Предпосылки формирования красноречия в Древней Греции


• Принцип состязательности
• Софистика
• Софистика и скептицизм
• Предшественники красноречия
• Роль звучащего слова в греческой культуре
• Демократия и риторика

Искусство красноречия как особый вид творческой деятельности было порождением исключительно греческой культуры и того миро­воззрения, которое стало одной из основ европейской цивилизации. Литература Древнего Востока по отношению к риторике находилась скорее под влиянием греков. В Ветхом Завете мы встречаем немало примеров риторики пророков, но древние греки с библейскими тек­стами познакомились значительно позднее, примерно к III в. до н.э., а античное красноречие насчитывает к этому времени более чем двухвековую историю. Почему именно Древняя Греция породила тот особый вид художественной деятельности, который сегодня мо­жет быть признан началом искусства убеждать — истоком публи­цистики и журналистики в целом?

Принцип состязательности

Открытие фундаментального принципа греческой культуры — принципа состязательности — в классической филологии принято связывать с именем учителя Фридриха Ницше, знаменитого базельского профессора Якоба Буркгардта1. Буркгардт неопровержимо доказал, что греческий ментали­тет обладал удивительным свойством Der agonale Mensch (Чело­века агонистического), выделявшим грека из окружавших его древних народов. Агонистика (от греч. 'αγων — состязания или иг­ры, борьба, бой, судебный процесс) — неудержимое стремление к любым состязаниям во всех сферах общественной жизни и отличи­тельная черта греческого быта — восходит к древнейшим мифоло­гическим представлениям этого народа. Напомню истории несколь­ких мифологических героев, например Арахны и Марсия, дерзнув­ших вступить в состязание с самими богами и жестоко наказанных за желание превзойти в искусности Афину и Аполлона. Гордое стремление человека доказать свое превосходство не с помощью дубины и меча, а с помощью интеллекта, образованности, трени­ровки — качеств, скорее приобретенных в результате самосовер­шенствования, чем дарованных от природы, — значительно продви­нуло вперед греческую цивилизацию. По словам профессора Петер­бургского университета Ф.Ф. Зелинского, "все, что только можно было, пронизывает дух агонистики: все полно состязания, от самого низменного и шутливого состязания в скорости выпивания кружки до самого серьезного и возвышенного состязания в красоте создан­ных поэм и рожденных детей"2. В самых высоких патетических вы­ражениях говорит Аристотель о присущем грекам чувстве соревно­вания: "...соревнование <как ревностное желание сравняться> есть нечто хорошее и бывает у людей хороших... Склонными же к со­ревнованию <dzelos> будут необходимо люди, считающие себя дос­тойными тех благ, которых они не имеют, ибо никто не желает то­го, что кажется невозможным. Поэтому-то такими [то есть склон­ными к соревнованию] бывают люди молодые и люди, обладающие величием души, а также люди, владеющие такими благами, которые достойны мужей, пользующихся уважением; к числу этих благ при­надлежит богатство, обилие друзей, власть и другие тому подобные блага... Если чувство соревнования проявляется по отношению к благам, пользующимся уважением, то сюда необходимо нужно от­носить добродетели и все то, с помощью чего можно приносить пользу и оказывать благодеяния другим людям..." (Arist., Rhet., 1388 а—b). He случайно именно в Элладе родились исполненные духом соревновательности и привычные для европейца обычаи — Олимпийские игры, драматические состязания, публичные диспуты мудрецов и философов.

Прежде всего, Древняя Греция была единственной древней ци­вилизацией, летоисчисление которой велось не от мифической даты рождения Божества (ср. в христианстве — от рождения Иисуса или в исламе — от даты переселения Мухаммеда в Медину), а от Олимпийских игр — придуманных греками состязаний, проводив­шихся, по мнению ученых, с 776 г. до н.э. О знаменитом морском сражении при острове Саламин в 480 г. до н.э. древний грек сказал бы, что это было в первый год 75-й Олимпиады. Первоначально Олим­пийские игры — религиозное действо в честь Зевса Олимпийского — имели теснейшую связь с культом умерших (ср. рассказ о состяза­ниях колесниц, борцов, бегунов, кулачных бойцов и т.д. на могиле Патрокла в "Илиаде" Гомера. — Ноm., II., XXIII, 257—879). Позд­нее они превратились в уникальное событие в культурной и поли­тической жизни Греции, поскольку в Олимпии собирались самые значительные силы греческого общества: в разное время читал здесь свои исторические труды Геродот, вел философские беседы Сократ, выступали Платон и Демосфен3. На время игр по всей Гре­ции устанавливался священный мир, который охранял гостей и уча­стников состязаний от нападений во время празднества. Олимпий­ские игры давали великолепную возможность ученым и людям ис­кусства познакомить со своими творениями тысячи людей. Спор­тивная программа включала атлетические (бег, пятиборье, борьба, кулачный бой, многоборье) и конные соревнования (колесничный бег и скачки), состязания вестников и трубачей. Победитель в ка­честве награды получал простой оливковый венок, но слава его, его семьи и даже его полиса среди греков были безмерны. Имя его уве­ковечивалось, скульпторы ваяли статуи, поэты слагали стихи и пес­ни. Состязавшиеся здесь же певцы и музыканты награждались лав­ровыми венками.

