Другие мнения по теории реинкарнации 1 страница
Итак, мы уже рассмотрели позиции христианства — раннего и современного — на теорию реинкарнации. Справедливо также уделить внимание и рассмотрению точки зрения на этот вопрос и у мыслителей, исповедующих другие религии.
В связи с этим особое внимание нужно уделить труду Хазрат Инайят Хана (1882-1927) «Перевоплощение», где реинкарнация рассматривается с позиций разных религий и с позиции самого автора. Хазрат Инайят Хан — известный арабский мыслитель, афоризмы которого цитируются довольно часто. И все они полны мудрости. Итак, Хазрат Инайят Хан говорит примерно следующее.
Рассматривая и сравнивая религии мира, мы можем видеть, что некоторые признают идею перевоплощения, но большая часть мира не разделяет этого верования. Он делит Учителей человечества на два «лагеря», говоря, что Кришна, Шива и др. учили теории перевоплощения, а Моисей, Христос и Мухаммед, напротив, ничего о ней не говорили. «Это разделяет религии на две группы. Однако если мы изучим этот вопрос поглубже, то сможем эти две группы объединить, ибо у суфиев более принято объединять, чем разделять». Хазрат Инайят Хан делает попытку проследить, что же каждая из мировых религий — брахманизм, буддизм, христианство и ислам — может сказать по поводу идеи перевоплощения и приходит к выводу, что «ислам будет молчать. Христианство ничего не скажет. В их священных книгах едва ли найдется хотя бы один стих, который поддержит эту идею, — там найдется десять стихов, чтобы ее опровергнуть». Тогда он обращается к брахманизму. У браминов, как говорит автор, есть четыре ступени: брахмачарин, грихастха, ванапрастха и саньясин. «Те, кто принадлежит к трем низшим ступеням, возможно скажут: «Да, перевоплощение существует, но оно зависит от нашей кармы, наших поступков. Если мы, будучи людьми, будем вести себя как животные, мы снова можем стать животными. Мы можем стать коровой, собакой или кошкой или человеком низшей касты, чем мы есть сейчас, а если мы будем жить праведно, то в следующем воплощении мы окажемся в лучшем состоянии». А если мы спросим у тех, кто обладает высшей властью у индуистов, у саньясина, тот ответит: «Ты, может быть, и чье-нибудь воплощение, а я нет. Я — дживанмукта, я свободен. Я нахожусь над циклом рождения и смерти». А что о перевоплощении скажет буддизм? Он говорит, что так как мир эволюционирует, мы никогда не станем животными, но будем развиваться в более высоких воплощениях, до тех пор пока не преодолеем все слабости и не достигнем нирваны, совершенства, и оттуда мы уже не вернемся». Из всего этого Хазрат Инайят Хан делает вывод, что люди, верящие в перевоплощение, делятся на две группы и верования этих двух групп противоположны. Он приводит цитаты из Библии: «Приду опять и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я» (Ин., XIV, 3) и «Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо» (Деян., I, 11). Автор считает, что «это относится не к личности самого Христа, но к внутреннему существу Учителя, которое на самом деле и было Существом Бога. Если бы это относилось к личности Христа, то он сказал бы, что и он вернется, и другие тоже вернутся — «либо в лучшем, либо в худшем состоянии бытия». Но ничего подобного этому сказано не было. Кто-то, пожалуй, спросит: «А почему же Учитель сказал «Я вернусь»? Почему он просто не сказал «Вог»?» Ответ здесь заключается в том, что божественная личность — это абсолютное единение с божественной и единственной Личностью; когда эго становится божественным Эго. Когда «Я» не обозначает ограниченную личность, но обозначает Личность Бога». Когда Христос говорил «Я», считает автор, он имел в виду Бога.
