Семь критериев текстуальности Р.-А. де Богранда и В. Дресслера
Количество параметров (признаков, свойств) может быть различным у разных
авторов. Одной из наиболее известных зарубежных теорий, посвященных описанию общих
свойств текста, является концепция Р.-А. де Богранда и В. Дресслера о семи так называемых
критериях текстуальности (Textuali-tat).11 Под текстуальностью в данном случае понимается
совокупность тех свойств (признаков, параметров), которые присущи тексту. Такими
свойствами признаются: 1) когезия (Kohasion), 2) когерентность (KohSrenz), 3)
интенциональность (Intentionalitat), 4) воспринимаемость (Akzeptabilitat), 5)
информативность (Informativitat), 6) ситуативность (Situationalitat), 7) интертекстуальность
(Intertextualitat).
Именно эти свойства Р.-А. де Богранд и В. Дресслер кладут в основу своего
определения текста. По их мнению, текст — это коммуникативное событие (erne
kommunikative Okkurrenz), удовлетворяющее семи критериям текстуальности (Beaugrande,
Dressier 1981: 3). Согласно их теории, только при выполнении всех семи критериев некая
последовательность предложений (языковых единиц) может считаться текстом. Если хотя бы
один из критериев не выполнен, то текст не может быть признан коммуникативным и его
следует рассматривать как «не-текст» (Nicht-Text) (Ibid.).
Рассмотрим каждый из критериев более подробно.
Когезия. Данный критерий затрагивает способ образования поверхностной структуры
текста. Иными словами, это ответ на вопрос, каким образом соотносятся друг с другом
компоненты текста, т. е. те слова, которые мы реально слышим (при восприятии устного
текста) или видим (при восприятии письменного текста). По словам авторов теории,
компоненты поверхностной структуры текста соединяются друг с другом посредством
грамматических форм и грамматических отношений. Таким образом, в основе когезии лежат
грамматические зависимости.
Стандартным примером когезивных отношений признаются отношения между
местоимением и его антецедентом: (16) Paul hat angerufen. Er kommt morgen 'Позвонил
Пауль. Он придет завтра'. (17) Paul hat angerufen. Er sagt, er kommt morgen 'Позвонил Пауль.
Он говорит, что он придет завтра'. Пример (16) представляет простейший случай когезивных
отношений, выраженных при помощи прономинализации. При этом местоимение ег
соотносится (но не обязательно) с именем Paul. В примере (17) возможность неоднозначной
интерпретации увеличивается, потому что второе местоимение ег может сопрягаться не
только с именем Paul, но и с другим антецедентом в тексте (например, с именем Karl, если
предположить, что оба собеседника только что говорили о человеке по имени Карл).
Проблему для правильной идентификации антецедента может создать не только
многократное использование одного и того же местоимения, но его простое однократное
употребление. Ср.: (18) Paul hat mit Fritz gesprochen. Er kommt morgen 'Пауль поговорил с
Фрицем. Он придет завтра'. (19) Paul hat einen neuen Roman geschrieben. Er ist wirklich
spannend 'Пауль написал новый роман. Он действительно увлекательный'. (20) Paul ist mit
Flocki zum Tierarzt gegan-gen. Er hat ihm eine Spritze gegeben 'Пауль с Флоки пошел к
ветеринару. Он сделал ему укол'. Пример (18) может быть понят однозначно только с учетом
общих знаний коммуникантов о предмете речи. С интерпретацией примера (19) особых
трудностей не возникает, потому что предикат spannend (увлекательный) семантически
сочетается со словом Roman (роман). В примере (20) каждое из местоимений допускает по
три возможные интерпретации, однако наше знание о мире подсказывает нам, что только
человек может сделать инъекцию. Кроме того, трудно предположить, что хозяин собаки
пойдет к ветеринару, чтобы там самому сделать укол, это он мог бы сделать и дома. Таким
образом, остается единственная возможность соотнесения местоимений и предшествующих
имен.
11 Полное описание теории текста, основанной на соблюдении семи критериев текстуальности см. (Beaugrande,
Dressier 1981). При объяснении этих понятий мы использовали также другие источники (Vater 1992: 31-ТЗ).
