Дорнах, 31 декабря 1917 г. 5 страница
Затем рассказывалось, что Озирис ещё раз однажды из нижнего мира, где он впредь царит над умершими, где он является судьёй умерших, отправился в верхний мир, чтобы наставить сына Гора, которого он имел с Изидой. Далее, по рассказу легенды, Изида подвиглась на то, чтобы освободить Тифона, которого она удерживала в заключении. При этом обученный Озирисом сын Гор разгневался так сильно, что он вступил в спор со своей матерью, с Изидой и сорвал с неё корону. Затем рассказано, что он, - по одной версии сам, а по другой версии Гермес, - на место короны водрузил коровьи рога, с которыми она с тех пор изображалась.
Вы видите, что здесь, в древнеегипетском мифе Изида стоит на стороне Озириса. С точки зрения древнего египтянина Изида была не только исполненным тайны божеством, не только таинственным духовным существом внутренне связанным с мировым порядком, нет, Изида была также высшим проявлением всего глубинного, о чем мог думать египтянин как о первосилах, действующих как в природном, так и в человеческом бытии. Если египтянин должен был взирать на великие тайны в своём окружении, он должен был направлять свой взор к Изиде, статуя которой находилась в храме в Саисе, который стал известным. Под этой статуей стояла, как известно, надпись, которая должна была выражать сущность Изиды: «Я есть Всё, Я есть прошлое, настоящее и будущее; моего покрова ещё не поднимал ни один смертный».
Это была, - особенно в более поздние времена египетской культуры, - центральная мысль этой египетской культуры. При взгляде на тайны Изиды человек вспоминал о других тайнах древнего времени Озириса. В связи с Изидой, той Изидой, при взгляде на которую её египетский приверженец в ужасе содрогался под действием слов: «Я есть Всё, Я есть прошлое, настоящее и будущее; мой покров не поднимал ни один смертный». Когда египтянин подвергался воздействию этих слов, он в то же самое время вспоминал, что Изида была когда-то связана с Озирисом, когда Озирис ещё странствовал по Земле. Профан представлял себе эти вещи как легенду. В мистериях жрецы говорили о том, что древнее время Озириса было таким, когда древнее ясновидение повсеместно связывало человека с духом природы.
С этими ощущениями и чувствами, которые были в душе и в сердце египтянина, надо сегодня для ориентации в современности рассматривать миф или легенду об Озирисе и Изиде. Мы сделали это, прежде всего, относительно некоторых основных положений. Благодаря этим основным положениям, можно сказать, перед нашим душевным взором должно предстать то, что когда-то в качестве отзвука было перенесено из древнего времени в новое время, то, что благодаря Мистерии Голгофы потеряло свой смысл, но сегодня снова должно быть разгадано ради лучшего понимания Мистерии Голгофы. Перед нашим душевным взором должно стоять всё то, исполненное таинственности, то, что прежде можно было только предчувствовать, когда египтянин воспринимал слова, характеризующие Изиду: «Я есть Всё, Я есть прошлое, настоящее и будущее; моего покрова не поднимал ещё ни один смертный». – Мы хотим этому мифу об Озирисе и Изиде противопоставить другой миф об Озирисе и Изиде, совершенно другой. И когда этот миф будет рассказан, этот другой миф об Озирисе и Изиде, надо будет высшей степени задействовать вашу непредвзятость, вашу непредубежденность, для того, чтобы вы не поняли неправильно этот другой миф об Озирисе и Изиде. Он ни в коем случае не является порождением глупого высокомерия, он порожден в смирении; он построен так, что сегодня, возможно, он может быть рассказан в весьма несовершенной форме. Но я попытаюсь характеризовать его сюжет в нескольких словах.
Прежде всего, - хотя это может быть всего лишь предварительным, - он предоставляется каждому, кто пожелает перенестись в то время, когда миф об Озирисе и Изиде рассказывали так, как я лишь приблизительно, поверхностно, можно сказать, банально пересказал вам его сегодня. Но, как говорится, я хочу постараться, чтобы рассказать этот другой миф об Озирисе и Изиде, по возможности отстранив о себя некоторые предубеждения и апеллируя к вашему непредвзятому пониманию. Этот другой миф об Озирисе и Изиде имеет, я бы сказал, примерно, следующее содержание.
