Как читать евангелие и в чем его сущность? 14 страница

6. Совершаться такая молитва не может ни в собраниях, ни при внешних воздействиях, а непременно при совершенном уединении и свободе от всякого внешнего, рассеивающего влияния.

7. Молитва эта есть та молитва, которая движет человека от низшей ступени жизни к высшей; от животного к человеку, от человека к богу.

8. Только благодаря этой молитве человек познает самого себя, свою божественную природу и чувствует те пределы, которые связывают его божественную природу, и, чувствуя их, стремится разорвать их и этим стремлением расширяет их.

9. Это та молитва, которая, уясняя сознание, делает для человека невозможными грехи, в которые он впадал прежде, и представляет ему грехом то, что прежде и не казалось ему греховным.

МОЛИТВА ЕЖЕЧАСНАЯ

1. В своем движении от животной жизни к жизни истинной и духовной, в своем рождении к новой жизни, в борьбе своей с грехом, всякий человек всегда находится к греху в трех различных отношениях: одни грехи побеждены человеком, они как пойманные звери сидят на пени и только изредка своим рычанием напоминают о себе, о том, что они еще живы. Эти грехи назади. Другие грехи такие, которые человек только что увидал; такие поступки, которые он делал всю жизнь, не считая их грехами, и греховность которых только что увидал вследствие уяснения своего сознания в временной молитве. Человек видит греховность этих поступков, но он так привык их совершать, так недавно и неясно еще увидал греховность этих дел, что еще и не пытается бороться с ними. И есть третий род дел, греховность которых человек ясно видит, с которыми уже борется и которые иногда совершает, поддаваясь греху, иногда не совершает, побеждая грех.

2. Для борьбы с этими-то грехами и нужна молитва ежечасная. Молитва ежечасная состоит в том, что она напоминает человеку во все минуты его жизни, при всех поступках его, в чем его жизнь и благо, и потому в тех делах жизни, в которых человек еще властен победить животную природу духовным сознанием, содействует ему в этом.

3. Молитва ежечасная есть постоянное сознание присутствия бога, есть постоянное во время посланничества сознание посланником присутствия пославшего.

4. Рождение к новой жизни, освобождение себя от уз животной природы, освобождение себя от греха совершается только медленными усилиями. Временная молитва, освещая сознание человека, открывает ему его грех. Грех сначала кажется ему неважным, переносным, но чем дольше живет человек, тем настоятельнее становится необходимость освободиться от греха. И если человек только не подпадает соблазну, скрывающему грех, он неизбежно вступает в борьбу с грехом.

5. Но с первых же попыток преодолеть грех человек чувствует свое бессилие: грех влечет к себе всей сладостью привычки греха; противопоставить же греху человек ничего не может, кроме сознания того, что грешить нехорошо, и человек, зная, что то, что он делает, дурно, продолжает делать это дурное.

6. Выход из этого положения один. [Одни] религиозные учители видят его в том, что существует особенная сила, называемая благодатью, поддерживающая человека в его борьбе с грехом, которая приобретается через известные действия, называемые таинствами. Другие учители выход из этого положения видят в вере в искупление, совершившееся смертью за людей Христа бога. Третьи видят этот выход в молитве к богу о подкреплении сил человека в борьбе его с грехом.

7. Но ни то, ни другое, ни третье средство не облегчает человеку борьбу с грехом; несмотря на благодать таинства, на веру в искупление, на просительную молитву, всякий человек, искренно начавший бороться с грехом, не может не чувствовать всей своей слабости перед могуществом греха и безнадежности борьбы с ним.

8. Безнадежность борьбы представляется в особенности потому, что человек, поняв неправду греха, желает сразу освободиться от него, в чем поддерживают его разные лжеучения об таинствах, искуплении и т. п., и, чувствуя бессилие освобождения, сразу пренебрегает теми ничтожными усилиями, которые он может сделать для освобождения себя от греха.