Примеры (16)-(32) также заимствованы из последнего источника.
Итак, за простыми грамматическими зависимостями скрываются сложные
референциальные отношения, т. е. соотнесенность языковых выражений с объектами
действительности, а это относится уже к сфере семантики и прагматики, иными словами, к
когерентности текста. По сути дела субституция представляет собой особый вид
содержательных отношений в тексте — отношений кореференции, т. е. соотнесенности
языковых выражений с одним и тем же объектом действительности. Именно поэтому многие
лингвисты не разделяют между собой понятия когезии и когерентности, видя в них единое
целое (подробнее см. (Vater 1992: 41-42)).
Следующим когезивным средством, воплощающим отношения кореференции,
является полная или частичная рекурренция (повтор): (21) Paul hat angerufen. Paul war sehr
aufgeregt 'Пауль позвонил. Пауль был очень взволнован'. (22) Die Katze hier gefallt mir besser
als die Katze da 'Эта кошка мне нравится больше, чем та кошка'. (23) — Ich komme vom
Norden her. — Und ich vom Suden. — Und ich vom Meer (Th. Fontane. Die Brucke am Toy). — Я
прибыл с севера. — А я с юга. — А я с моря (Т. Фонтане. Мост через реку Тай).
Содержательная интерпретация примера (21) однозначна, потому что здесь налицо
кореференция между субъектами (хотя нельзя исключить и возможность соотнесения имени
Пауль с разными лицами). Что же касается примеров (22) и (23), то здесь нет кореференции,
несмотря на повтор лексем (пример (22)) или местоимений (пример (23)).
В основе эллипсиса, такого же когезивного средства, как субституция и рекурренция,
также лежат (ко)референциальные отношения. Ср.: (24) — Ich Hebe dich! — Ich dich auch! '-
Я люблю тебя! — Я тебя тоже!' (25) Asbest in Zollstocker Gesamtschule gefunden (Kolner
Stadtanzeiger) 'В средней школе г. Цолльштока найден асбест (Кёльнский городской
вестник)'. (26) Franz bestellte zwei und der Kellner brachte vier Bier 'Франц заказал два, а
официант принес четыре пива'.
Пропущенные части структуры высказывания легко восполняются из фонда знаний
собеседников: в примере (24) отсутствует основной глагол, в примере (25) опущен
вспомогательный глагол, в примере (26) — один из объектов. Восполнение элинированных
компонентов производится на основе содержательного единства описываемой ситуации.
Простое соположение предложений сразу побуждает слушателя к установлению
содержательных связей между ними: (27) Es regnet. Gib mir den Hund! 'Пошел дождь. Дай
мне собаку!' Данную последовательность предложений можно интерпретировать двояким
образом: 1) говорящий хочет с помощью собаки укрыться от дождя и 2) говорящий хочет
укрыть собаку от дождя. Несомненно, первый вариант содержательной трактовки данной
последовательности едва ли возможен ввиду абсурдности возникающей ситуации, о чем
говорят наши знания об устройстве мира и отношениях в обществе. Поэтому реальным
выбором может быть только второй вариант. (За рамками рассмотрения остаются другие
возможные интерпретации этой речевой последовательности.)
В качестве когезивных средств Р.-А. де Богранд и В. Дресслер называют также
порядок слов, сочинительные средства связи, а также временные формы глагола.
Когерентность. Этот критерий охватывает чисто содержательные (точнее,
когнитивные) взаимосвязи в тексте. Производитель текста и реципиент пытаются установить
взаимосвязи между отдельными компонентами текста даже в том случае, когда связь не
маркирована обычными (когезивными) средствами (см. пример (27)). При этом когнитивно
обусловленным является процесс не только восприятия, но и производства текста.
В основе текста лежит общая комбинация признаков, составляющая так называемый
мир текста (Textwelt). «Мир текста», в свою очередь, определяется «смысловой непрерыв-
ностью» (Sinnkontinuitat) текста. Именно непрерывность смысла является, по замыслу
авторов, основой когерентности текста.
