Тайна первоначального накопления

Мы видели, как деньги превращаются в капитал, как капитал производит прибавочную стоимость и как за счет прибавочной стои­мости увеличивается капитал. Между тем накопление капитала пред-

*Цит. по: Маркс К. Капитал. Т. 1, гл. XXIV// Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М., 1960. Т. 23. С. 725—744, 759—761, 770—773. Цитируемый текст иллюстрирует содержание главы 17 базового пособия учебного комплекса по общей социологии.

полагает прибавочную стоимость, прибавочная стоимость — капита­листическое производство, а это последнее — наличие значительных масс капитала и рабочей силы в руках товаропроизводителей. Таким образом, все это движение вращается, по-видимому, в порочном кругу, из которого мы не можем выбраться иначе, как предположив, что капиталистическому накоплению предшествовало накопление «первоначальное» («previous accumulation», по А. Смиту), — нако­пление, являющееся не результатом капиталистического способа производства, а его исходным пунктом...

Капиталистическое отношение предполагает, что собственность на условия осуществления труда отделена от рабочих. И как только капиталистическое производство становится на собственные ноги, оно не только поддерживает это разделение, но и воспроизводит его в постоянно возрастающем масштабе. Таким образом, процесс, создающий капиталистическое отношение, не может быть ничем иным, как процессом отделения рабочего от собственности на условия его труда, — процессом, который превращает, с одной сто­роны, общественные средства производства и жизненные средства в капитал, с другой стороны, — непосредственных производителей в наемных рабочих. Следовательно, так называемое первоначальное накопление есть не что иное, как исторический процесс отделения производителя от средств производства. Он представляется «перво­начальным», так как образует предысторию капитала и соответству­ющего ему способа производства.

Экономическая структура капиталистического общества вырос­ла из экономической структуры феодального общества. Разложение последнего освободило элементы первого.

Непосредственный производитель, рабочий, лишь тогда полу­чает возможность распоряжаться своей личностью, когда прекра­щаются его прикрепление к земле и его крепостная или феодальная зависимость от другого лица. Далее, чтобы стать свободным про­давцом рабочей силы, который несет свой товар туда, где имеется на него спрос, рабочий должен был избавиться от господства цехов, от цеховых уставов об учениках и подмастерьях и от прочих стес­нительных предписаний относительно труда. Итак, исторический процесс, который превращает производителей в наемных рабочих, выступает, с одной стороны, как их освобождение от феодальных повинностей и цехового принуждения; и только эта одна сторона существует для наших буржуазных историков. Но, с другой сторо­ны, освобождаемые лишь тогда становятся продавцами самих себя, когда у них отняты все их средства производства и все гарантии

существования, обеспеченные старинными феодальными учреж­дениями. И история этой их экспроприации вписана в летописи человечества пламенеющим языком крови и огня...

В истории первоначального накопления эпоху составляют i юревороты, которые служат рычагом для возникающего класса ка­питалистов, и прежде всего те моменты, когда значительные массы людей внезапно и насильственно отрываются от средств своего су­ществования и выбрасываются нарыноктруда в виде поставленных вне закона пролетариев. Экспроприация земли у сельскохозяйствен­ного производителя-крестьянина составляет основу всего процесса. Ее история в различных странах имеет различную окраску, проходит различные фазы в различном порядке и в различные исторические эпохи. В классической форме совершается она только в Англии, которую мы поэтому и берем в качестве примера...

2. Экспроприация земли у сельского населения<...> Пролог переворота, создавшего основу капиталистиче­ского способа производства, разыгрался в последнюю треть XV и первые десятилетия XVI столетия. Масса поставленных вне закона пролетариев была выброшена на рынок труда в результате роспуска феодальных дружин, которые, по справедливому замечанию сэра Джемса Стюарта, «везде бесполезно заполняли дома и дворы». Хотя королевская власть, будучи сама продуктом буржуазного развития, в своем стремлении к абсолютизму насильственно ускоряла роспуск этих дружин, она отнюдь не была его единственной причиной. Круп­ные феодалы, стоявшие в самом резком антагонизме к королевской власти и парламенту, создали несравненно более многочисленный пролетариат, узурпировав общинные земли и согнав крестьян с земли, на которую последние имели такое же феодальное право собственности, как и сами феодалы. Непосредственный толчок к этому в Англии дал расцвет фландрской шерстяной мануфактуры и связанное с ним повышение цен на шерсть. Старую феодальную знать поглотили великие феодальные войны, а новая была детищем своего времени, для которого деньги являлись силой всех сил. Пре­вращение пашни в пастбище для овец стало лозунгом феодалов...

Насильственная экспроприация народных масс получила новый страшный толчок в XVI столетии в связи с Реформацией и сопро­вождавшим ее колоссальным расхищением церковных имений. Ко времени Реформации католическая церковь была феодальной собственницей значительной части земли и Англии. Уничтожение монастырей и т.д. превратило в пролетариат их обитателей. Сами цер-

ковные имения были в значительной своей части подарены хищным королевским фаворитам или проданы за бесценок спекулирующим фермерам и горожанам, которые массами сгоняли с них их старых на­следственных арендаторов и соединяли вместе хозяйства последних. Гарантированное законом право обедневших земледельцев на извест­ную часть церковной десятины было у них молчаливо отнято...

Общинная собственность — совершенно отличная от государ­ственной собственности, о которой только что шла речь, — была старогерманским институтом, сохранившимся под покровом фео­дализма. Мы уже видели, что насильственная узурпация ее, сопро­вождаемая обыкновенно превращением пашни в пастбище, началась в конце XV и продолжалась в XVI в. Однако в те времена процесс этот совершался в форме отдельных индивидуальных насилий, с которыми законодательство тщетно боролось в течение 150 лет. В XVIII столетии обнаруживается прогресс в том отношении, что сам закон становится орудием грабежа народной земли, хотя попутно крупные фермеры применяют и свои собственные маленькие методы. Парламентской формой этого грабежа являются «Bills for Inclosures of Commons» (за­коны об огораживании общинной земли), т.е. декреты, при помощи которых лендлорды сами себе подарили народную землю на правах частной собственности, — декреты, экспроприирующие народ...

В XIX в. исчезло, конечно, и самое воспоминание о связи между земледельцем и общинной собственностью. Не говоря уже о позднейшем времени, сельское население не получило ни копейки вознаграждения за те 3 511 770 акров общинной земли, которые были у него отняты между 1801 и 1831 гг. и подарены лендлордам парламентом, состоящим из лендлордов.

Наконец, последним крупным процессом экспроприации земли у земледельцев является так называемая «Clearing of Estates» («очист­ка имений» — в действительности очистка их от людей). «Очистка» представляет собой кульминационный пункт всех рассмотренных выше английских методов экспроприации...

Разграбление церковных имуществ, мошенническое отчуждение государственных земель, расхищение общинной собственности, осуществляемое по-узурпаторски и с беспощадным терроризмом, превращение феодальной собственности и собственности кланов в современную частную собственность — таковы разнообразные идиллические методы первоначального накопления. Таким путем удалось завоевать поле для капиталистического земледелия, отдать землю во власть капитала и создать для городской промышленности необходимый приток поставленного вне закона пролетариата...