Еще одна цитата — на сей раз не из Библии Джелал- уд-дина Руми: «Семьдесят две одежды я износил и снова пришел смотреть на один и тот же источник вечных перемен». Это, по мнению Хазрат Инайят Хана, также относится к божественному Сознанию, которое, принимая различные формы, одевается в плоть и приходит наблюдать за этим миром перемен. Конечно, речь не идет о семидесяти двух пришествиях самого Руми. По мнению автора, семьдесят два — это символическое обозначение «множества», иначе пришлось бы признать, что с начала времен, с момента создания человека божественное Сознание посещало землю только семьдесят два раза, а это очень мало по сравнению с таким большим периодом времени. Далее Хазрат Инайят Хан обращается к Корану. Здесь он находит следующие высказывания: «Некоторые лица в тот день будут сброшены вниз», — так говорится о грешниках, и «Они будут подобны обезьянам — их будут презирать и ненавидеть». Как полагает автор, первое высказывание обозначает следующее: «Выражение счастья и блеска увянет, когда мы прольем свет на их скрытые преступления, которые до настоящего времени позволяли им чувствовать себя сияющими и счастливыми». Второе же озйачает: «Тех, кто подражали тому, чем они не являлись, примут, как они есть на самом деле, а не как тех, кем они себя воображали».
Далее снова цитата из Библии (та, о которой уже шла речь выше) — в Евангелии от Иоанна можем увидеть: «И когда Иисус проходил мимо, он увидел человека, который был слепым от рождения. И его ученики стали спрашивать его: «Учитель, кто же совершил этот грех, что он родился слепым — сам он или его родители?» Иисус ответил: «Ни этот человек, ни родители его: но те деяния Бога, которые должны быть сделаны, проявляются в нем». Это может означать только одно: слепота того человека не являлась наказанием за его прошлые грехи, то есть здесь не идет речь о прошлой жизни. Далее автор говорит следующее: «В Коране написано: «Это Он, кто умножил вас на земле и к Нему вы все соберетесь». Эти слова отрицают возвращение на землю». Однако в этой же суре автор находит упоминание и о другой жизни. «Каждая душа должна вкусить смерти, и вы сполна получите свое вознаграждение в день Воскресения». Здесь он усматривает указание на идею воскресения как оживления душ уже не на земле, без участия физического тела, но при этом также, считает он, совершенно ясно, что это существование будет таким же ясным и определенным, как наша жизнь на земле. Так как мир не стоит на месте, а интеллектуально развивается, то логично, что его все больше и больше интересует все новое. Новые идеи «берутся на вооружение», принимаются к сведению, интересную мысль часто принимают и следуют ей.
В ннастоящее время теория реинкарнации вызывает огромный интерес, и причины этого Хазрат Инайят Хан видит в том, что эта теория «взывает одновременно к научным способностям, естеству рассудительности, также она удовлетворяет и тех, кто крепко держится за свою индивидуальность. Он пишет: «Я помню, мне было мало лет и я тогда впервые узнал о смерти. Я часами сидел в печали и думал: «Вот это, мое тело, единственное средство познания жизни, однажды окажется в могиле. А я буду дал.еко от всего, что на сегодня определяет мой интерес к жизни. Вот это все окружение, которое интересует меня и которым я целый день занят, однажды превратится в туман. И я уже никого не увижу, и никто меня не увидит, и все, кого я люблю, однажды окажутся далеко от меня». Теперь мой опыт, который я получил в прошлом, ясно говорит мне, что другие должны чувствовать при мысли о превращении в кажущееся ничто после того, как они были чем-то. Как будто мы видели сон, который заинтересовал нас так, что мы, проснувшись в середине его и поняв, что все это нам снилось, тут же хотим снова закрыть глаза и продолжить наслаждаться этим опытом». Многие люди, считает автор, продолжая аналогию, настолько заинтересованы сном жизни, что мысль о смерти, которая является более реальным состоянием бытия, пугает их, кажется им ужасной. «Они бы лучше жили нереальной жизнью, но индивидуальной, чем жизнью реальной, но неосознанной». Идея перевоплощения удобна для тех, кто считает, что еще слишком рано отказываться от удовольствий жизни ради единения с Богом. «Возможно, — говорят они, — в следующей жизни на земле мы достигнем того, чего не достигли в этой». Ожидание последующей жизни утешает тех, кто потерял своих любимых, родных, близких — они уверены, что расстались не навсегда, что они встретятся снова, и «часто они ищут их всякий раз, когда у их знакомых рождается ребенок».
