Политическая культура индустриальных и постиндустриальных стран
Политическая культура как способ взаимодействия людей в сфере власти включает в себя не все, а лишь определенные качественные характеристики политического сознания и поведения людей. Основными характеристиками гражданской культуры, укоренившейся в наиболее развитых западных странах, Алмонд и Верба считают компетентность, активность и приверженность системе власти [Алмонд и Верба 1992, 128—133]. При изучении данного вопроса мы будем рассматривать те признаки этой культуры, которые используются в сравнительных международных исследованиях. В них обычно изучаются: 1) интерес к политике; 2) удовлетворенность работой демократии; 3) ощущение способности влиять на политику (субъективная политическая компетентность); 4) включенность в политическую жизнь (участие в дискуссиях на политические темы, членство в политических организациях и повседневное участие в их работе, готовность к протесту против нарушения гражданских прав); 5) приверженность демократическим институтам и ценностям [The Civic Culture Revisited, 190, 195, 232, 234, 239, 242; Рукавишников, Халман и Эстер, 119, 134, 165, 166, 173, 179, 180, 201, 214, 224, 283, 295; Eurobarometer, 37-49; 161-167; 200-205; Janda, 14, 55, 240, 250].
Интерес к политике является исходной характеристикой гражданской культуры. Люди не участвуют в том, чем они не интересуются, а вне участия они не могут приобрести навыки, необходимые для осуществления политических функций, и почувствовать себя способными оказывать влияние на власть (компетентными). Политическая компетентность (ощущение способности оказывать влияние на власть и умение самостоятельно принимать политические решения) возникает на основе политической включенности —
[238]
постоянного участия в политической жизни: выборах, референдумах, митингах, демонстрациях, политических дискуссиях, деятельности политических организаций, акциях гражданского протеста и т.д.)- Результирующей характеристикой гражданской культуры служит удовлетворенность деятельностью демократических институтов и приверженность демократическим ценностям.
Исследования общественного мнения в странах Европейского Союза (ЕС) по программе «Евробарометр», которые проводятся ежегодно весной и осенью с 1973 г., позволяют оценить состояние политической культуры отдельных стран и ЕС в целом по двум основным параметрам: интересу к политике и удовлетворенности работой демократии (рис. 51, 52).
Рис. 51. Интерес к политике в странах Европейского союза
Источник: Eurobarometer. Public Opinion in the European Union. Trend Variables. 1973 - 1994. November 1994. P. 166.
Из рисунка видно, что в течение всего периода в странах ЕС доля тех, кто проявлял высокий и умеренный интерес к политике (42% в 1983 г. и 45% в 1994 г.), была несколько меньше доли тех, кто проявлял незначительный интерес или вообще не интересовался политикой (58% в 1983 г. и 55% 1994 г.). Количество интересующихся и неинтересующихся политикой было почти одинаковым,
[239]
причем очень интересующиеся и полностью безразличные к политике люди составляли меньшинство (11 и 24% в 1983 г.; 10 и 18% в 1994 г.)- Отдельные страны ЕС существенно отличаются друг от друга по уровню интереса к политике. Так, высокий и умеренный интерес к политике в 1994 г. проявляли в среднем по ЕС 55% опрошенных, в Дании — 72%, в Германии — 42%, в Испании — 37%, в Португалии — 26%. В Великобритании в данном случае наблюдается среднее для ЕС значение этого показателя — 55% [Eurobarometer, 161—166]. В странах «первой волны демократизации»* (1848—1934; Дания, Великобритания), интерес к политике развит выше, чем в странах «второй волны- демократизации» (1949-1968; Германия). В свою очередь в Германии он выше, чем в странах «третьей волны демократизации» (1974—1991; Испания, Португалия). В США уровень интереса к политике по двум первым альтернативам составлял в 1990 г. 61%, т. е. был выше среднеевропейского [Рукавишников, Халман, Эстер, 173]. На основе этих данных можно сделать вывод, что развитие компонентов гражданской культуры зависит от продолжительности опыта участия в деятельности демократических институтов.