Помимо Олимпийских существовало немало других состязаний — Пифийские игры в честь Аполлона, наградой на которых служил лавровый венок, Истмийские игры (праздновались на Коринфском перешейке каждые два года), Немейские игры (устраивались раз в три года в Немейской долине, в Пелопоннесе). Это подтверждает стремление грека утвердить свое первенство путем соревнования и заслужить славу, дарованную божеством, ибо грек верил, что судь­ба непременно на стороне победителя.

Во-вторых, в классической Греции состязательный принцип так­же лег в основу устройства драматических представлений. Сохра­нившиеся дидаскалии (διδασκαλιαι — официальные записи итогов драматических состязаний) называли имена победителя и других поэтов, имя победителя-актера и свод победителей на музыкальных состязаниях праздника Дионисий. Среди трагических поэтов первыми чаще всего встречаются имена Эсхила и Софокла; их младший совре­менник Еврипид удостоился первого места всего лишь трижды.

Отметим, что и само драматическое действо в жанровой основе строилось на том же принципе агонистики, ведь агон — централь­ная часть классической греческой трагедии (например, в "Антигоне" Софокла спор Креонта с Антигоной)4 и комедии5. Одновременно великий Сократ — не только зритель, но и герой нескольких драма­тических действ — пришел к мысли о том, что истина — продукт диалогического мышления; она не существует сама по себе, а рож­дается в споре между людьми.

Наконец, сократовская система философии настаивала на нали­чии абсолютной истины, которая возникает из столкновения карди­нально противоположных мнений и лежит где-то посредине. Та же агонистика живет в сократовском диалоге и его позднейшем жанро­вом преображении — диатрибе. Сократовская школа, вплоть до Платона и Аристотеля, стояла у истоков "греческого рационализ­ма", по определению С.С. Аверинцева, "первого европейского ра­ционализма"6. Но сократовский и платоновский рационализм был теснейшим образом (по антитезе и аналогии) связан с идеями со­фистов — создателей и учителей риторики, людей, сформировав­ших культуру красноречия и весь стиль политической и правовой жизни демократических Афин.


1 Идеи Буркгардта о специфике мышления древних эллинов, о фундаментальной категории греческой культуры, коей является принцип состязательности, стали об­щим местом в работах зарубежных и дореволюционных русских специалистов в об­ласти античной истории и классической литературы. В позднейшей отечественной классической истории и филологии о нем несколько позабыли.
2 Зелинский Ф.Ф. История античной культуры. СПб, 1995. С. 188.
3 Соколов Г.И. Олимпия. М... 1981. С. 8.
4 Софокл. Антигона. II, 441—525.
5 Аристофан. Всадники. Агон. I—II; Облака, IV, 889—948.
6 Аверинцев С.С. Античная риторика и судьбы античного рационализма // Античная поэтика. М., 1991. С.9.

Софистика

Понятие "софист" (от греч. σοφισται — учитель мудрости) первоначально означало "способный стать мастером" или просто "мастер"1. Пиндар относит его к поэтам, т.е. мастерам по­эзии2, Геродот — к Солону и Пифагору как к мастерам, опытным в делах человеческих и божеских3. К середине V в. до н.э. софистом стали называть учителя, дающего платные уроки. Софистика — ду­ховно-воспитательное и философское учение в Греции V и IV вв. до н.э. — базировалась на субъективизме и отрицании объективной истины. Разочаровавшись в истинности естественнонаучных теорий, поскольку экспериментальная база естественных наук была еще не­достаточной, софисты обратились к изучению более доступного объекта — человека и его мыслительного процесса. Не случайно именно в рамках софистики возникает знаменитое изречение Протагора: "Человек — мера всех вещей: существующих — что они существуют, несуществующих — что они не существуют". Скептицизм софистов носил просветительский характер и был на­правлен на разрушение мифологического сознания как, например, сочинение Протагора из Абдеры "О богах". Из анализа обществен­ных отношений софисты заключили, что права, обычаи, законы подвержены изменениям. Эти творения человека отражают интере­сы различных общественных групп, в то время как природа следует неизменным законам. Данный постулат лежит в основе естествен­ного права и руссоизма.

