История русской риторики: источники, идеи, авторы

История русской риторики. Хрестоматия

Владимир Иванович Аннушкин

· Предисловие ко второму изданию

· История русской риторики: источники, идеи, авторы

· Раздел I

o Слова риторика, витийство и их синонимы в памятниках письменности XI‑XVII вв

§ Ве(и)тия, ве(и)тийство, риторика, ритор, оратор

§ Двусложные слова, обозначающие положительные качества речи

§ Двусложные слова, обозначающие отрицательные качества речи

§ Антонимические пары двусложных слов, обозначающие качества речи

§ Общие правила диалога-беседы

§ Творческие задания и вопросы

o Сказание о седми свободных мудростех. Мудрость… Риторика (до 1620)

§ Творческие задания и вопросы

o Первая русская риторика (1620)

§ Ознаменование или приказнь риторики

§ Наречение книзе глаголимей риторице (Предисловие)

· Сноски

Владимир Иванович Аннушкин История русской риторики. Хрестоматия

Предисловие ко второму изданию

Риторика – классическая наука и учебная дисциплина, предполагающая точное знание своей истории. Предмет риторики принципиально не изменился за две тысячи лет. Каждая эпоха требует своего риторического стиля, но, как это ни парадоксально, предмет риторики оставался фундаментально единым, как едины нравственно-культурные основы бытия. Чтобы творчески развить речь современного информационного общества, требуется хорошее знание классических основ риторики – теории и практики совершенной речи. Это знание позволяет напитывать ум значительными мыслями, формировать стиль и воспитывать вкус как способность понимать прекрасное в языке.
2-е издание Хрестоматии предпринято с целью усилить ее учебно-методическое наполнение. Студенты и слушатели курсов риторики, школьники гуманитарных классов должны оценить глубокомыслие и выразительность, остроумие и изящество отечественных классиков риторики и словесности. Автор Хрестоматии пошел по пути некоторого сокращения текстов, но не с целью их упрощения, а с целью облегчения знакомства с риторикой тем, кому новы многие понятия возрождаемой науки. Поэтому в конце каждого раздела введены вопросы и задания, имеющие творческий характер.
Работа с Хрестоматией требует от читателей (преподавателей и учащихся) вдохновенного вдумывания, вчитывания в предлагаемые тексты. При этом каждому читателю откроется и красота древнерусского языка с такими словами, как добрословие, благоречие, истинноязычие, сладкобеседование, и творческая изобретательность авторов петровских риторик, создававших новые тексты в период активных общественных преобразований. Совершенно новый взгляд должен обрести читатель на литературу XVIII века, которая предстанет ему и понятной, и остроумной, и – не побоимся сказать – практически полезной для понимания сегодняшней речевой реальности. Это не значит, что с «Детской риторикой» 1786 года мы войдем к сегодняшним ученикам, но находчивость и остроумие классических советов и примеров запоминается подчас лучше многих «новаторских» разработок. Исторический аспект в преподавании курса риторики может быть серьезным обогащающим компонентом занятий.
Наконец, невозможно не сказать о необходимости освоить идеи, на которых воспитаны многие великие русские писатели и ученые XIX века – они получали словесное образование из университетских курсов А. Ф. Мерзлякова, Я. В. Толмачева, Н. Ф. Кошанского, И. И. Давыдова, К. П. Зеленецкого. К сожалению, наше филологическое образование (в том числе, университетское) слабо знакомит с биографиями и трудами великих филологов и учителей-словесников прошлого. Возможно, через частичные публикации их учебников пробудится и интерес к их творчеству.
При том, что Хрестоматия приобретает более учебный характер, нельзя не сказать о необходимости продолжать научные исследования и публикации памятников истории русской риторики. Публикация текста первой русской «Риторики» 1620 г. (В. И. Аннушкин. Первая русская «Риторика» XVII века. – М.: Добросвет, 1999) должна быть продолжена публикациями риторик петровского времени, как и научными изданиями классиков риторики первой половины XIX века.
Очевидно, что сказанным и сделанным не ограничивается работа по изучению русской риторики, но если мы хотим создать эффективную современную отечественную риторику, необходимо узнать и полюбить своих предшественников.

