Категории субстрата. Сущность субстрата и tode ti
Кроме того, мы примем во внимание различение «полных» «содержательных» субстратов, соответственно «полных» «содержательных» синтактических предметностей и пустых субстратов с образуемыми из них синтактическими предметностями — модификациями пустого нечто. Класс последних сам по себе отнюдь не пустой и не бедный, а именно он определяется как совокупность всех относящихся к наличности чистой логики как mathesis universalis положений дел со всеми категориальными предметностями, из каких строятся таковые. Итак, каждое положение дел, высказываемое какой-либо силлогистической или арифметической аксиомой или теоремой, каждая форма умозаключения, каждое порядковое число, каждое построение из чисел, каждая функция чистого анализа, каждое правильно определенное евклидово или неевклидово многообразие — все относится сюда.
Если мы отдадим теперь предпочтение классу содержательных предметностей, то мы достигнем последних содержательных субстратов в качестве сердцевины любых синтактических образований. К подобным сердцевидным ядрам относятся категории субстрата, подходящие под две основные дизъюнктивные рубрики — «содержательная последняя сущность» и «вот это здесь!», или же попросту лишенная синтактической формы индивидуальная единичность. Термин «индивид», напрашивающийся сам собою, потому неуместен здесь, что как раз та самая неделимость, как бы ни определять ее, какая выражается наряду с иным в этом слове, никак не может быть введена в это понятие и, напротив, должна быть предоставлена особенному и совершенно необходимому понятию «индивид». Поэтому мы заимствуем аристотелевское выражение tode ti, которое по крайней мере по букве не включает в себя такой смысл.
Мы противопоставили друг другу последнюю сущность без формы и, «вот это!»; теперь же мы обязаны констатировать существующую между ними сущностную взаимосвязь, состоящую в том, что всякое «вот это» обладает своей содержательной сущностной наличностью, наделенной характером сущности субстрата без формы, в вышеуказанном смысле.
§ 15. Самостоятельные и несамостоятельные предметы. Конкрет и индивид
Мы нуждаемся и еще в одном основополагающем различении, а именно в различении самостоятельных и несамостоятельных предметов. Так, к примеру, несамостоятельна та категориальная форма, которая необходимо отсылает к субстрату, формой которого она является. Субстрат и форма отсылают друг к другу, они не мыслимы «один без другого». В этом предельно широком смысле и чисто-логические формы, например, категориальная форма «предмет», несамостоятельна относительно всех материй предмета, категория «сущность» — относительно всех определенных сущностей и т. п. Абстрагируемся от подобных несамостоятельностей и свяжем точное понятие несамостоятельности и, соответственно, самостоятельности с собственно «содержательными» взаимосвязями, с отношениями «содержимости», тождественности, а также и связанности в некотором более собственном смысле слова.
Специально же нас интересует сейчас ситуация с последними субстратами или, еще уже, с содержательными сущностями субстрата. Для них существуют две возможности того, чтобы такая сущность либо полагала, вместе с иной, основания единство одной сущности, либо не полагала их. В первом случае отсюда следуют отношения односторонней либо же взаимной несамостоятельности, какие надлежит описывать конкретнее, а относительно эйдетических и индивидуальных единичностей, подпадающих под объединяемые сущности, отсюда вытекает аподиктически необходимое следствие: единичности одной сущности не могут существовать иначе, нежели будучи определены сущностями, каковые обладают по меньшей мере общностью рода с другой сущностью.[39]К примеру, чувственное качество необходимо указывает на какое-то различие в простирании, простирание же, в свою очередь, есть, с необходимостью, простирание какого-то единого с ним «перекрывающего» его качества. Момент «нарастания», например, категории «интенсивность», возможен лишь как имманентный некоему качественному содержанию, а содержание такого рода в свою очередь немыслимо без какой-либо степени нарастания. Являться невозможно в качестве переживания такой-то родовой определенности, — если только это не явление «являющегося как такового», и наоборот. И т. д.
Отсюда проистекают важные определения формально-категориальных понятий «индивид», «конкрет» и «абстракт». Несамостоятельная сущность именуется абстракт, абсолютно самостоятельная — конкрет. «Вот это» же, содержательная сущность какового есть некий конкрет, называется индивидом.
Подведем «операцию» генерализации под расширенное теперь понятие логической «модификации», и мы можем сказать: индивид — это требуемый чисто-логический прапредмет, то логически-абсолютное, на какое указывают все логические модификации.
Конкрет же, само собой разумеется, есть эйдетическая единичность, поскольку все разновидности и все роды (выражения, которые обыкновенно исключают самые низшие дифференциации) принципиально несамостоятельны. Посему эйдетические единичности распадаются на абстрактные и конкретные.
Эйдетические единичности, дизъюнктивно содержащиеся в таком-то конкрете, необходимо «гетерогенны», с учетом того формально-онтологического закона, что две эйдетические единичности одного и того же рода не могут быть связаны в единстве одной сущности, или, как тоже говорят: самые низшие дифференциации одного рода «несовместимы» друг с другом. Посему всякая включенная в какой-либо конкрет единичность, рассмотренная как дифференциация, ведет к особой системе видов и родов, а следовательно, и к раздельным наивысшим родам. Так, например, в единстве феноменальной вещи определенный облик ведет к наивысшему роду «пространственный облик» вообще, определенный цвет — к визуальному качеству вообще. Между тем низшие дифференциации могут в конкрете быть не только дизъюнктивными, но могут и перекрывать друг друга, как, например, физические свойства предполагают и заключают в себе пространственные определения. Тогда и наивысшие роды не дизъюнктивны.
В дальнейшем роды характерным и фундаментальным образом разделяются на те, под которые подпадают конкреты, и на те, под которые подпадают абстракты. Ради удобства мы говорим о конкретных и абстрактных родах, невзирая на двусмысленность, какую приобретают прилагательные. Ибо никому не придет в голову считать конкретные рода конкретами в изначальном смысле. Но где того требует точность, придется употреблять тяжеловесное выражение «роды конкретностей» или же «роды абстрактностей». Вот примеры конкретных родов: «реальная вещь», «визуальный фантом» (визуальный облик, являющийся с чувственной наполненностью), «переживание» и т. п. Напротив того «пространственный облик», «визуальное качество» и т. п. — это примеры абстрактных родов.