Из исследований хроники Акаши
Р У Д О Л Ь Ф Ш Т Е Й Н Е Р
ПЯТОЕ ЕВАНГЕЛИЕ
Из исследований хроники Акаши.
GA 148
Восемнадцать лекций, прочитанных в 1913-1914 г.г.
В разных городах
Перевод с немецкого Игоря Маханькова и Олега Погибина.
В циклах лекций о четырех Евангелиях Рудольф Штейнер дал своим слушателям глубокий взгляд на спиритуальное содержание этого откровения. В течение этой лекционной деятельности были представлены также результаты духовнонаучных исследований исторической жизни Иисуса из Назарета до Его Крещения на Иордане. Результаты своих исследований Рудольф Штейнер обозначил как «Пятое Евангелие» или «Евангелие познания».
В КАЧЕСТВЕ ВСТУПЛЕНИЯ
Прочитанные в разных городах в 1913 и1914г.г. лекции о Пятом Евангелии занимают среди всех выступлений Духовного Исследователя совершенно особое место. О том, какое внутреннее сопротивление приходилось ему преодолевать, когда предстояло заговорить об этих предметах, говорит сам Рудольф Штейнер. Однако он пошел на это, понимая меру своей глубочайшей ответственности и долга в отношении всего того, что должно быть подготовлено именно в нашу эпоху, а также в осознании величайшей необходимости того, чтобы как раз теперь эти факты оказались включены в развитие Земли.
Рудольф Штейнер не таит от нас, насколько ему было непросто, с какими трудностями пришлось столкнуться, извлекая из хроники Акаши те образы, что относятся к христианству. Духовные исследования в отношении Пятого Евангелия были ему особенно дороги. Ему пришлось взвалить на себя крест этих выступлений, несмотря на то, что ему уже пришлось столкнуться с ненавистью противников, когда достоянием общественности сделалось кое-что из тайны относительно двух мальчиков Иисусов, которая ведь также относится к Пятому Евангелию.
Когда 20 сентября 1913 года, в решающий час мировой истории, в основание Первого Гетеанума был заложен Камень Основы, Рудольф Штейнер дал содержанию этих лекций название «Пятое Евангелие». За закладкой Камня Основы последовали выступления о Пятом Евангелии в Осло и в других городах. Две лекции на эту тему, прочитанные в Кельне, вышли в свет еще при жизни Рудольфа Штейнера под заглавием «Мистерия Голгофы».
Незадолго до смерти г-жа Мария Штейнер приняла решение опубликовать цикл, прочитанный в Христиании, в своей собственной редакции. Это было связано с ее пониманием и убежденностью в том, что как раз наше время настоятельно требует того, чтобы эти доклады стали доступны широким кругам ищущих людей, чтобы доверить их этим людям. Просим же Вас, уважаемые читатели, надлежащим образом отнестись к тайнам Пятого Евангелия, как просил об этом своих слушателей Рудольф Штейнер!
Эрнст Вайдман.
СОДЕРЖАНИЕ.
ПЯТОЕ ЕВАНГЕЛИЕ. ИЗ ИССЛЕДОВАНИЙ ХРОНИКИ АКАШИ
Христиания (Осло). Первая лекция. 1 октября 1913г. (пер. О. Погибина).
Христиания (Осло). Вторая лекция. 2 октября1913г (пер.О. Погибина).
Христиания (Осло). Третья лекция. 3 октября 1913 г. (пер. О. Погибина).
Христиания (Осло). Четвертая лекция. 5 октября 1913 г. (пер. О. Погибина).
Христиания (Осло). Пятая лекция. 6 октября 1913 г. (пер. О. Погибина)
ПЯТОЕ ЕВАНГЕЛИЕ
Берлин. Первая лекция. 21 октября 1913г. (пер. И. Маханькова)
Берлин. Вторая лекция. 4 ноября 1913г. (пер.И. Маханькова).
Берлин. Третья лекция. 18 ноября 1913г. (пер. И. Маханькова).