История русской риторики: источники, идеи, авторы

В истории русской филологии риторика – наименее изученная область. Современному читателю, учащемуся, исследователю предстоит объективно выяснить, какой была риторика в ее определениях и разделах, а вместе с ней – красноречие, ораторика, словесность и множество других понятий, содержание которых менялось, но осталось зафиксированным в классических национальных руководствах. Это знание будет особенно ценно, если почерпнуть его непосредственно из текстов учебников, большинство которых либо никогда не публиковалось (таковы рукописные риторики XVII‑XVIII вв.), либо стало библиографической редкостью (таковы, за исключением руководств М. В. Ломоносова, все учебники XVIII‑XX вв.).
В последнее десятилетие на волне поднимающегося интереса к риторике вышел ряд исследований, описывающих старинные риторики (см. работы: Вомперский В. П. Риторики в России XXVIII–XIX вв. – М., 1988; Елеонская А. С. Русская ораторская проза в литературном процессе XVII в. – М., 1990; Граудина Л. К., Миськевич Г. И. Теория и практика русского красноречия. – М., 1989 и др.). Однако читатель по-прежнему мало обращен к самим текстам, довольствуясь цитатами, которые неминуемо лишь отрывочно отражают содержание памятника.
Предлагаемая хрестоматия – первая попытка собрать полный состав наиболее влиятельных сочинений в истории русской риторики XVII – первой половины XIX в. Эта попытка также далека от совершенства, поскольку даже в книгу значительного объема невозможно вместить полностью ни один из существовавших рукописных памятников или авторитетных учебников XIX в. Однако возможно отобрать фрагменты из пользовавшихся популярностью учебников, статьи, образцы учебных речей, чтобы непосредственно познакомить читателя с предметом риторики, претерпевшим значительные изменения в разные периоды развития риторической мысли.
Работа исследователя начинается с поиска источника. Здесь филологу нет нужды что‑либо «выдумывать» – материал говорит сам за себя и необходимо лишь корректно им распорядиться. Так, состав источников уже при его библиографическом описании позволяет сделать ряд любопытных выводов.
Прежде всего выясняется, что история риторики тесно связана с историей русской идеологии и общества в целом. Анализ времени создания основных риторических трудов показывает, что они не случайно создаются во времена общественных ломок и преобразований, предваряя, сопутствуя и последуя им.
До XVII в. учебники риторики отсутствуют на Руси, что, однако, не означает неизвестности риторических понятий. Употребление слов ветийство (через «ять»), риторикия (риторика‑только в XVII в.) и множества «благословных» синонимов (в разнообразных вариантах типа благоязычие, доброречие, красноглаголание, хитрословие, златоустие др.) более всего говорило о существовании практических правил речи и речевой этики, ясно показывающих образ человека Древней Руси. Это – донаучный и доучебниковый период развития риторики, когда в отсутствие какой‑либо терминологии имеется изобилие «ветийства» и «сладкоречия», существует практическая риторика («благоречие»), основанная более всего на образцовых культурных текстах (Священное Писание, богослужебные тексты, сочинения проповедников – отцов церкви, сочинения с указанием правил речевого поведения – см. «Пчелу», «Домострой» и др.).
Первый русский учебник риторики датирован 1620 г. (данные об истории текста – во вступительной статье перед публикацией). В русской истории – это окончание Смутного времени, начало царствования династии Романовых, установление новой государственности и стиля правления. Такое время не может не требовать реорганизации в области образования, и они, видимо, произошли не только в Московии, но и на Украине, откуда шла ученость в московские земли. Однако, если на Украине с бурным развитием школ и созданием Киевской духовной академии (1631 г.) воцаряется латинское образование, в среднерусских и московских землях существует четкая ориентация на тривиум гуманитарных дисциплин (грамматика, риторика, диалектика), описанных по-русски в ряде памятников. До 1620 г. было создано «Сказание о седми свободных мудростях», чьи главы о грамматике, диалектике и риторике становились соответствующими предисловиями к трем сочинениям, которые регулярно переписывались и соседствовали в рукописных сборниках: «Грамматике» Мелетия Смотрицкого, «Диалектике Иоанна Дамаскина» и «Риторике» 1620 г.
