.

[286]

4. Значения и символы позволяют людям действовать и взаимодействовать характерным для человека образом.

5. Люди способны модифицировать и изменять значения и символы, исполь­зуемые ими в действии и взаимодействии, на основе своей интерпретации ситуации.

6. Люди способны осуществлять эти модификации и изменения отчасти в силу способности взаимодействовать с собой, что позволяет им исследовать воз­можные направления действия, оценивать их сравнительные преимущества и недостатки, а затем выбирать один из вариантов.

7. Взаимосвязанные эпизоды действия и взаимодействия составляют группы и общества.

В контексте этих общих принципов мы стремились описать особенности твор­чества нескольких видных мыслителей в традиции символического интеракциониз-ма, в том числе Чарльза Хортона Кули, Герберта Блумера и, что особенно важно, Ирвинга Гофмана. Мы детально рассмотрели гофмановский драматургический ана­лиз социального «Я» и связанные с ним работы по ролевой дистанции, стигме и анализу фреймов. Мы также отметили, что посвященное фреймам творчество Гоф­мана развило тенденцию его ранних работ и продвинулось в направлении структу­ралистского анализа.

Мы описали некоторые основные направления в критике символического инте-ракционизма, равно как и три попытки придать ему более целостный и интеграль­ный характер: переосмысление подходов Мида и Блумера с интегральной точки зрения, попытку Страйкера разработать подход, удовлетворительно описывающий макроуровневые явления, и попытку Дензина переориентировать символический интеракционизм в направлении исследований культуры, иостструктурализма и постмодернизма. Глава заканчивается рассмотрением одного из вариантов будуще­го состояния символического интеракционизма.

[287]

Глава 7.

Этнометодология

Этнометодология — слово, имеющее древнегреческие корни, означает «методы», к каким прибегают люди в своей повсе­дневной деятельности. Иными словами, мир тогда осознается под углом практического исполнения, люди же — как существа рациональные, правда, для повседневных действий им необхо­димо «практическое мышление», а не формальная логика.

Определение этнометодологии

Сначала обратимся к определению этнометодологии, пред­ложенному выше — в главе 2. Этнометодология —• научная область, изучающая «остов знаний, которые люди называют здравым смыслом, ряд соответствующих процедур и сообра­жений, благодаря которым члены социума придают обсто­ятельствам, в которых они оказываются, смысл, определяют свой способ действий в этих обстоятельствах и воздействия на них» (Heritage, 1984, р. 4).

Понять природу этнометодологии можно, обратившись к определениям, какие давал ее основатель Гарольд Гарфин-кель (Garfinkel, 1988,1991). Как и Дюркгейм, он считает «со­циальные явления» фундаментальными социологическими феноменами, но истолковывает их по-другому. Согласно Дюркгейму, они носят внешний и принудительный в отноше­нии индивидов характер. Сторонники такой точки зрения считают, что акторы принуждаются или их действия обус­ловливаются социальными структурами и институтами и почти не способны к независимым суждениям. По едкому замечанию представителей этнометодологии, эти социо­логи склонны относиться к действующим субъектам как к «остолопам».

Этнометодология, напротив, расценивает объективность социальных явлений как свершения «участников» (опреде­ление понятия будет дано ниже) — как результат их мето­дологических действий. Гарфинкель, в своем неподражае-

[288]

Гарольд Гарфинкель: биографический очерк1

Подобно многим, выросшим в годы Великой депрессии и Второй мировой войны, путь Га­рольда Гарфинкеля, в результате приведший его в социологию, был непрост. Гарфинкель родился в Ньюарке (штат Нью-Джерси) 29 октября 1917 г. Его отец продавал иммигрантам в рассрочку хозяйственные товары. Более всего он хотел, чтобы Гарольд освоил торговый бизнес, но тот мечтал учиться в колледже. Работая вместе с отцом, он одновременно стал посещать курсы бизнеса в университете Ньюарка, не имевшем тогда надлежащей аккре­дитации. Поскольку там преподавали в основном выпускники Колумбийского университе­та, их уровень был достаточно высок, но из-за отсутствия у молодых преподавателей практического опыта, курсы страдали отвлеченным, сугубо теоретическим характером. ■ Очевидно, проявившаяся позднее склонность Гарфинкеля к «отчетам» объясняется отчас­ти влиянием атмосферы такого обучения и, в частности, курсов бухгалтерского учета, «те­ории отчетов». "Как сделать колонки и цифры понятными [начальству]?" — по словам Гарфинкеля, непростой вопрос» (Rawls, издание готовится к печати). Важным для него оказалось и общение в Ньюарке с другими студентами-евреями, которые слушали курсы по социологии и позднее стали учеными в области социальных наук.

