Настрой Себя На Безвременное

Если ты просто полежишь рядом часы с секундной стрел­кой и будешь смотреть на секундную стрелку, ты уди­вишься — ты не сможешь продолжать помнить даже полную минуту. Может быть, пятнадцать секунд, двад­цать секунд, самое большее — тридцать секунд, и ты за­будешь. Ты потеряешься в какой-то идее — и тогда вне­запно вспомнишь, что пытался помнить. Даже в течение минуты поддерживать осознанность трудно, поэтому че­ловек должен осознавать, что осознанность — не детская игра. Когда ты пытаешься осознавать мелочи жизни, ты должен помнить, что много раз забудешь. Ты уйдешь да­леко прочь, во что-то другое. Но в то мгновение, как ты снова вспомнишь, не чувствуй себя виноватым — это одна из ловушек.

Если ты начнешь чувствовать себя виноватым, то не сможешь вернуться к осознанности, которую практико­вал. Не нужно чувствовать себя виноватым; это естест­венно. Не раскаивайся — это естественно, это происхо­дит с каждым ищущим. Прими это как естественное; иначе ты попадешься в ловушку и начнешь чувствовать раскаяние, чувство вины от того, что не смог помнить и нескольких секунд, что продолжаешь забывать.

Джайнский мастер Махавира был первым человеком в истории, который открыл, что если человек может по­мнить, быть осознанным, непрерывно сорок восемь минут, этого достаточно — он станет просветленным, никто не может ему помешать. Всего сорок восемь минут — но это трудно даже на сорок восемь секунд! Столько отвлечений...

Никакой вины, никакого раскаяния — в то мгнове­ние, как ты вспоминаешь, что забыл, что делаешь, просто вернись. Просто вернись и снова начни работать. Не плачь и не рыдай о сбежавшем молоке — это глупо.

На это потребуется время, но мало-помалу ты осо­знаешь, что можешь оставаться бдительным больше и больше, может быть, целую минуту, может быть, две ми­нуты. И если ты можешь осознавать две минуты, это так радостно,— но не попадись в ловушку радости, не начинай думать, что чего-то достиг. Это станет препят­ствием. Это пример того, как человек теряется — лишь небольшое приобретение, а он думает, что пришел до­мой.

Продолжай работать медленно, терпеливо. Спешить некуда — в твоем распоряжении вечность. Не пытайся спешить. Это нетерпение не поможет. Осознанность — не однолетние цветы, которые вырастают за шесть не­дель и умирают. Осознанность похожа на ливанские кед­ры, которым нужны сотни лет, чтобы вырасти, но они сохраняются тысячи лет и поднимаются в небо до ста пятидесяти, двухсот футов.

Осознанность растет очень медленно, но растет. Че­ловек должен быть очень терпеливым.

И по мере того как она растет, ты начнешь чувство­вать многие вещи, которых никогда не чувствовал рань­ше. Например, ты начнешь чувствовать, что носишь в теле многие напряжения, которых никогда раньше не осо­знавал, потому что это были тонкие напряжения. Теперь есть осознанность, и ты можешь почувствовать эти очень тонкие, деликатные напряжения. Поэтому каждый раз, когда ты чувствуешь напряжение в теле, расслабь эту часть тела. Если все твое тело расслабленно, осознан­ность растет быстрее, потому что эти напряжения ей пре­пятствуют.

Когда твоя осознанность вырастет еще больше, ты удивишься, узнав, что ты видишь сны не только во сне; даже когда ты бодрствуешь, подводное течение снов про­должается. Оно продолжается в глубине даже во время бодрствования — закрой глаза в любое мгновение, и ты увидишь, что сон проплывает, как облако по небу. Но только когда ты станешь немного более осознанным, мож­но будет увидеть, что твое бодрствование — не настоя­щее бодрствование. Мимо плывут сны — люди называ­ют их «снами наяву». Если они могут расслабиться в кресле и закрыть глаза на мгновение, немедленно при­дет сновидение. Человек начинает думать, что стал пре­зидентом страны,' или что он делает какие-то великие вещи — или что-то еще, о чем он знает даже во время самого сна, что это чепуха. Ты не президент страны, но все же в этом сне есть что-то такое, что продолжается вопреки тебе. Осознанность заставит тебя осознать эти слои снов в пробужденном состоянии. И они начнут рассеиваться, точно так же, как начинает рассеиваться тьма, когда ты вносишь в комнату свет.

Невидимое прикосновение

Что бы ты ни делал: когда идешь, сидишь, ешь или ниче­го не делаешь, просто дышишь, отдыхаешь, расслабляешь­ся на траве, — никогда не забывай, что ты наблюдатель.

Снова и снова ты забудешь. Ты увлечешься какой-то мыслью, каким-то чувством, какой-то эмоцией, каким-то сантиментом — что угодно может отвлечь тебя от на­блюдателя. Вспомни и поспеши обратно в центр свидетельствования.

Сделай это внутренним процессом, постоянно... Ты удивишься тому, как жизнь изменит все свое качество. Я могу сделать движение рукой без всякой осознанности и могу это сделать в абсолютной осознанности, наблюдая все движение изнутри. Эти два движения совершенно разные. Первое — движение робота, механическое дви­жение. Второе — сознательное движение. И когда ты сознателен, ты чувствуешь руку изнутри; когда ты не сознателен, ты знаешь руку только снаружи.

Ты знаешь свое лицо только снаружи, в зеркале, по­тому что ты не наблюдатель. Начав наблюдать, ты по­чувствуешь лицо изнутри, и это такой опыт — наблюдать себя изнутри! Тогда мало-помалу начнут происходить многие вещи. Мысли исчезнут, чувства исчезнут, эмоции исчезнут, и тебя окружит молчание. Ты — как остров посреди океана молчания... просто наблюдатель, словно пламя в центре твоего существа озаряет все существо светом.