Идея перевоплощения приносит утешение и тем, кто не «вкусил плодов своих желаний в этой жизни», не смог добиться в жизни того, чего хотел; кто всегда стремился к тому, чего получить никак не мог, — такие люди все свои надежды на получение желаемого возлагают на свое следующее воплощение. Но как раз в этом автор видит и некоторую опасность. Подобные мысли часто становятся большим препятствием на пути к реальному духовному прогрессу, хотя они и могут принести определенное облегчение людям, недовольным собственной жизнью, страдающим от боли, бедности или болезни, а также тем, кто думает, что страдать — это их карма, и когда они выплатят все до последнего гроша, обстоятельства их жизни улучшатся. Таким людям не на что жаловаться, хотя они могут быть уверены, что в этой жизни они не совершали грехов, за которые дается такое наказание; но все-таки они думают, что их страдания заслужены ими справедливо, так как, возможно, они согрешили в прошлой жизни. «Таким людям подобные идеи кажутся безусловно разумными и логичными, — говорит Хазрат Инайят Хан, — особенно тем, кто смотрит на жизнь с практической точки зрения». «Каждый человек взвешивает мир на своих собственных весах. А мысль о перевоплощении оказывается еще более полезной для тех, кто не верит в Бога или не знает о том, что он есть, а также для тех, кто не верит в вечную жизнь, и тех, кто не может понять ее. Некоторых людей больше успокаивает мысль, что они будут приходить на этот земной план снова и снова под действием своей кармы, чем представление, свойственное многим материалистам, о том, что после смерти мы исчезнем навсегда».
Причину того, что доктрину перевоплощения можно найти у индуистов и буддистов, автор видит в следующем: «к тому времени народ в"Индии был очень высоко развит в плане интеллекта, философии, науки, логики, естествознания и верил более в закон, чем в любовь. » Наши современники, особенно на Западе, пытаются найти истину при помощи света науки и логики — так же, как делали индуисты в эпоху Вед. «Народы Индии развивались по той же схеме еще на заре брахманизма, а во время буддизма — еще более того. Тогда, особенно среди моголов, люди, наиболее развитые в науках и искусствах, просвещенные люди строго придерживались логики и науки и были не очень склонны почитать Бога, а у масс было бесчисленноемножество объектов поклонения. Обычный человек не мог постичь идеи души, жизни после смерти, идеи Бога — в том виде, как ее пропагандировали иудейские пророки в другой части Востока, — так что теория перевоплощения была наилучшим средством немедленного обращения к их разуму с тем, чтобы разбить их прежние идеи. Но так как поклонение кому-либо является естеством человеческого сердца, то, естественно, их поклонение было направлено к Будде». Изначальные истоки этой идеи, полагает Хазрат Инайят Хан, пришли от дэват, посланников Божества, рожденных среди индуистов. «Каждый из них заявлял, что он есть воплощение Брахмы, Бога. И каждый, в свою очередь, объявлял себя воплощением предыдущего дэвы, преемником которого он и являлся. Объявляя себя воплощением Брахмы, или дэвы, на смену которому они пришли, они не имели в виду, что в их обличье был рожден Бог или их предшественник. Они имели в виду то, что они осознали Бога или получили те же самые знания и миссию, что и их предшественник. Когда же их спрашивали другие: «А мы чьим воплощением являемся?» — они вынуждены были давать некоторые объяснения удобного вида, и они говорили каждому то, что подходило к его жизненным обстоятельствам». Четыре индийские варны йли касты, то есть брамины, кшатрии, вайшьи и шудры, — это, по сути дела, не касты, а социальные классы. Все управление осуществлялось таким образом: брамины занимаются науками, медитируют и им поклоняются, кшатрии воюют и защищают страну; вайшьи торгуют, шудры — работают и служат. Из них всех только у касты браминов было право изучать Веды, книги по мистицизму и философии. Даже кшатрии и вайшьи должны были довольствоваться поклонением браминам и пуранами — религией, которую