Эффективность риторической аргументации определяется ее новизной, уместностью, правильностью, экспрессивностью, этосом, патосом и логосом. 2 страница

Среди рекомендаций некоторые, если не все, могут вызвать вопрос, почему Аристотель рассматривает их как советы для проведения исследовательских дискуссий, а не как описание приемов, применяемых в споре, где речь идет о победе над противником, в споре, не гнушающемся софистических приемов. Видимо, эти указания хотя бы частично находят свое объяснение в том, что исследовательская дискуссия, в понимании Аристотеля, содержит в себе нечто от игры, в которой обе стороны стараются создавать друг другу трудности, побуждая друг друга к максимальным усилиям: то, что выдерживает столь энергичную критику, будет хорошо защищено от возражений, будет солидно обосновано. Излишне добавлять, что такое взаимное создание трудностей вполне отвечает задачам и учебного спора. Итак, Аристотель советует как бы подходить издалека, аргументируя при помощи посылок, связь которых с атакуемым положением не сразу видна тому, кто его защищает; а если вывод предполагается получить из опреленных посылок, не оглашать их сразу самих по себе, а перемежать с другими выводами. Когда же, наконец, все вспомогательные положения будут выдвинуты, надлежит сделать решающее заключение, вытекающее из всех этих положений, но сделать его так, чтобы противник, не поняв сразу хода рассуждений, вынужден был спросить: «Почему?» Подольше держать оппонента в неведении относительно своих замыслов, а его вызывать на то, чтобы он сам обнаружил свои намерения. Все это годится для того, чтобы привести положение противника к абсурду, а ведь это наряду с отыскиванием противоположных примеров является основным способом опровержения оспариваемых общих положений. Если кто-либо утверждает, например, что идеи находятся в нас, а под идеей понимает во всяком случае нечто неподвижное, то это утверждение можно опровергнуть, говоря. что находящееся в нас движется, поскольку мы сами движемся. Неплохо время от времени ставить возражения самому себе, создавая тем самым впечатление добросовестности, ибо необходимо помнить, что оппонент не питает доверия к тому, что кажется недобросовестным. Рекомендуется говорить, что нечто известно всем и признано всеми, ибо люди часто не имеют смелости оспаривать такие утверждения. Высказывать важнейшие положения в конце, ибо противник обычно полагает, что самое важное высказывается сразу, и поэтому расходует аргументацию на борьбу с чем-то второстепенным. Но по отношению ж самонадеянному человеку можно себе позволить сразу выдвинуть главный довод, на который мы хотим опереться, ибо, будучи слишком уверенным в себе, он готов признать справедливость этого довода, надеясь позже справиться с его следствиями. Такой человек зачастую компрометирует себя, если его намерения не осуществляются. Это показывает, что Стагирит считал допустимым в дискуссионной игре умышленно вводить оппонента в заблуждение. Об этом же говорят и примеры, касающиеся того, как обращаться с многозначностью, неопределенностью выражений, недомолвками и т. п. Правило, что, услышав из уст противника нечто недостаточно ясное по своему значению, ты можешь сказать «я не понимаю» и требовать разъяснения, должно получить всеобщее признание. Благоразумным является также указание о необходимости сразу же реагировать таким образом на неясную речь, ибо, если это сделать лишь по прошествии известного времени, может создаться впечатление, что эта неясность не была вовремя замечена, что не свидетельствовало бы о точности. Однако достаточно недвусмысленный совет – уметь пользоваться многозначностью для обмана противной стороны, как и многие приведенные выше сентенции, заставляют поставить под сомнение строгость границы между софистическим спором и исследовательской дискуссией. Совет же вести себя в дискуссии так, чтобы нелепости, вытекающие из наших утверждений, относились на счет этих утверждений, а не нас самих, свидетельствует о том, что и в исследовательской или учебной дискуссии, как их понимает автор «Топики», идет речь не только о выяснении истины, но и о том, чтобы показать себя в выгодном свете или, во всяком случае, не показать себя в свете невыгодном. Однако же основную цель учебной дискуссии, как и стремлений приобрести побольше опыта в диспутах вообще, составляет не забота о том, чтобы показать себя, а забота о действительном, надлежащем формировании участников дискуссии. Поэтому Аристотель советует самостоятельно, про себя упражняться в обращении заключений, в аргументировании pro и contra, чтобы выработать в себе самое важное для дискуссии: умение правильно отбирать то, что относится к делу. А наряду с выработкой такого умения нужно иметь определенный запас посылок и вообще слабых пунктов в аргументации противника, чтобы иметь возможность оперировать ими, подобно тому, как математик оперирует таблицей умножения. «Топика» и представляет, собственно говоря, как бы склад таких вспомогательных средств, которые должен иметь под рукой участник дискуссии.