Поначалу это будет только внутренний опыт. Посте­пенно ты увидишь, что это сияние, распространяющееся от твоего тела, эти лучи достигают других людей. Тебя удивит и потрясет, что другие люди, если они немного чувствительны, тотчас же осознают, что что-то их косну­лось — что-то невидимое. Например, если ты наблюда­ешь себя... Просто иди у кого-то за спиной, наблюдая себя, и почти наверняка этот человек обернется и посмо­трит на тебя, внезапно, без причины. Когда ты наблюда­ешь себя, наблюдение начинает испускать излучение, и оно обязательно коснется человека, который идет впере­ди. И если его коснется что-то невидимое, он обернется:

«В чем дело?» — а ты так далеко, что не можешь даже дотянуться до него рукой.

Можешь попробовать такой эксперимент: кто-то спит, и ты сидишь рядом, просто наблюдая себя, и внезапно этот человек проснется, откроет глаза и оглянется по сто­ронам, словно кто-то его коснулся.

Мало-помалу ты сможешь также чувствовать и при­косновение лучей. Именно это и называется «вибраци­ей». Это не вымышленная вещь. Другой человек это чув­ствует; ты тоже почувствуешь, что коснулся другого че­ловека.

Английское выражение «тронуть» очень значитель­но. Может быть, вы его используете, не понимая, что оно значит, когда говорите, что «этот человек меня тронул». Может быть, он не сказал тебе ни слова. Может быть, он просто прошел мимо. Может быть, он просто посмотрел тебе в глаза, и ты почувствовал, что он тебя «тронул». Это не просто слово — это происходит в действительно­сти. И те, чьи лучи простираются к людям, животным, деревьям, скалам... однажды ты увидишь, что касаешься изнутри всей вселенной.

Випассана

Путем Будды была випассана; випассана — значит свидетельствование. Он нашел одно из величайших из всех существующих средств, средство наблюдения дыхания — просто наблюдение за дыханием. Дыхание — это такое простое и естественное явление, и оно происходит двад­цать четыре часа в сутки. Не нужно совершать никакого усилия. Если ты повторяешь мантру, тебе придется совер­шать усилие, тебе придется себя принуждать. Если ты го­воришь: «Рама, Рама, Рама», тебе придется постоянно на­прягаться. И ты обязательно много раз забудешь. Более того, слово «Рама» — снова что-то от ума, а ничто умствен­ное никогда не может вывести тебя за его пределы.

Будда открыл совершенно другой угол зрения. Про­сто наблюдай дыхание — входящее дыхание, выходящее дыхание.

Есть четыре точки для наблюдения. Сидя в молчании, просто начни наблюдать дыхание, чувствовать дыхание. В первой точке дыхание входит. Затем на мгновение, когда дыхание вошло, оно останавливается — это очень неболь­шое мгновение, оно останавливается на долю секунды;

это вторая точка наблюдения. Затем дыхание разворачи­вается и выходит наружу — это третья точка наблюде­ния. Тогда снова, когда дыхание вышло полностью, на долю секунды оно останавливается. Это четвертая точка на­блюдения. Затем дыхание начинает входить снова... — это круг дыхания. Если ты можешь наблюдать все эти четыре точки, ты будешь удивлен, изумлен чудом такого простого процесса — потому что ум в это не вовлечен.

Наблюдение — это не качество ума; наблюдение — это качество души, сознания. Наблюдение — это совер­шенно не умственный процесс. Когда ты наблюдаешь, ум останавливается, прекращается. Да, поначалу много раз ты забудешь, и ум войдет и начнет играть в старые игры. Но каждый раз, как ты вспоминаешь, что забыл, не нужно чув­ствовать раскаяние, вину — просто вернись к наблюдению, снова и снова возвращайся к наблюдению за дыханием. Мало-помалу ум станет вмешиваться меньше и меньше.

И когда ты сможешь наблюдать за дыханием непре­рывно сорок восемь минут, ты станешь просветленным. Ты удивишься — всего сорок восемь минут? Потому что ты подумаешь, что это не слишком трудно... всего сорок восемь минут! Это очень трудно. Сорок восемь секунд, и ты много раз становишься жертвой ума! Попробуй это сделать, держа перед собой часы; поначалу ты не смо­жешь оставаться наблюдающим и шестидесяти секунд. Всего за шестьдесят секунд, за одну минуту, ты много раз заснешь. Ты забудешь все о наблюдении — наблюдение и наблюдатель будут забыты. Какая-то идея уведет тебя далеко, далеко прочь; затем внезапно ты осознаешь... ты посмотришь на часы и увидишь, что прошло десять се­кунд. Десять секунд ты не наблюдал.

Но мало-помалу... это навык; это не практика, это навык — мало-помалу ты это впитаешь. Потому что эти несколько мгновений, когда ты наблюдал, полны такой утонченной красоты, такой безмерной радости, что, однаж­ды испытав вкус этих мгновений, тебе захочется к ним возвращаться снова и снова —не ради того или другого мотива, но ради сущей радости быть в наблюдении, при­сутствовать в дыхании.

Помни: это не тот же процесс, какой выполняется в йоге. В йоге этот процесс называется пранаямой, это совершенно другой процесс, фактически противополож­ный тому, что Будда называет випассаной. В пранаяме ты глубоко дышишь, наполняешь грудь воздухом, кисло­родом, больше и больше; затем ты опустошаешь грудь, как это только возможно, от углекислого газа. Это физи­ческое упражнение — хорошее для тела, но не имеющее ничего общего с випассаной.

В випассане ты не должен менять ритм своего естест­венного дыхания. Ты не должен делать долгих, глубоких вдохов, не должен выдыхать ни в каком смысле по-другому, чем это делаешь обычно. Пусть дыхание будет абсолютно нормальным и естественным. Все твое сознание должно быть сосредоточено в одной точке, в наблюдении.

