Слово подвижническое, в вопросах и ответах. 4 страница

83.

Как и помыслы, сатаною всеваемые почитаются исходящими из сердца.

Износит сердце и само из себя помышления добрыя и не добрыя: впрочем помышления не добрыя произращает оно не из естества своего, но иныя из них имеет оно потому, что память о не добром обратилась в ней в навык по причине прежних прельщений, большую же часть их, и при том наиболее злых, зачинает оно от злодейства демонов. Мы же все их чувствуем исходящими как бы из сердца; почему некия подумали, что в уме нашем вместе пребывают и благодать и грех, приводя в подтверждение сего и слова Господа: а исходящее из уст из сердца исходит, и это оскверняет человека. Ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния и проч. (Мф. 15, 18. 20). Не знают же они, что ум наш, по действу тончайшаго некоего чувства, и тех злых помыслов кои влагаются в него злыми духами, делается собственником; так как, по действу плоти, тело, падкое на угождение себе, на это паче, незнаем как, увлекает душу, по причине срастворения своего с нею; ибо плоть безмерно любит ласкательства прелести. По сей причине и помыслы, всеваемые в душу демонами, кажутся исходящими из сердца, усвояем же мы их себе, когда вожделеваем соуслаждаться ими: что укоряя Господь, как само божественное являет слово, и изрек вышеприведенныя глаголы. Ибо когда кто соуслаждается помыслами, лукавым сатаною в него всеваемыми и память о них как бы написует в своем сердце, не явно ли, что потом он из собственной своей произращает их мысли?

84.

Пример из Писания в объяснении, что благодать и диавол не могут вместе пребывать в сердце.

Господь говорит в Евангелии, что сильный не может быт извергнут из дома своего, если сильнейший его не свяжет его, не расхитит всего, что у него, и не выбросит его вон (Мф. 12, 29). Как же может, после такого посрамления, этот изверженный опять войти внутрь и пребывать там вместе с истинным домовладыкою, в своем доме упокоевающимся, как ему благоугодно? И какой царь, победив возставшаго против него тиранна, захочет, чтоб он вместе с ним вращался в его царских покоях? Не паче ли тотчас заколет его, или связав, предаст своим воинам на должайшее мучеше и жалчайшую смерть?

85.

Доказательство тогоже из опытов духовной жизни, или того, как благодать и грехе действуют в преуспевающем.

Если кто на том основании, что мы совместно помышляем и о худом и о добром, заключает что Дух Святый и диавол вместе обитают в уме, да ведает таковый, что сие случается с нами от того, что мы не вкусили еще и не увидели, яко благ Господь (Пс. 33, 9). Ибо на первых порах, как я и выше уж говорил, благодать сокрывает свое присутствие у крещаемых, ожидая произволения души; когда же всецело обратится человек к Богу, тогда она неизреченным некиим чувством открывает сердцу свое присутствие; и опять ожидает движения души, попуская между тем бесовским стрелам достигать до самой глубины ея чувства, чтоб она с теплейшим произволением и смиреннейшим расположением взыскала Бога. Если вследствие сего начнет наконец человек с твердою решимостию подвигаться вперед в соблюдении заповедей и непрестанно призывать Господа Иисуса; тогда огнь святой благодати простирается и на внешния чувства сердца, ощутительно поядая терния человеческой земли; от чего и бесовские советы и внушения далеко негде останавливаются от того места (где сердце с благодатию), лишь слегка затрогивая страстную часть души. Когда же человек подвигами во все облечется добродетели, и особенно в совершенную нестяжательность, тогда благодать все естество его озаряет в глубочайшем некоем чувстве, возгревая в нем теплейшую любовь к Богу; тогда и стрелы бесовския угасают еще вне телеснаго чувства, так как веяние Духа Святаго, сердце пополняет глубоким миром, огненныя же стрелы бесовския погашает еще когда оне несутся по воздуху. Впрочем и в сию меру достигшаго попускает иногда Бог подвергаться злому действию бесов, оставляя тогда ум его неосвещенным, чтоб самовластие наше не было совершенно связано узами благодати, не только того ради, что грех должен быть побежден подвигами, но и того, что человеку еще и еще надлежит преуспевать в духовной опытности: ибо что почитается совершенным в обучаемом, то несовершенно в сравнении с богатством обучающаго Бога в ревнующей о преуспеянии любви. хотя бы кто, трудясь над сим преуспеянием, взошел на самый верх показанной Иакову лествицы.

86.

Попущение Божие обучительное, и Божие отвращение наказательное.