Как ни стремилось в течение XVII в. общество к созданию академии и заведению «школ», настоящий перелом в содержании риторики смог произойти только с началом петровских преобразований. Создание основных рукописных риторик, читавшихся и переписывавшихся на протяжении всего XVIII в., удивительным образом сконцентрировано в период с конца XVII в. по 1710 г. В это время написаны «О риторической силе» Софрония Лихуда (пер. Козмы Афоноиверского – 1698), «Риторика» Михаила Усачева (1699), «Риторическая рука» Стефана Яворского (1698, пер. Федора Поликарпова – 1705), несколько риторик Андрея Белобоцкого (до середины первого десятилетия XVII в.), «Книга всекрасного златословия» Козмы Афоноиверского (1710), «Старообрядческая Риторика» в 5 беседах (1706–1712). Каждое из этих сочинений имеет свои задачи и содержательно-стилистические особенности. Так, сочинение Софрония Лихуда «О риторической силе» вместе с богословскими толкованиями происхождения «слова» при необыкновенной стилевой выразительности охватывает все ситуации политической и семейной речи, ясно указывая, как надо развивать те или иные темы. «Риторика» Михаила Усачева тяжеловесна в толковании отдельных разделов (ср. 29 общих мест в 1-й книге), но оригинальна в объяснении вопросов обучения ритора: в «науке» человек сначала «удивляется», а затем «в разум» принимает учение. Исключительно популярны были риторики Андрея Белобоцкого – прежде всего потому, что стремились к универсальной полноте в охвате описываемых предметов: люллианские сочинения претендовали на универсальное знание о любой вещи. В «Науке проповедей» Белобоцкого были изложены все компоненты содержания различных тем церковной речи, а в «Краткой риторике» объяснены основные богословские понятия (Бог, Богородица, пророки, ангелы, святые и т. д.). «Риторическая рука» Стефана Яворского оригинальна краткостью и выразительностью примеров, а в посвящении, адресованном И. А. Мусину-Пушкину, прославляются «учение», Москва – «жилище муз» и, конечно, «московский орел» Петр Великий, насаждающий науки в своем Отечестве. Вершиной риторической украшенности стала «Книга всекрасного златословия» Козмы Афоноиверского, грека, изучившего славено-российский язык настолько, что во множестве его «прикладов» – примеров воплотились современные и исторические реалии русской жизни, были предложены ясные определения риторической терминологии. Наконец, обучение проповеднической речи ставила целью «Риторика» в 5 беседах, созданная в Выголексинском общежительстве, – старообрядцы не только переработали терминологию современных им риторик, но и снабдили описание собственными идеологическими примерами.
Стилистический резонанс этого «петровского» периода долгое время был значим для российского общества и его образованности. Несомненно и то, что следующий период начинается в 1743–1747 гг. с созданием М. В. Ломоносовым своих руководств – в истории это начало царствования Елизаветы Петровны с переходом после серии дворцовых переворотов в «век» Екатерины. Ломоносов возвышается над всеми другими авторами XVIII в. как создатель первой научной риторики. Однако реальная картина борьбы идей за создание новой риторики еще должна быть восстановлена. Как известно, первое «Краткое руководство к риторике» М. В. Ломоносова датируют 1743 г., поскольку представлено оно в Императорскую академию наук в январе 1744 г. После отрицательного отзыва академиков и совета Миллера «написать автору свою книгу на латинском языке… присоединив русский перевод», Ломоносов готовит «Краткое руководство к красноречию», изданное в 1748 г. Однако надо учитывать, что у Ломоносова был серьезный конкурент, всю жизнь сознательно ему противостоявший. Это – В. К. Тредиаковский, выступивший в Академии наук 2 февраля 1745 г. с речью «Слово о витийстве». Очевидно, что Тредиаковский пытался выполнить «заказ» Миллера, написав свое сочинение одновременно на латинском и русском языках; ученый, льстиво-возвышенный слог обращения к «славнейшим и достопочтеннейшим профессорам», возможно, обеспечил ему кратковременный успех, однако тяжеловесная славянщина, неудобопонятный синтаксис не могли снискать благосклонности у читателя. Но забывать столь значительное сочинение несправедливо, тем более что ряд мыслей Тредиаковского несомненно воздействовал на построение второй ломоносовской книги по риторике – «Краткого руководства к красноречию».
