Стилистика от автора и стилистика восприятия
В предыдущем параграфе мы противопоставляли стилистику лингвистическую и литературоведческую и пришли к выводу, что для подготовки будущих преподавателей иностранных языков нужны обе, но с учетом конкретных целей и задач подготовки учителя.
Следующий важный вопрос касается акцента на то или иное направление толкования текста, т.е. выбора точки зрения, с которой рассматривается текст как передаваемое сообщение. Стилистический разбор можно вести, концентрируя внимание либо на движущих силах творческого процесса писателя, т.е. от автора, либо на восприятии самого текста читателем. Первый подход совпадает с литературоведческой стилистикой, его также можно было бы назвать генетическим. Второй представлен в стилистике декодирования.
Для того чтобы показать сущность подхода от автора, обратимся к работе Е.И. Клименко о стиле ранних произведений Дж. Байрона*. Анализируя XXXVIII строфу первой песни «Паломничества Чайльд Гарольда», Е.И. Клименко отмечает, что здесь обобщаются выводы, к которым поэт пришел в результате предпринятого им с целью политического самообразования путешествия по югу Европы. Во время этого путешествия он был свидетелем войны в Испании, боровшейся за свою независимость против Наполеона. Картина боя: топот коней, грохот битвы, обагренные кровью мечи — перерастает в призыв к оружию. В конце строфы вводится обобщенный образ всадника, олицетворяющий войну:
Hark! Heard you not those hoofs of dreadful note?
Sounds not the clang of conflict on the heath?
Saw ye not whom the reeking sabre smote,
Nor saved your brethren ere they sank beneath
Tyrants and Tyrants' slaves? — the fires of Death,
The bale-fires flash on high: — from rock to rock
Each volley tells that thousands cease to breathe;
Death rides upon the sulphury Siroc,
Red Battle stamps his foot, and Nations feel the shock.
(G. Byron. Childe Harold's Pilgrimage)
Продолжая анализ, Е.И. Клименко отмечает, что подобное развитие поэтической мысли — сжатость, пафос, элегическая скорбь по утраченной национальной самостоятельности и динамический эмоциональный призыв к оружию — наблюдается и в других частях поэмы, и приходит к выводу о характерности выбора и трактовки этих тем для поэзии Дж. Байрона. Анализ от автора предполагает выделение его особенностей по сравнению с другими авторами. Стремясь определить, чем отличается использование общенародных языковых средств у изучаемого ею поэта в данный период его творчества, Е.И. Клименко сравнивает его язык с языком А. Попа и его эпигонов и показывает, в частности, как эпитет у Дж. Байрона утратил специфическую для классицистов XVIII века условную отвлеченность.
Такое толкование текста плодотворно, вполне правомерно и с необходимостью вытекает из историко-литературных задач стилистического анализа, но оно не является единственно возможным.
Различие задач стилистики от автора и стилистики восприятия состоит еще и в том, что первая интересуется больше авторами, чем их произведениями, рассматривая произведение как некое следствие, до причин которого нужно доискаться. Стилистика восприятия и, следовательно, стилистика декодирования рассматривают литературное произведение как источник впечатлений для читателя.
Рассмотрим теперь ту же строфу с точки зрения стилистики получателя речи. Прежде всего читателю бросится в глаза большое эмоциональное напряжение серии быстро сменяющих друг друга вопросов-восклицаний: Heard you not...? Sounds not the clang...? Saw ye not whom...?
Эти риторические вопросы клеймят пассивных, призывают к борьбе. Слова Death и Tyrants подчеркнуты повтором и написанием с заглавной буквы. Слово «смерть» не только повторено само, но еще усилено образным семантическим повтором: reaking sabre smote, brethren sank, thousands cease to breathe.
Главное в строфе: тирания несет смерть и рабство, мириться с ней нельзя.
Пафос создается не только динамикой синтаксических конструкций, но и некоторой архаизацией языка: hark, ye, smite, brethren, ere.
Всмотревшись в лексику, заметим экспрессивность слов, означающих удары: hoofs of dreadful note, clang of conflict, smote, stamps his foot, shock.