Берлин. Четвертая лекция. 6 января 1914 года (пер. И. Маханькова)
Берлин. Пятая лекция. 13 января 1914 года (пер. И. Маханькова)
Берлин. Шестая лекция. 10 февраля 1914 года (пер. И. Маханькова)
ПЯТОЕ ЕВАНГЕЛИЕ
Гамбург. 16 ноября 1913 года (пер. И. Маханькова)
ПЯТОЕ ЕВАНГЕЛИЕ
Штутгарт. Первая лекция. 22 ноября 1913 года (пер. И. Маханькова)
Штутгарт. Вторая лекция. 23 ноября 1913 г. (конспект) (пер. И. Маханькова)
ПЯТОЕ ЕВАНГЕЛИЕ
Мюнхен. Первая лекция. 8 декабря 1913 года (пер. И. Маханькова)
Мюнхен. Вторая лекция. 10 декабря 1913 года (пер. И. Маханькова)
МИСТЕРИЯ ГОЛГОФЫ»
Кёльн. Первая лекция. 17 декабря 1913 года (пер. О. Погибина)
Кёльн. Вторая лекция. 18 декабря 1913 года (пер. О. Погибина)
Приложения:
Макрокосмический «Отче наш». Автограф
Из записной книжки Рудольфа Штейнера
Из «Воспоминаний о Штейнере» Андрея Белого
К истории русских переводов «Пятого Евангелия»
Предисловие Олега Погибина к изданию лекций «Пятого Евангелия» 1967 года
Примечания
ПЯТОЕ ЕВАНГЕЛИЕ.
Из исследований хроники Акаши
Первая лекция.
Октября 1913 г.
Тема, на которую я собираюсь говорить в эти дни, является для меня исключительно важной, особенно принимая во внимание многие обстоятельства настоящего времени. И я хотел бы с самого начала подчеркнуть, что ее содержание как «Пятое Евангелие» взято не из какой-нибудь склонности к сенсации или тому подобным вещам, но я надеюсь показать, что в определенном смысле, причем в смысле, который нам должен быть особенно важным в наши дни, действительно может быть сказано о таком Пятом Евангелии, и что для того, что под этим подразумевается, действительно не подойдет никакое другое наименование лучше, чем наименование «Пятое Евангелие». Записи этого Пятого Евангелия, как вы услышите, в настоящее время еще не существует, но в будущем оно, несомненно, будет дано человечеству также и в определенной письменной форме. И все же в некотором смысле можно было бы сказать: это Пятое Евангелие так же старо, как и четыре других Евангелия.
Чтобы я мог говорить об этом Пятом Евангелии, надо, чтобы сегодня в своего рода введении мы усвоили некоторые важные пункты, которые необходимы для полного понимания того, что мы хотим теперь называть Пятым Евангелием. Я хотел бы начать с того, что действительно недалеко уже то время, когда и в низших школах, в самом примитивном преподавании наука, которую обычно называют историей, будет преподаваться иначе, чем она преподавалась до сих пор. Именно ближайшие дни должны нам это некоторым образом доказать, в историческом обозрении будущего и даже уже в элементарнейших исторических обозрениях понятие о Христе, представление о Христе будет непременно играть совсем иную, более важную роль, чем оно играло до сих пор. Я знаю, что этой фразой я, собственно, высказываю нечто чрезвычайно парадоксальное. Разве мы не можем оглянуться на совсем не столь отдаленные от нас времена, когда бесчисленные сердца обращали свои чувства и ощущения ко Христу образом гораздо более интенсивным, чем это происходит сегодня даже среди образованнейших его последователей западных стран Европы? Совсем иначе, возвышеннее происходило это в истекших временах. Кто следит за печатным словом настоящего времени, кто размышляет о том, чем главным образом интересуется современный человек, к чему обращено его сердце, тот получит впечатление, что представление о Христе теряет у него силу энтузиазма и горение ощущения, особенно там, где проявляется определенное, вытекающее из условий настоящего времени, притязание на просвещение. И, тем не менее, наше время, как я это сейчас подчеркнул, должно работать в том направлении, где представление о Христе в истории человечества, в обзоре истории человечества, сможет в недалеком будущем играть гораздо более значительную роль, чем это было до сих пор. Не кажется ли это совершенным противоречием?