Это происходило в стране Филистерии во времена глубокой научной основательности. Там на одном духовно уединенном холме было построено здание, которое в стране Филистерии считалось весьма примечательным. – Я мог бы сказать: грядущие комментаторы добавили бы сюда замечание, что под страной Филистерией подразумевается отнюдь не самое ближайшее окружение. – Говоря на языке Гёте, можно было бы сказать, что здание было отображением «явленной тайны». Ибо здание не было ни перед кем закрыто; здание было доступно всем, и при благоприятных обстоятельствах его, в сущности, мог увидеть каждый. Но подавляющее большинство людей ничего не видели. Подавляющее большинство людей не видели ни того, что построено, ни того, что представляет собой построенное. Подавляющее большинство людей, - если снова говорить на языке Гёте, - останавливалось перед явленной тайной, вполне явленной тайной.
В качестве центра этого здания мыслилась одна скульптура. Эта скульптура представляла собой группу существ: Представителя человечества, затем люциферическое и ариманическое начала. Люди смотрели на эту статую и в эпоху научной основательности и углубленности в стране Филистерии не знали, что эта скульптура, в сущности, есть всего лишь покров невидимой скульптуры. Однако эту невидимую скульптуру люди не замечали; ибо эта невидимая скульптура была Новой Изидой, Изидой новой эпохи.
Некоторые из этой страны глубокой научной основательности слышали об удивительном отношении того, что было явлено, к тому, что как образ Изиды было скрыто за явленным. И тогда они, говоря своим углубленным аллегорическим языком, утверждали: это соединение Представителя человечества, Люцифера и Аримана означает Изиду. Этим словом «означает» они не только разрушали художественную волю, из которой должна была происходить данная вещь, - ибо произведение искусства не «означает» чего-то, а является чем-то, - они полностью недооценивали, искажали всю ситуацию, лежащую в основе. Ибо речь шла совсем не о том, что эти фигуры нечто означают, но о том, что фигуры эти существовали, они имелись. За этими фигурами была не абстрактная Новая Изида, но действительная, реальная Новая Изида. Эти фигуры, эти облики совсем не «означают» Её, нет, эти фигуры сами по себе были тем, чем они были. Но их своеобразие заключалось в том, что за ними находилось реальное Существо, Новая Изида.
Некоторые, кто в особенной ситуации, в особые моменты видели всё же эту Новую Изиду, находили, что Она спит. Так что они могли сказать: это поистине глубинный памятник, скульптура, которая находится за внешней явленной скульптурой, это спящая Новая Изида, спящий облик, воспринимаемый, видимый, хотя и немногими. Некоторые в особые моменты обращались к надписи, которая явно была поставлена, хотя даже там, где статуя изготовлялась, мало кто эту надпись прочел; и, тем не менее, там стояла отчетливая надпись, она была так же явна, как и надпись, стоявшая на покрытой статуе в Саисе. На надписи значилось: «Я человек. Я есть прошлое, настоящее и будущее. Мой покров должен поднять каждый смертный».
Однажды спящий облик Новой Изиды в первый раз сблизился, а затем всё снова и снова сближался с другим обликом, как с неким посетителем. Спящая Изида считала этого посетителя своим особым благодетелем и полюбила его. Однажды Она уверовала в одну особенную иллюзию, точно так же как и посетитель однажды уверовал в некую особенную иллюзию: будто бы Новая Изида получила отпрыска, причём Она считала, что отцом этого отпрыска того посетителя, которого Она рассматривала как своего благодетеля. Он и сам считал себя отцом, но это было не так. Этот духовный посетитель был ни кто иной, как новый Тифон. Он считал, что сможет особо увеличить свою власть в мире тем, что он овладел этой Новой Изидой. Итак, Новая Изида имела отпрыска. Она таскала его повсюду, носила далеко по стране, так как была уверена, что Она должна так делать. Она таскала нового отпрыска, она перемещала его через разные области мира, и затаскала до того, что он под действием мировых сил распался на четырнадцать кусков.
Так Новая Изида вынесла своего отпрыска в мир, и мир расчленил этого отпрыска на четырнадцать частей. Когда об этом узнал тот духовный посетитель, новый Тифон, он отыскал эти четырнадцать кусков и посредством всех своих познаний с научной углубленной основательностью он снова сделал из этих четырнадцати кусков одно существо. Но в этом существе действовала только механическая закономерность, только закон машины. Так возникло существо с видимостью жизни, которое, однако, имело лишь машинные закономерности. И это существо, поскольку оно возникло из четырнадцати кусков, смогло умножиться в четырнадцать раз. Тифон сумел придать каждому куску отблеск своего собственного существа, так что каждый из четырнадцати отпрысков Новой Изиды имел вид, одинаковый с новым Тифоном.