Сходная картина обнаруживается при анализе ответов на вопрос о степени удовлетворенности работой демократии (рис. 52).
На рис. 52 видно, что соотношение удовлетворенных (полностью или частично) и не удовлетворенных (совсем или частично) демократией в целом по ЕС остается практически неизменным в течение всего изучаемого периода: 50/46% в 1987 г. и 51/46% в 1994 г. Колебания значений этого показателя в 1989—1990 гг. не меняют общей картины. В то же время, как и в предыдущем случае, значения этого показателя существенно отличаются в отдельных странах. В 1994 г. доля полностью или частично удовлетворенных демократией составляла в Дании 82%, в Германии — 59%, в Португалии — 48%, в Испании — 34%. В Великобритании значение этого показателя составляет, как и в среднем по ЕС, 51% [Там же, 21—35]. Такой уровень удовлетворенности демократией можно считать нормативным, достаточным для обеспечения стабильности политической системы.
Важно отметить, что зафиксированный «Евробарометром» баланс противоположных политических позиций (заинтересованность — незаинтересованность, удовлетворенность — неудовлетворенность) вполне соответствует разработанной Алмондом и Вербой модели гражданской культуры, о которой шла речь в § 12.1.
* Сморгунов Л.В. Сравнительная политология. Теория и методология измерения демократии. СПб., 1999. С. 150-151.
[240]
Рис. 52. Степень удовлетворенности демократией
Источник: Eurobarometer. P. 35.
Это обусловлено противоречивой функцией гражданской культуры в системе представительной демократии: она должна одновременно обеспечивать стабильность и эффективность этой системы. Кроме того, нужно учитывать, что культура населения отдельных стран формируется на основе специфического опыта политического участия, поэтому стабильность и эффективность демократии могут обеспечиваться при различном соотношении указанных выше противоположных позиций.
Важно, что, несмотря на отмеченное Липсетом снижение уровня доверия к отдельным политическим институтам и лидерам (см. § 8.2), опросы «Евробарометра» не выявили в обследованных индустриальных и постиндустриальных странах статистически значимого снижения уровня удовлетворенности демократией. К такому заключению пришли Фукс и Клингеман на основе обобщения данных «Евробарометра» за период с 1976 по 1991 г. [Рукавишников, Халман, Эстер, 164].
Международное исследование, проведенное институтом Гэллапа в 1985 г., установило, что «по сравнению с гражданами 12 других западных стран, американцы лишь средне удовлетворены их фор-
[241]
мой демократического правления» [Janda, 55]. На рис. 53 приводятся данные этого исследования по альтернативам: «очень удовлетворен» и «вполне удовлетворен».
Рис. 53. Удовлетворенность демократией
Источник: Janda R., Berry J.-M., Goldman J. The Challenge of Democracy. Government in America. Princeton, 1989. P. 55.
На диаграмме зафиксирована довольно неоднозначная картина. Уровень удовлетворенности демократией у населения США был намного выше, чем у населения Португалии, что естественно, поскольку до середины 70-х годов здесь существовала диктатура. В то же время он почти такой же, как в Испании, хотя в этой стране до второй половины 70-х годов тоже правила диктатура. И, наконец, США уступают Германии, в которой демократия утвердилась только после Второй мировой войны и которая по многим параметрам гражданской культуры еще в начале 60-х годов уступала США [Almond and Verba, 218, 302, 304]. Например, уделяли «большое внимание» политическим кампаниям в США 43%, а в Германии — 34% опрошенных (табл. 30). В таблице приведены данные, полученные по результатам ответа на вопрос: «Какое внимание вы уделяете политическим кампаниям во время национальных выборов?»
Эти данные вполне объяснимы с точки зрения теории гражданской культуры. Дело в том, что неудовлетворенность демократией можно рассматривать как фактор повышенной готовности к активному вмешательству в политическую жизнь в случае низкой эффективности правительства или нарушения гражданских прав. Как свидетельствуют данные исследований, в США по многим повсе-
[242]
Таблица 30 Отношение к политическим кампаниям, % (Международное сравнительное исследование 1959-1960 гг.)