И если ты можешь наблюдать дыхание, ты можешь начать наблюдать и другие вещи. Когда ты идешь, ты можешь наблюдать, что идешь, когда ты ешь, ты можешь наблюдать, что ешь. И в конце концов ты сможешь на­блюдать, что спишь. В тот день, когда ты сможешь наблю­дать себя спящим, ты будешь перенесен в другой мир. Тело продолжает спать, а внутри продолжает ярко гореть свет. Твое наблюдение остается непотревоженным. Тог­да двадцать четыре часа в сутки продолжается подвод­ное течение наблюдения. Ты продолжаешь делать вещи... для внешнего мира ничто не изменилось, но для тебя из­менилось все.

Дзэнский мастер носил воду из колодца, и преданный, который слышал о нем и приехал издалека, чтобы его увидеть, спросил его:— Где я могу найти такого-то и такого-то, мастера этого монастыря?

Он подумал, что мастер был только слугой, носящим воду из колодца, — нельзя найти будду, носящего воду из колодца, нельзя найти будду, подметающего пол.

Мастер рассмеялся и сказал:

— Я человек, которого ты ищешь. Преданный не мог поверить своим глазам:

— Я много о тебе слышал, но не мог себе представить, что ты носишь воду из колодца. Мастер сказал:

— Но именно это я делал, прежде чем стать просвет­ленным. Носил воду из колодца, рубил дрова — именно это я делал раньше, и это я продолжаю делать. Я очень хорошо делаю эти две вещи: ношу воду из колодца и Рублю дрова. Пойдем со мной — следующее, что я сде-яавд, это нарублю дров, наблюдай за мной!

Этот человек сказал:— Но какая разница? До просветления ты делал эти две вещи, после просветления ты делаешь те же самые вещи — в чем же тогда разница?

Мастер рассмеялся и сказал:

— Разница во внутреннем. Прежде я делал все это во сне; теперь я делаю все сознательно, вот в чем раз­ница. Деятельность одна и та же, но я больше не тот же. Мир остается прежним, но я больше не прежний. И по­скольку я больше не прежний, для меня больше не преж­ний и мир.

Трансформация должна быть внутренней. Это насто­ящее отречение: старого мира больше нет, потому что больше нет старого существа.

Каждый Вечер

Явления сновидения и наблюдения — совершенно раз­ные вещи. Попробуй одну вещь: каждый вечер, прежде чем уснуть, когда ты наполовину бодрствуешь, постепен­но входя в сон, повторяй про себя:

— Я могу вспомнить, что это сон.

Продолжай это повторять, пока засыпаешь. Это зай­мет несколько дней, но однажды ты будешь удивлен: как только эта идея просочится глубоко в бессознательное, ты сможешь наблюдать сон как сон. Тогда у него не будет власти над тобой. Тогда постепенно, по мере того как становится острее твоя наблюдательность, сны будут исчезать. Они очень стеснительны; они не хотят, чтобы их наблюдали. Они существуют только в темноте бес­сознательного. Когда наблюдательность вносит свет, они начинают исчезать.

Таким образом, продолжай делать одно и то же уп­ражнение, и ты сможешь избавиться от снов. И ты уди­вишься: избавление от снов имеет много следствий. Если сны исчезнут, в дневное время болтовни ума будет мень­ше, чем было раньше. Во-вторых, ты будешь более в мгно­вении — не в прошлом, не в будущем. В-третьих, возра­стет тотальность твоих действий.

Сновидение — это болезнь. Оно необходимо, потому что человек болен. Но если сны можно совершенно от­бросить, ты достигнешь нового рода здоровья, нового ви­дения. И часть твоего бессознательного ума станет со-знательным, и у тебя будет более сильная индивидуаль­ность. Что бы ты ни делал, ты никогда не раскаиваешься,потому что сделал это с таким сознанием, что раскаяние неуместно.

Наблюдение — это величайшее волшебство, которо­му человек может научиться, потому что оно может на­чать трансформацию всего твоего существа.

Видя сны, ты найдешь, что случается пять видов снов. Первый вид сна — это просто чепуха, и тысячи психоаналитиков работают над этой чепухой. Она просто бесполезна. Это происходит, потому что целый день, работая целый день, ты собираешь множество мусо­ра. Точно как на теле собирается пыль, и тебе нужна ванна, нужно ее смыть, таким же образом собирается пыль и на уме. И нет никакого способа смыть ее с ума, поэтому в уме есть автоматический механизм, который выбрасывает всю эту пыль и мусор. Такой сон — это не что иное, как облако пыли, которое поднимается, когда ум выбрасывает мусор, — первый вид сна, и это самый рас­пространенный вид сна, почти девяносто процентов снов. Почти девяносто процентов снов — это просто выбра­сывание пыли. Не обращай на них слишком много вни­мания. И мало-помалу, по мере того как растет твоя осо­знанность, ты сможешь увидеть, что это только пыль.

Второй вид сна — это удовлетворение желаний. Есть многие потребности, естественные потребности, но свя­щенники и так называемые религиозные учителя отрави­ли твой ум. Они не позволяют тебе удовлетворять своих основных потребностей. Они совершенно их осудили, и это осуждение вошло в тебя. Поэтому ты голоден во многих потребностях — эти голодные потребности тре­буют осуществления, и второй вид сновидения — это не что иное, как удовлетворение желаний. Что бы ты ни отвергал в своем существе из-за этих священников и отравителей, ум так или иначе пытается осуществить это в снах.