Обратим внимание на основной термин красноречие, вынесенный Ломоносовым в заглавие книги. Именно красноречие извлекает Ломоносов из старинного синонимического ряда: благоречие, добрословие, красноглаголание, хитроречие и др. для обозначения искусства хорошо говорить и писать. Здесь же Ломоносов впервые в русской филологической науке объясняет структуру словесных дисциплин. Это объяснение точно проработано в названиях курсов и определениях терминов. Если в 1744 г. он называет свой курс «Краткое руководство к риторике на пользу любителей сладкоречия (курсив везде мой. – А. В.), начиная его определением риторики, то через три года (рукопись 1747 г., первое издание 1748 г.) Ломоносов уже в названии предлагает четкое распределение терминологии, которое навсегда закрепится в русской науке: «Краткое руководство к красноречию. Книга первая, в которой содержится риторика, показующая общие правила обоего красноречия, то есть оратории и поэзии, сочиненная в пользу любящих словесные науки» (ПСС. – М.; Л.: АН СССР, 1952. – Т. 7. – С. 19, 89). Еще в рукописи 1747 г. дважды встречается слово сладкоречие (п. 7, 9 вступления), замененное на красноречие, – напротив, в первом «Кратком руководстве к риторике» 1743 г. господствует слово сладкоречие (название, п. 2 вступления), а слово красноречие употреблено лишь однажды в начале сокращенной 4-й главы «О произношении» (т. 7, с. 77). Не исключено, что Ломоносов мог испытать известное влияние речи Тредиаковского, у которого слова витийство, элоквенция, красноречие употребляются рядоположенно на равных основаниях.
Ломоносов в окончательном варианте совершенно определенно отказался от латинского слова элоквенция и книжнославянского витийство, предлагая ясное разделение семантики терминов: «Красноречие есть искусство о всякой данной материи красно говорить и писать и тем других преклонять к своему об оной мнению…» (с. 91); (в именовании 1-й книги) «Краткого руководства к красноречию, книга 1, содержащая риторику. П. 1. Имя сея науки происходит…» (с. 99).
Таким образом, риторика – это «наука», «учение», «правила»; красноречие – «искусство», способность, умение «красно говорить», но также и состав текстов словесности. Когда Ломоносов пишет о «правилах обоего красноречия: оратории и поэзии», под красноречием понимается совокупность текстов или словесных произведений – аналог будущей словесности. В текстах авторитетных руководств XIX в. это значение термина красноречие будет сохранено у отдельных авторов (И. И. Давыдов). Одновременно и термин словесность, рожденный на пороге XVIII‑XIX вв. (здесь же граница нового общественного стиля), восходит к однажды употребленному Ломоносовым словосочетанию словесные науки (второй раз это сочетание встречается в черновой заметке «О нынешнем состоянии словесных наук в России», датируемой 1756 г. и опубликованной лишь в 1865 г. П. Пекарским). Причем так же, как у Ломоносова, словесность начала XIX в. будет включать все «науки»: всеобщую грамматику (учение о языке, его происхождении и строении), общую и частную риторику, поэтику.
Риторическое источниковедение должно ввести в поле нашего внимания множество либо незаслуженно забытых, либо не прочитанных еще текстов. Разделим их, по крайней мере, на следующие области: 1) тексты известных классиков литературы и науки, которые оставили серьезные труды в области риторики («Слово о витийстве» В. К. Тредиаковского, «О русском духовном красноречии» А. П. Сумарокова и др.); 2) значительные учебники российских авторов – образцы школьных руководств («Краткое руководство к оратории российской» Амвросия Серебрянникова 1778 г. – сделанная с пиететом перед Ломоносовым, но вполне самостоятельная разработка теории прозы XVIII в., или «Детская риторика» 1787 г. с краткими определениями и выразительными примерами); 3) переводы иностранных руководств, традиционно авторитетные для русской науки, но приспособленные к задачам отечественной риторики и начинающие жить в России особой жизнью (К. Галлиен‑де Салморан, 1785, Г. Блер, 1791, Н. Трюбле, Ш. Жозеф, 1793, Г. Г. Гальяр, 1797); 4) неизученный (! – возможно об этом надо бы говорить в первую очередь) пласт латино-язычных руководств, которые писались в местных школах – в собранном составителем хрестоматии каталоге рукописных риторик можем указать на сочинения вологодского епископа Амвросия Юшкевича 1739 г., вологодского и белозерского епископа Иосифа 1746 г., курс риторики в Холмогорской архиепископской школе 1751 г., рязанского и муромского епископа Палладия 1759 г., курс лекций в Нижегородской семинарии 1766 г. и др. Нередко эти сочинения переводились – в хрестоматии публикуется фрагмент перевода с латинского языка казанского игумена Кастория «Надежный способ достичь совершенства в красноречии» 1780 г.; 5) учебные материалы – тексты студенческих сочинений и «ораций», писавшихся по-латыни и по-русски и произносившихся в риторических классах – вкупе с многочисленными сборниками проповедей, приветственных речей они составляют бесценный материал по практической риторике и методике обучения красноречию (см. две публикуемые «орации» студентов Московской Духовной академии и речь акад. Н. Я. Озерецковского 1791 г. при вступлении в должность профессора красноречия).