А теперь подойдем к вышесказанному с другой стороны. Мне приходилось часто говорить и здесь, в этом городе, о значении и содержании самого представления о Христе. В книгах и циклах лекций, которые находятся и здесь, мы находим многочисленные изложения о тайнах существа Христа и такого представления о Христе. Всякий, усваивающий себе сказанное в лекциях, в циклах и вообще в нашей литературе, должен получить представление, что для полного понимания существа Христа необходимо сильное, большое внутреннее вооружение, что надо взять на помощь глубочайшие понятия, представления и идеи, если хочешь подняться к полному пониманию того, чем является Христос и чем является импульс, который прошел через столетия как импульс Христа. Можно было бы даже представить себе, если бы другие факты не говорили обратное, что для того, чтобы подняться к правильному постижению Христа, необходимо знать всю теософию или антропософию. Но помимо этого, если мы взглянем на духовное развитие истекших столетий, от столетия к столетию нам выступает навстречу то, что существует как подробная, углубленная наука, которая должна была бы предназначаться для постижения Христа и его явления. На протяжении столетий применяли люди ее высшие и значительнейшие идеи, чтобы понять Христа. Также и из этого могло бы показаться, что значительнейшая интеллектуальная деятельность человека была бы достаточна, чтобы понять Христа. Так ли это в действительности? То, что это не так, нам может доказать совсем простое рассуждение.
Положим как бы на духовные весы всё, что до сих пор дали нам для постижения Христа ученость, наука, также и антропософское понимание понятия о Христе. Положим все это на одну чашу духовных весов, на другую же положим мысленно все те глубокие чувства, все те импульсы в душах людей, которые на протяжении столетий направлялись к тому, кого называют Христом, и мы найдем, что чаша со всей этой наукой, всей ученостью и даже самой антропософией, которую мы можем привести для пояснения Христа, быстро подымается; все же глубокие чувства и импульсы, которые притягивали людей к существу Христа, к явлению Христа, глубоко, глубоко опустят чашу весов. Без преувеличения можно сказать, что огромен деятельный импульс, исшедший от Христа, и что знание о Христе меньше всего содействовало этому деятельному импульсу. Поистине, плохо обстояло бы с христианством, если бы люди, чтобы придерживаться Христа пользовались бы всеми учеными толкованиями Средневековья, схоластики и отцов церкви, а также, если бы люди нуждались только во всем, что благодаря антропософии мы можем привнести сегодня для постижения идеи Христа. Поистине, мало было бы всего этого. Я не думаю, чтобы кто-нибудь, кто беспристрастно рассматривает ход развития христианства на протяжении столетий, мог бы возразить что-нибудь серьезное против этой мысли. Но еще точнее мы можем приблизиться к этой мысли с другой стороны.
Бросим наш взгляд на времена, когда еще не существовало никакого христианства. Достаточно напомнить лишь о том, что большинству присутствующих здесь душ, наверное, не ново. Мне достаточно напомнить, что в Древней Греции греческая трагедия, особенно в ее наидревнейших формах, представляя борьбу божества или человека, в душе которого выступал борящийся бог, делала непосредственно созерцаемым на сцене всё божественное вершение. Достаточно указать на Гомера, полностью пропитавшего свои значительные поэмы вершением духовного, достаточно указать на великие образы Сократа, Платона, Аристотеля. В определенной области с этими именами перед нашими душами выступает духовная жизнь высочайшей степени. Если мы, игнорируя всё остальное, обращаемся лишь к одному облику Аристотеля, деятельность которого протекала за столетия до основания христианства, то навстречу нам выступает нечто, что в определенном смысле не превзойдено и вплоть до нашего времени. И этим высочайшим, до сих пор непревзойденным, что уже тогда было достигнуто человеческим мышлением, являются еще и сегодня великое мышление, и образование логики Аристотеля.
Теперь поставим себя на мгновение перед странной гипотезой, которая необходима для следующих дней. Представим себе, что не существовало никакого Евангелия, из которого мы могли бы что-нибудь узнать об облике Христа. Допустим, что первые документы, находящиеся сегодня в руках человечества как Новый Завет, никогда бы не существовали. Допустим, не было бы никаких Евангелий, пройдем как бы мимо всего, что сказано об основании христианства, постараемся лишь рассмотреть движение христианства как исторический факт; постараемся взглянуть на то, что произошло среди людей в течение уже христианских веков. Итак, помимо Евангелий, Деяний апостолов, Посланий Павла и так далее, рассмотрим лишь происшедшее фактически. Конечно, это лишь гипотеза. Что же произошло во времена, протекшие после основания христианства, и те, что были до этого события?
