Бытие как сознание и бытие как реальность. Принципиальное различие способов созерцания

Итогом проведенных нами рассуждений стала трансцендентность вещи по отношению к ее восприятию, а в дальнейшем в отношении любого сопряженного с нею сознания вообще, — не просто в том смысле, что вещь нельзя фактически обрести в качестве реальной составной сознания, но это положение вещей в целом усматривается эйдетически: в абсолютно безусловной всеобщности, или же необходимости вещь не может быть дана реально-имманентно ни в каком возможном восприятии, ни в каком возможном сознании вообще. Таким образом, выступает основополагающее сущностное различие между бытием как переживанием и бытием как вещью. Принципиально к региональной сущности «переживание» (в особенности же к региональной спецификации cogitatio) принадлежит то, что оно воспринимается в имманентном восприятии, к сущности же пространственно-вещного, что оно не воспринимается таким образом. Если от сущности любого дающего вещь созерцания — как учит более глубокий анализ — неотделимо то, что вместе с вещно-данным могут схватываться, при соответствующем повороте взгляда, иные аналогичные вещи данности — по способу, скажем, отделимых слоев или же нижних ступеней, все «вещи зрения» в их различных обособлениях, — то и о них верно точно все то же самое: они принципиально трансцендентны.

Прежде чем прослеживать эту противоположность имманентности и трансцендентности несколько далее, включим сюда следующее замечание. Если отвлечься от восприятия, то находится немало разных интенциональных переживаний, которые по их сущности исключают реальную имманентность их интенциональных объектов, какие бы то объекты ни были. Так, к примеру, это верно относительно всякого наглядного представления — относительно воспоминания, относительно вчувствующего схватывания чужого сознания и т. д. Естественно, мы не должны смешивать такую трансцендентность с той, какая занимает нас сейчас. К вещи как таковой, ко всякой реальности в подлинном смысле — таковой нам предстоит еще прояснять и фиксировать — по самой сути и вполне «принципиально»[48]принадлежит неспособность быть имманентно воспринимаемой, а тем самым быть вообще обретаемой во взаимосвязи переживания. Так что вещь сама, вещь вообще называется трансцендентной. В этом как раз и сказывается принципиальная различность способов бытия, какая вообще есть на свете, — различенность сознания и бытия.

К такой противоположности имманентного и трансцендентного принадлежит, далее, — как уже выяснилось в нашем изложении, — принципиальное различие вида данности. Восприятие имманентное и трансцендентное различаются не вообще тем, что интенциональный предмет, находящийся здесь как живая телесная самость, в одном случае реально имманентен восприятию, в другом же нет, — они различаются, скорее, способами данности, каковые в своей сущностной различенности mutatis mutandis переходят затем во все модификации восприятия — во все модификации, дающие его наглядное представление, — и во все параллельные созерцания воспоминания и созерцания фантазии. Вещь мы воспринимаем благодаря тому, что она «нюансируется» — «проецируется» по всем своим определенностям, какие только «действительно» и по-настоящему «попадают» в восприятие. Переживание же не нюансируется. Что «наше» восприятие может достигать самих вещей не иначе, как через проекции-нюансы таковых, — это не случайное своенравие вещи и не случайное обстоятельство «нашей человеческой конституции». Напротив, очевидно — и почерпается в самой сущности пространственно-вещного, притом даже и в самом широком, обнимающем все «вещи зрения» смысле, — что так устроенное бытие принципиально может быть дано в восприятиях лишь посредством нюансирования; равным образом в самой сущности cogitationes, переживаний вообще, почерпается то, что они исключают что-либо подобное. Для сущего в регионе этих последних, говоря иначе, вообще не имеет никакого смысла ни «явление», ни репрезентация через посредство нюансов-проекций. Где нет пространственного бытия, там не имеет смысла и говорить о видении с различных точек зрения, со сменой ориентации, с различных сторон, какие тут предоставлялись бы, в различной перспективе, согласно различным явлениям проекциям и нюансам. С другой же стороны сущностная необходимость — ее следует постичь как таковую с аподиктическим усмотрением — заключается в том, что пространственное бытие вообще воспринимаемо Я — любым возможным Я — лишь согласно указанному сейчас способу данности. Такое бытие может «являться» только в известной «ориентации», — и таковая с необходимостью предписывает систематические возможности все новых и новых ориентации, каждой из которых в свою очередь соответствует определенный «способ явления», что мы выражаем, скажем, как данность с такой-то и такой-то «стороны» и т. д. Если же, говоря о способах явления, мы разумеем свои слова в смысле способов переживания (как явствует из только что осуществленного описания, такая речь может обладать и коррелятивным оптическим смыслом), то тогда это означает: к сущности своеобразно специфически построяемых разновидностей переживания, конкретнее же — специфически построяемых конкретных восприятий принадлежит то, что интенциональное в них сознается как пространственная вещь; от сущности таковых переживаний неотделима идеальная возможность перехода в определенным образом упорядочиваемые непрерывные многообразия восприятия, какие могут продолжаться и продолжаться, следовательно никогда не бывают завершены. В сущностном построении подобных многообразий заключено то, что они устанавливают единство единосогласно дающего сознания, и притом сознания одной вещи восприятия, являющейся все полнее, все совершеннее, со все новых и новых сторон, со все более богатыми определениями. С другой же стороны пространственная вещь — не что иное, как интенциональное единство, которое принципиально может быть дано только как единство таких способов явления.