изучали в легендах. Шудрам, рабочему классу, не дозволялось даже этого. Автор выводит мысль о том, у сильных и умственно более развитых людей есть склонность принижать людей слабых и простых. «Йз-за склонности высшей касты сохранять свою чистоту и не допускать примеси низших классов было создано религиозное правило, утверждавшее, что шудра не мог стать вайшьей, зайшья не мог стать кшатрием, а кшатрий не мог стать брамином — высшим классом того времени; разве только благодаря своим добрым делам, родиться в следующем воплощении в семье, принадлежащей к высшей касте. Идея перевоплощения, как общепринятое верование, составила фундамент индуистской религии, на котором было воздвигнуто целое здание брахманизма. Но каждому в этом мире свойственно поднимать голову и взбираться, если сможет, выше того уровня, на который его поставила жизнь. Воистину, свет правды, красоту натуры, желание свободы, идею единства невозможно скрыть — рано или поздно свет прорывается наружу.
Закон кармы или действия является философией, которой придерживается рассудительный ум, дабы поддержать идею перевоплощения. Он говорит: «Если что и вмешивается в дела нашей жизни, то это не та сущность, что называется Богом. Мы своими действиями получаем результаты, сходные с нашими действиями. Существует всевластный закон причины и следствия, и потому все, что происходит в жизни, должно ему соответствовать. Если мы не получаем результатов наших добрых и злых дел сразу, то лишь потому, что результатам требуется время, чтобы созреть для этого. Если этого не происходит в настоящей жизни, тогда закон заставляет нас родиться снова, — уже в другом воплощении, с тем чтобы мы ощутили в нем результаты наших действий. Рассматривая колесо эволюции, мы замечаем, что не всегда движемся вверх, но порой также опускаемся. Мы не всегда становимся лучше, иногда человек становится хуже, чем он был. Природа эволюции подобна колесу, вращающемуся по кругу, а оно не всегда йдет вверх. Это позволяет нам усомниться, насколько буддистская теория все лучших и лучших воплощений может быть логичной». Автор приводит одну историю, которую иногда рассказывают в поддержку теории перевоплощения: про двух друзей, которые как-то вышли в праздник прогуляться. Один сказал: «Давай -зайдем в храм. Там мы услышим имя
Бога, и это возвысит нас». Другой ответил: «Ну, ты всегда такой меланхолик, ты вечно находишь себе такие скучные занятия. Не пойдем мы в храм — мы пойдем туда, где будем развлекаться; пойдем по веселым местам». Первый тогда сказал: «Не нравится мне эта идея. Не пойду я с тобой». Так они и пошли каждый в свою сторону. С тем, кто пошел в храм, случился несчастный случай — по пути на него наехала повозка и сломала ему ногу. Он подумал: «Как хорошо, что мой друг не пошел со мной, иначе бы мы пострадали оба». А тому, кто пошел по веселым местам, здорово повезло — он нашел кошелек, полный золотых монет. И тот подумал: «Слава Богу! Если бы со мной был мой друг, мне бы пришлось с ним делиться». Когда одному из них стало немного лучше, он пошел к брамину и спросил его: «Какова же была причина того, что мне так не повезло по пути к храму, и мне сломали ногу, а моему другу, когда он направлялся к веселым местам, так повезло, и он нашел кошелек с золотом?» Брамин ответил: «Причина здесь в том, что ты в своей предыдущей жизни сделал что-то очень плохое, и тебя должны были убить. Причем не просто убить, а повесить, чтоб каждый видел. Однако случилось так, что тебе просто разбили ногу. А твой друг в своей прошлой жизни сделал что-то очень хорошее и должен был стать царем, но из-за его теперешних грехов случилось так, что он лишь нашел кошелек с золотом». «Если мы будем верить в эту идею, — говорит Хазрат Инайят Хан, — то мы должны прежде всего понять, где кончается плохое и начинается хорошее. Даже глубокому мыслителю никогда не удавалось провести черту между добром и злом. Какие же различия, с точки зрения этой идеи, мы найдем между добром и злом, если посмотрим на них пристальнее? Никаких, кроме различия