Но человек должен искать потребность, не смысл. Смысл принадлежит сознательному уму, потребность — бессознательному. именно поэтому в существование при­ходит сон второго вида. Ты постоянно отказываешь себе в потребностях, и ум осуществляет их во сне. Ты читал великие книги, ты отравлен мыслителями, и они вплавили в твой ум определенные образцы. Ты больше не открыт к самому существованию, философии ослепляют тебя — тогда ты начинаешь урезать свои потребности. И эти потребности всплывут на поверхность во сне, потому что бессознательное не знает никаких философий. Бессозна­тельное не знает никакого смысла, никакой цели. Бессоз­нательное знает только одно: что нужно для удовлетво­рения твоего существа. Бессознательное навязывает свои собственные сны. Это второй вид сна, очень значитель­ный, который нужно понять и на который нужно медити­ровать. Потому что бессознательное пытается сообщить тебе: «Не будь дураком! Ты за это пострадаешь. Не мори свое существо голодом. Не будь суицидальным, не про­должай совершать медленное самоубийство, убивая свои потребности».

Помни: желания относятся к сознательному уму, по­требности — к бессознательному. И различие очень, очень значительно, очень важно для понимания.

Желания принадлежат сознательному уму — бессоз­нательное не знает никаких желаний, бессознательное не беспокоится ни о каких желаниях. Что такое жела­ние? Желание приходит из твоего мышления, воспитания, обусловленности. Тебе хочется быть президентом стра­ны — бессознательное об этом не беспокоится. Бессоз­нательное не заинтересовано в том, чтобы стать прези­дентом страны, бессознательное заинтересовано только в том, чтобы быть осуществленным, органическим един­ством. Но сознательный ум говорит: «Стань президен­том, и если в процессе этого тебе придется пожертвовать любовью, пожертвуй ею. Если тебе придется пожертво­вать телом — пожертвуй им. Если тебе придется по­жертвовать отдыхом — пожертвуй. Сначала стань пре­зидентом страны». Или собрать слишком много богатст­ва — это принадлежит сознательному уму. Бессознатель­ный ум не знает никакого богатства, бессознательный ум знает только естественное. Он не затронут общест­вом, он — как животные или птицы, или как деревья. Бессознательное не обусловлено обществом, политика­ми. Оно остается чистым.

Слушай сны второго вида и медитируй на них, и они сообщат тебе о твоих потребностях. Удовлетвори потреб­ности и не беспокойся о желаниях. Если ты действитель­но хочешь быть блаженным, удовлетворяй потребности и не беспокойся о желаниях. Если хочешь быть несчастным, пренебрегай потребностями и следуй желаниям.

Именно так ты стал несчастным. Это простое явление, несчастен ты или блажен — очень простое явление. Чело­век, который прислушивается к своим потребностям и сле­дует им, точно как река, текущая к океану. Река не говорит, течь ей на восток или на запад, она просто ищет себе доро­гу. Восток или запад — это не имеет значения. Река, теку­щая к океану, не знает никаких желаний; она знает только свои потребности. Именно поэтому животные выглядят такими счастливыми — у них ничего нет, и они такие сча­стливые? А у тебя столько вещей, и ты выглядишь таким несчастным? Даже животные превосходят тебя в красоте, в блаженстве. Что происходит? У животных нет никакого сознательного ума, чтобы контролировать и манипулиро­вать бессознательным; они остаются неразделенными.

Сон второго вида может многое открыть тебе. Со вто­рым видом сна ты начинаешь изменять свое сознание, начинаешь изменять свое поведение, начинаешь изменять свой образ жизни. Прислушивайся к своим потребнос­тям, что бы ни говорило бессознательное.

Всегда помни: бессознательное право, потому что оно содержит мудрость веков. Ты существовал миллионы жизней; сознательное принадлежит только этой жизни. Оно было выработано в школах и университетах, семьей и обществом, в которых ты родился, — родился случай­но. Но бессознательное несет в себе все опыты твоих прошлых жизней. Оно несет опыт тех времен, когда ты был скалой; оно несет опыт тех времен, когда ты был камнем, оно несет опыт тех времен, когда ты был живот­ными, — оно несет все, все прошлое. Бессознательное так безмерно мудро, а сознательное безмерно глупо — так и должно быть, потому что сознательное принадле­жит только этой жизни, очень маленькое, лишенное опы­та. Оно очень детское. Бессознательное — это вечная мудрость. Прислушивайся к нему.

Сейчас весь психоанализ на Западе только это и де­лает: прислушивается к сновидениям второго вида и со­ответственно меняет образ жизни. И психоаналитики помогли многим людям. У психоанализа есть собствен­ные ограничения, но он помог, по крайней мере, в этом: прислушиваясь к сновидениям второго вида, сделать твою жизнь более расслабленной, менее напряженной.

Затем, есть третий вид сновидений. Третий вид сно­видений — это общение со сверхсознательным. Второй вид сновидений — это общение с бессознательным. Сно­видения третьего вида очень редки, потому что мы поте­ряли всякий контакт со сверхсознательным. Но все же они приходят, потому что сверхсознательное — твое. Может быть, оно стало облаком и уплыло в небо, испарилось, может быть, расстояние очень велико, но оно все еще укоренено в тебе.

Общение со сверхсознательным очень редко. Когда ты становишься очень, очень бдительным, лишь тогда ты начинаешь его чувствовать. Иначе оно потеряется в пыли, которую бросает в сны ум, в исполнении желаний, о котором постоянно мечтает ум, — незаконченные, подав­ленные вещи. Оно потеряется. Но когда ты становишься осознанным, оно похоже на сияющий бриллиант, абсолютно отличный от всех окружающих камней.