Итак, когерентность текста основывается на смысловой непрерывности «мира
текста». Смысл текста заключается в актуализированных текстовых взаимосвязях, он
составляет действительное значение языкового высказывания. «Мир текста» — это
совокупность смысловых отношений, лежащих в основе текста. «Мир текста» не обязательно
должен соответствовать реальному миру: речь идет о мире, заложенном в основу текста
говорящим, его знанием и его интенциями. «Мир текста» состоит из концептов и отношений
между концептами. Концепты — это применяемые в когнитивной психологии единицы
нашего знания, образованные на основе нашего восприятия и опыта. Кстати сказать, они не
всегда верно отражают реальный мир. Если возникает расхождение между представленной в
«мире текста» комбинацией концептов и нашим знанием о мире, т. е. тем, как соответст-
вующие концепты связаны между собой в нашем сознании, тогда мы не можем обнаружить
непрерывность смысла, и данный текст оказывается для нас бессмысленным. Такое
заключение справедливо, например, в отношении примера (9) в гл. 4. Рассмотрим его
подробнее: Die-Kunstler haben besondere Ambitionen. Kunstler ist ein Familienname. Alle bewund&
rn ihre Kunst. Sie ist ein einsilbiges Wort. Das Programm ist kunstlerisch gestaltet. Die
Ktinstlerin heifit Katrin 'У людей искусства особые амбиции. Искусник — это фамилия. Все
восхищаются ее искусством. Это трехсложное слово. Программа отличается искусным
оформлением. Искусницу зовут Катрин'.
В этом примере каждое предложение фрагмента содержит средства связи с другим
предложением или другими предложениями. К ним относятся лексемы с общими корневыми
морфемами (Kunstler, Kunst, ktinstlerisch, Kunstlerin), a также местоимение sie. Тем не менее
трудно усмотреть наличие общего смысла у этого фрагмента, потому что в нашем сознании
отсутствует слепок подобных взаимосвязей в действительности. А раз смысловая
непрерывность «мира текста» нарушена, то нарушена и когерентность данного фрагмента.
Когезия и когерентность являются критериями, в центре внимания которых
располагается текст, его поверхностная и глубинная структуры (text-zenrtiert). Напротив, два
других критерия соотносятся с участниками акта общения (verwen-der-zenrtiert), они служат
для характеристики других обстоятельств коммуникации.
Интенционалъностъ. Под этим признаком понимается намерение производителя
текста построить связный и содержательный текст (einen kohasiven und koharenten Text). Этот
текст служит определенной цели (например, сообщить кому-либо знание или достичь какой-
либо конкретной цели).
X. Фатер сомневается в необходимости применения данного критерия к определению
сущности текста. Интенциональность является, по его мнению, предпосылкой любого вида
(речевой и неречевой) коммуникации, в ней нет ничего специфически текстового.
Неоправданной является также апелляция авторов теории к позиции производителя текста,
«который хочет построить когезивный и когерентный текст» (der einen kohasiven und
koharenten Text bilden will) (Be-augrande, Dressier 1981: 8). Когезия и когерентность являются
самостоятельными критериями, которые не должны применяться для характеристики других
независимых критериев в рамках одной и той же классификации (Vater 1992: 51).
Кроме того, в повседневном общении людей и в художественном творчестве
встречаются случаи, когда автор намеренно редуцирует воздействие того или иного
критерия. С детства я помню две строчки из забавной дворовой баллады: «Подводная лодка в
степях Украины геройски погибла в воздушном бою...» С точки зрения теории Богранда-
Дресслера этот текст является некогерентным и, следовательно, некоммуникативным.
Однако в литературе существует немало примеров таких семантических несуразностей.
(28) Dunkel war's, der Mond schien helle,'
Schneebedeckt die griine Flur,
Ms ein Wagen blitzeschnelle
Langsam um die Eche fuhr.
Drinnen soften stehend Leute
Schweigend ins Gesprach vertieft,
Wahrend ein geschossner Hase
Auf der Wiese Schlittsehuh lief.
Und auf einer roten Bank,
Die blau angeetriehen war,
Safl ein blondgelockter Jungling
Mit kohlrabenschwarzem Haar,
Neben ihm 'ne alte Schachtel,
Zahlte kaum erst sechzehn Jahr.