Изида должна была, предчувствуя, прослеживать все эти чудеса; предчувствуя, Она смогла увидеть все эти чудеса, то, что произошло с Её отпрыском. Она знала: что Она сама таскала его, Она сама вызвала всё это. Но пришел день, когда Она смогла принять его в его истинном облике, в его настоящем виде из рук ряда духов, которые были духами элементов, она смогла снова получить его назад от элементарных духов.
Когда же она получила назад своего истинного отпрыска, который лишь иллюзорно был штемпелеван как отпрыск Тифона, Ей ясновидчески открылось замечательное лицо, Она вдруг заметила, что Она ещё носит коровьи рога, полученные ещё в Древнем Египте, несмотря на то, что Она стала Новой Изидой.
Тут Она увидела, поскольку Она стала ясновидящей, вызванного силой Её ясновидения, - некоторые говорят самого Тифона, некоторые говорят – Меркурия. И он был принужден силой ясновидения Новой Изиды надеть Ей корону на то самое место Её головы, где когда-то была корона у древней Изиды, та, которую сорвал Горус, то есть на то место, где она получила коровьи рога. Но эта корона была из тщеславной бумаги, исписанной всевозможным глубокомысленным научными положениями; однако корона была бумажная. Теперь у Неё на голове было две короны: коровьи рога и корона из бумаги, украшенная всякой мудростью научного глубокомыслия.
Благодаря силе своего ясновидения Ей однажды раскрылось глубочайшее значение того, что могло быть достигнуто этой эпохой, того, что в Евангелии от Иоанна обозначено как Логос; до Неё дошло иоанново значение Мистерии Голгофы. Благодаря этой силе, мощь коровьих рогов охватила бумажную корону, и преобразило её в золотую корону истинной мудрости.
Вот какой сюжет может быть дан в связи с этой новой легендой об Озирисе и Изиде. Само собой разумеется, я не хочу ни комментировать, ни объяснять эту легенду об Озирисе и Изиде. Она является другой легендой об Озирисе и Изиде. Но она должна кое-что поставить перед нашей душой: даже если новый навык, связанный с новой скульптурой Изиды пока ещё слаб, носит характер попытки, пробуется на ощупь, он должен стать исходным пунктом для того, что глубоко правомерно в импульсах нового времени, глубоко оправдано в том, что может и что должна будет эта эпоха.
Именно в эти дни мы говорили о том, как отчуждено слово от непосредственного душевного переживания, из которого первоначально вытекло это слово. Мы видели, как мы живём в эпоху абстракций, когда слово, когда представление человека имеют лишь абстрактное значение, когда человек отдален от действительности. Однако сила слова, сила Логоса, должна быть захвачена снова. Коровьи рога древней Изиды должны превратиться в совершенно иной образ.
С помощью современных абстрактных слов трудно выразить такие вещи. Для таких вещей лучше, если вы попытаетесь провести их перед своими душевными очами в той имагинации, которая вам сообщена, и попытаетесь переработать эту имагинацию на имагинативном уровне. Очень значительно то, что эта Новая Изида посредством силы слова, которую Она должна будет снова достичь благодаря духовной науке, преобразует коровьи рога, так что даже бумажная корона, с написанными на ней глубокомысленными научными положениями, - даже эта бумажная корона становится настоящей золотой короной.
Однажды некто появился перед незаконченным обликом скульптуры Новой Изиды и слева наверху приделал некую юмористическую фигуру, чьё мировоззрение представляло собой нечто между серьёзностью, серьёзностью в представлениях о мире, и, можно даже сказать, насмешкой над миром. Когда этот некто в особо благоприятный момент остановился перед этой фигурой, она ожила и сказала с юмором: человечество забыло про это дело, хотя уже столетия назад перед новым человечеством предстало нечто касающееся природы нового человечества, - как оно, это новое человечество мастерит абстрактные слова, абстрактные понятия, абстрактные идеи и удаляется от действительности. Это новое человечество придерживается слов и всегда спрашивает: это что: тыква или фляга? – если из тыквы сделана фляга. Оно всегда придерживается определений, всегда застревает на слове! В 15, 16, 17 веках, - так говорило смеющееся существо, - человечество ещё осознавало странность положения, когда слова употребляли в ложном смысле, когда они не касались настоящей действительности, но употреблялись в самом поверхностном смысле. Но в эпоху вильсонизма человечество забыло про то, что прекрасно оно осознавало в 15, 16, 17 веках.