Когда ты чувствуешь и находишь, что сон приходит из сверхсознательного, наблюдай его. Медитируй на него, потому что он станет твоим проводником, который при­ведет тебя к твоему мастеру. Он приведет тебя к образу жизни, который тебе подходит, он приведет тебя к пра­вильной дисциплине. Этот сон станет глубоким внутрен­ним проводником. С сознательным умом ты можешь найти мастера, но этот мастер будет не более чем учите­лем. С бессознательным умом ты можешь найти масте­ра, но этот мастер будет не более чем возлюбленным — ты влюбляешься в определенную личность определен­ного типа. Но только сверхсознательное может привести тебя к правильному мастеру. Тогда он не учитель; ты не одержим тем, что он говорит, ты не одержим тем, кто он такой. Скорее, напротив, сверхсознательное указывает тебе, что этот человек тебе подходит, этот человек даст тебе правильную возможность расти, этот человек может стать твоей почвой.

Затем есть четвертый вид сновидения, который при­ходит из прошлых жизней. Не очень редко — он прихо­дит много раз. Но внутри тебя все в хаосе; ты не мо­жешь делать никаких различий. Тебя нет, чтобы делать различия.

На Востоке мы очень много работали над четвертым видом сновидения. Благодаря этому виду сновидения мы наткнулись на явление реинкарнации. Благодаря этому виду сновидения ты мало-помалу осознаешь свои про­шлые жизни — ты движешься назад, назад во времени. Тогда многое начинает в тебе меняться — потому что, если ты можешь вспомнить, даже во сне, кем ты был в прошлой жизни, многие вещи станут бессмысленными, и многие новые вещи приобретут смысл. Весь образец из­менится, весь гештальт изменится.

Потому что, может быть, ты накопил в прошлой жиз­ни слишком много богатств, умер самым богатым чело­веком в стране, а глубоко внутри остался нищим — и снова в этой жизни ты делаешь то же самое. Внезапно гештальт меняется. Если ты сможешь вспомнить, что ты делал и как все это обратилось в ничто... — если ты сможешь вспомнить много жизней, много раз ты снова и снова делал одно и то же; ты застрял, как граммофонная пластинка... порочный круг, и снова ты начинаешь то же самое и оканчиваешь точно так же... — если ты смо­жешь вспомнить несколько из своих прошлых жизней, внезапно тебя удивит то, что ты никогда не сделал ни единой новой вещи. Снова и снова ты накапливал богат­ство; снова и снова ты пытался добиться политической власти; снова и снова ты становился слишком знающим. Снова и снова ты влюблялся, снова и снова — одно и то же несчастье, что приносит любовь... видя эту повторяе­мость, как ты можешь оставаться прежним? Тогда эта жизнь внезапно преображается. Ты не можешь больше оставаться в прежней колее.

Именно поэтому на Востоке тысячелетиями люди спрашивали: «Как выбраться из этого колеса рождения и смерти?» Кажется, это одно и то же колесо, кажется, это снова и снова одна и та же история — повторение. И я вижу, что ты делал одни и те же вещи снова и снова. Ничто не ново в этой жизни, это колесо. Оно движет­ся по одному и тому же маршруту. Жизнь приносит столь­ко волнений именно потому, что ты постоянно забываешь прошлое. Как только ты вспоминаешь, все волнение отпа­дает. В этом вспоминании случается санньяса.

Санньяса — это усилие выбраться из колеи, это уси­лие выпрыгнуть из колеса. Это значит сказать самому себе: «С меня достаточно! Теперь я больше не собираюсь участвовать в той же самой прежней ерунде. Я выхожу из нее!» Санньяса — это совершенное выпадение из колеса — не из общества, но из своего собственного ко­леса жизни и смерти.

Это четвертый вид сновидения.

И есть пятый вид сновидений, и последний — четвер­тый вид возвращается в прошлое, пятый вид устремляет­ся в будущее. Редко, очень редко — это случается лишь изредка; когда ты очень, очень уязвим, открыт, гибок. Прошлое отбрасывает тень, и будущее отбрасывает тень, отражается в тебе. Если ты сможешь осознавать свои сны, однажды ты осознаешь и эту возможность — в тебя заглядывает будущее. Внезапно дверь открывается, и будущее может общаться с тобой. Это пять видов сновидения. Современная психоло­гия понимает только второй вид и часто путает его с первым. Три остальных вида почти неизвестны.

Если ты медитируешь и осознаешь свое внутреннее существо в снах, случатся многие другие вещи. Первая — мало-помалу, чем более осознанным ты становишься в снах, тем менее и менее будешь убежден в реальности часов бодрствования. Поэтому индуисты говорят, что мир похож на сон.

Прямо сейчас ситуация прямо противоположна. Ты так убежден в реальности этого мира в часы бодрство­вания, что, когда спишь, думаешь, что эти сны тоже реаль­ны. Никто не чувствует во сне, что сон нереален: пока продолжается сон, он выглядит совершенным, он выгля­дит абсолютно реальным. Утром, конечно, ты можешь сказать, что это был только сон — но суть не этом, потому что теперь действует другой ум. Этот ум совершен­но не был свидетелем; этот ум только слышал об этом. Этот сознательный ум, который утром просыпается и го­ворит, что все это было сном, — этот ум совершенно не свидетель, как он может что-то говорить? Он просто слы­шал слух.

Это так, словно ты спишь, и какие-то люди разговари­вают, и ты... — во сне, потому что они разговаривают так громко — ...слышишь только какие-то отрывочные слова, и остается лишь разрозненное впечатление. Это проис­ходит... — пока бессознательное создает сны и продол­жается его великая деятельность, сознательное спит, и до него доходят только слухи, а утром говорит: «Все это неправда. Это был только сон».

