Доводы воздействующей речи 8 страница

Депутат: Армия плохо финансируется, денег не хватает на самое необходимое. Мы помним, как погибло несколько солдат на Дальнем Востоке от недоедания. Мы знаем, что не выходят на патрулирование границы корабли — нет топлива и др. И в этих условиях командование затевает введение новой формы американизированного образца с погончиками и кармашками. А ведь для этого нужны миллиарды рублей! Вы считаете, что это правильно?

П.С. Грачев: Я не согласен, что новая форма американизированная. Над ней трудились ведущие специалисты наших домов моделей. А кроме того и в военной форме может действовать такое понятие, как мода. (ТВ, 17.11.1994 г.)

5. — Не считаете ли вы, что механизм принятия конституции не совсем правилен: граждане вынуждены проголосовать за нее в целом. Может быть лучше было бы принимать ее на конституционном собрании?

– Не страшно, что люди проголосуют за конституцию в целом. Ведь в ней предусмотрена возможность внесения поправок. Только 1 и 2 главы, где говорится об общих принципах и правах человека не могут быть изменены, а в другие главы можно внести поправки, если за них проголосует 3/5 каждой палаты. (ТВ, "Круглый стол", 28.11.1993 г.)

6. С. Говорухин: Для защиты правительства и Моссовета использовались недозволенные приемы. Так, были привлечены армейские части, причем им здесь же, ночью раздавались деньги за то, чтобы они сражались с защитниками парламента.

Е. Гайдар: Некоторые обвиняют Гайдара за то, что он стибрил миллион и раздал людям, которых призвал защищать Моссовет. Ну про меня много всего говорят, но за людей обидно. Что же вы считаете, что кроме как за деньги люди уже и не выйдут защищать демократию? (ТВ 1.12.1993 г.)

7. Н. Сванидзе: Говорят, что выделенные на войну в Чечне деньги урывают генералы. Правда ли это?

А. Лившиц: Я не считаю, что это так. Это все инсинуации средств массовой информации. Я уверен, что армия тут ни при чем, военнослужащие просто выполняют приказы. А те люди, которые возводят напраслину на армию, просто не любят Россию. (ТВ, «Подробности», 15.12.1994)

8. — Вчера вы выступили по телевидению с совершенно неприличным заявлением. Вы так подхалимничали перед нашим главой администрации, что стыдно было слушать. По-моему, это недопустимо для представителя интеллигенции.

– Да, сейчас модно порочить интеллигенцию. Ее обвиняют во всех смертных грехах. Так что вы не одиноки в своих нападках. (устная речь)

9. — Конституция обязательно должна быть принята. Те кандидаты в парламент, которые ее критикуют, говорят, что она плохая и призывают ее не принимать, просто не понимают, что если конституция не будет принята, то наш парламент не будет иметь законной силы, и все кандидаты, избранные в парламент, окажутся избранными неизвестно куда. Поэтому я бы советовал кандидатам в депутаты поостеречься с критикой, а призывать проголосовать за тот проект, который представлен Президентом. (В.Ф. Шумейко)

10. Какие только аргументы не выискивает западная пропаганда в попытках опорочить социалистическую демократию и превознести демократию буржуазную! Чего стоят, например, разглагольствования об отсутствии демократии в нашей стране, если сравнить социальный состав Верховного Совета СССР и конгресса США. У нас 50,7 % депутатов — это рабочие и колхозники, 49,3 % — служащие. А в конгрессе США 83 % депутатов — это банкиры и бизнесмены, 16 % — инженеры, врачи, преподаватели, 1 % (!) — люди остальных специальностей. Ясно, что комментарии здесь излишни: "что к чему" видно с первого взгляда ("Правда" 1.10.1977)

11. Только благодаря нынешнему правительству мы, наконец, достигли некоторой стабилизации экономики. Именно поэтому правительство ни в коем случае нельзя сейчас менять. Я призываю вас проголосовать за объединение "Наш дом Россия", поскольку в противном случае мы обрекаем себя на нестабильность в экономике, обострение всех конфликтов, гражданскую войну! (ТВ, 9.12.1995 г.)