Варианты ответа | США | Великобритания | Германия | Италия | Мексика |
Уделяю большое внимание | |||||
Уделяю небольшое внимание | |||||
Не уделяю внимания |
Источник: Almond G., Verba S. The Civic Culture. Political Attitudes and Democracy in Five Nations. Princeton, 1963. P. 89.
дневным формам участия уровень реальной активности населения выше, чем в Германии (см. табл. 24), в частности по такой форме протестного поведения, как бойкоты. Вообще готовность к протесту против нелегитимного насилия со стороны властей является одним из основных признаков гражданской культуры, она представляет собой показатель, «указывающий на реальную вовлеченность в политику (политическую жизнь)» [Рукавишников, Халман и Эстер, 179].
Как правило, готовность к протесту и реальное участие в акциях протеста не совпадают. Эта «потенциальная влиятельность» граждан служит одним из факторов повышения ответственности элит, осознания ими возможности и правомерности активного вмешательства граждан в процесс управления в случае игнорирования их законных интересов [Алмонд и Верба 1992, 125-126].
Данные международного исследования [Рукавишников, Халман и Эстер, 180] свидетельствуют о наличии различий в готовности населения США и европейских стран к участию в акциях протеста (рис. 54).
На диаграмме видно, что в США уровень готовности к протесту в форме бойкотов, демонстраций и несанкционированных забастовок существенно выше, чем в среднем по перечисленным европейским странам. По обращениям он существенно ниже, а по такой форме протеста, как захват зданий и блокада дорог, практически одинаков. Максимальная готовность к участию в сборе подписей под обращениями наблюдается в Португалии; к участию в бойкотах — в Италии; к участию в демонстрациях — в Португалии; к участию в забастовках, а также захвате зданий и блокаде Дорог — во Франции. Отличается и конфигурация перечисленных форм протеста практически во всех странах. В целом по всем
[243]
формам готовность участвовать в акциях протеста выразили и в европейских странах, и в США около трети опрошенных.
Кроме готовности к протесту, к числу показателей политической включенности относятся различные формы проявления конвенциональной активности: обсуждение политических событий с друзьями и коллегами, повседневное участие в решении местных проблем, контакты с представителями официальных властей и политиками. Международное сравнительное исследование (1979) выявило следующее распределение стран по этим трем показателям гражданской культуры (рис. 55).
По всем этим показателям население США превосходит население Великобритании и Германии, хотя по уровню участия в выборах оно уступает не только этим западным странам, но и некоторым странам Восточной Европы. Этот факт свидетельствует о том, что не все формы политического поведения можно считать формами проявления гражданской культуры. Так называемые простые избиратели на самом деле в большинстве своем являются политически пассивными, поскольку в промежутках между выборами не проявляют никакого интереса к политической жизни. Уровень развития этого интереса, как отмечалось ранее, у населения США выше, чем у населения Великобритании и Германии. Потому в этой стране выше и степень включенности в повседневную политическую жизнь.
[244]
К показателям политической включенности можно отнести и такие формы конвенционального поведения, как членство в партиях и других политических организациях, а также участие в их повседневной работе. Одно из сравнительных исследований (1974) позволяет составить некоторое представление на этот счет (рис. 56).
Рис. 56. Членство в партиях и участие в работе партий
Источник: The Civic Culture Revisited / Ed. by G. A. Almond and S. Verba. Newbury Park, 1989. P. 249.
[245]
По двум изучаемым признакам зафиксированы существенные различия между странами, а также несоответствие удельного веса членов и активистов партий среди опрошенных. В одних случаях (Австрия и Германия) население предпочитает членство в партиях, в других (США и Япония) — работу на партию. Все эти страны относятся к постиндустриальным и демократическим, а политическая культура их населения может быть признана гражданской. Это значит, что возможны существенные расхождения в степени развития отдельных показателей гражданской культуры в различных индустриальных и постиндустриальных странах. То же самое можно сказать и о странах, которые находятся в состоянии перехода к демократии.