Сейчас, каждый раз, когда ты видишь сон, он абсолют­но реален. Даже абсурдные вещи выглядят реальными, нелогичные вещи выглядят реальными, потому что бес­сознательное не знает никакой логики. Во сне ты идешь по дороге и видишь, что к тебе приближается лошадь, и внезапно лошадь — больше не лошадь, лошадь становит­ся твоей женой. И в уме ничего не происходит, он не спрашивает: "Как это возможно? Лошадь так внезапно стала моей женой?» Не возникает никакой проблемы, никакого сомнения. Бессознательное не знает сомнений. Даже в такое абсурдное явление оно верит; ты убежден в его реальности.

Прямо противоположное происходит, когда ты осозна­ешь сны и чувствуешь, что они на самом деле сны — ничто не реально, только умственная драма, психодрама. Ты — сцена, ты — актеры и ты же — сценарист. Ты директор, ты продюсер, ты зритель — нет больше никого, это только порождение ума. Когда ты это осознаешь, весь мир, который существует в часы твоего бодрствования, меняет свое ка­чество. Тогда ты видишь, что и здесь происходит то же самое: сцена больше, но сон остается прежним.

Индуисты тоже называют этот мир майей — иллю­зорным, подобным сну, умственным веществом. Что они подразумевают? Подразумевают ли они, что он нереален? Нет, он не нереален, но когда твой ум смешивается с ним, он создает свой собственный нереальный мир. Мы не живем в одном и том же мире; каждый живет в своем собственном мире. Есть столько же миров, сколько умов. Когда индуисты называют эти миры майей, они подразу­мевают, что майа — это реальность плюс ум. Реальности, того-что-есть, мы не знаем. Реальность плюс ум — это иллюзия, майа.

Когда кто-то становится полностью пробужденным, буддой, он узнает реальность минус ум. Тогда это истина, брахман, предельное. Плюс ум — и все становится сном, потому что ум — это вещество, создающее сны. Минус ум — ничто не может быть сном; остается лишь реаль­ность во всей своей кристальной чистоте.

Ум в точности подобен зеркалу. В зеркале отража­ется мир. Это отражение не может быть реальным, это отражение — только отражение. Когда зеркала больше нет, отражение исчезает — теперь ты можешь видеть реальное. ...Ночь полнолуния, и озеро в молчании, и луна отражается в озере, и ты пытаешься поймать Луну... Имен­но это каждый делает много жизней — пытается поймать Луну в зеркале озера. И конечно, ты никогда не добьешь­ся успеха — не можешь добиться успеха, это невозможно. Человек должен забыть об озере и смотреть как раз в противоположную сторону. Луна там. Ум, это озеро, отра­жаясь в котором, мир становится иллюзорным. Видишь ли ты сон с закрытыми глазами или с открытыми, не имеет значения: если есть ум, все, что происходит, — сон.

Это будет первой реализацией, если ты медитируешь на сны.

И второй реализацией будет: ты свидетель — вот сон, но ты не часть его. Ты не часть своего ума, ты трансценденция. Ты в уме, но ты не ум. Внезапно ты свиде­тель — ты больше не ум.

И это свидетельствование — окончательная, предель­ная реализация. Тогда, случается ли сон, когда ты спишь или когда бодрствуешь, это не имеет значения — ты ос­таешься свидетелем. Ты остаешься в мире, но мир больше не может войти в тебя. Вещи есть, но ума в вещах нет, и вещи не в уме. Внезапно входит свидетель, и все меняется.

Это очень, очень просто, как только ты знаешь этот навык. Иначе это выглядит очень трудным, почти невозможным — как быть пробужденным, видя сны? Это ка­жется невозможным, но это не так. Это займет от трех до девяти месяцев, если каждый вечер, прежде чем заснуть, засыпая, ты попытаешься быть бдительным и наблюда­ешь это.

Но помни, не пытайся быть бдительным в активном смысле; иначе ты не сможешь заснуть. Пассивная бди­тельность — свободная, естественная, расслабленная, и ты просто смотришь уголком глаза. Ты в этом не слиш­ком активен — лишь пассивная осознанность, не слиш­ком озабоченная. Ты сидишь в стороне, мимо течет река, и ты просто наблюдаешь. Это занимает от трех до девя­ти месяцев. Затем однажды, внезапно сон падает на тебя, как темный экран, как темный занавес — словно солнце село, и наступает ночь. Ночь воцаряется вокруг тебя, но глубоко внутри продолжает гореть пламя. Ты наблюда­ешь — в молчании, пассивно. Тогда начинается мир снов. Тогда разыгрывается много представлений, много психо­драм, а ты продолжаешь наблюдать. Мало-помалу в су­ществование приходит различение — теперь ты можешь видеть, какого вида каждый сон. Затем внезапно однаж­ды ты осознаешь, что это то же самое, что и бодрствова­ние. Нет никакой разницы в качестве. Весь мир стано­вится иллюзорным. И когда мир иллюзорен, реален толь­ко свидетель.

Послесловие

На Тонкой Нити

В Индии есть древняя история:

Великий мудрец послал своего старшего ученика ко двору короля Джанака, чтобы научиться чему-то, чего этому молодому человеку не хватало.

Молодой человек сказал:— Если ты не можешь меня научить, чему меня на­учит этот Джанак? Ты великий мудрец, а он только ко­роль. Что он знает о медитации и осознанности?

Великий мудрец сказал:

— Просто следуй моим инструкциям. Пойди к нему и поклонись; не будь эгоистичным, думая, что ты санньясин, а он обычный домовладелец, что он живет в мире, что он мирской, а ты духовный. Забудь об этом все. Я посылаю тебя к нему, чтобы ты чему-то научился, поэто­му на этот момент он твой мастер. И я знаю, я пытался это сделать здесь, но ты не можешь этого понять, потому что тебе для понимания нужен другой контекст. Двор Джанака и его дворец дадут тебе правильный контекст. Просто пойди и поклонись ему. На эти несколько дней он будет представлять меня.