С ударами ассоциируется и синтактико-ритмическое построение. Образная система строфы конкретна: удары копыт, звон сабель, пожары. В то же время каждый образ символичен и обладает большой обобщающей силой. Особенно грандиозно заканчивающее строфу символическое олицетворение смерти и войны в образах зловещих всадников1.
Анализ можно было бы продолжить, но и сказанного достаточно, чтобы убедиться в том, что оба пути ведут к одной цели и раскрывают строфу как призыв к битве против тирании. Совпадая по конечным результатам, эти две методики взаимно подтверждают правомерность каждой. В практике анализа их часто комбинируют, но их не следует смешивать.
Литературно-стилистический анализ, с точки зрения получателя речи 'Ю.С. Степанов называетстилистикой восприятия2.
Она разработана меньше, чем стилистика от автора, т.е. от отправителя речи, но имеет очень большое значение в свете задач высшей школы.
Для того чтобы предложить обоснованное толкование намерений автора, нужно хорошо знать литературную, культурную, социальную и политическую обстановку эпохи, другие произведения этого же автора, его творческую и личную биографию. Все это входит в компетенцию истории литературы: в истории литературы стилистический анализ и есть прежде всего анализ от автора.
Однако даже при наличии обширных сведений вышеуказанного характера догадки о намерениях автора и утверждения типа «автор хочет сказать», «автор хочет показать», «этот образ введен с целью...» и т.п. часто приводят к произвольным и поверхностным оценкам.
Даже сам писатель далеко не всегда может дать достаточно точные сведения о своих намерениях. Стилистика изучает произведение, а не намерения автора или его биографию. Г.А. Гуковский совершенно прав, когда пишет, что ни письма, ни дневники, ни воспоминания писателя или его современников, ни современная писателю критика «не есть доказательство истинности суждений об идейном содержании его произведений... Это только подсобные материалы для исследования»1. Глубина содержания раскрывается самим текстом.
Интересные соображения по этому поводу находим у уже упомянутых выше американских теоретиков литературы Р. Уэллека и А. Уоррена. Они считают, что в тех случаях, когда мы располагаем свидетельством современников или даже прямым заявлением автора о его намерениях, такие данные, хотя их и следует непременно учитывать, не должны связывать современного читателя, их надо расценивать критически в свете того, что дает само произведение как таковое. «Намерения автора могут значительно превосходить то, что он создает в законченном произведении искусства: они могут быть выражением планов и идеалов, а исполнение может расходиться с планами или не достигать их. Если бы мы могли взять интервью у Шекспира, нас, вероятно, не удовлетворили бы его объяснения о намерениях, которыми он руководствовался при написании «Гамлета». Мы справедливо настаивали бы на том, что находим в «Гамлете» (именно находим, но не придумываем сами) мысли, которые сам Шекспир сознательно для себя не формулировал... Расхождение между сознательным намерением и результатом творчества является обычным явлением в истории литературы»2.
Подобных признаний можно найти немало и у самих писателей. В этом вопросе оказываются едиными мнения французского поэта-романтика А. де Мюссе, поэта-модерниста Т.С. Элиота и сатирика О. Хаксли. А. де Мюссе при этом делает акцент на активной роли читателя, на значении читательского восприятия: «Всякий замечательный стих истинного поэта содержит в два-три раза больше того, чем сказал сам поэт. На долю читателя остается дополнить недостающее по мере своих сил, мнений, вкусов»3. О. Хаксли в романе «Пожухлые листья» шутит:
«Писатель предполагает, а читатель располагает». Т.С. Элиот соотносит произведение с замыслом автора: «...смысл стихотворения может оказаться значительно шире, чем сознательный замысел автора, и очень отдаленным от его истоков»4.
Для стилистики от автора критическое изучение целенаправленной работы писателя над языком его произведений, изучение введенного им нового вокабуляра и статистическое обследование его лексики играют не менее важную роль, чем его высказывания о литературном творчестве в письмах, дневниках и литературно-критических статьях. Содержание произведения воплощено в сложном комплексе его элементов, в их системе. Но значение произведения искусства не может рассматриваться изолированно от той действительности, в которой оно возникло. Стилистический анализ от автора обязательно требует не только знания фактов творческой биографии писателя, генезиса произведения, знания эпохи, в которую произведение было создано, и эпохи, которая в нем описывается, но и всей истории литературы. Художественное произведение сравнивается и сопоставляется со всем тем, что было создано до него, оценивается в рамках существующей литературно-эстетической традиции.