Примерно с середины 90-х годов XVIII в. и особенно с начала XIX столетия происходит смена общественного стиля – заканчивается «век Екатерины», начинается царствование Александра Благословенного. Изменения назревают, а затем и происходят, когда появляется новая трактовка филологических наук, с организацией Министерства народного просвещения проводится общая реформа национального образования. Можно назвать, по крайней мере, трех авторов, которые в 90-е годы готовили своими трудами эти преобразования: А. С. Никольский, чьи работы по логике, риторике, а затем и словесности были наиболее влиятельны благодаря их систематической простоте и понятности; наиболее разработанный курс проф. И. С. Рижского (с 1796 г.), кстати, во многом способствовавший представлению о риторике как учении об украшенном слоге и стиле речи; рукописный курс М. М. Сперанского «Правила высшего красноречия», расходившийся во множестве списков и опубликованный только в 1844 г., обладал несомненным влиянием благодаря прежде всего достоинствам вдохновенного и оригинального стиля, акцентам на таких сторонах риторического учения, как возбуждение страстей, вкус и гений, произношение и телодвижение.
В начале XIX в. складывается представление о словесности как искусстве речи, совокупности словесных (филологических) дисциплин, составе текстов данной культуры (например, «словесность русского народа»). Постепенно устанавливается единая терминология словесности и риторики при разнообразии толкований от автора к автору. Так, А. С. Никольский объяснил словесность («дар слова») достаточно просто‑как «способность выражать мысли словами» (Основания российской словесности. СПб., 1807), включая в нее лишь две науки: грамматику, научающую «правильному употреблению слов», и риторику, показывающую «способ, как располагать и изъяснять мысли» (с. 10). А. Ф. Мерзляков в 1809 г. выделяет «три особенные науки», представляющие правила речи: «логику, или диалектику, которая учит думать, рассуждать и выводить заключения правильно, связно и основательно; грамматику, которая показывает значение, употребление и связь слов и речей; и риторику, которая подает правила к последовательному и точному изложению мыслей, к изящному и пленительному расположению частей речи, сообразно с видами каждого особенного рода прозаических сочинений» (Краткая риторика… М., 1809. – С. 5). Риторика – «полная теория красноречия», а красноречие – «способность выражать свои мысли на письме или на словах правильно, ясно и сообразно с целию говорящего или пишущего» (с. 6). С характерным для всех теоретиков риторики первой половины XIX в. преклонением перед «древними» и вполне в традициях М. В. Ломоносова и М. М. Сперанского А. Ф. Мерзляков разумеет под красноречием «искусство оратора», а под именем риторики – «правила, служащие к образованию оратора» (с. 6).
Стремление разобраться в смысле терминов и дать им истинное толкование приводило к объяснению, исходящему от происхождения или внутренней структуры слов. В. Я. Толмачев определял словесность как «природную» или «обыкновенную способность человека изъяснять свои мысли и чувствование голосом», причем словесность не имеет «никаких отличительных качеств», но «способность, показывающая отличное искусство выражать оные ясно и красиво, именуется красноречием; выражать сильно и убедительно – витийством (Военное красноречие. СПб., 1825. – С. 1–2). Последнее «искусство» «приобретается наукою», которую называют риторикою. Итак, «риторика есть та наука, которая содержит правила, руководствующие к красноречию и витийству… кратче определить риторику наукою красноречия» (с. 2).
Вместе с тем для всех, «занимающихся словесностью», необходима «наука слова», главными предметами которой являются «мысли, слова и соглашение одних с другими: правильному действию мыслей учит логика; правильному употреблению слов – грамматика; правильному соглашению мыслей со словами, показывающему известную степень искусства в употреблении речи, научает риторика» (с. 4). Логика и грамматика называются «предварительными науками» в отношении к риторике.
Своеобразной предстает концепция «словесных наук» у замечательного педагога и теоретика риторики Н. Ф. Кошанского.
Его схема расширяется до разбора всех наук, имеющих отношение к человеку, обладающему «по воле Творца силой ума и даром слова» (Общая реторика. – СПб., 1829. – С. 1). «Сила ума» связывается с логикой (многие риторики начинаются разбором основных логических терминов: понятие, суждение, умозаключение), а «дар слова» – со «словесными науками»: грамматикой, которая занимается «словами»; «реторикой», которая занимается «мыслями»; поэзией, которая занимается «чувствованиями».