Если сначала мы обратим свой взгляд на юг Европы, то в определенный момент высочайшего духовного развития, которое мы сейчас вызвали перед своей душой в его представителе Аристотеле, встретим высоко развитую духовную жизнь, которая в последующих столетиях подверглась еще особой разработке. Да, в то время, когда начался исторический путь христианства, на юге Европы существовали многочисленные образованные люди, люди, воспринявшие духовную жизнь Греции. Прослеживая развитие христианства вплоть до Цельса* — этого удивительного человека, бывшего столь пылким противником христианства — и еще далее, на юге Европы, на греческом
и италийском полуостровах вплоть до II, III христианских веков мы встретим людей высокого духовного образования, многочисленных людей, усвоивших себе высокие идеи, которые мы находим у Платона, острый ум которых действительно является как бы продолжением остроты ума Аристотеля; тонкие и сильные умы с греческим образованием, римляне с греческим образованием, которые к тонкой духовности этого греческого образования привнесли агрессивное, личное начало римского духа.
(* Цельс (2-й век до Р.Х.), опровергнут Оригеном. - О.П. (здесь и далее под инициалами «О.П. даны комментарии О.Погибина).
В этот мир вступает христианский импульс. Этот христианский импульс был в то время таков, что мы можем сказать: в смысле интеллектуальности, в смысле знания о мире, которое несли в себе многочисленные представители греко-римского образования, представители христианского импульса выступают поистине как необразованные люди. В среду мира зрелой интеллектуальности внедряются люди без образования. И перед нами странное зрелище: эти простые, примитивные натуры, носители первого христианства, довольно быстро распространяют христианство на юге Европы. И если в наши дни, обогащенные тем пониманием христианства, которое мы получили, скажем, благодаря антропософии, мы подойдем к этим простым, примитивным натурам, распространявшим в то время христианство, то должны будем сказать себе: эти примитивные натуры, носители христианского импульса тех времен, которые втеснились в высоко развитое греческое просвещение, о существе Христа — будем иметь в виду более простые понятия о Христе, уже совсем не касаясь великой мысли Христа космического, которая должна теперь раскрыться благодаря антропософии, — ничего этого не понимали. Им нечего было нести на рынок греко-римской жизни кроме личной сердечной проникновенности, которую они выносили в себе как личное отношение к возлюбленному ими Христу; потому что именно это своё отношение они возлюбили как члена любимой семьи. Люди, несущие в тогдашний греческий и римский мир христианство, которое формировалось затем до нашего времени, не были образованными теологами или теософами, вообще не были образованными. И хотя образованные теософы того времени, гностики, и подымались к высоким идеям о Христе, но и они могли дать лишь то, что следует положить на быстро подымающуюся чашу весов. Если бы христианство зависело только от гностиков, то определенно оно не шествовало бы по миру с таким триумфом. То, что надвинулось с Востока и сравнительно скоро отстранило старый греческий и римский мир, не являлось какой-нибудь особо проработанной интеллектуальностью. Таково положение дел, рассмотренное с одной стороны.
Рассмотрим его с другой стороны. Взглянем на интеллектуально высоко стоящих людей, начиная с Цельса, врага христианства, уже тогда поднявшего против него всё, что еще и сегодня можно было бы привести, и до философа на троне Марка Аврелия. Взглянем на тонко образованных неоплатоников, уже тогда принесших идеи, по отношению к которым теперешняя философия является детской забавой и которые высотой и широтой своего кругозора далеко превосходят идеи настоящего времени. Взглянем на всё, что эти умы приводили против христианства, проникнемся тем, что эти в греческом и римском духе интеллектуально высоко стоящие люди могли высказать против христианства, и тогда мы получим следующее впечатление: все они не поняли импульса Христа. Мы видим: носители христианства, благодаря которым оно распространяется, о сущности христианства ничего не понимают; против него борется высокая культура, которая ничего не может постичь из того, чем является импульс Христа. Странно вступление христианства в мир: духа его ни его приверженцы, ни противники не понимают. И, тем не менее, люди несли в душе силу, чтобы привести этот импульс Христа к его победоносному вступлению в мир.