Затем это существо, подсмеиваясь, сказало: то, что современному человечеству пригодится как рецепт против его абстрактного духа, изображено на одном надгробии в Мёлне в Лауенбурге. Там стоит надгробный камень, и на этом надгрбии нарисована сова, (Eule – Ойле) которая держит зеркало (Spiegel- Шпигель). Существо рассказало, что, после всех своих проказ в мире, там был похоронен Тиль Уленшпигель. Рассказывают, что это был за Тиль Уленшпигель. Он будто бы родился в 1300 году, был будто бы перевезен в Польшу, будто бы приходил даже в Рим, в Риме соревновался с придворными шутами в разных премудростях, и положил начало всем остальным Тилям Уленшпигелям, о которых можно прочесть в сочинениях о Тиле Уленшпигеле.
Ученые, - а люди, которые теперь являются учеными, хорошо образованы и относятся ко всему чрезвычайно глубоко, придают всему значение, - само собой разумеется, открыли самые разные вещи, например, что Гомера вообще не было. Конечно, ученые установили также, что и никакого Тиля Уленшпигеля не было. Одной из основных причин, почему под надгробным камнем в Лауенбурге, на котором изображена сова с зеркалом, не должны лежать настоящие кости настоящего Тиля Уленшпигеля, который был всего лишь представителем своей эпохи, - одной из главных причин считают то, что в Бельгии находили другие надгробия, на которых была сова с зеркалом. Само собой разумеется, ученые сказали, - ведь это так логично, а все они логичны. Как это сказано у Шекспира; все, все, все они достойные люди, все они логичны. Они сказали: если тот же самый знак находится и в Лауенбурге, и в Бельгии, то, конечно, никакого Уленшпигеля не было.
Иначе рассуждают в жизни; если находят во второй раз то, что было уже найдено впервые, это является подкреплением. Было бы логично в этих вещах воспринимать дело так: ну, скажем, если у меня есть один франк, то это один франк. Я в это верю, я так считаю. Пока я знаю только то, что у меня есть один франк, я верю в существование франка! И вот я прибавляю к нему ещё один франк, их у меня два. И вот теперь я считаю, что у меня больше нет ни одного! А ведь это та же самая логика. Именно в нашей науке присутствует такая логика. Если бы я стал вам это перечислять, то вы обнаруживали бы, что это очень часто бывает.
Но в чём, собственно главным образом состояли проказы Уленшпигеля? Прочтите в книге. Самое существенное в проказах Уленшпигеля состояло в том, когда ему что-то поручали сделать. Он воспринимал дело в точном соответствие со словами, и, конечно, выполнял всё наоборот. Ведь, само собой разумеется, - это говорилось в переносном смысле, если бы, например, Уленшпигелю, которого я теперь рассматриваю как чисто представительную фигуру, было сказано: Доставь мне какого-нибудь доктора (принеси мне доктора), - он воспринял бы это чисто буквально, и стал бы приносить людей, которые были аттестованы университетом как доктора, возможно он стал бы приносить людей совершенно глупых, дурачков, простите меня за грубое слово, - но он воспринимал вещи буквально. Все проделки Тиля Уленшпигеля таковы, что он воспринимал всё буквально. Но как раз тем самым Тиль Уленшпигель и был представителем современной эпохи. «Уленшпигельство» - есть основной тон нашей современной эпохи. Слова сегодня далеко удалились от своего первоначального положения, понятия часто ещё более удалились от своего первоначального положения, и люди не замечают этого, поскольку они подобно Уленшпигелю относятся к тому, что предложила культура. Вот почему может произойти так, что Фриц Маутнер в философском словаре занимается всеми философскими понятиями, которые ему доступны, и посредством всех этих философских понятий убеждает кого-то, что они, в сущности, есть просто слова, что они совершенно никак не связаны с какой-либо действительностью. Человечество даже не знает, насколько далеко удалилось оно от реальности с тем, что оно сегодня называет идеями и даже идеалами. Иными словами, человечество даже не знает, что своим святым заступником делает Уленшпигеля, не знает, что Уленшпигель всё ещё бродит по странам.
