Специфика человеческой жизнедеятельности. Чем люди отличаются от животных

Разговор о любом предмете всегда полезно начать с четкого опре­деления его сущности и его границ. Естественно поэтому начать изучение общества с четкого выявления наиболее принципиальных отличий человека от животного.

На первый взгляд, такое различение не должно вызвать серьезных затруднений. Действительно, согласно обыденному представлению, люди – это мыслящие существа, в отличие от животных, которые «думать не умеют». Специфика действий людей в таком случае состоит в том, что действия эти опосредованы неким размышлением. Однако за внешней очевидностью и простотой подобных утверждений скрывается целый клубок весьма сложных и нетривиальных проблем.

Прежде всего – нестрогость и недоказуемость. Действительно, ведь никто не был ни пчелой, ни муравьем, ни обезьяной. Проник­нуть «извне» в их внутренний мир мы не можем, поэтому откуда же тогда может возникнуть уверенность, что действия этих существ не носят сознательного характера? Быть может, они думают, чувствуют, переживают, как мы, просто не могут сказать? А может быть, и гово­рят, только их язык нам не понятен? Наверняка каждый из вас хотя бы раз в жизни задавал себе подобный вопрос.

Не случайно поэтому, что первые научные подходы к строгому определению специфики человека как мыслящего существа исходили не из обращения к внутренним, не наблюдаемымна опыте мотивам и причинам действий, а к внешним формам их проявлений. В чем прин­ципиальное отличие характера действий разумных существ от действий существ неразумных – именно так эта проблема впервые была поставлена великим французским мыслителем Р.Декартом (1596–1650).

Решая эту проблему, Декарт утверждал, что все поведение живот­ных полностью определяется и описывается некими биологически врож­денными схемами поведения, неразрывно связанными с его те­лес­ным строением (в современную науку эти схемы вошли под на­зва­нием безусловных рефлексов). Считая, что действия животных пол­нос­тью исчерпываются системой врожденных рефлексов, он с пол­ным пра­вом смог заявить: все неразумные живые существа пред­став­ляют собой очень сложные автоматические системы, в своем поведе­нии спо­собные лишь реализовывать набор стандартных, гото­вых схем.

В итоге в рамках нового подхода ученые должны были раз и навсегда распрощаться со всевозможными апелляциями к «жизнен­ным силам», «бестелесной душе» и в своем познании живой природы опираться исключительно на законы строгой науки. Но самое глав­ное – концепция Декарта позволяла совершенно по-новому сформу­ли­ровать критерии отличия характера жизнедеятельности животных от характера жизнедеятельности человека.

Действительно, если суть чисто животной деятельности состоит в реализации готовых схем реак­ции на внешнее воздействие, то с проявлениями разума, согласно Декарту, мы сталкиваемся там и тогда, где и когда живое существо начинает активно преобразовывать имеющиеся у него схемы поведе­ния, всякий раз по-новому решая воп­рос о способе своего ответа на уникальные ситуации, задаваемые окружающим его миром. А та­кую – созданную вновь в некоем твор­чес­ком, а значит, и свободном акте – схему поведения объяснить су­губо автоматическими действия­ми уже не удастся. «Но если бы сделать машины, – писал Декарт, – которые имели сходство с нашим телом и подражали бы нашим дей­ствиям, насколько это мыслимо, то у нас все же было бы два верных средства узнать, что это – не настоя­щие люди. Во-первых, такая ма­шина никогда не могла бы поль­зо­ваться словами или другими знака­ми, сочетая их так, как это делаем мы, чтобы сообщить другим свои мысли... Во-вторых, хотя такая ма­шина многое могла бы делать так же хорошо и, возможно, даже луч­ше, чем мы, в другом она непре­менно оказалась бы несостоятельной, и обнаружилось бы, что она дей­ствует не сознательно, а лишь бла­го­даря расположению своих органов» [13, 283][4] (курсив наш. – Авт.). Таким образом, универ­сальность, способность мыслящего существа действовать не по шаблону, а для каждой новой ситуации находить адекватные именно ее природе схемы и формы поведения, другими словами, творческая природа любого мыслительного акта – вот что, по мнению Декарта, позволяет провести строго научное различие между поведением животных и поведением человека.