Заинтересовавшись "человеческим", софисты впервые системати­зировали понятия лингвистики, логики, риторики, этики и, наконец, теории государственного устройства. Обратившись к теории речи, Протагор заговорил о грамотном и нормативном выражении мысли, откуда явились правила грамматики и орфоэпии4. Он открыл части речи, упорядочил родовые окончания греческих имен и ввел деле­ние глаголов на четыре наклонения. Продик составил длинный спи­сок синонимов, а Горгий Леонтийский предложил способы украше­ния речи, заимствованные из поэзии. Гиппий из Элиды, Продик Кеосский занялись теорией убеждения, то есть психологией и воспри­ятием. Формализуя таким путем язык, софисты впервые устанавли­вали для словесного искусства формальные критерии: ορφοτησ — правильность на грамматическом уровне и καιποσ — своевремен­ность на стилистическом. При пытливом характере греков вообще и софистов в особенности не мог не возникнуть вопрос о самом про­исхождении языка, точнее о том, произошел ли он природным пу­тем (physa) или путем особого рода договора (thesei). Впрочем, ближе к непосредственной цели софистики был вопрос о связной речи, поэтому риторика равным образом ведет свое происхождение от них и непосредственно от Горгия.

Софистическое обучение было первым опытом "высшего образо­вания", то есть формированием личности с помощью рационалисти­ческого знания: взамен родовой элитарности софистика предполага­ла и создала другую — элитарность образованности и знания.

Как убедительно показал М.Л. Гаспаров, "софистика в целом была духовным детищем демократии. Демократическим было, пре­жде всего, само предложение научить любого желающего всем дос­тупным знаниям и этим сделать его совершенным человеком — предложение, которым больше всего привлекали к себе внимание софисты. Демократический образ мыслей лежал и в основе тех представлений о знании, с которыми выступали софисты: в основе учения об относительности истины. Как в свободном государстве всякий человек имеет право судить о государственных делах и тре­бовать, чтобы с ним считались, так и о любом предмете всякий человек вправе иметь свое мнение, и оно имеет столько же прав на существование, как и любое другое. Объективной истины нет — есть только субъективное суждение о ней: человек есть мера всех вещей. Поэтому нельзя говорить, что одно мнение истиннее друго­го: можно лишь говорить, что одно мнение убедительнее другого. Научить убедительности, научить "делать слабое мнение сильным" — так представляли свою главную задачу софисты-преподаватели. Для этого в их распоряжении были два средства: диалектика, искусство рассуждать, и риторика, искусство говорить; первая обращалась к разуму слушателей, вторая — к чувству. Тот, кто умело владеет обоими искусствами, может переубедить любого противника и до­биться торжества своего мнения, а в этом и заключается цель иде­ального "общественного человека", участвующего в государствен­ных делах. Отсюда понятно то внимание, с каким софисты занима­лись теорией красноречия"5.


1 Миллер Т. А. К истории литературной критики классической Греции V—IV в. до н.э. // Древнегреческая литературная критика. М., 1975. С. 27.
2 Пиндар. Истмийские оды. V, 36.
3 Геродот. История. 1, 29; IV, 95.
4 Аристотель, к примеру, сообщает, что "роды имен... разделил Протагор: мужской, женский, средний" (Arist., Rhetor., 1407a).
5 Гаспаров М.Л. Цицерон и античная риторика // Цицерон Марк Туллий. Три трактата об ораторском искусстве. М., 1994. С. 9—10.

Софистика и скептицизм

Наиболее известным постулатом софистики стала формула Протагора: "о любом предмете мож­но высказать два суждения, противоположных друг другу" (N 11, Diels, 80(74), 136 а).

Мировоззренческой основой софистики послужили, по меньшей мере, три известные философские школы эллинского мира: элеаты, пифагорейцы и последователи Геродота Эфесского.