От Аристотеля берет свое происхождение перечень видов ошибок в аргументации и попытка их классификации (прежде всего в трактате «О софистических опровержениях»). Исходным пунктом служат уловки, к которым прибегают люди, ведущие софистические споры, где не гнушаются никакими способами обмана противника. Они подразделяются на ошибки речи и ошибки, не являющиеся ошибками речи. Среди первых различаются шесть видов. Это ошибки: 1) эквивокация, 2) амфиболия,
3) ошибки композиции, 4) ошибки деления, 5) ошибки ударения, 6) смешение значений слов.

Среди второго типа ошибок различаются семь видов. Это ошибки: 1) случайного, 2) существования; 3) подмены тезиса, 4) предвосхищения основания, 5) следования; 6) подмены причины, 7) многих вопросов. Характеризуя данную классификацию, Т. Котарбиньский замечает, что «весь этот перечень ошибок представляет собой предварительно систематизированную разнородную смесь … Однако мы должны принять во внимание, что это была первая попытка систематизировать источники паралогизмов, как бы пойманных с поличным в тогдашних дискуссиях и спорах»[7].

«Риторика» Аристотеля посвящена теории красноречия как искусству убеждения и имеет особую логическую направленность. Но этот трактат оперирует не только узкологическими, доказательными (аподиктическими) категориями. В риторической концепции Аристотеля важное место занимают выводы относительно кажущегося возможного и вероятного бытия. Возможное и вероятное используется в тех случаях, когда реальная достоверность оказывается недостаточной. Таким образом, аристотелевская риторика не довольствуется достоверным знанием, так как человеческая жизнь и человеческое общение не ограничиваются только точно проверенными силлогизмами, а, наоборот, полны неожиданных суждений и мыслей, придающих речи особую убедительность и даже воздействующих на других людей и на целое общество. В риторике Аристотеля, таким образом, объединяются процессы логические и нелогические, рациональные и иррациональные, как это и необходимо для передачи всего многообразия жизненной и творческой практики человека.

Риторика как искусство убеждения базируется у Аристотеля на диалектике, понимаемой им в данном случае специфически, а именно как логическое учение о вероятных умозаключениях, о том, что необязательно существует на самом деле и не всегда соответствует нормам человеческого разума, а устремлено на нечто кажущееся, правдоподобное, возможное, условное, но отнюдь не осуществленное и абсолютно завершенное. Конечная задача риторики – обучение искусству убедительно говорить на основе методов как логических, так и внелогических доказательств, поэтому она непосредственно соприкасается с художественным творчеством, где техника красноречия уже играет второстепенную роль.

§ 2. Логика, обособленная от риторики

Следует обратить внимание на следующую тенденцию:
в V – IV вв. до н.э. развитие теории общения шло по линии ее логизации. Исследователи заметили важное свойство познающего мышления человека: если вначале высказываются некоторые утверждения, то затем могут быть признаны и другие утверждения, но не любые, а лишь строго определенные. Познающее мышление, таким образом, подчинено некоей принудительной силе, его результаты во многом детерминированы и предопределены предшествующим знанием. Данное свойство широко использовал Сократ в своих диалогах. Умелой постановкой вопросов он направлял своего собеседника к принятию вполне конкретных выводов. Характеризуя свой метод, Сократ пояснял, что его манера вести беседу подобна тому, что делает акушерка, которая сама не рожает, но принимает роды. Так и он лишь спрашивает других, способствуя рождению истины, самому же ему нечего сказать. (Поэтому свой метод Сократ назвал майевтикой – искусством повивальной бабки.)