Und sie aft ein Butterbrot,
Das, mit Schmalz bestrichen war.
Droben auf dem Apfelbaume,
Der sehr sujSe Birnen trug,
Hing des Fruhlungs letzte Pflaume
Hing des Fruhlungs letzte Pflaume
Und an Nussen noch genug.
(Nach H. Ките)
'Было темно, луна светила ярко,
Снегом покрыт зеленый луг,
Когда быстрая, как молния, повозка
Медленно выехала из-за угла.
В ней, стоя, сидели люди,
Молча углубленные в беседу,
В то время как подстреленный заяц
Катался на лугу на лыжах.
А на красной скамье,
Окрашенной в голубой цвет,
Сидел юный завитой блондин
С волосами цвета вороньего крыла.
Рядом с ним сидела старая калоша,
Ей едва исполнилось 16 лет.
И она уплетала бутерброд,
На который был намазан смалец.
Наверху на яблоне,
Несущей сладкие груши,
Висела последняя весенняя слива
И еще порядочно орехов.'
Это стихотворение основано на использовании взаимоисключающих понятий
(предметов, действий, признаков, свойств и т. п.). Если подходить к его интерпретации в
смысле рассмотренных выше критериев Богранда-Дресслера, то в нем наличествует только
когезия. Что же касается его когерентности, т. е. соответствия возникающего «мира текста»
взаимосвязям реальной действительности, отображенным в нашем сознании, то такого
соответствия обнаружить невозможно. Ибо мира, в котором подстреленные зайцы катаются
на лыжах, юные блондины одновременно являются жгучими брюнетами, а на яблонях растут
груши, сливы и т. п., нет в реальной действительности, этот мир может быть рожден только
буйной человеческой фантазией. Однако перестает ли текст из-за этого быть текстом? На
мой взгляд, не перестает, потому что замыслом автора может служить как раз намеренное
искажение определенных фактов, явлений, ситуаций.
Воспринимаемость. Данный термин (как и интенциональность) пришел из теории
речевых актов. В узком смысле слова под воспринимаемостью Р.-А. Богранд и В. Дресслер
понимают ожидание реципиента получить связный и содержательный текст (einen kohasiven
und koharenten Text), который является для него нужным или значимым (Beau-grande,
Dressier 1981: 9). Эти ожидания реципиента основываются на знакомстве с типами текста,
социальным и культурным контекстом, избирательностью целей (Wunsch-barkeit von Zielen).
В данном случае подчеркивается активная роль реципиента, поскольку он сам управляет
процессом восприятия материала и при необходимости устраняет возникающие помехи.
Воспринимаемость, кроме всего прочего, подразумевает также уместность в той или
иной коммуникативной ситуации применяемых языковых средств. Ниже приводятся два
текста, изложенные двумя различными способами и по-разному отвечающие
соответствующей ситуации общения. (29) Негг President, meine verehrten Damen und Herren!
Unser Staat braucht die zupackende Mitarbeit der jungen Generation. In diesem Jahr werden alle
Jugendlichen, die ausbttdungsivillig und ausbildungsfahig sind, eine Lehrstelle erhalten konnen.
Allerdings wird nicht jeder — das sage ich schon seit Mo-naten — seinen Wunschberuf erlernen
und nicht jeder dort in die Lehre gehen konnen, wo er mochte, wo er wohnt. Ein hochentwichelndes
Industrieland wie die BED mufi es moglich machen, die.se. schwierige Aufgabe zu Ib'sen (Kohls
Regierungs-erkla"rung im Originalton, Kolner Stadtanzeiger) 'Господин президент,
глубокоуважаемые дамы и господа! Наше государство нуждается в энергичной поддержке
молодого поколения. В этом году все молодые люди, которые хотят учиться и способны
учиться, смогут получить место для подготовки. Впрочем, не каждый сможет — я говорю об
этом уже несколько месяцев — получить подготовку по желаемой профессии и не каждый
может пойти на учебу туда, куда он хочет, где он живет. Такая высокоразвитая
индустриальная страна, как ФРГ, должна обеспечить возможности для решения этой
трудной задачи (Правительственное заявление Коля в оригинале, Кёльнский городской
вестник).' (30) Verehrte Schnorrer; Muslistampfer, Willis und Schnepfenf Das Antornen von
Teenies ist fur unser Land eine echt coole Sache. Auch wird jeder ne geile Azubistelle raffen
konnen, nur nicht immer dort, wo seine Alien rumhdngen. Ein so aufgemotztes und aufgepowertes
Land mufl es schechen, diesen Brassel zu schnallen (Kohls Regierungserklarung, von Bonner
Schulern in die Jugendsprache tibersetzt, Kolner Stadtanzeiger).