Элеаты— последователи учения критика традиционной религии Ксенофана Колофорнского, ставившие мнение (δοξα) на место науч­ного знания о мире. Отсюда один из основных релятивистских по­стулатов софистики — многообразие возможных точек зрения на одну и ту же проблему, скептическое отрицание существования всеобщей и объективной истины и стремление утвердить правоту собственной позиции с помощью гимнастики ума, ловко построен­ной системы доказательств. В отрицании истинности знания, в рав­нодушном обещании слабому аргументу дать с помощью техники перевес над сильным, "отражается крушение старых норм этики и относительность новой этики, открывающая широкое поле для красноречия"1.

Прямой реакцией на беспринципность софистики становится учение Сократа и его последователей, опиравшихся на тезис о до­бывании истины в процессе диалога. Однако сократовская метода, враждебная софистике в основном своем постулате, дает толчок разви­тию диалогического мышления, а следовательно, развивает умение вести полемику, способствует дальнейшему развитию красноречия.

Пифагорейцы,связанные с учением Пифагора о гармонии не­бесных сфер, изучали воздействие звука (в основном музыкального) на человеческую душу. Позднее в качестве приема психического воздействия стал рассматриваться сам язык. Стиль речи, музыкаль­ность, периодичность, ритмичность, различные стилистические ук­рашения были признаны одним из важнейших способов убеждения (ср. Горгий).

Диалектика— учение Гераклита Эфесского (конец VI — на­чало V в. до н.э.) об изменчивости мира вообще (центральный афо­ризм panta rhei — все течет). Отсутствие статических состояний, изменчивость сама по себе как смысл объяснения Гераклитом мира натолкнула софистов на краеугольный тезис их учения, гласящий, что о каждой вещи можно судить двояко, причем с взаимоисклю­чающих позиций. Релятивистские тенденции и скептицизм софистов явились следствием переноса окуляра диалектики Гераклита с при­роды на общество и человека в качестве предметов более доступ­ных, понятных, близких. Сократ использовал гераклитову диалекти­ку как основу в искусстве спора. Его метода требовала отличать ут­верждения доказательные от совершенно недоказательных. Со вре­менем из этого искусства родилась логика, оформленная Аристоте­лем в систему.

Помимо этого, как указывает Г. Властос, объяснение Гераклитом появления государства и его структур как способа установления всеобщей справедливости вдохновило Солона на проведение ре­форм, а в период расцвета Афин легло в основу их государственно­го строя2. В дальнейшем мысль Гераклита о справедливости была оформлена в Афинах в двух терминах: 'ισονομια — равенство в по­литических правах и 'ισηγορια — свобода слова, право апелляции к народному собранию, возможность в открытой публичной дискуссии высказать собственное мнение.

Уже после реформ Солона 'ισηγορια стала пониматься как сино­ним термина δημοκρατια, то есть власть народа3.

Очевидно, что все эти философские, политические и эстетиче­ские достижения могли развиться только в комплексе и поддерживая друг друга в условиях необыкновенной духовной атмосферы де­мократических Афин V в. до н.э.


1 Меликова-Толстая С. Античные теории художественной речи // Антич­ные теории языка и стиля / Под общ. ред. О.М. Фрейденберг. М.;Л., 1936. С. 147.
2 Vlastos Gr. Equality and Justice in Early Greek Cosmologies. — Studies in Presocratic Philosophy. L, 1970. P. 71—72.
3 См.: Lewis J.D. Isegoria at Athenes: When did it Begin? — Historia, 1971, V. 20; Woodhead A.G. ISTORIA and the Council of 500. — Historia, 1967, V. 16.

Предшественники красноречия

Не следует, однако, полагать, что первые риторы начинали на пустом месте. К их ус­лугам существовала древнейшая изустная тради­ция эпической и лирической поэзии, в собственных целях и жанро­вой специфике создававшая образцы ораторского искусства. Боль­шинство исследователей указывают на речи царей на собраниях воинов в "Илиаде" Гомера, как на ранние фиксированные проявле­ния публичной речи1. Вот как звучат они в сцене распри Агамемно­на с Ахиллесом в I песне "Илиады":


Царь, облеченный бесстыдством, коварный душою мздолюбец!
Кто из ахеян захочет твои повеления слушать?
Кто иль поход совершит, иль с враждебными храбро сразится?
Я за тебя ли пришел, чтоб троян, укротителей коней
Здесь воевать? Предо мною ни в чем не виновны трояне:
Муж их ни коней моих, ни тельцов никогда не похитил;
В счастливой Фтии моей, многолюдной, плодами обильной,
Нив никогда не топтал; беспредельные нас разделяют
Горы, покрытые лесом, и шумные волны морские.
Нет, за тебя мы пришли, веселим мы тебя, на троянах
Чести ища Менелаю, тебе, человек псообразный!
Ты же, бесстыдный, считаешь ничем то и все презираешь,
Ты угрожаешь и мне, что мою ты награду похитишь,
Подвигов тягостных мзду, драгоценнейший дар мне ахеян?..