Ученик Сократа Платон, затем Аристотель сделали детерминированность мышления предметом специального исследования. Результаты Аристотеля особенно впечатляющи. Его успех связан с тем, что он устранил из рассуждений то, что может быть названо их содержанием, сохранив только форму. Этого он достиг, подставив в суждениях вместо названий с конкретным содержанием буквы (переменные). Например, мы можем, как это делал Аристотель в «Аналитиках», в рассуждении «Если все люди смертны и все греки люди, то все греки смертны» вместо слова «люди» подставить букву В, вместо слова «смертны» – букву С и вместо слова «греки» – букву А и получить, таким образом, форму (схему рассуждения): «Если все В суть С и все А суть В, то все А суть С». Подход Аристотеля продемонстрировал тот факт, что достоверность результатов различных по содержанию рассуждений зависит не только от истинности исходных положений (посылок), но и от отношений между ними, способа их соединения, т. е. от формы рассуждения (логической формы).

Аристотель сформулировал важнейшие принципы перехода от истинных посылок к истинным заключениям. Впоследствии эти принципы стали называться законами тождества, противоречия и исключенного третьего. Он предложил первую теоретическую систему форм рассуждений – т. н. ассерторическую силлогистику, имеющую дело с суждениями вида «Все А суть В», «Некоторые А суть В», «Ни одно А не есть В», «Некоторые А не суть В». Тем самым он положил начало науке об общезначимых средствах и формах мышления, законах рационального познания. Позже эту науку стали называть логикой.

В средние века развивается система доказательств, многообразной аргументации, чем славились диспуты в рамках университетских центров. Изощренная дискуссионная речь получила название схоластической.

Логика не ограничилась выяснением случаев, когда истинность посылок гарантирует истинность заключения. Эта разновидность рассуждений стала предметом одной ее ветви – дедуктивной логики. Но уже Демокрит обсуждает проблему индукции, посредством которой осуществляется переход от частных утверждений к общим положениям, имеющим вероятностный характер. Особый интерес к индукции проявляется в XVII – XVIII вв. когда быстро стали развиваться опытные науки. Английскому философу Ф. Бэкону принадлежит первая попытка теоретического осмысления индукции, которая, как он думал, способна служить единственным методом познания природных явлений в целях их применения на пользу людям.

Дедуктивизм и индуктивизм – главные направления в развитии логики вплоть до XIX в. Представители рационалистической философии (Декарт, Спиноза, Мальбранш, Лейбниц) отдавали предпочтение дедукции, в то время как представители эмпирической (сенсуалистической) философии (вслед за Ф. Бэконом – Гоббс, Локк, Кондильяк, Беркли, Юм) были индуктивистами. Немецкий философ X. Вольф, предложивший всеобъемлющую, по его мысли, систему философского знания как «науку о всех возможных предметах, насколько они возможны», попытался примирить указанные направления. Будучи рационалистом, он энергично подчеркивал решающее значение индукции и опытного знания в отдельных научных дисциплинах (напр. в физике).

Однако вольфианские представления о формах и законах мышления, методах познания, сложившиеся в логике к XIX в., не смогли удовлетворить потребностей бурно развивающейся науки и общественной практики. Кант и особенно Гегель подвергли критике ограниченность рационалистически – метафизического метода. Она была настолько убийственной, что, согласно Энгельсу, только косность и отсутствие другого простого метода могли сделать возможным его дальнейшее практическое существование.