Наряду с включенностью в политику важной компонентой гражданской культуры является ощущение способности оказывать влияние на решения, принимаемые органами власти (субъективная гражданская компетентность). В «Пересмотренной гражданской культуре» этот показатель рассматривается на местном и национальном уровнях (табл. 31).
Таблица 31
Гражданская компетентность, 1959-1974 гг., (Данные международных сравнительных исследований, %)
Страна | Местная компетентность | Национальная компетентность | ||
1959 г. | 1974 г. | 1959 г. | 1974 г. | |
США | ||||
Великобритания | ||||
Германия |
Источник: The Civic Culture Revisited /Ed. by Gabriel A. Almond and Sidney Verba. Newbury Park, 1989. P.232
В США и Великобритании" доля людей, ощущающих себя способными что-либо сделать в случае принятия несправедливых решений на местном и национальном уровнях, в 1959 г. была намного выше, чем в Германии. В 1974 г. в сравнении с 1959 г. удельный вес компетентных граждан в Германии существенно увеличился (особенно на национальном уровне). Это еще раз подтверждает правомерность суждения о том, что вера в способность влиять на решения властей возникает у рядовых граждан по мере накопления опыта политического участия и, что немаловажно, — по мере укрепления демократических институтов. Любопытно, что в
[246]
США доля людей, ощущающих себя неспособными оказывать влияние на решения властей, почти совпадает с долей людей, не интересующихся политическими кампаниями [Актуальные проблемы современной зарубежной политической науки, 49].
Политическая компетентность, обусловленная высоким уровнем политического образования, способствуют более активному и эффективному участию граждан в политике. Несмотря на неизбежный политический критицизм, свойственный образованным и информированным гражданам, они чувствуют себя увереннее в отношениях с должностными лицами государства и лидерами партий и, как это ни странно, в большей степени признают их право на осуществление власти. Умение подбирать нужных руководителей госаппарата, а также работать с ними служит важнейшим признаком политической культуры населения стран с развитыми демократическими институтами. Эти институты не только обеспечивают активным рядовым гражданам возможность влияния на правительство и парламент, но и позволяют их своевременно сменять, поддерживая тем самым их соответствие национальным приоритетам, эффективность и легитимность.
Интегральным компонентом гражданской культуры населения индустриальных и постиндустриальных стран является его приверженность демократии. Опросы «Евробарометра» [Eurobarometer, 37—49] обнаружили в странах ЕС высокий уровень приверженности населения существующему устройству общества: только незначительная часть опрошенных ориентировалась на радикальное изменение его организации с помощью революционных действий. Большинство же предпочитало постепенное его улучшение с помощью реформ (рис. 57).
Эти данные свидетельствуют о том, что высокий уровень гражданской культуры формирует у населения высокую степень идентификации с демократическим устройством общества и ценностями, на которых оно основано.
Рассмотрим ценности, на которые ориентируется население индустриальных и постиндустриальных стран. Ценности, как отмечалось в гл. 6, — это общепринятые убеждения насчет целей, к которым нужно стремиться. Демократические ценности были провозглашены более двухсот лет назад, в самом начале формирования современной системы политического представительства. К ним относятся свобода, равенство, справедливость и права человека. При изучении ценностей эти понятия обычно противопоставляются, т. е. респондентов просят определить, какое из двух понятий важнее (рис. 58).
[247]
Источник: Janda R., Berry J.-M., Goldman J. The Challenge of Democracy. Government in America. Princeton, 1989. P. 22.