Концепция Декарта впервые позволила выделить важнейшую специфику жизнедеятельности человека – принципиальную невозмож­ность объяснения ее способов и схем через раскрытие биологических механизмов их наследования и передачи. Человек, согласно Декарту, вовсе не обречен жить в соответствии с устройством своего орга­низ­ма, с расположением его органов и их специфической организацией – человек способен жить в соответствии с созданными им самим спо­со­бами и схемами, и именно этот аспект делает его единственным су­ще­ством, чье поведение вообще нельзя объяснить исходя из его ин­ди­видуального телесного устройства.

Однако предложенная Декартом теория была лишь началом дол­гого пути к формированию строго научного представления о специ­фике жизнедеятельности человека, а значит, и о принципах его науч­но­го познания. Уже современникам философа бросилась в глаза явная упрощенность большинства его утверждений. Да и каждого на­шего читателя, наверное, не могли не удивить, если не покоробить, при­ве­денные выше утверждения знаменитого француза. Неужели же вер­ный пес, испустивший последний вздох на могиле хозяина, пожер­т­вовал собой, повинуясь лишь бездушным, не знающим ни состра­да­ния, ни сочувствия инстинктам? Уже в XX веке все эти очевидные воз­ражения получили строгое экспериментальное подтверждение, ког­да в ходе известных опытов по измерению коэффициента интел­лекта различных видов обезьян была установлена не только их спо­собность к нешаблонному решению предложенных задач, но были обнаружены даже зачатки образного мышления.

Таким образом, найденный Декартом критерий позволял провести более-менее строгую границу лишь между высшими и низшими животными, тогда как вопрос относительно строго научного опреде­ления специфики жизнедеятельности человека оставался открытым.

Тем не менее дальнейший поиск шел в направлении, обозна­чен­ном именно этим мыслителем. Да, высшие животные, как и люди, способны к созданию новых поведенческих схем, но разве одина­ко­вой оказывается дальнейшая судьба этих схем? Как было установлено в современных экспериментах, даже высшие обезьяны либо могут последовать непосредственно наблюдаемому примеру («стадная реак­ция»), либо воспринять или передать простейшую команду, описы­ваю­щую конкретную ситуацию («опасность», «добыча» и т.д.), либо, на­конец, могут развить посредством обучения у детенышей некие врожденные задатки. Но стоит исчезнуть ситуации, к которой непо­средственно относилось сообщение, и подобная передача окажется практически невозможной, так что ни одно животное никогда не смо­жет сообщить другой особи то, что не наблюдается в данный момент. Именно поэтому в современной науке интеллект животных получил название ситуационного или ситуативного. Напротив, чело­век имеет воз­можность не только сохранять найденные (приду­манные, со­тво­ренные) им и оказавшиеся эффективными схемы, способы и средства жизнедеятельности, но и передавать (сообщать) их другому человеку и даже другим поколениям, т.е. людям, с которыми у него не просто вре­менно отсутствует непосредственная связь, но которых он вовсе не может увидеть. И именно эти, найденные предшест­вую­щими поко­ле­ниями, способы, схемы и средства жизнедея­тельнос­ти определяют практически весь образ жизни последующих поколений. В итоге че­ловеческое общество оказывается уникальным образова­нием, в ко­тором, в отличие от животного мира, ушедшие поколения отнюдь не исчезают полностью, а продолжают жить, правда, весьма специфи­чес­ким образом, в социальном (культурном) мире своих преемников. Эту уникальную черту человечества родоначальник со­циологии О.Конт выразил следующим знаменитым афоризмом: «В обществе жи­вые всегда управляются мертвыми». В современной социологии дан­ная особенность человеческой жизнедеятельности получила на­зва­ние культурного или социального наследования.

Культурным (социальным) наследованием называется способ­ность че­ловека без изменения своих биологических признаков передавать (и соот­ветственно воспринимать) последующим поколениям най­­ден­ные и созданные вновь эффективные способы и средства жизнедея­тель­ности.

Очевидно, что объяснить специфику жизни и общества, и челове­ка без обращения к культурному наследованию невозможно. Иссле­до­вание механизмов последнего и составляет одну из важнейших задач социологии.