Перед логикой встала задача выработать средства, которые позволяли бы сознательно подходить к изучению сущностных отношений. Серьезная попытка решить эту задачу была предпринята Гегелем. Его выдающейся заслугой является введение в логику идеи развития и взаимосвязи. Это позволило ему заложить основы диалектическойлогикой. Правда, у Гегеля она носила мистифицированный, идеалистический характер. Однако во всесторонне связанных, становящихся, переходящих друг в друга, исчезающих друг в друге логических категориях он «угадал» диалектику вещей. Диалектическая логика – это теория движения человеческой мысли от явления к сущности, от истины относительной к истине абсолютной, от знания абстрактного к знанию конкретному. На основе категорий, принципов и законов диалектической логики вырабатываются методологические ориентиры исследования содержания предметов во всем их многообразия и противоречивости.

B настоящее время логика представляет собой достаточно разветвленную научную дисциплину. Ее важнейшим и наиболее зрелым разделом является формальная логика. Свое наименование она получила от предмета, которым занимается с древности, – форм мыслей и рассуждений, обеспечивающих получение новых истин на основе уже установленных, и, в первую очередь, критериев правильности и обоснованности этих форм. Долгое время формальная логика. была известна прежде всего в том виде, который придали ей Аристотель и его комментаторы. Отсюда название, соответствующее данному этапу, – аристотелевская логика. Восходящая к Аристотелю традиция породила также другой равнозначный термин–традиционнаялогика. Неизменность проблематики и методов ее разрешения в рамках аристотелевской логики на протяжении многих веков дала основание Канту, впервые употребившему термин «формальная логика», считать, что за две тысячи лет, прошедших со времени Аристотеля, эта логика не сделала ни одного шага вперед и имеет, по существу, законченный характер.

Кант и не предполагал, что через какие – либо полвека после его смерти начнется «второе дыхание» в развитии формальной логики. Этот качественно новый этап был вызван тем, что проблемы, поставленные исследованием логических оснований математики, было невозможно решить средствами аристотелевской логики. Почти одновременно идут процессы логизации математики и математизации логики. При решении логических проблем активно используются математические методы, создаются логические исчисления. Делаются конкретные шаги по реализации идей Лейбница об использовании вычислительных методов в любой науке. Дж. Буль разрабатывает первую систему алгебры логики. Благодаря работам О. де Моргана, У. Джевонса, Э, Шредера, П. С. Порецкого, Ч. Пирса, Г. Фреге, Дж. Пеано, Б. Рассела создаются основные разделы математической логики, становящейся важнейшей ветвью формальной логики. В XX в., особенно в 20-е и 30-е гг., в работах Я. Лукасевича, Э. Поста, К. Льюиса, С. Яськовского, Д. Вебба, Л. Брауэра, А. Гейтинга, А. А. Маркова, А.Н. Колмогорова, Г. Рейхенбаха, С. К. Клини, П. Дету- Феврие, Г. Биркгофа и др. закладываются основы неклассических разделов формальной логики: многозначных логик, модальной, вероятностной, интуицинистской, конструктивистской и других логик. Переход к числу истинностных значений, большему чем два («истинно», «ложно»), составляет одну из характерных особенностей неклассических, или, как их часто называют,нехрисипповых логик.

В 30-х г. XX в. развитие формальной логики. связано с решением многих проблем металогики (греч. meta – после, за, позади), изучающей принципы построения и общие свойства формальных систем, например, проблемы непротиворечивости, полноты, независимости системы аксиом, разрешимости, возможностей этих систем выражать содержательные теории и др. Закладываются основы «машинного мышления». Исследование указанных проблем ознаменовалось выдающимися открытиями, имеющими важное мировоззренческое и методологическое значение и связанными с именами А. Тарского, К. Гёделя, А. Чёрча. Наибольшую известность получила теорема К. Гёделя о неполноте формализованных систем, в т. ч. арифметики натуральных чисел и аксиоматической теории множеств. В соответствии с этой теоремой в каждой из таких систем имеются предложения, которые в ее рамках нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Тем самым было показано, что ни одна «живая» научная теория не может быть втиснута в рамки формализма. А. Чёрч доказал теорему, согласно которой не существует алгоритмов для решения многих классов задач, не говоря уже об алгоритме, позволяющем решать любую задачу (об изобретении такого алгоритма мечтали многие выдающиеся логики и математики).