12. (После спиритического сеанса)

Барыня: Оказывается, что и вас, и мужа дурачила эта девчонка. Бетси на себя говорит, но это чтоб дразнить меня. А дурачила вас безграмотная девчонка, а вы верите! Вчера никаких ваших медиуматических явлений не было, а это она все делала.

Профессор: Как, то есть?

Барыня: Да так, что она в темноте и на гитаре играла, и мужа по голове била, и все глупости ваши делала, и сейчас призналась.

Профессор: Так что же это доказывает?

Барыня: Доказывает, что ваш медиумизм — вздор! Вот что это доказывает. (Л.Н. Толстой)

Задание № 38. Определите, какие недозволенные приемы применяют против собеседников ораторы в следующих примерах. Проанализируйте приемы, с помощью которых оппонентам удается нейтрализовать действие этих софизмов.

1. Автор рассказа беседует с молодым образованным индусом.

– Верите ли вы в бога?

– Признаюсь, верю, и вовсе не каюсь в такой невежественной слабости, — последовал мой ответ.

– И в душу человека? — спросил он со сдержанной усмешкой.

– Да, и в душу, и как ни удивительно, даже в бессмертный дух.

– Стало быть, по-вашему, Гексли шарлатан и глупец?

– Это почему же? — осведомилась я у пенсне.

– Потому что или он, признанный всеми авторитет, знает, о чем говорит, иди же он шарлатан, рассуждающий о том, чего не понимает.

– Гексли, — сказала я, — как натуралиста, физиолога и ученого не только признаю, но и преклоняюсь перед его знаниями, уважая в нем один из величайших авторитетов нашего времени, во всем, касающемся чисто физических наук, но как о философе имею о нем весьма невысокое мнение. (Е.П. Блавацкая)

2. Рудин беседует с Пигасовым.

– Образованность, говорите вы! — подхватил Пигасов. — Вот еще чем удивить вздумали! Очень нужна она, эта хваленая образованность! Гроша медного не дам я за вашу образованность!

– Образованность я защищать не стану, — продолжал Рудин, — она не нуждается в моей защите. Вы ее не любите… у всякого свой вкус. Притом это завело бы нас слишком далеко. Позвольте вам только напомнить старинную поговорку: "Юпитер, ты сердишься: стало быть, ты виноват". Я хотел сказать, что все эти нападения на системы, на общие рассуждения и т. д. потому особенно огорчительны, что вместе с системами люди отрицают вообще знания, науку и веру в нее, стало быть и веру в самих себя, в свои силы. А людям нужна эта вера: им нельзя жить одними впечатлениями, им грешно бояться мысли и не доверять ей. Скептицизм всегда отличался бесплодностью и бессилием.

– Это все слова! — пробормотал Пигасов.

– Может быть. Но позвольте вам заметить, что говоря: "Это все слова!" — мы часто сами желаем отделаться от необходимости сказать что-нибудь подельнее одних слов.

– Чего-с? — спросил Пигасов и прищурил глаза.

– Вы поняли, что я хотел сказать вам, — возразил Рудин. — Повторяю, если у человека нет крепкого начала, в которое он верит, нет почвы, на которой он стоит твердо, как может он дать себе отчет в потребностях, в значении, в будущности своего народа? (И.С. Тургенев)

3. В суде. Морли Эдмонд оказался крупным знатоком фотографии, членом нескольких фотографических обществ, непременным участником фотовыставок, обладателем бесчисленных призов, постоянным сотрудником различных фотожурналов.

– По вашему мнению, фотопластинки, с которых отпечатаны эти фотографии, не могли быть сняты данной камерой?

– Нет.

– И на каком основании вы можете это утверждать?

– На фотографиях обвиняемая снята во весь рост, но высота изображения чуть больше, чем половина высоты пластинки. При длиннофокусном объективе, которым пользовался Меридит Борден, если учесть длину студии, физически невозможно сделать фотографию человека в полный рост с такой высотой изображения.

Голос Бергера задрожал от сарказма:

– И на одном лишь основании, что у фотокамеры Бордена был определенный длиннофокусный объектив, вы предполагаете, что фотографии обвиняемой не могли быть сняты этой камерой?

– Я не предполагаю, я знаю, что это невозможно.

– Несмотря на то, что все вещественные доказательства подтверждают это?

– Да.