Взглянем теперь на тех, выступление которых за христианство, как у Тертуллиана, является более значительным. В нем мы встречаем римлянина, который, поскольку мы принимаем во внимание его речь, действительно является почти что новым творцом римского языка. Меткость и верность, с которой он чеканил новые слова, выдают в нем значительную личность. Но когда мы спросим себя: «Как же обходится Тертуллиан с идеей Христа?», то положение здесь становится иным. Тогда мы находим, что он проявляет довольно мало интеллектуальности и духовной высоты. Также и защитники христианства не в состоянии достичь многого. И все же они деятельны, деятельны как личности — такие люди как Тертуллиан, доводы которого действительно неубедительны для образованных греков. Чем-то иным увлекает он. Чем же? В этом как раз и заключается суть дела! Почувствуем, что здесь действительно перед душой возникает вопрос! Чем же сильны носители Христова импульса, которые сами не понимают чем, собственно, является импульс Христа? Каким образом действуют христианские отцы церкви — вплоть до самого Оригена, — промахи которых замечаешь? Что же греко-римское просвещение не может понять в сущности Христова импульса? Что это?
Но пойдем дальше. Это явление выступает перед нами еще острее, когда мы рассматриваем историческое становление. Мы видим надвигающиеся столетия, в течение которых в пределах европейского мира христианство распространяется среди народов, которые, как германские, исходят из совершенно иных религиозных представлений, которые в их религиозных представлениях являются как народы единством или, по крайней мере, кажутся таким единством и которые, тем не менее, с полной силой приняли это христианство, как если бы оно было их собственной жизнью. И если мы взглянем на деятельнейших вестников веры германских народов, — были ли они схоластически-теологически образованными людьми? — Нисколько и ни в какой степени! Обладая относительно примитивной душой, они шли в народ и примитивным образом говорили к людям, пользуясь ближайшими, повседневными представлениями, но которые непосредственно захватывали их сердца. Они умели сочетать слова так, что они затрагивали глубочайшие струны тех, к кому были обращены. Повсюду ходили простые люди и как раз они действовали наиболее значительно.
Таковым мы видим распространение христианства в течение столетий. А позже нас удивляет, как это самое христианство дает повод к значительной учености, науке и философии. Не будем недооценивать эту философию, но сегодня обратим наш взгляд на то странное явление, что вплоть до Средневековья среди народов, душевный склад которых до тех пор являл совершенно иные формы представлений, христианство распространяется таким образом, что вскоре становится полным содержанием их души. Уже не в столь отдаленном будущем, говоря о распространении христианства, можно будет указать и на многое другое. Говоря о действии христианского импульса, можешь быть легко понят, когда указываешь, каким образом в определенное время показали себя как бы плоды распространения христианства, когда можешь сказать: это христианское учение, это распространение Христова импульса вызывало восторг и воодушевление. По мере же приближения к нашим векам это через все Средневековье распространяющееся христианство предстает нам как бы угасающим.
Взглянем на Коперника, на всю естественную науку новых времен до глубины XIX века. Могло бы показаться, что естественная наука, то, что со времени Коперника прорабатывалось духовной жизнью Запада, работало против христианства. Внешние факты могут укрепить это мнение. Вплоть до 20-х годов XIX века католическая церковь, например, держала Коперника в так называемом индексе. Она усматривала в нем своего врага. Но это вещи внешнего порядка. Это все же не мешало Копернику быть каноником. И если католическая церковь и сожгла Джордано Бруно, это не мешало ему быть" доминиканцем. Оба они пришли к своим идеям как раз из христианства. Они действовали из христианского импульса. Плохо понимает это положение тот, кто, желая придерживаться утверждений церкви, думал бы, что это не являлось плодами христианства. Приведенные факты лишь доказывают, что церковь очень плохо поняла плоды христианства. И ей потребовалось время вплоть до XIX века, чтобы понять, что идеи Коперника не подавить индексом. Кто смотрит на вещи глубже, должен будет все же признать, что все, совершенное народами даже в позднейшие века, является результатом, следствием христианства, что благодаря христианству, как это произошло посредством Коперника и Джордано Бруно, взор людей обратился от Земли к небесным далям. Это было возможно только в пределах христианской культуры и только благодаря христианскому импульсу.