Очень неохотно молодой человек отправился в путь. Он был брамином, человеком высшей касты! А кто такой этот Джанак? Он был богат, у него было коро­левство, но чему он мог научить брамина? Брамины всегда думают, что могут учить людей. А Джанак не был брамином, он был кшатрией, принадлежал к кас­те воинов Индии. Они считаются вторыми после браминов; брамины — первая, первостепенная, высочайшая каста. Поклониться этому человеку? Это неслыханно! Брамин кланяется кшатрии — это против индийско­го ума.

Но мастер так сказал, и это нужно было сделать. Неохотно он отправился в путь, неохотно поклонился. И когда он поклонился, на самом деле он испытывал гнев на мастера, потому что ситуация, в которой он должен был кланяться Джанаку, была в его глазах та­кой уродливой. Во дворце танцевала красивая женщина, люди пили вино, и Джанак сидел в этой группе. Моло­дой человек был полон осуждения — но все же он по­клонился.

Джанак рассмеялся и сказал:

— Тебе не стоит мне кланяться, если в тебе столько осуждения. И не будь предубежденным, пока не испытал меня на опыте. Твой мастер хорошо меня знает, именно поэтому он прислал тебя ко мне. Он прислал тебя чему-то научиться, но это не способ учиться.

Молодой человек сказал:

— Мне все равно. Он меня прислал, я пришел, но к утру я вернусь обратно, потому что я не вижу, чему я здесь могу научиться. Фактически, если я и смогу чему-то у тебя научиться, вся моя жизнь будет потрачена впу­стую! Я пришел не для того, чтобы пить вино, смотреть, как танцует красивая женщина, и всему этому потаканию...

Джанак улыбнулся и сказал:

— Утром ты можешь уйти. Но раз уж ты пришел, и ты так устал... по крайней мере, отдохни одну ночь, а утром можешь идти. И кто знает — ночью, может быть, придет тот контекст, ради которого твой мастер прислал тебя ко мне.

Это было очень таинственно. Как может ночь его чему-то научить? Но ладно, он должен был провести ночь во дворце; стоит ли поднимать вокруг этого столько шума? Он остался. Король распорядился, чтобы он получил са­мую красивую комнату, самую роскошную. Он проводил молодого человека, позаботился о его еде и сне, и когда он лег спать, Джанак ушел.

Но молодой человек не мог спать всю ночь, потому что он смотрел вверх и видел обна­женный меч, висящий на нити прямо над его головой. Это было так опасно; в любой мо­мент меч мог упасть и убить молодого человека. И всю ночь он оставался бодрствующим, на­блюдательным, чтобы избежать катастрофы, если она случится. Утром король спросил:

— Удобна ли была кровать, хороша ли комната? Молодой человек сказал:

— Удобна?! Все было хорошо — но что это за меч? Почему ты сыграл со мной этот трюк? Это было так жестоко! Я так устал, я пришел пешком издалека, из ашрама моего мастера в лесу, а ты сыграл со мной та­кую жестокую шутку. Что это за шутка: подвесить об­наженный меч на такой тонкой нити, чтобы я дрожал от страха, потому что малейшего ветерка было бы доста­точно, чтобы меня не стало, и со мной было бы все кон­чено. Я пришел сюда не для того, чтобы совершить са­моубийство.

Король сказал:

— Я хочу тебя спросить только об одном. Ты был таким усталым и мог заснуть очень легко, но не заснул. Что случилось? Опасность была так велика, это было де­лом жизни и смерти. Поэтому ты оставался осознанным, бдительным. То же самое — и мое учение. Ты можешь идти. Или, если хочешь, можешь остаться еще на несколь­ко дней и понаблюдать за мной.

Хотя я сидел при дворе, где танцевали красивые жен­щины, я осознавал обнаженный меч, висящий над моей головой. Он невидим, его зовут смерть. Я не смотрел на эту молодую женщину. Точно так же, как ты не мог на­слаждаться роскошью комнаты, я не пил вина. Я осозна­вал смерть, которая может прийти в любое мгновение. Я постоянно осознаю смерть, поэтому я живу во дворце, но в то же время я отшельник. Твой мастер знает и понима­ет меня. Он понимает и мое понимание. Именно поэтому он прислал тебя сюда. Если ты проживешь здесь несколь­ко дней, то сможешь это наблюдать сам.

Хочешь знать, как стать более осознанным? Осозна­вай более и более хрупкость жизни. Смерть может слу­читься в любое мгновение — в следующее мгновение она может постучать к тебе в двери. Ты можешь оста­ваться неосознанным, если думаешь, что собираешься жить вечно — как ты можешь быть неосознанным, если смерть подходит близко? Невозможно! Если жизнь мгновенна, как мыльный пузырь, — достаточно булавочного укола, и ее больше нет, навечно... как ты можешь оставаться нео­сознанным? Привнеси осознанность в каждое действие.

В тебе есть два уровня: план ума и план не-ума. Или позвольте мне сказать так: уровень, где ты на периферии своего существа, и уровень, где ты в центре своего существа.

У каждого круга есть центр — знаешь ты это или нет. Ты можешь даже не подозревать, что центр есть, но он должен быть. Ты периферия, ты круг — центр есть. Без центра тебя не может быть, это ядро твоего существа.

В центре ты уже будда, тот, кто уже прибыл домой. На периферии ты мир — в уме, в снах, в желаниях, в тревогах, в тысячи и одной игре. Ты — то и другое.

Обязательно будут момен­ты, когда ты увидишь, что не­сколько мгновений ты был, как будда, — то же самое изящест­во, та же самая осознанность, то же самое молчание; тот же мир красот, благословений, благово­ления. Будут мгновения, про­блески твоего собственного центра — они не могут быть постоянными; снова и снова ты будешь выброшен обратно на периферию. И ты почувствуешь себя глупо, печально, ра­зочарованно; упустив смысл жизни... потому что ты су­ществуешь на двух уровнях — на уровне периферии и на уровне центра.