Сегодня развитие формальной логики идет в двух основных направлениях: 1) выработка новых систем неклассической логики (логики императивов, оценок, вопросов, временной, индуктивной логики, теории логического следования и т. д.), исследование свойств этих систем и отношений между ними, создания их общей теории; 2) расширение сферы применения формальной логики Важнейший конечный результат, полученный в этом направлении, – то, что формальная логика стала не только инструментом точной мысли, но и «мыслью» первого точного инструмента – компьютера, непосредственно в роли партнера включенного человеком в сферу решения стоящих перед ним задач.

Логика (в сумме всех своих разделов) стала неотъемлемой частью человеческой культуры. Ее достижения используются в самых разнообразных областях. Она широко применяется в психологии и лингвистике, теории управления и педагогике, юриспруденции и этике. Ее формальные разделы являются теоретической основой вычислительной математики и техники, теории информации. Без принципов и законов логики немыслима современная методология познания и общения. Она выполняет роль единственного связующего звена между естественными, гуманитарными и техническими знаниями.

§ 3. Риторика, обособленная от логики

Ранние теоретико-риторические исследования обобщали опыт красноречия прежде всего в судах, на арене политических баталий в Древней Греции. Первым теоретиком и учителем красноречия считается Горгий (V в. до н.э.).Он наставлял: «Слово есть великий властелин, который, обладая весьма малым и совершенно незаметным телом, совершает чудеснейшие дела. Ибо может и страх изгнать, и печаль уничтожить, и радость вселить, и сострадание пробудить ... Сила убеждения, которая присуща слову, и душу формирует, как хочет».

Лисий (459 – 380 гг. до н.э.). заложил основы судебной речи, создав своеобразный эталон стиля, композиции и аргументации. Последующие поколения ораторов, в том числе Демосфен, Исократ, Сократ, Перикл, во многом ему следовали. Один из писателей позднейшего времени так характеризовал стиль Демосфена: «Речь у Демосфена одновременно и пышная и простая, и сладкая и горькая, и напряженная и распущенная, и веселая и серьезная. Демосфен овладел всем лучшим, что было у других ораторов, но избежал их недостатков».

«Риторика» Аристотеля – крупнейшее теоретическое произведение древности, посвященное ораторскому искусству. Хотя многие вопросы риторики освещаются и в других произведениях этого великого мыслителя, в частности в «Топике» и «Софистических опровержениях», но его «Риторика» отличается специфической направленностью. Красноречие как средство формирования убеждений – ключевое понятие этого трактата.

В труде Аристотеля решается триединая задача: 1) анализ принципов, на основе которых строится речь; 2) личные свойства и способности, необходимые оратору; 3) техника речи, способы, приемы, применяемые в ораторской речи. Большое внимание уделено стилю речи. Он выступал против ходульности стиля, против неумеренного употребления эпитетов, сравнений, метафор. Многие замечания Аристотеля не потеряли своего значения и в наши дни.

Аристотель создал учение об этосе, пафосе и логосе – основных категориях научной риторики. Этос – это уместность речи, ее соответствие нравственным ожиданиям слушателей. Пафос – замысел создателя речи, развиваемый перед слушателями. Логос – языковые, в том числе логические, средства, используемые оратором для достижения цели, для убеждения.

Аристотель считается основоположником теории спора. Он различал диалектику – искусство спорить в целях выяснения истины (здесь риторика сопрягается с логикой), эристику – искусство любой ценой оставаться правым в споре и софистику – стремление добиться победы в споре путем преднамеренного использования ложных доводов.

Дальнейшее развитие ораторское искусство и его теория получили в Древнем Риме. В плеяде замечательных ораторов (Катон Старший, Карбон, Курион, Красс, Гортал и др.) звездой первой величины был Марк Туллий Цицерон (106 – 43 гг. до н.э.), автор трех знаменитых трактатов – «Об ораторе», «Брут», «Оратор».

Цицерон считал оратором того, «кто любой вопрос изложит со знанием дела, стройно и изящно, с соблюдением достоинства при исполнении» и наставлял: «Оратор должен заботиться о трех вещах – что сказать, где сказать и как сказать».