– Другими словами, вы напоминаете человека, который пришел в зоопарк, увидел жирафа и заявил: "Такого животного не может быть".

– Этот человек мне не нравится, — вдруг произнес свидетель. — Я знаю все из области фотографии, знаю, что можно сделать, а что нельзя. Я делал пробные снимки, пользуясь точной копией камеры Бордена, с разных расстояний, снимая натурщицу точно такого же роста и комплекции, что и обвиняемая. Снимки были сделаны на пластинках такого же размера, как те, с которых сделаны снимки обвиняемой, при этом использовался объектив с тем же фокусным расстоянием, что и в камере Бордена. На моих снимках изображение получалось совсем другого размера. Если необходимо, я могу их предъявить. (Э.С. Гарднер)

4. Управляющий аэропортом беседует с делегацией г. Медоувуда.

– Однако коль скоро мы здесь собрались, я хотел бы сказать несколько слов о работе любого аэропорта и о шуме вообще.

Фримантл тотчас перебил его:

– Сомневаюсь, чтобы в этом была какая-либо необходимость. Мы намерены теперь…

– Позвольте! — Это прозвучало весьма внушительно. Мел отбросил наконец свой учтиво-мягкий тон. — Следует ли понимать это так, что после того, как я терпеливо вас выслушал, вы и остальные члены вашей делегации не расположены оказать такую же любезность мне?

Медоувудцы переглянулись. Один из них — все тот же Флойд Занетта, сказал:

– Я полагаю, что мы должны…

Мел произнес резко:

– Я жду ответа от мистера Фримантла.

– Право, я не вижу причин повышать голос и вести себя неучтиво, — улыбнувшись, сказал адвокат.

– В таком случае, почему же вы только этим и занимаетесь с той минуты, как переступили порог моего кабинета?

– Я этого не нахожу…

– А вот я нахожу.

– Вам не кажется, что вы слишком горячитесь, мистер Бейкерсфелд?

– Нет, не кажется, — Мел усмехнулся. — Мне жаль вас огорчать, но я вполне владею собой. — Он почувствовал, что преимущество на его стороне: его неожиданный отпор застал адвоката врасплох, и тот растерялся. Спеша воспользоваться достигнутым, Мел продолжал: — Вы очень много говорили здесь, господин Фримантл, и не всегда достаточно вежливо. Но и я, со своей стороны, тоже хочу кое-что сказать. И я уверен, что представителям прессы интересно выслушать обе стороны, даже если больше никого из присутствующих моя точка зрения не интересует.

– Почему же, очень даже интересует, только мы уже сыты по горло всякими пустыми отговорками. — Эллиот Фримантл и на этот раз, как всегда быстро оправился. Однако он должен был себе признаться, что мягкая поначалу манера Мела Бейкерсфелда усыпила его бдительность, а последующая атака застала врасплох. Управляющий аэропортом оказался далеко не таким простаком, как могло показаться с первого взгляда.

– Я не позволял себе никаких отговорок, — заметил Мел. — Я только предложил рассмотреть вопрос о шуме с более широкой точки зрения. (А. Хейли)

РАСПОЛОЖЕНИЕ РЕЧИ

Общее понятие о композиции

Расположение (dispositio) — второй этап работы над речью, следующий за этапом Изобретения и во многом влияющий на содержание речи. Разрабатывая структуру речи, необходимую для воздействия на конкретную аудиторию, оратор выбирает единственно возможный способ развертывания и обоснования тезиса, единственно правильный порядок следования содержательных компонентов (и порядок мыслей в них), т. е. из содержательного материала, в беспорядке лежащего на складе, создает единственно возможное содержание. "Расположение обеспечивает возможность согласия и присоединения, делает высказывание членораздельным выражением мысли и произведением слова."[18, 192] В результате такой работы получается композиция речи.

