Твое окно затеряно меж звуков

Твое окно затеряно меж звуков,

Твой дом затерян меж дорожных вен,

Твой город обалдело между стен

Выискивает небо и на руки

Стране ложится в линий паутинке...

Перрон впускает прибывших опять

На пестрой коже вывесок искать

Своих воспоминаний чешуинки.

У крестословиц душных улиц пробки.

Скучает парк, готовый к встрече пар:

Вне сочных крон – безвлажие и жар.

Под солнечный удар – домов коробки.

А ты сидишь, разнеженный и хрупкий,

И в перезревшем океане слов

Испытываешь власть черновиков.

Твое окно затеряно меж звуков.

Твой город порассыпан меж стихов.

Ты подари мне простое...

ты подари мне простое,

да, незаметное что-нибудь.

ты подари мне росу на губах,

может быть, старенький свитер

с запахом дальних земель.

знаешь, ты вспомни о Слове,

том, что нежнейше-давнишнее

трогает тайной двоих.

и… я б хотела кораблик

хрупкий, с ладошку ребенка.

и обязательно якорь:

вот надоест магелланить -

Выйду тихонько на берег,

теплый, знакомый и влажный -

там у меня будет дом.

как он найдется во мраке

если в оконцах неярко?

ты подари мне простое -

пусть будет в доме свеча,

чтобы писать по ночам...

Бесы. Сахарные бесы

В моём забытом ящике

Живут следы религий.

Отбрасывать как ящерка

И прикрываться книгой.

Скандалить и скандировать,

Смеяться и смешить,

Закончить репетировать

И дать себе грешить…

Ловить в ладони хищные

Бескрылых мотыльков

Водить в поля гречишные,

Душить под негой слов.

Ходить по кровле узенькой,

Воркуя и шутя,

И сбрасывать под музыку

Сомлевших как дитя.

И на румяном месяце

Шатнуться и повеситься.

* * *

А утром кто-то лез

Снимать меня с небес

И пел: «Христос воскрес!»

Грустинка, грустька, грусть, грустинище

Грустинка, грустька, грусть, грустинище.

Весна стоит и в дом не просится,

Хотя стихии льется силища

И крыши рвет многоголосицей.

Щенячий вой собаки брошенной

Под оболочкой серой статики,

И больно от простой горошины.

В однообразной перистальтике

Идут минуты – злые выстрелы,

Постится люд, коптит провинция,

Иду по льду шагами быстрыми,

Не сбылся март. Куда бы сбыть себя.

Вечернее созвучие

Минутные, ненужные вопросы,

Как бисер, разбрелись по ниткам дня,

А вечером твою целую проседь,

И в главном не собьешь теперь меня.

Июль – юла, но он бывает лунен,

И реки улиц узких нас встречать

Готовы. Ты играюче - безумен,

И снова мы теряем спесь и стать.

Мы дети, мы почти уже едины.

Мир хрупок, мир засален и суров.

Но нет в нем беспричинных холодов,

Когда нас ждет обратный путь к камину.

Борису Леонидовичу Пастернаку

А ночью, поэзия, я тебя выжму

Во здравие жадной бумаги.

Б.Л.Пастернак

Сердечная мышца

Шевелится, слышит.

И легкие дышат

Шуршанием строчек.

Их - целая жижа,

Их с легкостью выжать

Без шелковых книжек

На шрамы обочин.

Машинные шипы,

Простого пошива

Дневные ошибки,

Шиповник заварен...

Но просится, брызжет

Построчная жидкость -

Ей солнце я выжгу

Над сонностью спален!

Ты жив?! Докажи же!

Мы будни у жизни

Толкаем в большие

Нелепые поршни,

Работаем скоро

В заржавленных шорах

Под взмах дирижера

Как блохи да мошки.

Но строфы все ближе -

И рифма нанижет

На тонкие звуки

Глаза твои - руки.

Другое - не важно,

Когда эта жажда

Свершит свою кражу.

Есть только строка.

Из будней продажных

Ты выйдешь с плюмажем.

Другое - не важно,

Есть лист и рука.

По-рыбьи

Кто-то мнит, что все – ненастоящее.

Просто все – живое и текучее.

Тронешь – и большая рыба спящая

В новый путь отправится, могучая.

Уплывет за далью, за секретами,

Старость всю из складок темных вытряхнет,

Новыми омоется сюжетами,

Новый океан из жабер выдохнет.