в степени и в точке зрения. То, что кажется добром одному человеку, для другого выглядит совсем иначе, и со злом дело обстоит также. Да и всякое зло, на взгляд видящего, покажется меньшим добром, которое, если сравнить его с добром большим, будет от него отличаться и потому называться злом. А если бы колесо рождения и смерти зависело от причины и следствия, то тогда, я бы сказал, оно должно было бы двигаться вечно, и конца бы ему не было видно. Согласно такой доктрине, нас бы притягивало к земле не только наказание за наши грехи, но и награда за добро, которое мы сделали. Даже если бы мы и не желали себе награды, мы не могли бы остановить это колесо, ибо у нас не было бы сил идти против закона природы. Какое это беспомощное состояние! И ни Бог не мог бы вмешаться в наши дела так, чтобы остановить его своей всемогущей властью, ни мы сами, беспомощные существа, не смогли бы сделать этого, повинуясь закону причины и следствия. Опять же, мы видим, что все существующее может быть уничтожено каким-либо другим предметом или субстанцией. Нет такой ржавчины, которую нельзя было бы удалить каким-нибудь химическим раствором. Нет такой записи, которую нельзя было бы соскоблить с бумаги, и даже если бы она была вырезана на камне, ее можно было бы стереть. Человек, повелитель всего творения, открыл средства для уничтожения всего, и было бы весьма удивительно, если бы он не смог найти способа стереть деяния жизни, оттиски кармы так, чтобы избежать колеса рождения и смерти, коль скоро он заявляет, что ему известно все на земле и утверждает, что разрешил все тайны небес».
«Некоторые верующие, — продолжает свою мысль автор, поддерживают идею перевоплощения таким образом: «Бог справедлив. Есть много таких, кто ром, слеп или несчастлив в жизни, и это — их наказание за проступки, котррые они совершили ранее, в предыдущем воплощении. Если бы это было не так, то это было бы несправедливостью со стороны Бога». Автор считает, что это нельзя считать справедливым, и такие мысли в корне неверны, так как это делает Бога только «счетчиком», а не Любящим, и ограничивает Его в Его справедливости так же, как судью связывает закон. «Судья — это раб закона, прощающий — повелитель закона. По сути дела, в нас самих, ограниченных как мы есть, заключено милосердие, поэтому, если бы кто-нибудь сделал что-нибудь против нас, мы бы могли это простить. ...Даже если бы сын причинил матери много горя, окажись он в беде, ему всего лишь нужно будет сказать: «Мама, я поступил так, но ты единственный человек, к которому я могу прийти за сочувствием», и она тогда скажет: «Дитя мое, я прощаю тебя, хотя в свое время ты огорчил меня». Если в нас, наполненных погрешностями и ошибками, есть эта маленькая искорка милосердия, унаследованная от Бога, и мы можем прощать, как же мы можем думать, что Бог, самый Милосердный, будет подсчитывать наши преступления, словно судья? Ведь мы как маленькие дети перед Ним. Рассматривая Бога как личность, как можем мы думать, что Он, чья сущность — любовь, чье дело — любовь и кто сам есть любовь, может взвешивать наши действия подобно судье? Судья, если перед ним предстанет кто-нибудь, посмотрит в дело и скажет: «Я рассмотрел твое дело и говорю, что ты виновен. Я даю тебе шесть месяцев тюрьмы, или пять лет, или десять лет. Твое преступление очень тяжело и ты должен усвоить соответствующий урок, дабы не совершить преступления снова». Но если мы подойдем к слепым и хромым и спросим их: «Вас что, так наказали? Вам кто-нибудь сказал это?» — они ответят: «Нет. Никто нам ничего не говорил». И тогда как мы можем представить, что Бог мог быть настолько несправедлив, что наказал их, не сказав им ничего об их преступлении? Если бы мы возвращались, то тогда бы каждый появляющийся на свет ребенок должен был бы знать, кем он был раньше. Если некоторые люди в исключительных случаях вроде бы чувствуют, кем они были раньше в предыдущей жизни, то это, возможно, обман, иллюзия или способ приобрести известность, заявляя, что тебе известно то, чего не ведают другие».