9. А между тем как все великие перевороты в материальном мире совершаются не вдруг, а медленным и постепенным отпадением или нарастанием, так и в духовном мире освобождение от греха и приближение к совершенству совершается только медленным противодействием греху, -- уничтожением одной за другой мельчайших частиц его. Не во власти человека избавиться от греха, набиравшего привычку в продолжение многих годов, но совершенно во власти человека не делать поступки, которые вовлекают во грех, уменьшать привлекательность греха, поставить себя в невозможность сделать грех, отсекать руку и глаз, которые соблазняют его. И делать это каждый день и каждую минуту, и чтобы быть в состоянии делать это, нужна ежечасная молитва.

ЧЕГО МОЖЕТ ОЖИДАТЬ ЧЕЛОВЕК, ЖИВУЩИЙ ХРИСТИАНСКОЙ ЖИЗНЬЮ В НАСТОЯЩЕМ?

1. Есть религиозные учения, которые обещают людям, следующим им, полное и совершенное благо в жизни не только в будущей, но и в этой. Есть даже такое понимание и христианского учения. Люди, понимающие так христианское учение, говорят, что стоит только человеку следовать учению Христа: отрекаться от себя, любить людей, и жизнь его будет неперестающей радостью. Есть другие религиозные учения, которые в жизни человеческой видят нескончаемые и необходимые страдания, которые человек должен переносить, ожидая награды в будущей жизни. Есть такое понимание и христианского учения: одни видят в жизни постоянную радость, другие -- постоянные страдания.

2. Ни то, ни другое понимание неверно. Жизнь не есть радость и не есть страдание. Она может представляться радостью или страданием только тому человеку, который своим я считает свое отдельное существо; только для этого я может быть радость или страдание. Жизнь же по христианскому учению в его истинном смысле не есть ни радость, ни страдание, а есть рождение и рост истинного духовного я человека, при котором не может быть ни радости, ни страдания.

3. По христианскому учению, жизнь человеческая есть постоянное увеличение его сознания любви. И так как рост души человеческой -- увеличение любви -- непрестанно совершается и непрестанно совершается в мире то дело божие, которое совершается этим ростом, то человек, понимающий свою жизнь, как учит понимать ее христианское учение, как увеличение любви для установления царства божия, никогда не может быть несчастлив и неудовлетворен.

4. На пути его жизни могут встречаться радости и страдания для его животной личности, которых он не может не чувствовать, которым не может не радоваться и которыми не может не страдать, но никогда он не может испытывать полного счастья (и потому и не может желать его) и никогда не может быть несчастлив (и потому и не может бояться страданий и желать избежать их, если они стоят на пути его).

5. Человек, живущий христианской жизнью, не приписывает своим радостям большого значения, не смотрит на них, как на осуществление своих желаний, а только как на случайные,

встречающиеся на пути жизни явления, как на то, что само собой прикладывается тому, кто ищет царства божия и правды его и на страдания свои смотрит не как на то, чего не должно быть, а как на столь же необходимое в жизни явление, как трение при работе, зная, напротив, что как трение признак совершающейся работы, так и страдания признак совершающегося дела божия.

6. Человек, живущий христианской жизнью, всегда свободен, потому что то самое, что составляет смысл его жизни -- устранение препятствий, мешающих любви, [и], вследствие этого, увеличение любви и установление царства божия, [и есть] то самое, чего он хочет всегда и что неудержимо совершается в его жизни; он всегда спокоен, потому что с ним ничего не может случиться того, чего он не хочет.

7. Не надо думать, что человек, живущий христианскою жизнью, всегда испытывает эту свободу и спокойствие, всегда принимает радости, не увлекаясь ими, как нечто случайное, не желая удержать их, и страдание, как необходимое условие движения жизни. Христианин может временно увлекаться радостями, стараясь произвести и удержать их, может временно мучиться от страданий, принимая их за нечто ненужное, которое могло бы и не быть, но при потерях радостей, при страхе и боли страданий христианин тотчас же вспоминает свое христианское достоинство, свое посланничество, и радости и страдания становятся на настоящее место, и он опять становится свободен и спокоен.

8. Так что и в мирском отношении положение христианина не хуже, а лучше положения нехристианина. "Ищите царства божия и правды его, и всё остальное приложится вам" -- значит то, что вое мирские радости жизни не закрыты от христианина, но вполне доступны ему, с тою только разницею, что тогда как радости нехристианина могут быть искусственны и переходить в пресыщения и страдания, и потому представляются ему ненужными и безвыходными, -- для христианина же радости более простые, естественные и потому более сильные, никогда не производящие пресыщения и страдания, никогда не могут быть так больны и казаться столь бессмысленными, как они представляются нехристианину.