§51. Роль композиции для речи

§ 51. В Изобретении мы остановились на том, что оратор отобрал содержание, соответствующее его концепции, общему замыслу речи, системе ценностей слушателей. Теперь пришло время подумать, как лучше всего расположить части выступления, какие именно из отобранных доводов оставить, чтобы максимально воздействовать на аудиторию. О тех проблемах, которые возникают на этом этапе у оратора, хорошо сказал Квинтилиан: "Надо обдумать, нужно вступление или нет, следует ли излагать обстоятельства дела в непрерывной связи или отрывками; начать ли с начала, или с середины, как Гомер, или с конца; не лучше ли совсем обойтись без пересказа фактов; выдвигать ли вперед свои соображения или предварительно разобрать доводы противника; когда бывает выгоднее сразу показать свои лучшие доводы, когда лучше приберечь их к концу; к чему заранее расположены слушатели и что может быть внушено им лишь с осторожной постепенностью; опровергать ли доводы оппонента в их совокупности или каждый отдельно…, предпослать ли юридическую оценку нравственной или наоборот…"(Цит. по: [96, 147] Эти вопросы встают перед каждым оратором при подготовке к речи.

И еще одно слагаемое успеха. Речь только тогда оказывает сильное воздействие, когда она производит на слушателя положительное эстетическое впечатление, доставляет удовольствие стройностью, четкостью и соразмерностью построения. За эстетическое впечатление практически полностью «отвечает» форма речи. Рыхлое, несообразное, непоследовательное, запутанное, растянутое или, наоборот, скомканное изложение, перескакивание с вопроса на вопрос, повторы и неоправданные возвраты к уже сказанному, отсутствие связок между частями, разрушающее целостность восприятия, — вот наиболее часто встречающиеся недостатки построения устных выступлений. И последствия естественны и незамедлительны: слушатели не понимают, о чем идет речь, теряют нить рассуждения, отвлекаются, теряют интерес и, следовательно, не откликаются на запланированное автором воздействие.

§52. Определение термина "композиция"

§ 52. Попробуем определить сущность композиции для риторики. Вот какое определение композиции дает в своей книге "Основы ораторской речи" Н.Н. Кохтев: "Композиция речи — это закономерное, мотивированное содержанием и замыслом расположение всех частей выступления и целесообразное их соотношение, организация материала, расположение его в определенной системе. Как в архитектурном сооружении блоки занимают положенные им места и соединены друг с другом, так и все части выступления любого вида взаимно связаны и составляют единое целое."[45, 205] Таким образом, создание композиции — это, в сущности, заполнение содержательным материалом формы выступления.

Здесь следует остановиться на отличии композиции от плана, т. к. на практике эти понятия часто смешиваются.

"Почему нужна композиция? Не проще ли ограничиться планом? Чтобы не вдаваться в пространные описания отличий плана от композиции, представим их схематически.

композиция."[66, 21]

План, сколь бы подробным он ни был, содержит лишь суждения-подтезисы (идеи). Композиция — это и идеи, и подтверждающий их материал. План — это логика изобретения содержания, т. е. логика рассуждений автора, последовательность его мыслей в исследовании предмета речи, перечень основных смысловых компонентов доказываемого тезиса. План — это для автора, это результат приведения в порядок его мыслей относительно предмета речи (например: я считаю, что в театр ходить надо, потому что 1) театр — это прекрасный отдых; 2) театр — это всегда новые впечатления; 3) театр — это приобщение к творчеству). Поэтому в плане нет слушателей: не отражены средства привлечения внимания; не продумано вступление (тем более, не заготовлены его варианты для различных аудиторий); не распределены средства удержания внимания (например, яркие примеры на случай усталости слушателей); не отражено то, как автор собирается реализовать целевую установку (например, чтобы убедить данных слушателей в необходимости посещать театр, надо начать с мысли о прекрасном отдыхе и закончить указанием на приобщение к творчеству, а в другой аудитории поменять эти части местами). В композиции отражается образ аудитории, т. к. логика изложения продиктована данными слушателями, их готовностью и способностью мыслить и воспринимать идеи автора.