Пример (29) представляет собой официальное правительственное заявление канцлера
Коля по вопросу профессионального обучения немецкой молодежи. Пример (30) является
переводом этой же самой речи на молодежный сленг. (К сожалению, я не настолько владею
современным молодежным жаргоном, чтобы адекватно оригиналу перевести этот текст на
русский язык.) Несомненно, текст примера (30) не является для большинства людей ни
нужным, ни значимым. Да и его авторы («переводчики») не ставили перед собой никакой
иной цели, как просто позабавить публику, дать выход своему словесному творчеству. Выше
(см. пример (28)) мы уже показали, что смыслом текста может быть даже явная
референциальная бессмыслица.
Тем не менее к достоинству приведенной выше трактовки интенциональности и
воспринимаемости текста можно отнести уравнивание ролей двух участников акта
коммуникации — говорящего лица и реципиента: и тот и другой являются активными
партнерами по общению, в своем речевом поведении они учитывают индивидуальные
особенности друг друга.
Информативность. Под этим термином Р.-А. де Богранд и В. Дресслер понимают
степень новизны или неожиданности для реципиента представленных текстовых элементов
(das AusmaB, bis zu dem erne Darbietung fur den Rezipienten neu oder unerwartet 1st) (Ibid.: 145).
Свои выводы они основывают на примере предостережения телефонной компании, предна-
значенного своим клиентам. (31а) Rufen Sie uns an, bevor sie graben. Spater kommen Sie
vielleicht nicht mehr dazu 'Позвоните нам, прежде чем копать. Может быть, потом Вам будет
совсем не до этого'. (31b) Rufen Sie uns an, bevor sie graben. Bei Ihnen konnte ein
Untergrundkabel lie-gen. W&nn Sie das Kabel durchreifien, haben Sie keinen An-schlufl mehr und
Sie konnten sogar einen heftigen Elektro-schock erleiden. Dann waren Sie nicht mehr in der Lage,
uns anzurufen 'Позвоните нам, прежде чем копать. У Вас может проходить подземный кабель.
Если Вы повредите кабель, то у Вас не будет света и к тому же Вас может сильно ударить
током. Тогда Вы будете вообще не в состоянии позвонить нам'.
Текст примера (31а) по степени «неожиданности» (пусть даже в ироническом плане)
заметно превосходит текст примера (31b), в котором то же самое сообщение представлено в
развернутом виде. По мнению авторов, более информативные тексты являются
одновременно более эффективными. Очевидно, люди более склонны к восприятию новой и
неожиданной информации, чем уже известной или само собой разумеющейся.
X. Фатер сомневается в действенности авторской трактовки данного критерия. Свои
рассуждения он строит следующим образом. Если текст, содержащий только известную
информацию, не информативен, то логично предположить, что текст, содержащий только
неизвестную информацию, будет в высшей степени информативным. В качестве примера
такого якобы чрезвычайно информативного текста он называет стихотворение К.
Моргенштерна "Das grofle Lalula" («Большое лалула»). Ниже приводится только одна строфа
из этого произведения, две другие представляют собой такое же бессмысленное
нагромождение звуков. (32) Kroklokwafzi? Semememi! \ Seiokrontro — prafriplo: \ Bifzi, bafzi;
hulalemi: \ quasti basti bo... \ Lalu lalu lalu lalu la!
По мнению X. Фатера, чтобы критерий информативности сделать применимым, его
необходимо ограничить, заменив требование «ожидаемости / неожиданности
представленных текстовых элементов» на «ожидаемость / неожиданность знаков из
известного реципиенту инвентаря знаков» (Vater 1992: 56). Кроме того, информативность
текста можно трактовать как способность текста иметь тему (подробнее см. (Agricola 1979:
40; Mackeldey 1987: 39)).