Таково положение христианина в жизни настоящего; но чего может ожидать христианин в будущем?

ЧЕГО ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ ОЖИВАТЬ В БУДУЩЕМ?

1. Человек, живя в этом мире в своей телесной оболочке, не может себе представить жизнь иначе, как в пространстве и времени, и потому естественно спрашивает, где он будет после смерти.

2. Но вопрос этот ошибочен: божественная сущность души нашей, духовная, вневременная и внепространственная, в этой жизни заключенная в тело, выходя из него, перестает находиться в условиях пространства и времени, и потому про сущность эту нельзя сказать, что она будет. Она есть. Как и сказал Христос: "Прежде чем был Авраам, я есмь". Так и все мы. Если мы есмы, то мы всегда были и будем. Мы есмы.

3. Точно то же и по вопросу, где мы будем. Когда мы говорим где, мы говорим о том месте, в котором мы будем. Но понятие места произошло только от того отделения от всего остального, которое мы поставлены. При смерти отделение это уничтожится, и потому мы будем для людей, живущих в этом мире, везде или нигде. Мы будем такими, для которых нет места.

4. Существует много различных Гаданий о том, что и где будет после смерти; но все эти гадания от самых грубых до самых утонченных не могут удовлетворить разумного человека. Блаженство, сладострастие Магомета слишком грубо и очевидно несовместимо с истинным понятием о человеке и боге. Точно так же несовместимо с понятием о боге любви и церковное представление о рае и аде. Переселение душ менее грубо, но точно так же удерживает представление об отдельности существа; понятие нирваны устраняет всю грубость представления, но нарушает требования разума -- разумности существования.

5. Так что никакое представление о том, что будет после смерти, не дает ответа, который бы удовлетворил разумного человека.

6. И оно не может быть иначе. Вопрос поставлен ложно. Разум человеческий, могущий мыслить только в условиях пространства и времени, хочет дать ответ о том, что будет вне этих условий. Разум знает одно: что сущность божественная есть, что она росла в этом мире. И, дойдя до известной степени своего роста, вышла из этих условий.

7. Будет ли эта сущность опять продолжать действовать в раздельности? будет ли это увеличение любви причиною нового деления? Всё это гадания, и таких гаданий может быть еще много, но ни одно из них не может дать достоверности.

8. Одно достоверно и несомненно -- это то, что сказал Христос, умирая: "В руки твои отдаю дух мой". Именно то, что, умирая, я иду туда, откуда исшел. И если я верю в то, что то, от чего я исшел, есть разумная любовь (два эти свойства я знаю), то я радостно возвращаюсь к нему, зная, что мне будет хорошо. И не только не сокрушаюсь, но радуюсь тому переходу, который предстоит мне.

ПОСЛЕСЛОВИЕ К ВОЗЗВАНИЮ "ПОМОГИТЕ!"

Факты, рассказанные в этом, составленном тремя из моихдрузей, воззвании, были много раз проверены, пересмотрены,просеяны; несколько раз это воззвание переделывалось, исправлялось; откидывалось из него всё то, что хотя и было правдой,но могло казаться преувеличением; так что всё то, что рассказывается теперь в этом воззвании, есть истинная, несомненнаяправда, настолько, насколько доступна правда людям, руководимым одним религиозным чувством желания служить этимобнародованием правды богу и ближним: как гонимым, так игонителям.

Но как ни поразительны рассказанные здесь факты, значение их определяется не самими фактами, а тем, как на нихпосмотрят те, которые узнают про них. И я боюсь, что большинство людей, прочитавших это воззвание, не поймут всего егозначения.

"Да это какие-то бунтовщики, грубые, безграмотные мужики,фанатики, подпавшие под зловредное влияние. Да это вредная,антигосударственная секта, которую правительство не можеттерпеть и, очевидно, должно подавить, как всякое вредное дляобщего блага людей учение. Если тут пострадают дети, женщины,невинные, то что же делать", скажут, пожимая плечами, люди,не вникнувшие в значение этого события.