Закончив в 1939 г. университет, Гарфинкель провел лето в трудовом лагере квакеров, находившемся в штате Джорджия. Там он узнал, что в университете Северной Кароли­ны имеется социологическая программа, нацеленная на содействие таким проектам, как тот, в котором он участвовал. Будучи принятым, Гарфинкель выбрал в качестве ру­ководителя своей диссертации Гая Джонсона. Интерес последнего к расовым отноше­ниям повлиял на предпочтения самого Гарфинкеля: темой его магистерской диссерта­ции стал вопрос об убийствах на расовой почве. Он также познакомился с различными социальными теориями и, о чем надлежит особо упомянуть, с работами феноменоло­гов и опубликованной в 1937 г. «Структурой социального действия» Талкотта Парсонса. Подавляющее большинство выпускников университета Северной Каролины интересова­лись тогда статистикой и «научной социологией». Гарфинкель же увлекся теоретически­ми аспектами, а также идеями Флориана Знанецкого, изложенными в теперь почти за­бытой книге, которая была посвящена вопросам социального взаимодействия и точке зрения актора.

В 1942 г. Гарфинкель был призван в состав военно-воздушных сил. В Майами он го­товил войска к танковым сражениям на поле для игры в гольф, причем не видя са­мих танков, располагая только их изображениями, напечатанными в журнале «Лайф». Все настоящие машины были задействованы в боевых действиях. Человек, предпочитавший теоретическим отчетам конкретные эмпирические детали, обучал солдат, готовя­щихся к отправке на фронт, сражаться с воображаемыми танками, при том что бли-

мом и едва доступном пониманию стиле, излагает, что находится в фокусе этно-методологии:

Для этнометодологии объективная реальность социальных фактов — это локально и эндогенно осуществляемое, естественно организованное, рефлексивно объяснимое, непрестанное практическое дело, везде, всегда, исключительно, всецело являющееся созданием участников, у которых нет перерывов, возможности уклониться от этого, сокрыться, передать его другому, отсрочить или заплатить выкуп, — и, следовательно, выступающее фундаментальным социологическим феноменом (Garfinkel, 1991, р. 11)-

Иначе говоря, этнометодология изучает организацию повседневной жизни, или, по словам Гарфинкеля (Garfinkel, 1988, р. 104), «вечное, обычное общество». По вы­ражению Поллнера, это «необыкновенная организация обыкновенного» (Pollner, 1987, p. xvii).

Этнометодологию невозможно назвать макросоциологией в понимании Дюркгей-ма, но ее приверженцы также не считают ее и микросоциологией. Таким образом, хотя

[289]

Гарольд Гарфинкель: биографический очерк1 (окончание)

зость к ним в действительности становилась вопросом жизни и смерти. Трудно даже представить, как этот опыт повлиял на развитие его представлений. Он обучал сол­дат, как следует метать гранаты под гусеницы танков, уметь быть недосягаемым для них, стрелять по предполагаемым танковым укреплениям. Благодаря этому заданию обнаружилась новая грань вопроса об адекватном описании действий и их объяс­нения, чем Гарфинкель занимался в Северной Каролине в теоретическом плане (Rawls, издание готовится к печати)

По завершении войны он продолжил обучение в Гарварде и учился там у Толкотта Пар-сонса. Если его учитель считал приоритетными абстрактные категории и общие пра­вила, то Гарфинкель — детальное описание явлений. Этот вопрос стал главным пред­метом полемики в социологии, когда Гарфинкель достиг заметных успехов в данной области. Однако более всего его волновало не отвлеченное рассмотрение теорети­ческого направления, а реализация его в практике. Еще будучи студентом Гарварда, Гарфинкель два года преподавал в Принстоне. После получения докторской степени он переехал в штат Огайо, где два года изучал специфику командования экипажем са­молетов и подводных лодок. Это исследование было прекращено из-за недостатка финансирования, и Гарфинкель в скором времени подключился к исполнению проек­та, связанного с анализом деятельности присяжных заседателей из города Вичита (штат Канзас). Подготавливая доклад об этой работе для собрания Американской со­циологической ассоциации, Гарфинкель в 1954 г. попытался объяснить, что привлек­ло его внимание в рассуждениях присяжных и вообще в социальной жизни, и предло­жил для этого термин «этнометодология» .