Ситуативностъ. Этим термином Р.-А. Богранд и В. Дресслер обозначают «факторы,
которые делают текст релевантным для актуальной или реконструируемой коммуникативной
ситуации» (Faktoren, welche einen Text fur erne aktuelle oder rekonstruierbare
Kommunikationssituation relevant machen) (Beaugrande, Dressier 1981: 169). Так, высказывание
LANGSAM SPIELENDE KINDER (ОСТОРОЖНО ИГРАЮЩИЕ ДЕТИ) может быть
правильно понято только в определенных ситуативных условиях — если оно имеет вид
дорожного знака, установленного на обочине дороги.
Текст всегда несет в себе отпечаток той ситуации, в которой он возникает и
используется. Особенности ситуации диктуют определенные нормы коммуникативного
поведения партнеров, например, при приветствиях, напоминаниях, при отдаче приказа и т. п.
Говорящий должен правильно оценить ту или иную ситуацию, чтобы затем адекватно
представить ее в тексте. В этом плане ситуативность заключается также в том, что студенты,
пришедшие на лекцию по общему языкознанию, вряд ли ожидают, что лектор будет
знакомить их с основами квантовой механики. Точно так же бессмысленно рассказывать на
утреннике в детском саду об особенностях склонения существительных в
древневерхненемецком языке.
Интертекстуалъностъ. Данный критерий можно трактовать двояко: во-первых, как
соотнесенность конкретного экземпляра текста (Textexemplar) с определенным типом текста
(Textsorte) и, во-вторых, как его соотнесенность с другим текстом / другими текстами.
Первый вариант трактовки данного признака в своей основе опирается на различные
активно развиваемые ныне текстовые классификации, т. е. на выделение неких классов
текстов, обладающих определенным (типичным) набором содержательных и / или
формальных признаков (например, интервью, доклад, конспект и т. п.).12 Второй вариант
трактовки, а именно соотнесенность с другими текстами, долгое время находился в тени
первой, хотя с лингвистической (шире — филологической) точки зрения он не менее инте-
ресен, чем первый.
Когда говорят об интертекстуальности как соотнесенности с другими текстами, то
прежде всего имеют в виду такие специфические речевые жанры, как критику и пародии,
весь смысл которых заключается в постоянном соотнесении одного речевого произведения с
12 Более подробно проблема типологии текстов рассматривается в гл. 12.
другим. Однако данная проблема, конечно, не исчерпывается изучением только критических
и пародийных произведений. «Интертекстуализмы» — так некоторые лингвисты называют
сигналы-отсылки от одного текста к другому — начинают выдвигаться на передний план
лингвистического интереса.13
В человеческой коммуникации встречаются другие формы (наряду с критикой и
пародиями), в которых интертекстуализмы выступают в качестве главного компонента сооб-
щения. Многим германистам известна книга Торстена Капелле "Rettet dem Dativ!" («Спасите
дательному падежу!»), представляющая собой сборник надписей немецких студентов на
столах и стенах аудиторий в университетах (Capelle 1983). Нередко эти надписи являются
перифразами известных немецких пословиц и крылатых слов, например: (33) Morgenstund ist
ungesund (Capelle, 37) -» Morgenstund hat Gold im Mund 'Утренняя роса печалит глаза. -»
Утренняя роса — золотая краса.' (34) Wer einmal liebt,' dem glaubt man nicht (Capelle, 62) ->
Wer einmal lugt, dem glaubt man nicht, und wenn er auch die Wahrheit spricht (Gefltigelte Worte,
78) 'Единожды любив, кто же тебе поверит -» Единожды солгав, кто же тебе поверит.' (35)
Wer Gewalt saht, muss sich nicht wundern, wenn er bei der Ernte eins auf die Schnauze bekommt
(Capelle, 91) -> Wer Wind sat, wird Sturm ernten (Geflugelte Worte, 126) —» Denn was der
Mensch sat, das wird er ernten (Bibel, Neues Testament, 236) 'Кто посеет насилие, тот не должен
удивляться, если при сборе урожая он получит разок по морде. —> Кто сеет ветер, пожнет
бурю. —» Ибо они сеют ветер и пожнут бурю'.