Вообще большинству людей явление это покажется неинтересным, как всякое явление, место которого твердо и ясноопределено: появляются контрабандисты, -- надо переловитьих; появляются анархисты, террористы, -- надо обезвредитьот них общество; появляются фанатики--скопцы,--надозапереть, сослать их; появляются нарушители государственногопорядка, -- надо подавить их. Всё это кажется несомненно,просто, решено и потому неинтересно.

А между тем такое отношение к тому, что рассказывается этом воззвании, -- большое заблуждение.

Как в жизни каждого отдельного человека, -- я знаю это в жизни своей, и каждый найдет такие же случаи в своей, -- так и в жизни народов и человечества являются события, которые составляют turning points [поворотные пункты] всего существования; и эти-то события всегда, -- как тот утренний, чуть заметный ветерок, а не буря, в котором Илия увидал бога, -- всегда негромки, не поразительны, незаметны, и всегда в личной жизни потом жалеешь о том, что в то время не знал и не догадывался о важности совершавшегося. "Коли бы я знал, что это такой важный момент в моей жизни -- думаешь потом, -- я бы не так поступил". Тот же и в жизни человечества. С треском и шумом въезжает в Рим триумфатором какой-нибудь римский император, -- как это кажется важно; и как тогда казалось ничтожно то, что какой-то галилеянин проповедывал какое-то новое учение и был за то казнен, наравне с сотнями других, казненных за подобные же, как казалось, преступления. И так и теперь, как важны кажутся утонченным, разделенным на борющиеся партии членам английского, французского, итальянского парламента и австрийского, немецкого рейхстагов, и всем деятелям Сити, и банкирам всего мира, и их органам печати -- вопросы о том, кто займет Босфор, кто захватит какой кусок земли в Африке, в Азии, кто восторжествует в вопросе биметаллизма и т. п.; и как не только не важны, но до такой степени ничтожны, что не стоит и говорить про них, кажутся рассказы о том, как где-то на Кавказе русское правительство приняло меры для подавления каких-то полудиких фанатиков, отрицавших обязанность подчинения властям. А между тем как в действительности не только ничтожны, но комичны, -- рядом с тем огромной важности явлением, которое происходит теперь на Кавказе, -- те странные заботы взрослых, образованных и просвещенных учением Христа (по крайней мере знающих это учение и могущих быть просвещенными им), о том, какому государству будет принадлежать та или другая частица земли и какие слова произнес тот или другой заблудший, запутавшийся человек, представляющий из себя только произведение окружающих условий.

Ведь Пилату и Ироду можно было не понимать значения того, за что был приведен к ним на суд возмущавший их область галилеянин; они даже и не удостоили узнать, в чем состоит его учение; если бы они и узнали его, им простительно было бы думать, что оно исчезнет (как говорил Гамалиил); но ведь нам нельзя не знать ни самого учения, ни того, что оно не исчезло в продолжение 1800 лет и не исчезнет до тех пор, пока не осуществится. А если мы знаем это, то нам нельзя, несмотря на неважность, необразованность и неизвестность духоборов, не видеть всей важности того, что совершается между ними. Ведь ученики Христа были такие же неважные, неутонченные, неизвестные люди. Иными и не могут быть ученики Христа. Среди духоборов, или, скорее, христианского всемирного братства, как они теперь называют себя, происходит ведь не что-нибудь новое, а только произрастание того семени, которое посеяно Христом 1800 лет тому назад, -- воскресение самого Христа.

Воскресение это ведь должно совершиться, не может не совершиться, и нельзя закрывать глаза на то, что оно совершается, только потому, что оно совершается без пушечной пальбы, без войскового парада, без развевающихся флагов, fontaines lumineuses, [светящихся фонтанов,] музыки, электрического света, колокольного звона и торжественных речей и криков людей, разукрашенных галунами и лентами. Ведь только дикие судят о значительности явления по внешнему блеску, которым оно сопровождается.