Цицерон разработал теорию композиции речи. Она состоит из шести компонентов: 1) вступление, 2) изложение существа дела; 3) указание последующих частей плана; 4) доказательство (главная часть речи); 5) повторение основного содержания; 6) заключение (подведение итогов). «Красноречивым будет тот, – говорил Цицерон, – кто на форуме и в гражданских процессах будет говорить так, что убедит, доставит наслаждение, подчинит себе слушателя».

Марк Фабий Квинтилиан(35 – 96 гг.)– автор, завершающий античную риторику. Его трактат «Об образовании оратора» – самый подробный сохранившийся курс античной риторики с экскурсом в историю греческой и римской литературы. В нем рассмотрены все аспекты подготовки оратора: его телесное и духовное воспитание, включающее физическую культуру и языковую подготовку, образование в области философии и права, тренировку в изобретении речи, изучение прецедентов ораторской практики, воспитание этики оратора, изучение и понимание нравов и интересов аудитории, организация выступления по частям речи и фигурам мысли, приспособление к общественной сфере, в которой действует оратор, формы организации речи.

Труд Квинтилиана не только всеобъемлющ, но и удивительно богат деталями: он дал наиболее полный перечень тропов с их характеристиками, раскрыл связи риторики с литературой и логикой, обратил внимание на тренировку памяти, классифицировал виды построения текста.

Ценность труда Квинтилиана не только в подведении итогов описания феномена речи, но и в том, что будучи педагогическим сочинением, его «наставления» создали педагогическую систему, в которой были разработаны основы общего образования. Воспитание собственно ораторских навыков мыслилось как венец подготовки по всему комплексу изучаемых учебных дисциплин. Основу методики развития ораторского мастерства, по Квинтилиану, составляют следующие рекомендации: изучение теории риторики, освоение классических образцов ораторского искусства, подражание им, критическая оценка собственной ораторской практики.

Квинтилиан заложил основы педагогической психологии, предложил разделенную по ступеням обучения методику речевого творчества.

К началу новой эры в теоретической риторике были осознаны и во многом разработаны ее основные проблемы:

предмет риторики – красноречие, речь;

функции риторики – убеждение средствами мастерства речи;

типы речи и сферы применения красноречия;

личностные качества говорящего;

ступени ораторского действия (предмет, мысленная основа высказывания, его построение, языковое выражение, память, исполнение);

доведение перечисленного до уровня искусства;

основы оценки речи и ее результативности.

Античная риторика, как и вся культура, была унаследована многими странами и народами, входившими в состав Римской империи. Выдающихся мастеров живого слова миру дала и Франция. В качестве образов красноречия не потеряли своего значения публицистические произведения Вольтера и Дидро. Ясностью, точностью, логичностью изложения, изяществом формы отличались речи ораторов Великой Французской Революции.

Ораторское искусство в России долгое время не было востребованным. Отсутствовали парламент или дума, действовала жесткая цензура, до 1864 г. не существовало гласного суда. Вместе с тем, существует множество свидетельств, говорящих о том, что российская общественность не была безразлична к риторике. Примечателен «Духовный регламент» Петра I, который устанавливал правила, как держать себя на кафедре, обращал внимание на ораторские приемы – мимику, жесты, позу, требовал от оратора честности, объективности, скромности. Оратор должен обладать чувством меры, не терять собственного достоинства. Сдерживаемое волнение, скупой жест, поучал «Духовный регламент», всегда действуют сильнее, становятся выразительнее, оттого что они ограничиваются самим выступающим. Оратор, утративший достоинство, вызывающий своим поведением смех, не может быть авторитетным в глазах слушателей. Умение владеть собой – залог успеха. Оратор, вышедший из себя, может выйти побежденным из спора.

Указ Петра I от 1724 г. весьма резко выступал против манеры читать речи по бумажке: «Господам сенаторам в присутствии запретить речь читать по бумажке, токмо своими словами, чтобы дурь каждого всем явна была».

