Синтактические предметности и последние субстраты. Синтактические категории

Теперь нам надлежит произвести важное различение в области предметностей вообще — то, какое в рамках учения о формах значений отражается в («чисто-грамматическом») различении «синтактических форм» и «синтактических субстратов», или «материалов». Тем самым заявляет о себе разделение формально-онтологических категорий на категории синтактические и категории субстратные, что и следует обсудить теперь ближайшим образом.

Под синтактическими предметностями будем разуметь те, что выводятся из других предметностей посредством «синтактических форм». Соответствующие таким формам категории назовем синтактическими. Сюда, к примеру, относятся категории «положение дел», «отношение», «качество», «единство», «множественность», «численность», «порядок», «порядковое число» и т. д. Имеющее здесь место сущностное положение мы можем описывать следующим образом: любой предмет — постольку, поскольку он эксплицируем, сопрягаем с иными предметами, короче говоря, определим логически, — принимает различные синтактические формы; тогда, в качестве коррелятов определяющего мышления, конституируются предметности высшей ступени: качественности и предметы, определяемые со стороны своей качественности, отношения между (какими бы то ни было) предметами, множественности единств, члены порядков, предметы как носители определений через посредство порядковых числительных и т. д. Если же мышление предикативно, то шаг за шагом появляются выражения и принадлежащие к таковым апофантические, несущие значения, построения, которые отражают синтактические предметности вместе со всеми их членениями и формами в точно соответствующих им синтаксисах значений. Все подобные «категориальные предметности»[37], как и предметности вообще, могут в свою очередь функционировать в качестве субстратов категориальных построений, последние, в свою очередь, могут выполнять ту же функцию и т. д., и т. д. И наоборот: каждое из таких построений очевидным образом отсылает к последним субстратам, к предметам самой первой, или самой нижней ступени, следовательно к предметам, какие уже не суть синтактико-категориальные построения, какие уже не содержат в себе ничего от тех онтологических форм, что суть лишь простые корреляты мыслительных функций (придавание, отъятие, сопряжение, связывание, подсчитывание и т. д.). Тем самым формальный регион «предметность-вообще» подразделяются на последние субстраты и синтактические предметности. Последние мы назовем синтактическими дериватами соответствующих субстратов, к каковым, как мы незамедлительно узнаем, относятся и все «индивиды». Когда мы будем говорить об индивидуальном свойстве, индивидуальном отношении и т. д., то все эти предметы-дериваты именуются так, естественно, ввиду тех субстратов, из каких они выведены.

Остается отметить еще следующее. Самых последних субстратов — без синтактической формы — можно достигать и со стороны учения о формах значений: каждое предложение и каждый возможный член предложения содержит в качестве субстратов его апофантических форм так называемые «термины». Таковые могут быть терминами лишь в относительном смысле, а именно могут в свою очередь содержать в себе формы (например, форма множественного числа, атрибуции и т. п.). Однако, в любом случае — и с необходимостью — мы возвращаемся к последним терминам, к последним субстратам, какие уже не содержат в себе ничего от синтактического формосложения[38].

Род и вид

Теперь возникает потребность в новой группе категориальных различений, принадлежной к совокупной сфере сущностей. Любая сущность, все равно содержательная или пустая (т. е. чисто-логическая), включается в некую иерархию сущностей — в поступенный ряд генерального и специфического. От такового ряда неотъемлемы две границы, какие — с необходимостью — никогда не совпадают. Спускаясь вниз, мы достигаем самых нижних специфических различений, или же, как мы тоже говорим, эйдетических единичностей; восходя же, мы через видовые и родовые сущности, достигаем наивысшего рода. Эйдетические единичности — это сущности, которые хотя и необходимо обладают стоящими над ними «более всеобщими» сущностями в качестве своего рода, но уже не обладают стоящими ниже их обособлениями, в отношении которых они сами были бы видами (ближайшими видами, или же опосредованными, высшими родами). Точно так же тот род — самый высший, над которым нет уже никакого рода.

В этом смысле в чисто-логической области значений «значение вообще» есть наивысший род, а всякая определенная форма предложения, всякая определенная форма члена предложения, есть эйдетическая единичность, предложение вообще — опосредующий род. Точно так же и численность вообще есть наивысший род. А «два», «три» и т. д. суть низшие дифференции, или же эйдетические единичности такового. Так, к примеру, в содержательной сфере вещь вообще, чувственное качество, пространственный облик, переживание вообще — это высшие роды; сущностные же наличности, принадлежные к определенным вещам, определенным чувственным качествам, пространственным обликам, переживаниям как таковым, суть эйдетические и при этом содержательные единичности.

От всех этих определяемых через род и вид сущностных отношений (не отношений классов, т. е. множеств) неотделимо то, что в особенных сущностях «непосредственно или опосредованно содержится» более общая сущность — в определенном смысле, который подобает постигать, по своеобразию его, в эйдетической интуиции. Именно поэтому не один исследователь числит отношение эйдетического рода и вида к эйдетическому обособлению среди отношений «части» и «целого». При этом «часть» и «целое» получают предельно широкий смысл «содержащего» и «содержимого», так что эйдетические видовые отношения тогда — особый случай такового.

Итак, эйдетически-единичное имплицирует всю совокупность стоящих над ним всеобщностей, каковые со своей стороны постепенно «заключаются друг в друга», нечто высшее всякий раз в чем-либо низшем.