Хотим ли или не хотим видеть это, -- теперь на Кавказе в жизни христиан всемирного братства, особенно со времени гонения на них, проявилось то осуществление христианской жизни, для которого происходит всё то доброе и разумное, что только творится в мире. Ведь все наши государственные устройства, наши парламенты, общества, науки, искусства, ведь всё это только затем и есть, и живет, чтобы осуществлять ту жизнь, которую все мы, мыслящие люди, видим перед собой как высший идеал совершенства. И вот есть люди, которые осуществили этот идеал, вероятно отчасти, не вполне, но осуществили так, как, мы и не мечтали осуществить его со своими сложными государственными устройствами. Как же нам не признать значения этого явления? Ведь осуществляется то, к чему мы все стремимся, к чему ведет нас вся наша сложная деятельность.

Обыкновенно говорят: такие попытки осуществления христианской жизни уже были не раз: были квакеры, были менониты и другие, и все они ослабевали и вырождались в обыкновенных людей, живущих общею государственною жизнью. И потому попытки осуществления христианской жизни не важны.

Но говорить так -- всё равно, что говорить, что потуги, не кончившиеся еще родами, что теплые дожди и лучи солнца, не сразу принесшие весну, не важны.

Что же важно для осуществления христианской жизни? Ведь не дипломатическими же переговорами об Абиссинии и Константинополе, папскими энцикликами, социалистическими конгрессами и тому подобным приблизятся люди к тому, для чего живет мир. Ведь если должно осуществиться царство бога, т. е. царство правды и добра на земле, то оно может осуществиться только такими попытками, как те, которые совершались первыми учениками Христа, потом павликианами, альбигойцами, квакерами, моравскими братьями, менонитами, всеми истинными христианами мира, и теперь христианами всемирного братства. То, что эти потуги продолжаются и усиливаются, не доказывает того, что не будет родов, а, напротив, -- то, что они близки.

Говорят, что это сделается, но только не таким путем, а каким-то другим: книгами, газетами, университетами, театрами, речами, собраниями, конгрессами. Но если и допустить, что все эти газеты, и книги, и собрания, и университеты содействуют осуществлению христианской жизни, -- ведь осуществление должно совершиться людьми, -- людьми добрыми, христиански настроенными, готовыми к доброй, общей жизни; и потому главное условие осуществления есть существование и собрание таких людей, которые осуществляют уже то, к чему мы все стремимся. И вот такие люди есть.

Может быть, хотя я сомневаюсь в этом, и теперь подавят движение христианского всемирного братства, особенно если само общество не поймет всего значения совершающегося и не поможет им своим братским содействием; но то, что представляет это движение, -- то, что выразилось в нем, то ведь не умрет, не может умереть и рано или поздно прорвется на свет, уничтожит то, что подавляет его, и завладеет миром. Дело только во времени.

Правда, есть люди, и их, к несчастью, много, которые думают и говорят: "Только бы не при нас", и для этого стараются задержать движение. Но усилия их бесполезны, и они не задерживают движения, а своими усилиями губят только в себе ту жизнь, которая дана им. Ведь жизнь есть жизнь только тогда, когда она есть служение делу божию. Противодействуя же ему, люди лишают себя жизни, а между тем ни на год, ни на чаc не могут остановить совершения дела божия.

И нельзя не видеть, что при той внешней связи, установившейся теперь между всеми обитателями земли, при том пробуждении христианского духа, которое проявляется теперь со всех сторон земли, совершение это близко. И то ожесточение и слепота русского правительства, направляющего против христиан всемирного братства гонения, подобные временам язычников, и та удивительная кротость и стойкость, с которыми переносят эти гонения новые христианские мученики, -- всё это несомненные признаки близости этого совершения.

И потому, поняв всю важность совершающегося события как в жизни всего человечества, так и каждого из нас, помня, что тот случай действовать, который представляется теперь нам, никогда уже не возвратится, сделаем то, что сделал купец евангельской притчи, продавший всё для того, чтобы приобресть бесценную жемчужину; пренебрежем всеми мелкими, алчными соображениями, и каждый из нас, в каком бы положении он ни находился, сделаем всё то, что в нашей власти, для того, чтобы если уже не помочь тем, через кого делается дело божие, если уже не для того, чтобы участвовать в этом деле, то по крайней мере чтобы не быть противниками совершающегося для нашего блага дела божия.

Лев Толстой.

14 декабря 1896.