Хазрат Инайят Хан говорит о том, что уж коль скоро Бог — самый милосердный, Он не мог бы управлять нами при помощи закона, лишенного любви и сострадания, ведь иногда даже люди забывают и прощают чужую вину под влиянием любви и сострадания, невзирая на закон, разум и логику. «Бог — это любовь, а не закон. Любовь в своем низшем проявлении превращается в закон, образуя привычки, хотя это не закон управляет любовью, но любовь управляет законом».
Идея прощения есть результат нашей идеализации Бога. Насколько мы Бога идеализируем, таким он и оказывается. Иногда грехи всей жизни возможно смыть в одно мгновение; а иногда из-за одного греха можно потерять добродетель и набожность всей жизни.
«Рассказывают, что Моисей, когда шел к горе Синай, встретил очень благочестивого человека, и тот сказал ему: «Моисей, расскажи Богу обо мне. Всю свою жизнь я был благочестивым и добродетельным, и молился Богу и не получил ничего, кроме бед и неудач». Несколько позже Моисей встретил на дороге еще одного человека. Тот сидел с бутылкой вина. И крикнул он ему: «Куда ты идешь, Моисей?» — «К горе Синай», — был ответ. Тогда тот человек выкрикнул, ибо был пьян: «К горе Синай? Тогда расскажи Богу обо мне!» Моисей пришел на гору Синай и рассказал Богу о благочестивом человеке, которого встретил по пути. Бог ответил: «Для него есть место в раю». Затем он рассказал Богу о пьянице, и Бог ответил: «Он будет отправлен в самый что ни на есть наихудший уголок ада».
Моисей пошел обратно и встретил сначала пьяницу. Он сказал ему: «Бог говорит, что тебя отправят в самый, что ни на есть, наихудший уголок ада». Пьяница сказал: «Бог говорил обо мне?» — и это его так обрадовало, что он не мог удержаться и начал танцевать — словно бедняк, который обрадовался, услышав, что царь говорил о нем, пусть даже ничего хорошего. Тогда он сказал: «Как счастлив я, что Он, Создатель и Повелитель вселенной, знает меня, великого грешника!» Затем Моисей передал благочестивому, что ему рассказал Бог. И тот ответил: «Почему нет? Я провел всю свою жизнь в поклонении Богу и благочестии, я жертвовал всем в жизни и потому я должен получить то, что сказал Он». Когда умерли и пьяница, и благочестивый, Моисею захотелось узнать, что с ними сталось. Он пошел на гору Синай и спросил Бога о них. Бог ответил: «Благочестивый — в аду, а пьяница — в раю». Моисей подумал: «Разве может Бог нарушить свое слово?» Бог ответил: «Радость пьяницы от того, что Мы говорили о нем, стерла его грехи. А добродетель благочестивого ничего не стоила. Почему он не мог удовлетвориться тем, что Мы заставляли солнце светить и посылали на землю дождь?»