Осенью 1954 года Гарфинкель занял место в Калифорнийском университете (Лос-Анд­желес). Здесь он работал вплоть до выхода на пенсию в 1987 г. Он сразу внедрил на сво­их семинарах термин «этнометодология». Наиболее активные из его учеников приняли подход Гарфинкеля, способствуя его распространению в Соединенных Штатах и во всем мире. Группа социологов, особенно Харви Сакс, Иммануил Щеглофф и Гейл Джеффер-сон, вдохновленная идеями Гарфинкеля, разработали анализ высказываний, составля­ющий сейчас наиболее значительную разновидность этнометодологии.

1 Данный биографический очерк создан на основе работы Анн Роулз «Гарольд Гарфинкель» из книги под ред. Джорджа Ритцера «The Blackwell Companion to Major Social Theorists». Cambridge, MA and Oxford, England: Blackwell, издание готовится к печати.

ее сторонники не считают действующих субъектов остолопами, они также не призна­ют людей «бесконечно рефлексирующими, познающими себя и все рассчитывающи­ми» (Heritage, 1984, р. 118). Скорее, вслед за Альфредом Шюцом, они признают, что самые распространенные действия — рутинные и относительно необдуманные. Гил­берт (Hilbert, 1992) утверждает, что представители этнометодологии изучают не ак­торов или индивидов, а скорее «участников». Однако те строго и исключительно рас­сматриваются «[как] действия участников — практически отработанные действия, в результате которых производится то, что воспринимается ими как большая струк­турой организации или малая структура взаимодействия или личности» (Hilbert, 1992:193). В итоге представителей этнометодологии не интересуют ни микро-, ни мак­роструктуры; они исследуют «искусные» действия, создающие структуры обоих ти­пов. Таким образом, Гарфинкель и другие представители этнометодологии нащу­пали в традиционных социологических рамках новый подход к объективным структурам, как макро-, так и микроуровня (Maynard & Clayman, 1991).

[290]

Одним из ключевых положений Гарфинкеля относительно этнометодов являет­ся мысль об их «рефлексивной объяснимости» Объяснения (оценки) — это способы с помощью которых акторы истолковывают (описывают, критически осмысливают и идеализируют) конкретные ситуации (Bittner, 1973; Orbuch, 1997). Истолкование — это процесс выдвижения людьми «объяснений» для логического осмысления мира. Сторонники этнометодологии уделяют большое внимание анализу «объяснений», данных человеком, а также способам, какими эти «отчеты» воспринимаются и при­нимаются (или отклоняются) другими. Именно поэтому особое место отводится ана­лизу разговоров. Например, когда студентка объясняет профессору, почему провали­лась на экзамене, она предлагает конкретное толкование, тем самым пытаясь придать происшествию определенный смысл, внятный профессору. Приверженцев этномето­дологии интересует природа такого «объяснения», а более широко — практики ис­толкования (Sharrock & Anderson, 1986), прибегая к которым студентка предлагает «объяснение», а профессор принимает (или отвергает) его. При анализе «объясне­ний» сторонники данной научной области придерживаются позиции «этнометодо-логического безразличия». То есть они не выносят суждений о природе таких «объяснений» , рассматривая их лишь в плане использования в практических дей­ствиях. Кроме того, ими анализируются методы, необходимые как говорящему, так и слушающему, чтобы выдвигать, понимать и принимать или отвергать данные истол­кования (об этом см.: Young, 1997).

Развивая эти идеи, представители этнометодологии указывают, что социоло­ги, как и все, предлагают именно «объяснения». Следовательно, сообщения о со­циологических исследованиях следует расценивать как «объяснения» и анализи­ровать, подобно иным «отчетам». Такой взгляд разрушает иллюзии относительно деятельности социологов, да и вообще любых ученых. Значительная доля социо­логического знания (впрочем, вообще всех наук) состоит из интерпретаций, ос­нованных на здравом смысле. Соответственно, последователи этнометодологии изучают «объяснения» социологов точно так же, как «толкования» непрофессио­налов. В результате, повседневная деятельность социологов и прочих ученых под­вергается в этнометодологии критическому разбору.

Заметим, что «объяснения» рефлексивны в том плане, что они включаются в формирование ситуации, которую выявляют и которую предназначены рассмат­ривать. Таким образом, стремясь описать действия людей, мы перестраиваем при­роду того, что они делают. Это верно в случае и с социологами, и с непрофессио­налами. В процессе изучения и описания социальной жизни социологи изменяют то, что изучают. Это означает следующее: субъекты меняют свое поведение, по­скольку становятся объектами тщательного изучения, реагируя тем самым на то, что их поведение анализируется (сходную мысль см. в главе 11, при рассмотрении «двойной герменевтики» Гидденса).

Наши рекомендации