CARTHAGO DELENDA EST [1898]

"La Vita Internazionale" и "L'Humanite Nouvelle" прислалимне следующее письмо:

Monssieur,

Dans le but d'etre utile au developpement des idees humanitaires et da la civilization "La Vita Internazionale" (Milan) avec l'appui de "L'Humanite Nouvelle" (Paris et Brixelles), a cru devoir s'interesser au difficile probleme qui dernierment s'est montre dans toute sa gravite et son importance a cause de la delicate question pour laquelle la France et le monde entire se sont passionnes si vivement: nous voulons parler du probleme de la guerre et du militarisme. A cette fin, nous prions tous ceux qui en Europe dans la politique, les sciences, les arts, dans le movement ouvrier, parmi les militaries memes occupant la place la plus eminente, de contribuer a cette oeuvre hautement civilisatrice en nous envoyant les responses au questionnaire suivant:

1. La guerre parmi les nations civilisees est-elle encore voulue par l'histoire, par le droit, par le progres?

2. Quels sont les effets intellectuals, moraux, physiques, economiques, politiques, du militarisme?

3. Quelles sont les solutions qu'il convient de donner, dans l'interet de l'avenir de la civilization mondiale, aux graves problemes de la guerre et du militarisme?

4. Quels sont les moyens conduisant le plus rapidement possible a ces solutions (1)

(1) [Чтобы быть полезным развитию человечных и цивилизаторских идей, "La Vita Internazionale" (Милан) при содействии "L'Humanite Nouvelle" (Париж и Брюссель) сочла своим долгом принять участие в решении трудной задачи, которая недавно выступила во всей своей значительности по поводу щекотливого вопроса, живо взволновавшего Францию и весь мир; мы говорим о войне и о милитаризме. Поэтому мы просим всех людей, занимающих видное место в Европе в области политики, науки, искусства, в рабочем движении и даже среди военных, присоединиться к этому высокоцивилизаторскому делу и прислать нам ответы на следующие вопросы:

1. -- Требуют ли войны между цивилизованными народами история, право, прогресс?

2. -- Каковы последствия милитаризма -- интеллектуальные, нравственные, физические, экономические и политические?

3. -- Каковы должны быть решения вопросов войны и милитаризма для пользы будущего всемирной цивилизации? 4. -- Каковы средства, ведущие скорейшим путем к таким решениям?]

Не могу скрыть того чувства отвращения, негодования и даже отчаяния, которое вызвало во мне это письмо. Люди нашего христианского мира, просвещенные, разумные, добрые, исповедующие закон любви и братства, считающие убийство ужасным преступлением, неспособные, за самыми редкими исключениями, убить животное, все эти люди вдруг, при известных условиях, когда эти преступления называются войной, не только признают должным и законным разорение, грабеж и убийство людей, но сами содействуют этим грабежам и убийствам, приготовляются к ним, участвуют в них, гордятся ими. При этом повторяется всегда и везде одно и то же явление, а именно то, что огромное большинство людей, все рабочие люди, те самые, которые производят грабежи и убийства и несут всю тяжесть этого дела, не затевают, не приготавливают, не желают этих убийств, а участвуют в них, против своей воли, только потому, что они поставлены в такое положение и так настроены, что им кажется, каждому отдельно, что им будет хуже, если они откажутся от участия в этих грабежах и убийствах и приготовлениях к ним; затевает же, приготавливает эти грабежи и убийства и заставляет рабочий народ совершать их -- очень незначительное меньшинство, живущее в роскоши и праздности на труды рабочих. Обман этот происходит уже давно, но в последнее время дерзость обманывающих дошла до последней степени: большая доля произведений труда отбирается у рабочих и употребляется на приготовления к грабежам и убийствам. Во всех конституционных государствах Европы сами рабочие, все без исключения, призываются к участию в этих грабежах и убийствах, умышленно усложняются всё больше и больше международные отношения, долженствующие привести к войне, разграбляются без всякого повода мирные страны, каждый год где-нибудь грабят и убивают и все живут под постоянным страхом всеобщего взаимного грабежа и убийства. Казалось бы, очевидно, что если происходит такое явление, то происходит оно оттого, что большие массы обмануты меньшинством, которому выгоден этот обман, и что потому первое дело тех, которые хотят избавить людей от бедствий этих взаимных грабежей и убийств, должно состоять в том, чтобы разоблачить обман, в котором находятся массы, указать массам, как совершается обман, чем он поддерживается и как освободиться от него. Но просвещенные люди Европы не делают ничего подобного, а под предлогом содействия установлению мира сначала собираются то в одном, то в другом городе Европы и с серьезнейшими лицами садятся за столы и рассуждают о том, каким образом лучше уговорить тех разбойников, которые живут своим разбоем, чтобы они перестали разбойничать и стали бы мирными гражданами, а потом задают глубокомысленные вопросы: первый о том, требует ли (est-elle voulue) войны история, право, прогресс, как будто выдуманные нами фикции могут требовать от нас отступления от основного нравственного закона нашей жизни; второй вопрос -- какие могут быть последствия войны, как будто может быть какое-нибудь сомнение в том, что последствиями войны всегда будут всеобщее бедствие и всеобщее развращение; и, наконец, третий вопрос, как разрешить проблему войны, как будто существует какая-то трудная проблема о том, как освободить обманутых людей от того обмана, который мы ясно видим.