Основное зло нашего времени покоится на том, что от современного человечества убежала Паллада Афина, богиня мудрости, символом которой является сова. Человечество даже не подозревает об этом, но это, тем не менее, правда: то, что выступает нам навстречу как основа внешнего познания, есть всего лишь зеркальное отображение, - об этом мы часто сообщали, - но в зеркале человек видит то, чем он сам является! Вот так и видит эта сова, – хочется сказать эта современная научная глубокомысленная основательность, - в этом зеркале, в этой мировой майе, всего лишь свой собственный совиный облик.
Над этими вещами насмехается существо слева, наверху, над современной скульптурой Изиды, оно также насмехается над многим другим, о чём из известной вежливости относительно человечества умалчивают. Однако должно вызываться чувство, что вместе с самобытностью этого отображения человеческих тайн посредством люциферического и ариманического начал в связи с представительством самого человечества должно будет возбуждаться в человечестве состояние сознания, которое сможет пробудить в душе импульсы, необходимые для грядущей эпохи.
«В начале было слово, и слово было у Бога, и Бог был слово». Но слово стало фразой, слово отдалилось от своего начала. Это слово звучит, произносится, но не ищет своей связи с действительностью; в стремления человечества не входит – действительно открыть, исследовать основные силы того, что происходит вокруг. Исследовать эти основные силы в смысле современной эпохи смогут, только придя к тому, что с микрокосмическими силами человека действительно связаны существа, которые мы обозначаем как люциферические и ариманические. Понять действительность относительно людей между рождением и смертью можно только тогда, если составить себе некоторые понятия о той действительности, которую мы теперь тоже часто рассматриваем; действительностью, которая находится для человека между смертью и новым рождением. Ибо первая действительность есть всего лишь полюс второй действительности, оборотный полюс второй действительности.
Мы указывали на то, как в древности люди, вступая в возраст полового созревания, испытывали не только те изменения, которые испытывают они сегодня при физическом созревании, - как изменение их голоса и изменения в остальной их организации. Нет, они испытывали также изменение их душ. Мы указывали на то, как древний миф об Озирисе и Изиде был связан именно с исчезновением этих изменений в душе. То, что наступило у человечества в связи с силовыми эссенциями, о которых мы говорили вчера, должно вернуться в новой форме, когда человек в новом виде переживет силу слова, силу мысли, силу идеи. Теперь уже не так, как если бы посредством природных сил вверх поднималось нечто изнутри телесной организации, - подобно тому, что происходит при изменении голоса у мальчиков, - когда человека украшает сила его животной организации и на его голове невидимо выявляется как коровьи рога. Нет, человек должен сознательно охватить то, что подразумевается под Мистерией Голгофы, что подразумевается под истинной силой слова. В человеческое сознание должен вступить новый элемент. Этот новый элемент основательно отличается от тех элементов, которые сегодня ещё охотно называют. Но этот новый элемент имеет своё значение для социальной жизни, он имеет значение для человеческой педагогики, если педагогика или искусство воспитания должны выбраться из того печального состояния, в котором они находятся сегодня.
О чём говорит глубоко обоснованное шутовство Уленшпигеля, - хочется сказать, глубокая естественнонаучная основательность, - о чём, главным образом говорит оно, если говорит о человеке? О чём говорит даже большая часть новой поэзии? Они говорят о физических первоначалах человека в связи с физическими аспектами происхождения. По существу, так называемая современная, прославленная современная теория эволюции есть, ни что иное, как воззрение, в центральном пункте которого поставлено учение о физическом происхождении. Ибо понятие наследования играет величайшую роль в этом эволюционном учении. Это нечто одностороннее. Люди весьма довольствуются такой односторонностью, так как человек сегодня верит, что это очень научно. Человек может также довольно произвольно, - по видимости глубоко логически, а на деле из воздуха, - получать истолкование вещей.
Вчера мы видели один пример, которому посвящена целая литература, поскольку люди утеряли связь этого представления с изначальным переживанием, от которого это представление произошло: с символом креста. Целая литература написана о том, откуда мог бы произойти крест. Вчера мы видели, откуда он произошёл. С некоторыми другими вещами дело обстоит точно так же, и люди проявляют глубокомыслие, занимаясь такими вещами.