Ценный вклад в теорию ораторского искусства внес великий русский ученый Михаил Васильевич Ломоносов (1711 – 1765). Его «Краткое руководство к красноречию» – первый печатный учебник по риторике в России. «Красноречие, – писал Ломоносов, – есть искусство о всякой данной материи красно говорить и тем приклонять других к своему об оной мнению». Таким образом, цель ораторского искусства, по Ломоносову, – убеждение. Риторика Ломоносова сыграла положительную роль в дальнейшем развитии русского ораторского искусства. Ломоносов, как верно отметил Ч.Б. Далецкий, «соединил риторику с русским языком, с русской традицией, сделал ее русской наукой»[8].

Значительное влияние на подготовку юношества к ораторской деятельности оказывали руководства М.М. Сперанского «Правила высшего красноречия» и А.Ф. Мерзлякова «Краткая риторика», а также отдельные статьи и заметки Д.И. Фонвизина, А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, В.Г. Белинского, А.И. Герцена, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Л.Н. Толстого и др.

Введение в России присяжного суда, основанного на принципах гласности, устности и состязательности, способствовало развитию судебного красноречия. Появляется целое созвездие выдающихся судебных ораторов – А.Ф.Кони, П.Сергеич (П.С.Пороховщиков), П.А.Александров, С.А.Андреевский, К.К.Арсеньев, Н.П.Карабчевский, Ф.Н.Плевако, В.Д.Спасович, А.И.Урусов и др. Их речи представляют не только практический, но и теоретический интерес.

Н.И.Порубов отмечает следующие особенности русского судебного красноречия.

Во-первых, юристам – ораторам была свойственна широта гуманистического общественно – философского подхода к рассматриваемым фактам. Они были выразителями общественной совести и морали. Для них характерно внимание и уважение к человеку, что выгодно отличало их от французских коллег.

Во-вторых, юристов – ораторов отличали высокий профессиональный уровень, общая эрудиция, прекрасная юридическая подготовка, научная разработка важнейших вопросов судопроизводства.

В-третьих, для судебного красноречия русских юристов – ораторов XIX в. характерны совершенство владения словом, поразительное мастерство в пользовании устной и письменной речью[9].

Речи известных русских судебных ораторов характеризует не только красочность языка, мягкость и певучесть слога, но также их стройность, логичность в изложении и анализе материала, глубина юридического исследования доказательств и всех обстоятельств дела. Тем не менее, нередко в них можно встретить совершенно излишние для целей защиты риторические нагромождения и наслоения, красивые фразы, рассчитанные на легкий эффект аудитории. Многие из ораторов сами понимали, что такого рода излишества в их речах ничего не дают для существа дела, а только удлиняют речь и загромождают ее посторонними материалами. И все же они очень часто вынуждены были заниматься ее искусственным украшательством. Е.Ворожейкин и М. Выдря объясняют это тем, что «они произносили свои речи не только для суда. Аристократические элементы русского общества в крупных уголовных процессах находили для себя развлечения, судебную залу во время рассмотрения громких дел почитали за театр, а судебных ораторов рассматривали как главных действующих лиц, от желания и умения которых зависел успех или неуспех «представления». Выступая в суде по громким уголовным делам, адвокаты не могли не считаться с этим, если они желали закрепить за собой славу известного судебного оратора и сохранить размер своей практики. Поэтому они и вынуждены были довольно часто работать не только для суда, но и «на публику»[10].

В советский период риторика перестала преподаваться в школах и вузах, утратила свою самостоятельность. Развивались только отдельные ее направления: лекторское и пропагандистское мастерство и гомилетика, преподававшаяся в богословских учебных заведениях. Как отмечает Н.И.Порубов, в условиях советского судопроизводства видоизменилась и судебная речь. В ней больше внимания уделялось доказательствам и меньше психологическому анализу, она значительно уменьшилась по объему, в ней стали использоваться логические приемы исследования обстоятельств дела и в меньшей степени – средства эмоционального воздействия на участников судебного разбирательства[11].