(Ил., I, 149-162. Пер. Н. Гнедича)

Задетый за живое Ахилл защищает перед собранием ахейских воинов свое право на рабыню, доставшуюся ему в результате разде­ла воинской добычи. Звучат гневные риторические вопросы, вос­клицания, обличающие бесстыдство и мстительность "царя царей". Очевидно наставник Ахилла Феникс обучал его как будущего царя красноречию, о чем он сам упоминает в обращении к оскорбленно­му герою:


Μυθωντε’ ρητηε ευεναι πρηκτηρτε ‘εργων.
Был бы в речах ты вития и делатель дел знаменитый

(Ил., II., IX., 443. Пер. Н. Гнедича)

А вот иной пример речи уже не обличительной, а защититель­ной, взывающей не к справедливости, но к милосердию:


Я же несчастнейший смертный, сынов взрастил браноносных
В Трое святой, и из них ни единого мне не досталось!
Я пятьдесят их имел при нашествии рати ахейской...
....Многим Арей-истребитель сломил им несчастным колена.
Сын оставался один, защищал он и град наш, и граждан;
Ты умертвил и его, за отчизну сражавшегося храбро Гектора!
Я для него прихожу к кораблям мирмидонским;
Выкупить тело его приношу драгоценный я выкуп.
Храбрый! почти ты богов! над моим злополучием сжалься,
Вспомни Пелея-отца: несравненно я жальче Пелея!
Я испытую, чего на земле не испытывал смертный:
Мужа, убийцы детей моих, руки к устам прижимаю!

(Ил., XXIV, 493-516. Пер. Н. Гнедича)

Эти жалобные стенания старца Приама трогали сердца людей разных поколений и не могли не быть замеченными риторами, стремившимися прежде всего к эмоциональному воздействию на слушателя. Поскольку повествование Гомера основывалось на ре­альных жизненных ситуациях, в его поэмах не сложно было обна­ружить великолепные описания случаев, становившихся в V в. до н.э. предметом судебного разбирательства. Убийство женою мужа с помощью любовника — сюжет достаточно распространенный в ат­тическом судопроизводстве — описан Гомером на материале Аргосского цикла мифов. Вот какой рассказ из уст тени Агамемнона слышит Одиссей, посетивший мрачное царство Аида:


Видеть, конечно, немало убийств уж тебе приходилось —
И в одиночку погибших, и в общей сумятице боя.
Но несказанной печалью ты был бы охвачен, увидев,
Как меж кратеров с вином и столов, переполненных пищей,
Все на полу мы валялись, дымившемся нашею кровью.
Самым же странным, что слышать пришлось мне, был голос Кассандры,
Дочери славной Приама. На мне Клитемнестра-злодейка
Деву убила. Напрасно слабевшей рукою пытался
Меч я схватить, умирая — рука моя наземь упала.
Та же, бесстыжая, прочь отошла, не осмелившись даже
Глаз и рта мне закрыть, уходящему в царство Аида.
Нет ничего на земле ужаснее, нет и бесстыдней
Женщины, в сердце своем на такое решившейся дело!
Что за дело она неподобное сделать решилась,
Мужу законному смерть приготовив коварно!

(Одисс., XI, 416—430. Пер. В. Вересаева)

Впоследствии подобные описания станут основной частью судеб­ной речи — повествованием о случившемся. В течение многих сто­летий Гомер оставался незыблемым авторитетом античного мира, но примеры красноречия подавал и Гесиод — мастер меткого афоризма и краткой формулы:


Слава худая мгновенно приходит, поднять ее людям
Очень легко, но нести тяжеленько и бросить непросто.

(Гесиод. Труды и дни, 761—762. Пер. В. Вересаева)

1 Козаржевский А.Ч. Античное ораторское искусство: Пособие по спецкурсу. М., 1980. С. 8—9; Ученова В.В. У истоков публицистики. М„ 1989. С. 6—8.

Наши рекомендации