Я напомню вам об одном, вы только представьте себе, как бесконечно значительно проявляют себе сегодня некоторые люди, если они считают, что надо говорить подобным образом, как говорится сегодня здесь. Есть достаточно людей, которые говорят, которые даже очень часто используют слово, - ах, доложу вам с почтением, можно в любой момент прочитать в газетах: «буква убивает, дух животворит». При этом полагают, что высказали нечто глубокомысленное. Но надо задаться вопросом о первоисточнике таких слов. Он ведет назад в то время, когда люди имели живые представления, которые были ещё связаны с опытом, с переживанием. Когда говорят сегодня, имеется мало связи, особенно между словом и его начальным источником. Если вы хотите иметь настоящую связь между словом, фразой и их первоисточником, то я советую вам прочитать книжечку, в которой собраны швейцарско-немецкие пословицы; так как в этих народных пословицах имеется изначальная согласованность того, что говорится, с непосредственным переживанием. Буква: под ней подразумевается то, что пришло как буквенное письмо в сравнении с древностью, которая, описанным вчера образом, извлекала имагинативную жизнь из духа. Этот древний дух оживлял, и следствием этого оживления было, - в ту эпоху развития человека, - имагинативное атавистическое ясновидение. Однако существовало сознание, что эта эпоха должна будет сменена другой, что приходит буква, которая убьёт древнюю жизненность.
А теперь свяжите всё это со всем тем, что я говорил о собственной сущности сознания в связи со смертью. Это буква, которая мертвит, однако, она приносит сознание, которое может быть преодолено лишь другим сознанием. Подразумевается не нечто отброшенное, отпавшее, что теперешняя журналистская глупость возвела в пословицу: «буква убивает, но дух животворит», - нет, эта фраза связана с эволюционными импульсами человечества. Она гласит примерно следующее: в древние времена, во времена имагинаций, во времена Озириса дух удерживал душу человека в некой неопределенной, притупленной жизненности; буква в более позднее время вызвала сознание. Такова интерпретация первоначального значения этой фразы. И как в этом случае, сегодня во многих случаях люди имеют дело с взглядами, с произвольными толкованиями, поскольку у них отсутствует связь с предметом.
Это не доказывает, что неправильны те вещи, которые современная глубокомысленная научность относит к понятию наследственности; однако должен существовать и другой полюс, если говорят о наследственности. Указывая назад на своё детство и от своего детства на своё рождение, спрашивают: что несу я в себе? На это отвечают: то, что несли родители и прародители, они передали мне! – Имеется ещё одно, другое воззрение на человека, которое, впрочем, современный человек не использует, но грядущий человек должен использовать. Оно должно выступить в центральном пункте педагогики, искусства воспитания: это не взгляд назад на юношеское бытие, но правомерный взгляд на тот факт, что человек в жизни с каждым днём становится старше. В сущности, новое человечество понимает только то, что человек когда-то был молодым. Оно не понимает, - действительно не понимает, - как охватить реальность, - то, что человек с каждым днём становится старше. Ибо они не знают слова, которое надо добавлять к словам о наследственности, если речь идет о том, что юношеский возраст подвержен старению. Глядя на своё детство, говорят о том, что было унаследовано. Точно так же, рассматривая своё старение, надо говорить о другом полюсе; надо говорить как о вратах рождения, так и о вратах смерти. Тут возникает вопрос: что достигаем мы благодаря предкам, когда через врата рождения вступаем в эту жизнь? Тут возникает и другой вопрос: что мы, возможно, теряем, что становится в нас иным, когда мы идём навстречу грядущим временам, когда мы с каждым днём становимся старше? Что будет, если мы станем сознательно переживать этот процесс старения с каждым днём?
Однако это является требованием нашей эпохи. Человечество должно научиться с каждым днём сознательно становиться старше. Ибо, если человек учится осознавать каждодневное старение, то это означает истинное знание: некое схождение с духовными существами, подобно тому, как сходятся физические существа, чтобы человек родился и имел унаследованные свойства. Однако о том, как связаны эти вещи, я буду говорить в следующий раз. Говорить о том важном внутреннем импульсе, который должен подступить к человеческой душе, если эта человеческая душа должна найти то, что ей необходимо иметь ради будущего, иметь то, что единственно может стать полновесным дополнением того, что естествознание дает односторонне.