И рассматривающему духовную жизнь не только на поверхности, а в глубинах, открывается нечто, что, будучи высказано, покажется совершенно парадоксальным, но что, тем не менее, верно. Такому более глубокому рассмотрению как раз кажется невозможным появление Геккеля, каким он предстает во всей его враждебности ко Христу без того, чтобы он не возник из христианства. Эрнст Геккель без предпосылки христианской культуры совершенно немыслим. И всё новейшее развитие естественных наук, как бы оно ни старалось развивать враждебность к христианству, вся эта естественная наука есть дитя христианства, прямое продолжение христианского импульса. Когда молодая естественная наука преодолеет все свои детские болезни, человечество, наконец, поймет, что это значит, когда последовательно прослеженный путь этой новой естественной науки действительно приводит к духовной науке и существует действительно последовательный путь от Геккеля к духовной науке. Когда это будет понято, будет понято и то, что Геккель является полностью христианским умом, хотя сам он об этом ничего не знает. Христианские импульсы дали не только то, что называли и называют христианством, но также и то, что выступает как противоборствующее христианству. Эти вещи надо исследовать не только по их понятиям, но по их реальности, тогда неизбежно подходишь к их познаванию. Из дарвиновской теории развития, как вы это можете увидеть из моей небольшой статьи о «Реинкарнации и карме», ведет прямой путь к учению о повторных земных жизнях.
Для того чтобы по отношению к этим вещам обрести себе верную почву, необходимо уметь несколько непредвзято рассматривать вершение христианского импульса. Кто понимает дарвинизм, геккелизм и кто сам немного проникся тем, чего еще совсем не знает Геккель — Дарвин, еще кое-что знал об этом, — что движение дарвинизма было возможно только как христианское движение, кто это понимает, тот совершенно последовательно подходит к идее реинкарнации. Кто же еще может взять на помощь определенную ясновидческую силу, тот таким путем совершенно последовательно приходит к духовному происхождению человеческого рода. Хотя это и кружной путь. но при наличии ясновидения — верный путь от геккелизма к духовному постижению земного происхождения. Но мыслима и другая возможность: когда берешь дарвинизм, каким он является сейчас, без того, чтобы быть проникнутым жизненными принципами самого дарвинизма, когда принимаешь дарвинизм как импульс и ничего не переживаешь в себе из более глубокого понимания христианства, которое тем не менее в дарвинизме заложено, тогда можешь прийти к чему-то очень своеобразному. Можешь прийти к тому, что благодаря такому духовному облику души одинаково мало понимаешь как в христианстве, так и в дарвинизме. Тогда можешь оказаться покинутым как добрым духом христианства, так и добрым духом дарвинизма. Когда же находишь этот добрый дух дарвинизма, то, как бы ни был материалистически настроен, прослеживая становление Земли в обратном направлении, приходишь к той точке, где познаешь, что человек никогда не развивался из низших форм животного, но он должен быть духовного происхождения. Приходишь обратно к тому моменту, когда видишь человека как духовное существо, словно парящим над земным миром. Вот к чему приведет последовательный дарвинизм. Когда же его покидает добрый дух, то можешь (двигаясь в обратном направлении и являясь приверженцем идеи реинкарнации) думать, что когда-то в прошлом, в какой-то земной реинкарнации и сам жил в облике обезьяны. Этому можешь верить только тогда, когда тебя покидает добрый дух как дарвинизма, так и христианства, тогда в обоих ничего не понимаешь, потому что с последовательным дарвинизмом такая вера не совместима. Это значит совершенно поверхностным образом перенести идею реинкарнации на материалистическую культуру, потому что от современного дарвинизма можно, конечно, отнять его христианское начало. Если так не поступаешь, то найдешь, что вплоть до наших дней дарвинистические импульсы рождаются из импульса Христа, что христианские импульсы деятельны и там, где их отрицают. Итак, перед нами не только то явление, что в первых веках в христианстве распространяется независимо от учености и знания его приверженцев и последователей, что в Средневековье оно распространяется так, что ученые отцы церкви и схоластики весьма мало могут этому способствовать, — перед нами еще и то парадоксальное явление, что христианство, как в противообразе, появляется и в дарвинизме. И в дарвинизме всё величие идей черпает свои силы из христианских импульсов. Заложенные в нем христианские импульсы сами выведут эту науку из материализма.