Но мало-помалу ты сможешь перемещаться от пери­ферии к центру и от центра к периферии очень гладко — точно как входишь в дом и выходишь из дома. Ты не создаешь никакой раздвоенности. Ты не говоришь:

— Я снаружи дома, как я могу войти в дом? Ты не говоришь:

— Я внутри дома; как я могу выйти из дома? Снаружи светит солнце, тепло, приятно — ты си­дишь в саду. Затем становится жарче и жарче, и ты начинаешь потеть. Теперь это больше не приятно, это становится дискомфортно, — ты просто встаешь и ухо­дишь в дом. Там прохладно; там не дискомфортно. Те­перь приятнее быть внутри дома. Ты постоянно вхо­дишь и выходишь.

Таким же образом человек осознанности и понимания движется из периферии в центр, из центра в периферию. Он никогда нигде не остается застрявшим. С рынка он приходит в монастырь, из экстраверта он превращается в интроверта — он постоянно движется, потому что это два его крыла. Они не против друг друга. Они могут быть уравновешены в противо­положных направлениях... — так и должно быть; если оба крыла с одной стороны, птица не сможет лететь в небо. Они должны быть уравновешены, они должны быть с противополож­ных сторон, но все же они при­надлежат одной и той же птице, служат одной и той же птице. Твое наружное и внутреннее — это твои крылья.

Это нужно очень глубоко помнить, потому что есть возможность... ум имеет тенденцию застревать. Есть люди, застрявшие на рыночной площади; они не могут из нее выбраться; они говорят, что у них нет времени медитиро­вать; они говорят, что если даже время и есть, они не умеют медитировать и не верят, что смогут медитиро­вать. Они говорят, что они мирские — как они могут медитировать? Они материалистичны — как они могут медитировать? Они говорят: «К сожалению, мы экстра­верты — как мы можем идти вовнутрь?» Они выбрали одно крыло. И конечно, если из этого происходит разоча­рование, это естественно. С одним крылом разочарова­ние неизбежно.

И есть люди, которым надоел мир, и они бегут от мира, идут в монастыри и в Гималаи, становятся санньясинами, монахами, начинают жить одни, навязывают себе интровертную жизнь. Они закрывают глаза, они закры­вают все двери и окна, они становятся, как монады Лейб­ница — безоконные, и тогда им становится скучно.

На рыночной площади им все надоело, они устали, разочаровались. Это становилось совсем как сумасшед­ший дом; они не могли найти покоя. Было слишком мно­го отношений и никакого отдыха, недостаточно места для них самих. Они падали в вещи, теряли свои существа;

они становились более и более материальными и менее и менее духовными. Они теряли чувство направления. Они теряли само сознание, которым были. Они бежали. Пресыщенные, разочарованные, они бежали. Теперь они пытаются жить одни, жить жизнью интроверсии — рано или поздно им станет скучно. Они тоже выбрали одно крыло, но это снова только одно крыло. Это однобокий образ жизни. Они снова пали жертвой того же заблуж­дения противоположного полюса.

Я ни за первое, ни за второе. Мне хотелось бы, чтобы вы стали способны быть на рыночной площади и в то же время оставаться медитативными. Мне хотелось бы, чтобы вы общались с людьми, любили, двигались в мил­лионы отношений, потому что они обогащают вас, — и все же оставались способными закрывать двери и иногда отдыхать от всех отношений... чтобы вы общались и со своими существами.

Общайся с другими, но об­щайся и с самим собой. Люби других, но люби и самого себя. Иди наружу! — мир прекра­сен и полон приключений; это вызов, он обогащает. Не теряй возможности — каждый раз, когда мир стучит к тебе в две­ри и зовет тебя, иди наружу. Иди бесстрашно — терять не­чего, а получить можно все. Но не теряйся. Не продолжай без конца и не теряйся; иногда воз­вращайся домой. Иногда забудь мир — это мгновения медита­ции. Каждый день, если ты хо­чешь быть в равновесии, ты должен уравновешивать внеш­нее и внутреннее. Они долж­ны иметь одинаковый вес, чтобы внутри ты никогда не становился однобоким.

Таков смысл, когда дзэнские мастера говорят: «Войди в реку, но не позволяй воде коснуться своих ног». Будь в мире, но не будь от мира. Будь в мире, но не позволяй миру быть в тебе. Когда ты приходишь домой, ты прихо­дишь домой — словно весь мир исчез.

Хотэй, дзэнский мастер, шел по деревне. Он был одним из самых красивых людей, которые только ходи­ли по земле. Он был известен среди людей как «Смею­щийся Будда» — он все время смеялся. Но иногда он сидел под деревом — в этой деревне он сидел под деревом с закрытыми глазами — не смеясь, даже не улыбаясь, совершенно спокойный и собранный. Кто-то спросил:

— Ты не смеешься, Хотэй? Он открыл глаза и ответил: — Я готовлюсь.

Задавший вопрос не мог этого понять. Он сказал: — Что ты подразумеваешь под «подготовкой»? Он сказал:— Я должен подготовить себя для смеха. Я должен дать себе отдых. Я должен войти вовнутрь, я должен за­быть весь мир, чтобы вернуться обновленным, чтобы я снова смог смеяться.

Если ты действительно хочешь смеяться, тебе при­дется научиться плакать. Если ты не можешь плакать, если ты не способен проливать слезы, ты не будешь способен и смеяться. Человек смеха это также и чело­век слез — тогда человек уравновешен. Человек бла­женства — это и человек молчания. Человек, который экстатичен, это и человек, который центрирован. Эти вещи идут рука об руку. И из этого единства полярностей рождается уравновешенное существо. Именно в этом и состоит цель.