Тогда вы увидите, почему на место древнего миф об Озирисе и Изиде может выступить миф о Новой Изиде, и почему для современного человека необходимы оба вместе. Почему дополнением к словам, звучавшим из Древнего Египта перед статуей в Саисе: «Я есть всё, Я есть прошлое, настоящее и будущее; мой покров не поднимал ни один смертный», - почему в эти слова должны теперь вклиниваться другие? Почему сегодня эти слова не должны лишь односторонне звучать для человеческой души, но вместе с ними должны звучать слова: «Я человек. Я есть прошлое, настоящее и будущее. Мой покров должен поднять каждый смертный».
Сегодня я вам поставил перед душой больше загадок, нежели разгадок. Но об этом мы будем говорить дальше, и загадки самыми разными способами будут отгаданы.
ОДИННАДЦАТАЯ ЛЕКЦИЯ
Дорнах, 8 января 1918 г.
Перед тем, как я уеду отсюда, мы попытаемся более основательно рассмотреть те вещи, которые связаны с вновь возбужденным вопросом: какие импульсы человеческой жизни должны в современности особым образом вступить в сознание человека, чтобы создать противовес принципу наследственности, почти исключительно господствующему как в науке, так и в жизни? - Только медленно и постепенно мы можем приближаться к одному подразумеваемому тут чрезвычайно важному вопросу. Этот вопрос, в сущности, на самом глубоком уровне связан с той противоположностью, которую я хотел привести перед вашими глазами, перед вашими духовными очами, когда я обращал ваше внимание на то, как можно взглянуть на древнюю египетскую надпись с изречением египетской Изиды: Я есть всё, Я есть прошлое, настоящее и будущее; мой покров ещё не поднимал ни один смертный, - и как, с другой стороны, человек может принять в своё сознание то, что, начиная с современности и в будущем должно быть принято как другое, обобщающее изречение: я есть человек, я есть прошлое, настоящее и будущее; мой покров должен поднять каждый смертный.
Надо, прежде всего, уяснить себе, что в то время, когда в египетской культуре возникло то изречение, ещё было ясно, было очевидно, о чём идет речь, если человеку говорят о «бессмертии». Только в рамках этой египетской культуры принципы мистерий, мистериальные принципы были глубоко укоренены. Египтянин, который был знаком со своей культурой, знал, как то, что живет в его душе как бессмертие, должно будет пробудиться. Вопреки обычаю, который мы должны иметь сегодня, египтянин, также как и грек, - по крайней мере, грек, мыслящий в духе Платона, - рассматривал как причастных к истинному бессмертию только тех, кто своим сознанием охватывал спиритуальный мир. О доказательствах этого вы можете прочитать в моей книге «Христианство как мистический факт», где я приводил жестко звучащее изречение Платона относительно бессмертия среди тех людей, которые пытались охватить в душе импульсы бессмертия, спиритуальные импульсы, и теми, кто пренебрегал этим и не делал этого.
Обдумав это, вы, однако, с легкостью заметите, что изречение Изиды в Саисе должно, собственно, означать следующее: тот, кто не желает попытаться постичь в своей душе спиритуальную жизнь, тот никогда не сможет поднять покров Изиды; но если он сможет поднять его, он причастен к спиритуальной жизни; он, - если говорить в смысле древних египтян, а сегодня это звучало бы иначе, - тот, кто, будучи смертным, делает себя бессмертным. Не следовало бы говорить, что человек вообще не может поднять покров Изиды, но только так; поднять покров Изиды не может только тот человек, который хочет связать себя исключительно со смертным, который не желает приобщиться к бессмертному. Это, конечно, содействовало также тому, что позднее, когда египетская культура в большей степени пришла в упадок, это изречение получило, можно сказать, неподобающее толкование. Священники-жрецы, преобразовавшие мистериальный принцип в принцип власти, пытались преподнести профанам, не жреческому большинству, будто бы они, священники-жрецы только и являются «бессмертными», тогда как тот, кто не является священником-жрецом смертен; следовательно все те, кто стоит вне священного жречества, не может поднять покров Изиды. Можно было бы сказать, что в период упадка египетской культуры уже имелось следующее толкование: Я есмь всё, Я есмь прошлое, настоящее и будущее; мой покров может поднять только священник-жрец. – В этот период упадка священников-жрецов называли также «бессмертными».