Для того чтобы по достоинству оценить остроумие немецких студентов, нужно знать
не только лексику и грамматику немецкого языка, но и идиоматическое наследие немецкого
народа. Любое иносказание экспрессивно. Творчески перерабатывая хорошо известное
выражение, говорящий приспосабливает его к конкретным ситуативным условиям. При этом
прагматический эффект высказывания обусловливается не только буквально понятым
смыслом вербального сообщения, но и его ситуативным подтекстом. В данном случае
происходит наложение разных когнитивных пластов и в результате иллокутивная сила
высказывания значительно возрастает.
Другим примером текстов, в которых важную роль играют межтекстовые связи,
являются анекдоты. Важно подчеркнуть, что анекдоты представляют собой одну из весьма
распространенных и популярных народных речевых форм. «Соль» анекдота может
скрываться в самых разных нюансах его формы и / или содержания. И нередко основой
комического эффекта становятся связи одного текста с другими: (36) Ernes Tages besuchte
Wilhelm Grimm in Heidelberg den romantischen Dichter Clemens Brentano. Bei Brentano war eine
Dame zu Besuch, die in ihrer uberreifen Schonheit weder jugendlich noch Mug war. Nachdem sie
sich verabschiedet hatte, rief Brentano: "Ich werde ein Gedicht auf sie machen. 1st sie nicht schon,
wie ein Marchen?" "Nun ja", entgegnete Grimm zogernd. "Es war einmal..." (Sprachscherze, 113)
'Однажды Вильгельм Гримм навестил в Гейдельберге поэта-романтика Клеменса Брентано.
У Брентано с визитом была одна дама, которая, несмотря на свою былую красоту, не
отличалась ни моложавостью, ни умом. После того как она попрощалась, Брентано
воскликнул: «Я напишу для нее стихи. Разве она не красива, как сказка?» «Ну да», помедлив,
ответил Гримм. «Давным-давно...».'
В приведенном анекдоте остроумно обыгрывается зачин немецких народных сказок:
"Es war einraal...", с которым знаком любой носитель немецкого языка (ср. русское выра-
жение «Жила-была...» или «Давным-давно...»). В сравнении красоты женщины со сказкой
нет ничего необычного («Она сказочно красива»), это сравнение стереотипно, оно является
избитым и тривиальным комплиментом. В то же самое время тонкий иносказательный намек
Вильгельма Гримма на то, что сказочная красота женщины уже в прошлом, подчеркивает
13 См,, например, цитируемую выше книгу X. Фатера (Vater 1992) или статью Г. Хенне (Неnne 1995: 37-46),
посвященную современным тенденциям в немецком языке. Изучению проблем формирования поэтического
образа в интертексте посвящена третья глава докторской диссертации И. В. Толочина (1997). Общие проблемы
межтекстовых связей изучает Н. А. Химунина (1998).
необъективный характер предшествующей восторженной оценки, высказанной Клеменсом
Брентано.
«Интертекстуализмы» могут соотноситься не только с названием текста или его части,
они могут отсылать также ко всему речевому произведению или даже нескольким про-
изведениям. Такие случаи обнаруживаются, например, среди немецких загадок, ответить на
которые может только человек, знакомый с немецкими народными сказками и сказочными
персонажами. (37) Hans und Gretel tief im Wald kommen an ein Knusperhaus, ahnen nichts von
der Gefahr. Wer kommt aus dem Haus heraus? (Die Hexe). Русским аналогом данной загадки
может служить следующий текст: «Сестрица Аленушка и братец Иванушка повстречали в
глухом лесу избушку на курьих ножках. Без опаски они постучали в дверь. Кто вышел им
навстречу?». Для русских детей (и взрослых) ответ очевиден: «Баба-яга» — непременный
персонаж многих любимых народных сказок. Но этот простой ответ может, поставить в
тупик любого иностранца, для которого в подобных условиях возможно появление другой
сказочной фигуры.