Ведь это ужасно. Мы видим, например, что здоровые, покойные, часто счастливые люди из года в год приезжают в игорные вертепы вроде Монте Карло и оставляют там для выгоды содержателей этих вертепов свое здоровье, спокойствие, честь, часто жизнь. Нам жалко этих людей, мы ясно видим, что обман, которому подвергаются эти люди, состоит в тех соблазнах, которыми заманиваются игроки, в неровности шансов и в увлечении игроков, хотя и знающих, что в общем они всегда будут в проигрыше, все-таки надеющихся быть хоть один раз счастливее других. Всё это совершенно ясно. И вот для того, чтобы избавить людей от этих бедствий, мы вместо того чтобы указать им на соблазны, которым они подвергаются, на то, что они наверно проиграют, на безнравственность игры, основанной на ожидании несчастья других, мы с важными лицами собираемся в заседания и обсуждаем вопросы о том, как бы устроить так, чтобы содержатели игорных домов добровольно закрыли свои и учреждения, пишем об этом книги и задаем себе вопросы о том, не требуют ли история, право и прогресс существования игорных домов, какие могут быть последствия от рулетки: экономические, интеллектуальные, нравственные и др.

Если человек пьянствует и я ему скажу, что он может сам перестать пьянствовать и должен сделать это, то есть надежда, что он меня послушается: но если я скажу ему, что пьянство его составляет сложную и трудную проблему, которую мы, ученые люди, постараемся разрешить в наших собраниях, то все вероятия за то, что он, ожидая разрешения проблемы, будет продолжать пьянствовать. То же и с ложными и утонченными научными, внешними средствами прекращения войны, вроде международных судилищ, третейского суда и т. п. глупостей, когда мы при этом старательно умалчиваем о самом простом существенном средстве прекращения воины, бросающемся в глаза каждому. Для того, чтобы люди, которым не нужна война, не воевали, не нужно ни международного права, ни третейского суда, ни международных судилищ, ни разрешения вопросов, а нужно только людям, подлежащим обману, очнуться, освободиться от того spell, от того околдования, в котором они находятся. Средство для того, чтобы не было войны, состоит в том, чтобы не воевали те, которым не нужна война, которые считают грехом участие в ней. Средство это проповедывалось с древнейших времен христианскими писателями -- Тертуллианом, Оригеном, проповедывалось павликианами и продолжателями их менонитами, квакерами, гернгутерами; про средство это писали Даймонд, Гаррпсон, Балу; вот уже скоро 20 лет тому назад и я всячески разъяснял грех, вред и безумие военной службы. Средство это и применялось уже давно и в последнее те время стало особенно часто применяться как отдельными лицами в Австрии, Пруссии, Швеции, Голландии, Швейцарии, России, так и целыми обществами, как квакеры, менониты, назарены и в последнее время духоборы, целое пятнадцатитысячное население которых вот теперь уже третий год борется с могущественным русским правительством, несмотря на все страдания, которым их подвергают, не уступая ему в его требованиях участия в преступлениях военной службы.

Наши рекомендации