Поразительно обстоит дело с христианскими импульсами. Кажется, что при распространении этих импульсов ни интеллектуальность, ни знание, ни ученость, ни познание не играли никакой роли. Христианство, хотелось бы сказать, распространяется независимо от того, что бы люди ни думали «за» или «против»; словно обращенное в свою противоположность оно выступает даже в новейшем материализме. Что же распространяется здесь? Это — не христианские идеи, не христианская наука. Можно было бы еще сказать: распространяется моральное чувство, привитое христианством. Взглянем лишь на вершащую мораль этих времен, и мы найдем многое справедливым, что может быть приведено как ярый гнев представителей христианства против его действительных или мнимых противников. Также и мораль, проявлявшаяся в интеллектуально невысоко развитых душах, не сможет нам очень импонировать, если мы примем её во внимание даже там, где она действительно наиболее христианская. Что же распространяется здесь? В чем здесь странность? Что это, победоносно шествующее в мире? Спросим теперь об этом духовную науку, ясновидческое сознание! Что вершит в необразованных людях, вступающих с Востока в просвещенный эллинизм и римство? Что вершит в людях, принесших христианство в чуждый германский мир? Что вершит в современных материалистических естественных науках, учение которых как бы скрывает еще свой лик? Что вершит во всех этих душах, если это не интеллектуальные и даже не моральные импульсы? Что же это? — Это Сам Христос, идущий от сердца к сердцу, от души к душе, шествующий и действующий в мире независимо от того, понимают его души или нет в этом развитии в течение столетий!
Независимо от наших понятий и всей науки мы вынуждены указать на реальность, вынуждены указать как таинственен ход Христа во многих тысячах импульсов, принимавший облик в душах, проникающий и исполняющий собой тысячи и тысячи людей сквозь века. Это Сам Христос шествует в простых людях через греческий и италийский мир, он охватывает всё новые и новые человеческие души на Западе и на Севере. Это Сам Христос сопровождает позднейшие учения, несущие германским народам христианство; это он, действительный, истинный Христос, шествующий от одного места к другому, от души к душе, вступающий в души совершенно независимо от того, что о нем думают эти души. Я хотел бы привести тривиальное сравнение: сколько существует людей, ничего не понимающих в составе продуктов питания и которые все же питаются по всем правилам искусства. В сущности, пришлось бы умереть от голода, если бы перед принятием пищи необходимо было знание состава этой пищи. Способность питания не имеет ничего общего с пониманием продуктов питания. Распространение христианства на Земле не имело ничего общего с пониманием, которое несли ему навстречу. Это и есть поразительное. Здесь вершит тайна, которая сможет быть освещена только тогда, когда ответишь на вопрос: каким образом вершит Сам Христос в людских сердцах? И когда духовная наука, ясновидческое рассмотрение, ставит себе этот вопрос, она предстает тогда перед событием, которое, в сущности, только ясновидческим рассмотрением может быть действительно вскрыто, которое и внешне поистине находится в полном созвучии со всем, что я сегодня сказал. Мы увидим одно: прошло время, когда Христос вершил так, как я сейчас характеризовал; пришло время, и ему принадлежит будущее, когда люди должны будут понять, должны будут познать Христа.
Поэтому необходимо ответить себе также и на вопрос, почему нашему времени предшествовало другое, в котором импульс Христа мог распространяться без того, чтобы необходимо было его понимание, чтобы люди входили в это событие своим сознанием. Было только одно событие, благодаря которому это было возможно! Событием, на которое указывает ясновидческое сознание, является так называемое событие Пятидесятницы, ниспослание Святого Духа. Поэтому ясновидческий взгляд, побуждаемый верным в антропософском смысле Христовым импульсом, был сначала обращен к этому событию Пятидесятницы, к ниспосланию Святого Духа. Исследованию предстает сначала рассматриваемое ясновидчески это событие Пятидесятницы, которое с определенной точки зрения и будет описано.
Что произошло на Земле в это мгновение мирового развития, которое довольно непонятно представлено нам сначала как нисхождение на апостолов Святого Духа? Когда обращаешь к этому ясновидческий взор, исследуешь, что, собственно, тогда произошло, тогда получаешь духовнонаучный ответ на то, что имеется в виду, когда говорится: простые люди, какими и были апостолы, вдруг начали говорить на различных языках, возвещая из глубин духовного мира о том, что им надлежало сказать и в чем их не считали способными. Да, христианство, Христовы импульсы начали тогда распространяться так, что они не были зависимы от понимания людей, среди которых распространялись.
Тогда, беря начало в событии Пятидесятницы, на Землю излился поток Христовой силы, который сейчас был характеризован. Чем же было событие Пятидесятницы? Этот вопрос предстал перед духовной наукой и ответом на этот вопрос, духовнонаучным ответом на вопрос: чем было событие Пятидесятницы? — начинается Пятое Евангелие, и завтра с этого мы продолжим наши рассмотрения.
Вторая лекция