Акценты, как видим, расставляются по-разному: у Мерзлякова риторика «не простирает своих исследований до мыслей и слов, представляя это логике и грамматике», у Кошанского предмет риторики – «изобретать, располагать и выражать мысли». Не случайно Мерзляков, сам блестящий стилист, построил свою риторику как теорию изящного слога и стиля, отказавшись от изобретения; Кошанский, напротив, возвращает в риторику учение об источниках изобретения, лишь предупреждая об опасности их механического употребления.
Таков лишь краткий фрагмент сопоставительного исследования мнений нескольких авторов о природе филологических наук, среди которых риторика, безусловно, претендовала на первенствующую роль как «теория речи» (ср. начало учебника К. П. Зеленецкого «Общая риторика» в редакции И. И. Давыдова: «Предмет риторики есть речь»). Такое историко-сопоставительное изучение – задача будущего. Пока суммируем проблематику общей и частной риторик по разделам не только исследования, но и сопоставления с современными теориями речи. В общей риторике это:
1) классификация словесных наук (словесность, логика, грамматика, риторика, красноречие, поэтика, эстетика); традиционное рассуждение об истинном и ложном красноречии;
2) теория изобретения, учение об источниках идей или общих местах как способах нахождения материала речи; в этом разделе – логические основания мышления (понятие, суждение, умозаключение), расположение в речи доводов и доказательств;
3) распространение (амплификация) речи как прием развития повествования;
4) теория расположения (композиции) частей речи: предисловие, предложение (называние), повествование, описание, доказательство (укрепление), опровержение, заключение;
5) учение о хрии (хрия – образец построения речи по ее композиционным частям);
6) учение об украшенном слоге и стиле (стиль рассматривается двояко: как теория трех стилей и как учение о качествах речи);
7) учение о тропах и фигурах (тропы как приемы употребления в переносном значении бывают словесные и речевые; фигуры как выразительные обороты речи описываются как фигуры слова, мысли, страстей, предложений);
8) учение о периоде речи, включая его различные части;
9) учение о возбуждении страстей (у Ломоносова с характеристикой важнейших страстей, у Сперанского – описание способов рождения страстей как «основания красноречия»; постепенно этот раздел сокращается и переходит в психологию);
10) учение о вкусе как категории прекрасного и способности выражать изящное и благородное в слове;
11) учение о памяти с разбором самой способности запоминать и способами тренировки;
12) учение о произношении и телодвижении, обычно исчисляющее ряд требований к голосоведению, пластике и мимике, предлагающее также способы голосового и пластического выражения чувств;
13) принципы обучения риторике (по-разному интерпретируются природные способности, научная теория, подражание образцам, практические упражнения);
14) особо должны быть проанализированы примеры или образцовые тексты, поскольку разные авторы имеют свои идеологические и стилистические предпочтения.
Частная риторика, начавшаяся делением всех текстов на прозу и поэзию (М. В. Ломоносов), продолжается рассмотрением «больших» и «малых слов» (Амвросий Серебрянников, А. С. Никольский), а заканчивается к середине XIX в. разработанной классификацией видов и жанров словесности, куда входят в различных авторских интерпретациях письма; разговоры, или диалоги; учебные и ученые (догматические) сочинения; история (от исторической до художественной прозы); речи (политические, судебные, торжественные, академические, проповеднические). Наибольшего внимания заслуживают попытки создать всеобъемлющие классификации существующих видов словесности с максимально описанными жанрами внутри каждого вида словесности.
В 50-е годы XIX в. назрел кризис риторики как речевой идеологии общества. Несмотря на очевидные научные достижения, не понимаемые некоторыми журналистами (В. Г. Белинский), предмет «риторика» подвергается критике за отсутствие связей с бытовой прозой или «народной» речью (к описанию реальных бытовых коллизий обращается художественная литература в лице писателей натуральной школы); риторика осуждается за схоластичность в обучении по общим местам, хриям, фигурам и т. д. Характерно, что теперь, когда общие места как способы изобретения мысли и речи изгнаны из обучения, учащиеся плохо могут представлять способы распространения речи, ибо совет черпать вдохновение из самого «предмета» рассуждения (К. П. Зеленецкий) не давал техники изобретения и повисал в воздухе. Отголоски «старой» риторики продолжали существовать в виде членов предложения, отвечающих на вопросы общих мест (кто, что, где, когда, почему, зачем) и побуждающих лишь к пассивному анализу уже существующего текста.