Анализ этих данных позволяет сделать вывод о том, что подавляющее большинство населения США и Великобритании предпочитало свободу равенству. Во Франции этот перевес не был таким однозначным. В остальных обследованных странах наблюдалась практически равнозначная ориентация и на свободу, и на равенст-
[248]
во. Это значит, что в странах с наиболее высокой степенью развития основных компонентов гражданской культуры большинство населения отдает предпочтение свободе, позволяющей добиться личного успеха без поддержки государства. Там же, где эта культура менее развита, население делится на две равные части, одна из которых предпочитает свободу, а другая — равенство. Среди этих стран, по крайней мере в Германии, по мнению исследователей, доминирует гражданская культура [Рукавишников, Халман и Эстер, 193] и существует стабильная система представительной демократии. На основе приведенных данных можно предположить, что наряду с либеральным вариантом гражданской культуры существуют либерально-эгалитарный ее вариант, который более подходит для европейского континентального типа (согласно типологии Алмонда) политической системы. Этот вывод в определенной степени подтверждается данными европейского исследования ценностей, проведенного в 1990-1991 гг. [Рукавишников, Халман и Эстер, 131], которые приводятся на рис. 59 и 60.
Е§ Должны быть созданы все условия для личных достижений ■ Доходы должны быть более равными
-80 -60 -40 -20 0 20 40 60 %
Рис. 59. Соотношение либеральных и эгалитаристских ориентации
населения индустриальных и постиндустриальных стран
(данные приводятся выборочно)
Мы видим, что в Германии выявлено больше сторонников либерального суждения («личные достижения») и меньше — эгалитарного («равные доходы»). С учетом различия инструментария данные, приведенные на рис. 53 и 54 можно прокомментировать следующим образом. Конечно, социальное равенство не сводится к равенству доходов. Его можно понимать и в либеральном смыс-
[249]
ле — как равенство возможностей. В то же время следует признать, что в континентальной Европе равенству придается большее значение, чем в США, и что гражданская культура здесь имеет эгалитарно-либеральный оттенок. Но главное то, что для выполнения одной из основных функций этой культуры (поддержание стабильности демократии) в европейских странах необходимы и свобода, и равенство (см. рис 60).
Анализ этих данных позволяет сделать вывод о том, что в странах с относительно высоким доходом на душу населения, больше тех, кто в решении своих проблем рассчитывает на себя, а в странах с относительно низким доходом больше тех, кто рассчитывает на государство. Тем не менее во всех этих странах существуют условия для развития гражданской культуры и обеспечения стабильности системы представительной демократии. Согласно Липсету, такие условия возникают при доходе на душу населения 1910долл./год и выше [Липсет 1993, 9]. Во всех странах ЕС этот доход намного выше [Рукавишников, Халман и Эстер, 36-37]. Не последнюю роль в этом процесс играет европейская интеграция.
Обобщая сказанное, следует отметить, что, скорее всего, нет прямой зависимости между идеологическими расколами, существу-
[250]
ющими в развитых странах, и гражданской культурой. Приверженцы либеральных, консервативных и социал-демократических ценностей могут быть приверженцами демократии, и они не раз доказывали это, находясь у власти. Вероятнее всего, эти инструментальные ценности не оказывают доминирующего воздействия на гражданскую культуру и на нее в большей степени влияют терминальные ценности. Это предположение можно проверить с помощью данных всемирного исследования ценностей, которое проводится под руководством Р. Инглхарта, а также с помощью его теории перехода от материалистической к постматериалистической детерминации социального действия в развитых странах [Inglehart 1977; Inglehart 1990; Value Change in Global Perspective...; Инглхарт 1997; Рукавишников, Халман и Эстер, 221, 233—343].
На основе обобщения результатов многолетних (начиная с 1970 г.) исследований культуры индустриальных и постиндустриальных стран, Р. Инглхарт пришел к выводу о том, что в этих странах произошли существенные изменения — «тихая революция» (Silent Revolution) — в механизме ценностной детерминации социального действия. Суть этих изменений заключается в переходе от преобладания «материалистических» ценностей к преобладанию «постматериалистических». Инглхарт исходит из того, что уровень материального благосостояния, достипгутьгй в развитых индустриальных странах, постепенно изменяет целевые ценностные ориентации населения. «Хотя индивидуумы все еще ценят экономическую и физическую безопасность, они все больше придают значение удовлетворению потребности в свободе, самовыражении и улучшении качества своей жизни. Экономические потребности и потребности безопасности, которые мы называем «материалистическими» целями, все еще сохраняют ценность, но они больше не являются высшими приоритетами, возрастающая часть общества отдает более высокий приоритет «постматериалистическим» целям» [Value Change in Global Perspective..., 9].