Если бы кому-нибудь случилось взвесить свои праведные поступки и миллиарды Божьих милостей, то все эти праведные поступки каждого мига его жизни были бы несравнимы с одним моментом милости Божьей. Поэтому поклоняющийся Богу забывает о своих праведных делах, наблюдая только милость Бога. Как говорил Амир: «Когда благочестивый искал возлюбленного Бога среди правоверных, Его милосердие крикнуло: «Поди сюда. Я занят у грешников, прощая им их грехи»».
Существует теологическая сторона теории перевоплощения. В теории реинкарнации человек определяется по душе, в теории воскресения — по телу. Две эти самоидентификации исключают одна другую. Если нас действительно ожидает воскресение, и в то же время возможно вторичное воплощение душ, то кто мы тогда вообще такие? Как можно представить, что один и тот же человек восстает в трех или даже во многих сотнях тел? Христиане и мусульмане категорически исключают возможность перевоплощения, и прежде всего по этой причине реинкарнация формально логически не увязывается с воскресением.
Несовместимость этих подходов очевидна и тем, кто смотрит на иудаизм через призму науки. Так, исследователь Талмуда профессор Эфраим Урбах пишет в своей книге «Мудрецы Талмуда»: «Вера в воскресение мертвых считается принятой уже во второй книге Маккавеев. Автор книги вкладывает в уста мучеников времени Антиоха следующую фразу: «Мы предпочитаем принять смерть от рук человеческих и лелеять надежду, данную от Бога, что Его рукой будем мы воскрешены; тебе же нет возврата к новой жизни» (7. 13-14). Как объяснить угрозу лишения мира будущего, высказанную в адрес говорящего, что не существует воскрешения мертвых». Здесь-то и проявляется разница между «миром будущим» и «воскрешением мертвых». Воскрешение означает возврат души в тело и его оживление, оно основано на идее единства души и тела и «не имеет ничего общего с эллинистическими представлениями о бессмертии души, в основании которых лежит именно решительный конфликт между душой и телом, ее темницей, откуда она жаждет вырваться. На этом воззрении основан платоновский миф переселения душ».
Тем не менее, несовместимость этого «мифа» с идеей воскресения, столь явно заметная для христиан, мусульман, совершенно ускользает от еврейского взгляда.
По мнению других исследователей, рассматривающих идею реикарнации в связи с мировыми религиями, вера в перевоплощение души не является исключительно прерогативой буддизма. Некоторое число христиан уже прониклось всей серьезностью теории реинкарнации или перевоплощения в иудаизме. Возникает закономерный вопрос: если вера в реинкарнацию присутствует в иудаизме, почему она не перекочевала в христианство?
Можно говорить о каких-то общих положениях буддизма и иудаизма. И у буддистской, и у еврейской концепций есть общая точка соприкосновения в том, что существует тонкое нематериальное сознание, субстанция, которая не умирает. И поскольку это сознание — единственное, что люди могут взять с собой в будущее, необходимо самым наилучшим образом прожить настоящую жизнь, чтобы улучшить состояние этого сознания. Оно, это тонкое сознание, заключает в себе не информацию о каких-либо фактах из прошлой жизни, а, скорее, отпечаток наших качеств, и проявляется оно через состояние интуиции. По этой причине ощущение «дежа вю» — чувство, будто вы уже побывали в каком-то месте или ситуации, — обычно возникает на уровне интуиции, как ощущение какого-то знакомого качества, а не как память о фактах или числах. Здесь уместно выявить предпосылки того, что называют медитацией. Даже в обычной жизни неподготовленное сознание находится в естественном неконтролируемом состоянии и часто перескакивает с одного объекта внимания на другой. После смерти это усиливается в так называемом промежуточном состоянии. В подобном состоянии сознание может притягивать всевозможные условия, предпосылки следующего воплощения и той среды, которая формируется под влиянием различных кармических влияний из предыдущих воплощений. Такой процесс часто называют «неконтролируемым перевоплощением». Таким образом, одна из целей буддистских медитаций заключается, по мнению некоторых исследователей, в том, чтобы достичь наибольшей стабильности сознания и уменьшить число негативных кармических влияний, чтобы избежать наихудшего неконтролируемого перевоплощения.