"А вот "сличить одну часть с другой", определить, на каком расстоянии они "более друг на друга отливают света", — это задача чисто композиционная, которая тем более сложна, что решается не только с позиций логических, но и психологических, психолингвистических. «…» Думая о расположении материала, мы озабочены в первую очередь тем, как вызвать интерес, удержать внимание слушателей. И здесь проблема психологическая не отделяется от логических — последовательность аргументации, сохранение тезиса, привязка к нему всего материала и т. д."[36, 56–57]

Таким образом, план (причем лучше — план-конспект, как мы видели в главе "Замысел") — это внутренняя структура речи, логика изобретения содержания, логика размышлений автора над предметом речи (дробление предмета на части), последовательность его мыслей в разработке главной идеи речи; композиция — это внешняя структура речи, логика изложения содержания, предъявления его конкретным слушателям, логика восприятия или доказательства главной идеи, расположения мыслей в реальных обстоятельствах произнесения речи. Сначала создается план, потом из него рождается композиция. Поэтому несколько речей, созданных на основе одного плана, могут различаться по композиции в зависимости от ситуации и аудитории.

Следовательно, композиция- это содержательно-структурная основа речи, представляющая собой последовательное расположение распределенного по порциям содержательного материала в соответствии с логикой изложения, продиктованной, с одной стороны, замыслом оратора, с другой — определенной ситуацией и аудиторией, т. е. структурированное и выстроенное в оптимальной для воздействия на данную аудиторию последовательности содержание речи.

Одна из закономерностей восприятия речи состоит в том, что "наш разум ухватывает эту целостность определенными порциями, шагами и лишь потом соединяет все в единое целое".[35, 145] Следовательно, речь должна делиться на части. Но с другой стороны, воздействующей силой обладает именно целое. Целостность речи, обеспечивающая воздействие, складывается из целостности содержательной и структурной. Содержательная, смысловая целостность речи, являясь основой для структурной целостности (определенной последовательности соединения частей речи), обеспечивается тезисом.

Кроме этого и классические, и новые риторики в качестве важнейших выделяют требования целесообразности и соразмерности частей речи, побуждающие автора к тщательнейшему отбору идей, логических и риторических аргументов ("все излишнее несносно" — М.М. Сперанский) и рациональному их распределению по этапам речи.

§53. Понятие о единице композиции

§ 53.Теперь постараемся ответить на вопрос: сколько и каких частей должно быть включено в композицию речи?

Ответы на этот вопрос можно найти как в классических, так и в современных риториках. Так, например, в античной риторике выделялось 7–8 частей: обращение, называние темы, повествование, описание, доказательство, опровержение, воззвание, заключение. (См, например: [63]) В русской классической риторике существовал иной подход к членению речи: "Таким образом, речь ораторская состоит из пяти частей, суть которых приступ и предложение, разделение и изложение обстоятельств предмета, доводы и опровержения, часть патетическая и заключение."[31, 86] А строгая хрия (особый тип речи-рассуждения, которым должен был овладеть каждый обучавшийся в гимназии до 1917 г.) имела семь частей: приступ, парафразис, причина, противное, подобие, пример, свидетельство, заключение. Причем очевидно, что каждая часть в зависимости от темы и задачи оратора может быть, а может и не быть в речи; в одном случае окажется отдельным элементом структуры речи, а в другом — компонентом других элементов (например, опровержение может быть частью речи, а может мелкими фрагментами входить в другие части, если опровергается не одна глобальная идея, а несколько менее важных). Поэтому рекомендации классических риторик показывают, какие элементы могут включаться в композицию речи, но не показывают, как из них составлять речь.

Существует и еще один подход к композиции речи. Традиционно под членением речи на смысловые фрагменты понимают трехчастную структуру, состоящую из вступления, основной части и заключения. Это и в самом деле удобное деление, от которого не следует отказываться, поскольку оно отражает глобальную задачу речи: сначала сориентировать аудиторию в замысле речи, затем изложить суть проблемы и, наконец, подвести итоги сказанного. Эти элементы называются функционально-структурными частями композиции. И если мы внимательно взглянем на все, что говорилось выше о количестве частей в речи, то увидим, что при любом варианте членения непременными были «приступ» — вступление, предъявление слушателям темы, предмета речи; затем — развитие темы — доказательство основной идеи, включающее и описание предмета, и повествование о нем, и изложение причин, и доказательство, и опровержение (противное), и пример, и свидетельство, и т. п., а в конце — заключение. Несмотря ни на что вступление, основная часть и заключение должны присутствовать в каждой речи, и их сущность может быть описана. Вместе с тем нельзя не заметить, что такого деления явно мало. Сказать, что речь делится на вступление, основную часть и заключение — это не сказать о ней ничего. Ясно, что по крайней мере основная часть может быть поделена на более мелкие содержательные части — единицы композиции.