В исследовании ценностных изменений в качестве целевых ориентации наиболее часто использовались четыре альтернативы: «поддержание порядка в стране» и «борьба с ростом цен» («материалистические» цели), «предоставление людям больших возможностей высказываться по важным правительственным решениям» и «защита свободы слова» («постматериалистические цели»). Каждый респондент должен был дважды выбрать наиболее важную цель: сначала из всех четырех, затем из трех оставшихся после первого выбора. «С учетом двойного выбора из четырех целей ... респонденты, выбирающие «поддержание порядка» и «борьбу с ростом
[251]
цен», классифицировались как материалисты, в то время как те, кто выбирает «предоставление людям больших возможностей высказываться по важным правительственным решениям» и «защита свободы слова», классифицируются как постматериалисты. Оставшиеся четыре комбинации, в каждую из которых входит по одному материалистическому и одному постматериалистическому ответу, классифицировались как «смешанные» (Там же, 10].
В исследовании ценностей применялся также набор из 12 альтернатив, в котором к четырем перечисленным были добавлены: «достижение высокого уровня экономического развития», «стабильная экономика», «обеспечение безопасности страны», «борьба с преступностью», «построение менее обезличенного общества и более гуманного общества», «построение общества, в котором идеи ценятся больше денег», «забота о красоте городов», «предоставление людям больших возможностей влиять на принятие решений по месту работы и жительства». Однако для выявления глобальных ценностных изменений было избрано четырехальтерна-тивное измерение, поскольку оно использовалось в первых опросах [Value Change in Global Perspective..., 10].
Рассмотрим результаты анализа этих изменений в связи с темой данной главы. Для лучшего восприятия статистических данных мы отберем только часть из ежегодных опросов по тем странам, которые рассматривались ранее (рис. 61).
Эти графики расположены слева направо по мере уменьшения доли респондентов, ориентирующихся на постматериалистические ценности в 1993 г. Больше всего их было в Дании, меньше всего — в Италии. Если сравнить эту последовательность с уровнем дохода на душу населения в соответствующих странах, то выяснится, что постматериалистов больше там, где выше материальное благосостояние. Исключение составляет лишь Германия, в которой в 1988 г. доля постматериалистов была выше, чем в Дании (25 и 17% соответственно), а после 1989 г. (объединение Германии) стала уменьшаться и в 1993 г. составила 12% опрошенных [Value Change in Global Perspective..., 13—14]. В то же время следует отметить, что в Германии, как и в Дании, в 1993 г. произошло увеличение доли людей со смешанной ориентацией, без существенного изменения доли сторонников материалистической ориентации. В других странах (за исключением Италии) доля постматериалистов увеличилась в основном за счет уменьшения доли материалистов, поскольку удельный вес респондентов со смешанной ориентацией существенно не изменился. Дания, население которой превосходило население других стран Европы по уровню интереса к политике и удовлетворенности демократией, превосходит
[252]
Рис. 61. Распределение материалистических/постматериалистических
ценностей в западноевропейских странах, %
Условные обозначения: ПЦ — постматериалистические ценности; СЦ —
смешанные ценности; МЦ — материалистические ценности. Источник: Value Change in Global Perspective. P. 13-14.
его и по уровню постматериализма. А главное то, что здесь (как и в Голландии) постматериалистов больше, чем материалистов (в других странах наоборот). Интересно, что в этой стране меньше, чем в других странах, людей, готовых к насильственным действиям в случае нарушения их прав (см. рис. 54).