Как уже говорилось выше, существуют свидетельства того, что первые христиане. Так, теория перевоплощения продолжала функционировать в кельтских землях Западной Британии в течение многих веков (например, в учениях ирландского философа Иоганнеса Скотта Эри- гена, который говорил, что, в конце концов, все души, человеческие и души животных и др., сольются воедино и будут пребывать в блаженном состоянии Просветления). Вера в реинкарнацию сохранилась в ранних образчиках кельтского фольклора. Но, тем не менее, вера в прошлые и будущие жизни была исторгнута из западноевропейского христианства в результате жестокого искоренения кафаров (альбигенсов) в XIII в. Причина столь яростного противления европейских церквей теории перевоплощения кроется, по-видимому, в том, что в то время все они находились под влиянием Римской империи. Последние императоры как западной, так и византийской частей Римской империи, были тиранами, которые владели телами и душами своих подчиненных. Любой человек, откалывавшийся от них, приговаривался к медленной мучительной смерти.
Любое учение о том, что человек способен обрести спасение вне церкви, приравнивалось к ереси. Кельтская церковь была одной из тех немногих, которая смогла избежать, этого. Ее учения более походили на первообразные и соответствовали Божественным замыслам и не допускали проникновения авторитарных садистских методов. Можно отметить также некоторую схожесть положений буддизма и кельтской церкви. Поскольку вера в реинкарнацию была вычеркнута из западной культуры, достаточно трудно понять, какие концепции она в себя включала.
Связь с теорией реинкарнации обнаруживается и в каббалистическом учении. Несмотря на то, что большая часть иудейских мыслителей отказалась принять теорию перевоплощения, каббалисты приняли его с энтузиазмом. Перевоплощение души в другом человеке или животном известно в иврите под названием «гильгуль ганефеш» (букв, «круговращение души»), оно естественно и логично последовало за идеей бессмертия души и дополнило ее. Теория перевоплощения будоражила умы многих еврейских мыслителей и в настоящее время она остается популярной темой еврейской литературы. Доказательством тому служат многочисленные истории об одержимых бесами и экзорцизме. Основаны* они на теории существования одиноких душ, входящих в иные тела, которые принадлежали бывшим грешникам в прежних жизнях, по мению многих философов, смысл идеи перевоплощения заключается в том, что душа, находящаяся сейчас в определенном теле, могла находиться в теле другого человека когда-то раньше. Теории перевоплощения обнаруживаются во многих религиях и культурах, древних и современных, однако прямых ссылок на такую идею нет в Библии или Талмуде.
В иудаизме эта идея появилась в VIII в. среди караимов. В иврите перевоплощение обычно,обозначается термином гильгуль (вращение), т. е. душа «вращается» в истории из одного тела в другое. Самое раннее упоминание об этом учении находится у Саадии [882-942] («Веры и мнения», VI. 8). Саадия пишет: «Все же я должен сказать, что обнаружил некоторых людей, называющихся иудеями, исповедующих учение метемпсихоза, которое они называют теорией «перемещения» душ. Этим они подразумевают, что дух Реувена перемещается к Симеону, а затем к Леви, а затем к Иуде. (Имена употребляются в обобщенном смысле, как, например, Том, Дик и Гарри; речь не идет о сыновьях Иакова.) Многие из них- заходят так далеко, что утверждают, будто дух человека может войти в тело животного, а дух животного в тело человека, и другие подобные нелепицы и глупости».