Новая реформа образования, развернувшаяся особенно интенсивно в 60-е годы XIX в., окончательно изменила предмет словесности. Начатая усилиями влиятельных филологов (А. Н. Веселовский, А. А. Потебня) и революционеров‑демократов (В. Г. Белинский, Н. А. Добролюбов), теория словесности лишь формально сохранила значение «совокупности словесных произведений данного народа», но реально ограничила предмет словесности рассмотрением трех композиционных форм речи (описание, повествование, рассуждение), сосредоточившись на вопросах стилистики, а из всей совокупности текстов избрала художественную литературу как наиболее ценный вид словесного творчества, предваряя его малым разделом устной народной поэзии. Надо ли говорить, что такое сосредоточение на художественной и «народной» речи было существенным ограничением и обеднением содержания филологического знания?
Наша хрестоматия содержит тексты по середину XIX в. не только вследствие невозможности включить всех авторов, писавших о проблемах речи, но и потому, что с середины XIX в. риторика, по существу, перестала быть в поле зрения педагогической общественности. Начинается период научного языкознания и литературоведения, и, как часто бывает при создании новых теорий, старое оказывается забытым, хотя несомненно, что общество продолжало жить положительными идеями этого «старого». Даже такие блестящие педагоги-филологи, как П. М. Леонтьев и М. Н. Катков (основатели в 1868 г. Императорского лицея в память цесаревича Николая), при напряженном изучении лицеистами родного, классических и иностранных языков, требовании к каждому учителю следить, чтобы воспитанники прежде всего хорошо говорили по-русски, отказались от риторики и словесности, включая лишь сами тексты художественной классики в языковые программы. Неудивительно, что отсутствие обучения деловой речи, фундаментальных исследований в области политической риторики, изъятия научной прозы из образования при всех достижениях научного языкознания и художественно-литературного творчества сделало общество не готовым к риторической критике разнообразных политических течений XX в. Так что причина (не будем говорить «вина») событий октябрьского переворота во многом связана с той картиной филологической образованности, которая существовала в России со второй половины XIX в. по 1917 г.
Разумеется, создание нового советского строя должно было изменить филологическое знание. Термин словесность ждала та же судьба, что 60 лет назад риторику. Последний курс «Теории словесности» Д. Н. Овсяннико-Куликовского помечен 1923 г. – советская филологическая наука будет рассматривать его как «устаревший» (см. нашу статью: Что такое словесность? (к истории термина и содержания научного предмета) // Русская словесность. 1994. № 5). Однако провозглашенная после Октябрьской революции новая идеология должна была искать подкрепления в новой риторической теории и практике. Во-первых, очевидно, что победа большевиков в 1917 г. – победа прежде всего «риторическая», ибо они оказались убедительнее своих оппонентов в пропаганде, находчивее в аргументации, выразительнее в стиле. Во-вторых, очевиден огромный интерес к практическим вопросам ораторского искусства, теории и практике построения дискуссий и споров – иначе и быть не могло в стране, где речь на собрании, митинговая агитация, политическая пропаганда заняли такое важное место. В-третьих, очевиден и интерес ученых к теории речи, политической речи (Гофман В. Слово оратора. – Л., 1932), истории русской риторики (причина ее упадка и призыв в новой лингвистике рассмотреть социально-бытовой язык «в соответствии с общей риторикой начала XIX в.» – см. у В. В. Виноградова: О художественной прозе // Избранные труды: О языке художественной прозы. – М., 1980. – С. 116).
Слово риторика в новых работах не упоминается (за исключением трудов исторического характера). Впрочем, с 30-х годов, когда кончается десятилетие историко-стилистических реформ и начинается стилевая стагнация (сопровождаемая к тому же идеологическими репрессиями), принципиальная возможность писать и обсуждать вопросы ораторского искусства и словесности была сведена к минимуму. Советское языкознание продолжало развиваться без обращения к риторике: вопросы риторической науки и искусства речи оказались размытыми между множеством лингвистических, психологических и социальных дисциплин, которые пытались заполнить образовавшуюся в потребностях общества лакуну.
Таким образом, история русской риторики и словесности непосредственно связана с русской общественно-политической историей. Она может быть поделена на следующие периоды, фиксирующие единый общественно-идеологический стиль жизни:
1615/20—1690/95 гг. – допетровская Русь в начале царствования Романовых, когда наиболее популярной является первая русская «Риторика» 1620 г., изучаемая в тривиуме свободных «мудростей»;