Следует обратить внимание на то, что оба используемых в исследовании ценностей признака постматериализма (влияние на решения правительства и защита свободы слова) являются одновре-
[253]
менно признаками гражданской культуры. Они входят в состав ких ее компонентов, как потенциальная политическая включен-)сть и приверженность демократическим ценностям. Поэтому еличение приверженцев постматериалистической ориентации >жно рассматривать как увеличение удельного веса носителей ажданской культуры.
Особого внимания заслуживает преобладание людей со смешан -)й ориентацией во всех перечисленных выше странах. За 20 лет : доля или не изменилась, или увеличилась. Важные данные по ой группе населения получены Европейской группой по изучено ценностей (Europian Value Study Group, сокращенно EVS), в ховодство которой входили голландские социологи Лук Халман Питер Эстер [Рукавишников, Халман и Эстер, 238]. В исследо-ниях этой группы выделялись две разновидности материалистов постматериалистов: чистые и смешанные. У смешанных постма-риалистов первый ценностный выбор был постматериалистичес-[М, а второй — материалистическим, т.е. перевес был на стороне ютматериалистических ценностей. Если суммировать доли чис-ix и смешанных постматериалистов в каждой стране ЕС и США, i окажется, что их удельный вес в 1990 г. составлял: 66% — в Ни-рландах, 54% — в США, 53% — в Германии, 49% — в Великоб-[тании и Франции, 47% — в Италии и Испании. Это существен-) увеличивает постматериалистический потенциал населения об-едованных стран.
Особого внимания заслуживает такой важный индикатор по-материалистической ориентации, как уровень межличностного >верия. «Высокие значения показателя уровня межличностного даерия интерпретируются как свидетельство высокой степени :орененности ценностей демократии в обществе» [Рукавишников, злман, Эстер, Рукавишникова, 77—78]. По данным опросов EVS ам же, 153], в 1990 г. существовало следующее распределение ран по уровню этого показателя (рис. 62)
В целом это распределение согласуется с рассмотренными ранее вариантами распределений значений основных показателей граж-лской культуры, за исключением Франции. В других случаях она опережала Италию и Испанию. С другой стороны, относительно лсокие значения этого показателя в Италии и Испании (сопоставимые с Германией) в определенном смысле объясняют устойчивостъ ориентации населения этих стран на демократические ценности. Особенно это важно для Испании, которая еще в 1977 г. была под властью диктаторов.
Наиболее значительные результаты получены в отношении России. Как уже отмечалось, эта группа обнаружила, что уровень
[254]
межличностного доверия (54% в 1993 г. и 57% в 1996 г.) в нашей стране был выше, чем в США и других европейских странах, за исключением Дании, Норвегии и Швеции [Рукавишников, Халман и Эстер, 153]. Важно, что этот результат был воспроизведен в ходе всероссийских опросов, проведенных социологами отдела социальной динамики ИСПИ РАН в 1993, 1994 и 1996 г. [Там же]. В этом плане Россия не уступает странам с высоким уровнем национального дохода на душу населения, стабильными демократическими институтами и укоренившимися демократическими ценностями. Не менее важно и то, что «высокий общенациональный показатель уровня межличностного доверия в России обусловлен взглядами большинства людей среднего возраста и пожилых людей» [Там же, 155].
Как известно, межличностное доверие рассматривается многими социологами и политологами «как косвенное свидетельство наличия высокой степени поддержки ценностей демократии в обществе» [Там же, 154], как показатель «предрасположенности и готовности россиян к восприятию ценностей постматериализма и демократии во всем объеме» [Рукавишников, Халман, Эстер, Рукавишникова, 80]. В таком случае получается, что среднее и старшее
[255]
поколения россиян на основе культурной традиции в большей степени, чем молодое, ориентируются на демократические ценности. Но, как показывают результаты выборов, молодое поколение на основе своего социального положения больше ориентируется на партии, пропагандирующие демократические ценности. Отсюда можно сделать вывод о наличии необходимых социально-демографических и культурных предпосылок и благоприятных перспектив для формирования демократической системы власти и гражданской культуры в России.