Сам Господь говорит, что сатана спал с неба (Лк. 10, 18), чтоб не видел безобразный сей обиталищ Святых Ангелов: как же он, неудостоиваемый общения с добрыми рабами Божиими, может иметь общим с Богом обиталищем ум человеческий? Если и скажут, что это бывает по попущению; то этим не представят ничего доказательнаго. Ибо попущение обучительное никак не лишает душу божественнаго света, бывает же присем только то, что благодать, как я уже говорил, скрывает от ума свое присутствие, чтобы горечию бесовскою подвигнут душу со всем страхом и великим смирением взыскать помощи от Бога, испытывая в себе злое действие врага. Так мать дитя свое, безчинствующее по нехотению подчинятся уставам млекопитания, на краткое время спускает из обятий своих, чтоб оно, убоявшись окружающих его безобразных чужих людей, или зверей каких либо, в страхе великом и слезах, в матерния опять потянулось возвратиться обятия. По отвращению же Божию бывающее попущение душу, не хотящую иметь Бога в себе, предает бесам, как бы связанною. Но мы — не подметныя чада, нокак веруем, есьмы истинныя детища Божией благодати, редкими попущениями и частыми утешеньями ею млекопитаемыя, да под действием таковой ея к нам благостыни доспеем приидти в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4, 13).

87.

О действиях на душу попущения Божия обучительнаго и остав-ления Божия наказательнаго; и о том, как надо действовать при том и другом.

Попущение обучительное сначала поражает душу великою скорбию, чувством унижения и некоторою мерою безнадежия. чтоб подавить в ней тщеславие и желание изумлять собою и привесть ее в подобающее смирение. Но тотчас потом наводит оно в сердце умиленный страх Божий и слезную исповедь, и великое желание добрейшаго молчания. А оставление по отвращению Божию бывающее, оставляет душу самой себе, и она исполняется отчаянием и неверием, надмением и гневом. Надлежит убо нам, зная то и другое попущение и оставление, во время их приступат к Богу сообразно со свойствами каждаго из них: там благодарение и обеты должны мы приносить Ему, яко милостиво наказующему необузданность нашего нрава лишением утешения, чтоб отечески научить нас здраво различать доброе от худаго; а здесь непрестанное исповедание грехов, непрерывные слезы и большее уединение, да, хотя таким приложением трудов, возможем умолить и преклонить Бога призреть, как прежде, на сердца наши. Ведать впрочем должно, что когда, при обучительном попущении, бывает у души с сатаною борьба в схватке лицем к лицу, тогда благодать, хотя скрывает себя, но неведомым помоганием содействует душе, чтоб показать врагам ея, что победа над ними есть дело одной души,

88.

Примером обясняется, от чего помышляют доброе и худое при благодати. И кто сподобляется помышлять об одном духовном.

Как, когда кто в зимнюю пору, стоя на открытом где нибудь месте, обратится лицем к востоку в начале дня, передния его части все обогреваются солнцем, а задния части его все остаются не причастными солнечной теплоты, потому что солнце тогда бывает не над головою его: так бывает и с теми, кои находятся еще в начале духовной деятельности, именно: сердце их отчасти согревается иногдасвятою благодатию, почему ум их начинает тогда плодоприносить духовныя мудрования; но внешния части сердца их все еще остаются мудрствующими по плоти, потому что не все еще части сердца в глубоком чувстве озаряются святым светом благодати,— (чего некие не понимая, придумали, будто в умеподвизающихся находятся два лица, взаимно друг другу противоборствующия). Вот от чего и случается, что душа в одно и тоже время помышляет и доброе и худое, подобно тому как в предложенном выше примере, человек в одно и тоже мгновение ощущает прикосновение и холода и теплоты. Ибо ум наш с тех пор, как соскользнулся в двойственность ведения, нуждение некое имеет, хотя бы и не хотел, в одно и тоже мгновение помышлять худое и доброе, особенно у тех, кои достигают тонкости разсуждения. Почему как ни старается он всегда помышлять доброе, тотчас припоминается ему и худое, потому что память человеческая от преступления Адамова некако разделилась на двоякое помышление. Но если мы с горячею ревностию начнем исполнять заповеди Божии, тогда благодать освещая все наши чувства в глубоком некоем ощущении, будет попалят все наши греховныя воспоминания, сердце же наше услаждая некиим миром любви непрестающей, будет приучать нас к тому, чтоб помышлять духовное, а не плотское. Сие очень часто случается с приближающимися к совершенству, кои непрестанную имеют в сердце своем память о Господе.

89.

Чрез крещение благодать возстановляет образ Божий, подобие же Божие она потом живописует вместе с трудами человека в стяжании добродетелей, верх коих любовь—высшая черта богоподобия.