В стилистике восприятия внимание концентрируется не на писателе, а на результате его творчества, на воздействии, которое текст оказывает на читателя, т.е. на самого анализирующего. Действительно, литературное произведение реализуется в сознании, в восприятии читателя. Процесс культурного развития общества — процесс двусторонний. Это не только создание культурных ценностей, но и переработка их читателями, слушателями, зрителями, их сотворчество. Принципобратной связи(под обратной связью понимается воздействие результатов функционирования какой-либо системы на характер дальнейшего функционирования этой же системы) играет в этом процессе очень большую роль.
Обратная связь — очень важное для теории коммуникации . понятие. Она характеризует динамику взаимоотношений между партнерами. Это, по существу, любой вид обратного сигнала, показывающего эффективность понимания со стороны принимающего, возвращающегося к отправителю и корректирующего его дальнейшую деятельность. Но читатель не существует вне времени и пространства. Каждая культура, каждая эпоха, каждый период в истории культуры и, наконец, каждый отдельный , читатель имеют свои критические тенденции и требования, свое ? восприятие творчества писателей. В пределах одной эпохи процесс оказывается двусторонним: писатель реагирует на требования времени и сообразует с ними свое творчество. В пределах разных эпох и культур возрастает роль читателя и его творческая активность. Читать Шекспира глазами Шекспира мы не можем и не должны. Современный читатель предъявляет к искусству прошлого свои требования, пользуется своими критериями оценок, отличными от действовавших в ту эпоху, когда произведение создавалось, и от эпох, лежащих между временем , создания текста и временем прочтения. Это, разумеется, не значит, что прошлое культуры безразлично для современного восприятия: предшествующие достижения культуры аккумулируютcя в ее современном состоянии, но прочтение гениев прошлого по-новому, в соответствии с опытом и чувствами каждого нового поколения, естественно и закономерно. Конечно, это прочтение должно быть именно прочтением, а не произвольным фантазированием и философствованием на те же темы. Читатель воссоздает в своем сознании текст, а не творит его заново.
Стилистика декодирования как теоретическая основа интерпретации текста при его восприятии учит обращать внимание на связи внутри текста, замечать в нем то, что неискушенный читатель может пропустить, приучает составлять о тексте собственное мнение. Возможная при этом излишняя субъективность уменьшается, если читатель приучается искать в тексте объективные лингвистические подтверждения своей догадке. Значение стилистики декодирования связано в первую очередь с требованием создания высокой культуры чтения.
Сопоставляя оппозиции литературоведческой и лингвистической стилистики, и стилистики от автора, и стилистики восприятия, надо обратить внимание на то, что первые члены оппозиций, т.е. литературоведческая стилистика и стилистика от автора, почти совпадают, В отношении лингвостилистики и стилистики читателя (стилистики восприятия) дело обстоит несколько иначе: стилистика восприятия должна учитывать и лингвостилистику, и литературоведческую стилистику, потому что для толкования текста важен и внутренний и внешний контекст. В дальнейшем изложении стилистики декодирования упор будет сделан на вторые члены этих оппозиций.
Продолжим нашу цитату из статьи академика Л. В. Щербы:
«Я уже неоднократно высказывался устно и печатно о том, что нашей культуре издавна не хватает умения внимательно читать и что нам надо научиться этому искусству у французов. Это особенно важно сейчас, когда мы создаем новые кадры и читателей и писателей. И я буду счастлив, если мои опыты пересаживания французского explication du texte (так называются соответствующие упражнения во французских школах, средних и высших) найдут подражателей и помогут делу строительства новой социалистической культуры в нашей стране»1.
Эти слова предпосланы его, ставшему классическим, анализу стихотворения М.Ю. Лермонтова «Сосна» в сравнении с его немецким прототипом. В анализах Л.В. Щербы заложены основы стилистики восприятия, которая получила свое развитие в работах ряда советских авторов2.