Наиболее сложным оказывается определение того, что именно считать единицей построения композиции. Согласимся здесь с тем, что “можно считать (хотя и весьма условно), смысловой, информационной единицей «микротему» — отдельный, относительно самостоятельный вопрос, непременно отражаемый в плане или в тезисе лекции."[77, 71] Под микротемами (порциями, частями) основной части следует понимать законченные по смыслу и структурно фрагменты речи, включающие отдельные суждение, полученные в результате деления тезиса, и аргументы в их защиту. Деление тезиса, как мы помним, часто оказывается довольно сложным, продолжаться столько, сколько нужно автору для проникновения в тему, т. е. тезис вначале делится на подтезисы первого уровня, каждый из которых можно в свою очередь подвергнуть делению и получить подтезисы второго уровня и т. д. В соответствии с таким делением возникают и микротемы первого, второго и т. д. уровней. Так, например, в речи А.А. Ширвиндта о З.Е. Гердте (см. Приложение) тезис "Гердт — очаровательное украшение нашей жизни, так как в эпоху победившего дилетантизма Гердт — воинствующий профессионал-универсал" делится на две микротемы первого уровня: профессионализм Гердта вне его профессии и профессионализм Гердта-актера. Далее первая микротема в свою очередь делится на семь микротем второго уровня в соответствии с возможными для Гердта профессиями, а вторая микротема на две микротемы второго уровня, в которых говорится о двух составляющих актерского профессионализма (диапазоне и актерской технике), что в сумме и дает достаточную обоснованность для тезиса. Каждая микротема второго уровня состоит из 1–2 предложений, содержащих суждение и аргументы (пример из жизни юбиляра, собственное мнение автора, ценностное суждение). Например, одна из микротем (пятый абзац) содержит суждение-подтезис "Не будь он артистом, он был бы замечательным эстрадным пародистом" и аргументы: оценочное суждение — "тонким, доброжелательным, точным" и ссылку на авторитет — "Недаром из миллиона своих двойников Л.О. Утесов обожал Гердта."

Объем микротем и количество аргументов в них не может строго регламентироваться. Это зависит от многих причин, например, от того, насколько самодостаточным с точки зрения воздействия на аудиторию является суждение, т. е. является ли оно топосом или вызывает сомнения и вследствие этого требует развернутого обоснования; насколько подготовлена к восприятию речи данная аудитория; насколько безупречны аргументы. Собственно, одной из задач расположения и является определение того, насколько подкреплено каждое суждение (подтезис) достаточным количеством аргументов, как эти аргументы друг друга дополняют ("отливают света") и насколько порции получаются соразмерными. Причем соразмерность частей проявляется не в соотношении их внешних объемов — количества аргументативного материала, а в соотношении их качества — воздействующей силы. Важно добиваться при формировании микротем их содержательной и структурной завершенности, чтобы они представляли собой как бы речь в речи.

Рассмотрим для примера речь Квинтилиана о публичном обучении детей. (см. Задание № 49) В ней пять микротем соответственно пяти подтезисам, раскрывающим преимущества обучения детей в школе перед домашним образованием: 1) В школе ребенок научится "не страшиться многолюдства"; 2) Коллектив сверстников поможет ребенку избавиться и от пустой самонадеянности, и от излишней застенчивости; 3) В школе он найдет друзей; 4) Соревнование с соучениками "возбудит в нем пламенное усердие к учению"; 5) В школе ребенок получит лучшие знания, поскольку учителя работают более вдохновенно в многолюдном собрании, чем с одним учеником. При сравнении можно заметить, что объем микротем (наполненность аргументативным материалом) совершенно различен. Например, микротема о пользе дружественных связей детей (третий абзац) исчерпывается лишь суждением и не содержит аргументов, так как суждение самодостаточно, является топосом и не требует обоснования. Автор лишь напоминает, что самые крепкие дружеские отношения складываются в детстве и для этого нужен коллектив. Четвертая микротема (пятый и шестой абзацы), напротив, содержит разнообразный аргументативный материал: суждение о пользе соревнования среди учеников автор подтверждает с помощью рассказа о том, как это делалось его учителями, сравнениями (с виноградной лозой и кувшином), ценностными суждениями. Из этого ясно, что оратор, с одной стороны, считает это место своей речи одним из главных, с другой стороны, не надеется, что суждение о том, что соревновательность возбудит в детях пламенное усердие к учению (о чем мечтает каждый родитель), вызовет безоговорочное согласие слушателей, у которых в опыте, возможно, нет соответствующих наблюдений. На примере этой речи можно также проиллюстрировать положение о том, что членение речи на микротемы не совпадает ни с членением на предложения, ни с членением на абзацы. С помощью последних, например, могут быть отделены друг от друга аргументы (5 и 6 абзацы). И напротив, несколько микротем могут располагаться в пределах одного абзаца (во втором абзаце две микротемы: о необходимости научиться не страшиться многолюдства и возможности избежать всяческих отклонений в поведении.