1690/95—1745/50 гг. – петровский период и стиль, предложенный руководствами конца XVII – первого десятилетия XVIII в. (С. Лихуд, М. Усачев, А. Белобоцкий, С. Яворский, Козма Афоноиверский, старообрядческая Выговская школа);
1745/50—1790/1800 гг. – ломоносовский период с безусловным господством руководств великого ученого, стиля русского классицизма (многое не изучено, например латинские руководства);
1790/1800—1850/60 гг. – расцвет русской ученой риторики с постепенным становлением науки словесности, охватывающей в отдельных толкованиях все филологические дисциплины (ср. теории Н. Ф. Кошанского, И. И. Давыдова, К. П. Зеленецкого);
1850/60—1920 гг. – период новой теории и истории словесности, становящегося научного языкознания и литературоведения; язык изучается как лингвистическая система, а словесность рассматривается как художественная литература и фольклор; риторика выведена из состава преподавания;
1920–1985/90 гг. – советский (коммунистический) период в истории русской риторики и общественной идеологии; в советское время на месте старой риторики был создан ряд дисциплин: культура речи, лингвистика текста, функциональная стилистика, прагматика и др. – при всем положительном, что заключают в себе новые теории, вне учета культурно-исторического опыта риторики их современный потенциал становился ограниченным. Практическое свидетельство тому – слом советской пропагандистской машины, не желавшей основывать свою идеологию на идеях прошлого, отсюда – невозможность творчества и дальнейшего существования.
Сейчас в России происходит риторический «бум» при «очередной» смене общественно-политического стиля. Создание новой идеологии, морали, нового стиля приходится признать как существующую реальность и необходимость. Благополучие будущей жизни не может не зависеть от языка. А практическим языком как раз и занимается риторика. Какой будет новая риторика (взаимопроникаемо – и новая идеология, и новая мораль) не в последнюю очередь зависит от наших конкретных сегодняшних усилий.
Таким образом, предлагаемая читателю историческая хрестоматия написана на «потребу дня», она нужна для настоящего и для будущего. Излишне объяснять, что наше будущее зависит от нашего знания и соучастия в прошлом, а подлинная культура означает освоение достижений, осуществленных мыслью, словом и делом наших предшественников.
Хрестоматия имеет четыре раздела: I. Риторика в Древней Руси; II. Риторики петровского времени; III. Риторики XVIII в.; IV. Риторики первой половины XIX в. Не только по причине объема книга ограничена серединой XIX в. – именно этой временной границей отмечено употребление слова «риторика»: в 50-е годы еще преподается в гимназиях исправленный И. И. Давыдовым курс К. П. Зеленецкого в 4-х томах; К. К. Фойгт пытается сохранить риторику на основах стилистики (1856 г.). Для второй половины XIX в. характерно новое построение курсов словесности – и публикация этих материалов представляет собой особую проблему для современных историков русской филологии. К сожалению, именно с полными текстами классических учебников словесности не знаком наш современный педагог.
Кроме того, даже ограничив себя временными рамками, мы не смогли включить в книгу все богатство идей русских классиков риторики. При отборе текстов ставилась задача – выделить основную терминологию риторики и словесности, показать наиболее выразительные с точки зрения авторского стиля фрагменты текста. При невозможности опубликовать полные тексты взятых учебников приводятся планы сочинений (как сделано с «Риторикой» М. Усачева или «Правилами высшего красноречия» М. М. Сперанского) – читатель может обозреть всю проблематику науки в понимании данного автора.
Учебники первых двух разделов – рукописные; большинство из них имело описания, но ни один не имел достаточно полных публикаций. В данной хрестоматии читатель впервые имеет возможность непосредственно познакомиться с фрагментами текстов ранних рукописных риторик. Эти фрагменты переданы в современной графике, но с сохранением орфографических особенностей оригиналов.
Тексты двух последних разделов публикуются в современной орфографии. При их формировании мы старались не повторять материалов хрестоматии: Граудина Л. К. Русская риторика. – М.: Просвещение, 1996, с которой составитель любезно разрешил нам познакомиться.
Перспективы изучения истории русской риторики и филологических наук в целом огромны. Поэтому в конце книги публикуется историческая библиография трудов по риторике и словесности (1743–1850). По сравнению с первым изданием она значительно расширена. Справочно-биографический аппарат дан во вступительных статьях к каждому учебнику.