Два блага подает нам Святая благодать чрез возраждающее нас крещение, из которых одно безмерно превосходит другое. Но одно подает оно тотчас; именно,—в самой воде обновляет и все черты души, составляющия образ Божий, просветляет, смывая с нас всякую скверну греховную; а другоф ожидает произвест в нас вместе с нами: это то, что составляет подобие Божие. — Итак, когда ум начнет с великим чувством вкушать блага всесвятаго Духа, тогда ведать мы должны, что благодать начинает как бы живописать на чертах образа Божия, черты богоподобия. Ибо как живописцы сначала одною какою краскою начертывают образ человека, а потом мало по малу краску за краскою накладая, представляют образ того, кого живописуют, сходный с ним даже до власов: так и святая благодать Божия сначала чрез крещение возстановляет в человеке черты образа Божия, поставляя его в то состояние, в коем он был, когда был создан; а когда увидит, что мы всем произволением вожделеваем красоты подобия Божия, и стоим нагие и небоязненные в ея детелище (мастерской), тогда добродетель за добродетелию разцвечивая в душе, и от славы в славу лик ея возводя, придает ей черты подобия Божия: причем чувство показывает, как отображаются в нас черты богоподобия, совершенство же богоподобия узнаем из просвещения благодатнаго. Ум, преуспевая в некоей мерности и неизреченной гармонии, чувством восприемлет все добродетели; но любви духовной никто не может стяжать, если не просветится Святым Духом, во всей полноте ощутительно. Ибо если ум не приимет от божественнаго света совершеннаго богоподобия; то хотя он все другия добродетели возиметь может, по совершенной любви остается еще непричастным; потому что только тогда, как человек совершенно уподобится Божией добродетели (говорю о вместимом для человека подобии Богу), носит он и подобие божественной любви. Как когда пишут с кого портрет, самая приятная из красок краска и самонужнейшая из черт — черта будучи приложены к нарисованному лику делают его, даже до улыбки, совершенно похожим на того, кого живописуют: так и когда божественная благодать живописует в ком богоподобие, светлая черта любви будучи приложена, показывает, что черты образа Божия всецело возведены в благолепие богоподобия. И безстрастия (очищения и свободы от страстей) никакая добродетель не может доставить душе, кроме единой любви: ибо исполнение закона любви (Рим. 13, 10): так что хотя внутренний наш человек каждодневно обновляется вкушением любви, в полноту же возраста приходит только вместе с полным совершенством любви.

90.

Сначала дается вполне вкусить утешения благодатныя, а потом

оне скрываются; первое, чтоб поддерживать ревность к подвигам, а второе, чтобы подвизаюицийся смирялся. Полное проявление благодати в любви.... и как это бывает.

Дух Святый в самом начале преуспеяния, если горячо возлюбит добродетель Божию, дает душе полным чувством и удостоверительно вкусить сладости Божией, чтобы ум точно и определительно познал, сколь велик плод боголюбивых трудов; но потом надолго скрывает богатство сего животворного дара, чтобы мы, хотя во всех преуспеем добродетелях, думали о себе, что мы ничто, потому что не видим в себе, чтоб святая любовь обратилась у нас в постоянный нрав. Ибо в ту пору бывает, что бес нелюбия иногда с такою силою налегает на души подвизающихся, что оне неприязненно относятся даже к тем, кои любят их, и даже во время приветствия и целования держат это тлетворное действо неприязни. От сего душа сильно скорбит и болезнует, что тогда как в памяти носит любовь духовную (сознает обязательство любви) не может возиметь ее в чувстве, по причине, как ей кажется, недостаточности совершеннейших трудов. Почему необходимо нам пока нуждением насильственным заставлять себя совершать дела любви, чтобы таким образом достигнуть вкушения ея и полным чувством с удостоверительным удовлетворением; в совершенстве же никто из сущих во плоти сей не может стяжать ее, кроме тех Святых, кои дошли до мученичества и совершеннаго исповедания,—чего достигший совершенно изменяется и даже к пище неохотно приступает; ибо у питаемаго божественною любовию какое еще может быть похотение благ мира сего? Сего ради премудрый Павел, сие великое вместилище ведения, благовествуя нам о будущих утешениях праведных, по собственному в том удостоверению, говорит: несть царствие небесное брашно и питие, но правда, мир и радость о Дусе Святе (Рим. 14, 17), кои суть плод совершенной любви. Таким образом часто здесь вкушать действо любви могут преуспевающие в духовной жизни, в полном же совершенстве стяжать ее никто не может, если у него наперед не будет совершенно пожерто мертвенное животом (2 Кор. 5, 4).

91.

О действе благодатной любви к Богу.