Проблемы восприятия художественного текста привлекают внимание и зарубежных авторов, в частности уже упомянутых выше Дж. Лича и М. Риффатера и известного семасиолога и литературного критика И. Ричардса3.
Ставя перед собой задачу развития у будущих преподавателей иностранных языков высокой культуры чтения, мы имеем в виду, что способность воспринимать литературное произведение во всем многообразии оттенков смысла, во всем многогранном идейном и эмоциональном богатстве целостного текста, способность разобраться во всем комплексе изображаемых сложных жизненных фактов, т.е. осмысленно читать, можно значительно развить.
Эта способность требует не только известной одаренности и читательского опыта, но и специального обучения: Подготовленность читателя не исчерпывается знанием языка, на котором написано произведение. Более того, для тех, кому адресована эта книга, приходится учитывать как раз неполное знание языка и необходимость это знание усовершенствовать. Возникает трудная, но не невыполнимая задача научить читать так, чтобы эмоциональное и эстетическое восприятие взаимодействовало бы с получением лингвистической информации.
Профессиональная направленность педагогического вуза требует, чтобы студент не только научился понимать текст сам, но и мог в дальнейшем воспитывать вдумчивых читателей в своих учениках, сочетая это с работой по 'формированию их личности. Читатель, которого мы готовим, — это читатель эмоционально и эстетически восприимчивый. Естественно, что, воспринимая идейное содержание великих произведений прошлого или лучших образцов современной ему литературы, он будет замечать прежде всего то, что созвучно его собственным интересам и духовным запросам, но это не должно вести к глухоте и невосприимчивости по отношению к чувствам и мыслям, еще не знакомым. Создать высокую культуру чтения — значит предотвратить эмоциональную невосприимчивость, избежать всякого рода поверхностности.
Рассматривая обучение как акт коммуникации, мы видим, что в рамках стилистики декодирования прагматическая сущность интерпретации текста на языке, которым читатель владеет не полностью, т.е. при работе над текстом в языковом вузе, состоит в ориентации студента на идейные и эстетические ценности литературного произведения параллельно с получением лингвистической информации. Коммуникативный акт «автор-читатель» оказывается при этом включенным в коммуникативный акт обучения, но не дидактический, а эвристический, как инструктивный, так и суггестивный. Не только методисты, но и писатели (Джон Фаулз, например) считают, что читателя надо не поучать, а помогать ему учиться самому.
В терминах теории коммуникации, следовательно, сущность задачи состоит в подстраивании воспринимающей системы студента средствам воздействия, в управлении мыслительным, эмоциональным и эстетическим восприятием. Поскольку речь идет о художественной литературе, ему необходимо показать, каким образом в языке текста отражается прагматика коммуникативных актов между персонажами, эмоциональное и оценочное отношение персонажей друг к другу и описываемой ситуации и авторское отношение ко всему изображаемому. Эта задача — найти пути создания ориентировочной основы читательского восприятия-сотворчества всегда была в стилистике декодирования одной из главных, а в настоящее время она оказывается особенно актуальной и в общелингвистическом и в общепедагогическом плане в связи с сильно возросшим интересом к прагмалингвистике.
Вместе с тем важно подчеркнуть, что читатель должен там, где это надо, противопоставить свою точку зрения точке зрения автора1.
Подготовка вузовских и школьных преподавателей иностранных языков имеет много общего с подготовкой театральных режиссеров. Подобно режиссеру в театре, преподаватель должен не только сам глубоко и в соответствии с проблемами, которые волнуют его современников, прочесть произведение, но и раскрыть его другим. При этом раскрыть так, чтобы помочь читателю, зрителю, студенту разрешить вопросы, которые волнуют их самих, и понять чувства и трудности окружающих людей.
Такая подготовка требует создания специальных методов интерпретации художественного текста. Эти методы образуют систему, которую можно сообщить учащемуся. Современное состояние лингвистики уже дает возможность сделать такой анализ строго научным, добиться того, чтобы высказывания по поводу текста были обоснованными и убедительными.