Таким образом, остановимся на том, что речь удобнее всего делить на три крупные функционально-структурные части: вступление, основную часть и заключение. У каждой из них свои функции в отношении раскрытия главной мысли (тезиса): во вступлении тезис заявляется, т. е. мы как бы договариваемся с аудиторией обсудить некий вопрос; в основной части — раскрываем, доказываем, обсуждаем его; а в заключении — подводим итоги совместного его обсуждения (подробнее о функциях и задачах частей речи мы поговорим в следующих параграфах). Каждая из этих частей (особенно это касается основной части) может быть поделена на более мелкие части, которые представляют собой разработку относительно самостоятельного вопроса в общем деле аргументации главной мысли и которые мы будем в дальнейшем, вслед за В.В. Одинцовым, именовать микротемами. Такое членение речи позволит оратору и слушателям рационально организовать свою совместную деятельность по этапам, характеризующим любое дело (начальная фаза дела, собственно дело, завершение дела); поделить информацию на «порции», что облегчит и обеспечит ее восприятие.

Основная часть

§54. Способы расположения микротем в основной части

§ 54. Начинать рассматривать композицию необходимо с основной части, ее функций, задач, структуры, способов организации, потому что, во-первых, в литературе по риторике "совсем плохо трактуется главная часть, о которой зачастую просто нечего сказать (а ведь она действительно самая важная)"[77]; во-вторых, именно такая логика изложения (последовательность) соответствует логике создания композиции в ораторской практике. Ведь начинаем мы работу над речью с разработки главной части.

Приступая к работе над композицией, мы имеем подробный план-конспект речи и массу аргументативного материала к нему, и наша задача состоит в том, чтобы выстроить все это наилучшим образом. Первая процедура работы над композицией состоит в том, чтобы из каждого пункта плана-конспекта создать микротему, построенную как рассуждение: суждение U аргументы U вывод. Правда, вывод, являясь общим для всех микротем, может как бы выноситься "за скобки". Этот вывод собственно и является тезисом речи, который обосновывается всей речью (т. е. вытекает из каждой микротемы) и только в заключении принимает вид формального вывода. Несмотря на это, каждая микротема укрепляется внутри жесткими подчинительными связями, приобретает вид целостного блока, независимого от других блоков речи и может свободно передвигаться по речи: микротемы второго уровня перемещаются в случае надобности внутри микротемы первого уровня, а микротемы первого уровня — внутри речи. Таким образом, оратор должен стремиться к тому, чтобы все микротемы в тексте были независимы друг от друга, находились в сочинительной связи, располагались параллельно между собой и стремились к одному центру — тезису речи. Независимость (параллельность, однородное соподчинение) микротем является основой их способности к свободному перемещению в тексте в зависимости от конкретной ситуации общения, в которой может потребоваться изменить порядок следования микротем или вовсе отказаться от какой-нибудь. Например, в речи Квинтилиана микротемы вполне могут поменяться местами, но от этого смысл речи не изменится. Именно поэтому способ построения ораторской речи нельзя свести к традиционному «рассуждению», являющемуся жестким способом построения текста, при котором компоненты речи следуют в строго фиксированной линейной последовательности. В отличие от этого рассуждение в риторическом тексте представляет собой гибкий (не регламентированный) порядок следования структурных компонентов. (см. об этом: [26, 9-10])