Поведал мне некто из ненасытимо любящих Бога: когда я возжелал ощутительно изведать любовь Божию, даровал мне это в полном чувстве и удовлетворительности благий Господь; и я в такой силе чувствовал действие сие, что душа моя тогда желала с неизреченною некою радостию и стремительностию изыти из тела и отыдти ко Господу и совсем забыть чин сей привременной жизни. И всякий, испытавший действо такой любви, хотя бы тысячи обид и лишений потерпел от кого, не гневается на него, но остается душевно прилепленным к оскорбляющему и обижающему его; возгарается же он ревностию только против тех, кои на бедных нападают, или на Бога глаголют неправду, как говорит Писание (Пс. 73, 6), или иначе как живут недобре. Ибо любящий Бога много паче себя, или совсем нелюбящий себя, а одного только Бога, уже не заступается за свою честь, а одного того хочет, чтоб почитаема была правда Почтившаго его честию вечного. И этого желает он не легким каким и скоропреходящим желанием, но имеет такое расположение в качестве неизменнаго нрава, по причине полного вкушения любви к Богу. Ктому же ведать надлежит, что Богом возбуждаемый к такой любви бывает выше самой веры во время такого действа в нем любви, как уже в чувстве сердца полною любовию держащий Чтимого верою. Это ясно указывает нам Св. Павел, когда говорит: ныне пребывают вера, надежда, любы, три сия: больши же сих любы (1 Кор. 13, 13). Ибо кто держит, как я сказал, Бога в богатстве любви, тот в то время бывает гораздо больше своей веры, как сущий весь в любви.

92.

Сколь необходимо для успеха в богословствовании восстановлять нарушающийся с другими мир.

Действо святаго ведения, по свойству своему, немало скорбеть заставляет нас, когда, по некоемому раздражению досадив кому либо, соделываем его врагом себе. За это оно никогда не перестает уязвлять совесть нашу, пока посредством объяснений и извинений не успеем возвести оскорбленнаго в прежнее к нам благорасположение. С особенною же силою такое сокрушение проявляется, когда кто из людей мира сего прогневляется на нас, хотя бы то и неправедно. Это крайне тяготит нас и озабочивает, так как всяко мы посдужили ему в соблазн и преткновение. От сего и ум наш тогда оказывается неспособным к богословствованию; потому что ведение, по существу своему, сущи всецело любовию, не попускает мысли нашей расшириться в порождении божественных созерцаний, если наперед не восприимем опять в любовь и неправедно гневающагося на нас. В случае, если тот не хочет зтого, или удалился от наших мест, надлежит нам, прияв начертание лица его в свое благорасположение с несдерживаемым излиянием души, так во глубине сердца исполнит закон любви. Ибо тем, которые желают иметь ведение о Боге, должно и лица неправо гневающихся представлять в уме с безгневным помыслом. Когда же это будет, тогда ум не только в области богословия станет непогрешительно вращаться, но и в деле любви с полным дерзновением возвысится, как бы восходя со второй степени на первую.

93.

Путь добродетели сначала бывает труден и горек, а потом удобным и приятным делается.

Путь добродетели для начинающих любить благочестие кажется жестоким и пристрашным, не потому чтоб он был сам по себе таков, но потому что человеческое естество с самого исхода из чрева матерня привыкает жить престранно в удовольствиях; а для тех, которые успеди пройти уже до средины его, он является весь благим и отрадным: ибо когда недобрыя стремлешя наши бывают подавлены добрыми навыками, тогда вместе с сим исчезает и самая память о бессловесных удовольствиях; вследствие чего душа уже со всем удовольствием шествует по всем стезям добродетелей. Посему Господь, выводя нас на путь спасения говорит, что тесен и прискорбен путь, вводящий в живот, и мало тех, кои идут им (Мф. 7, 14); к тем же, кои со всем рвением желают приступить к хранению святых Его заповедей, говорит Он: иго Мое благо и бремя Мое легко есть (Мф. 11, 30). Предлежит убо нам в начале подвига нашего, насилуемою некоею волею исполнять святыя заповеди Божии, чтоб благий Господь, увидев доброе намерение наше и труд, даровал нам готовность и вольную волю, с удовольствием прочее покорствовать преславным Его волениям: от Господа бо уготовляется хотение (Прит. 8, 35). После чего начнем уже мы с великою радостию совершать непрестанно благое; и тогда воистину восчувствуем, что Бог есть действуяй в нас и еже хотети,, и еже деяти о благоволении (Фил. 2, 13).

94.

Внешние и внутренние искушения делают подвизающихся способными отпечатлеть в себе божеския красоты.

Как не разогретый и неумягченный воск не может добре отпечатлеть налагаемую на него печать: так и человек. если не будет искушен трудами и немощами, не может вместить печати добродетели Божией. Посему Господь говорит божественному Павлу: довлеет ти благодать Моя; сила бо Моя в немощи совершается (2 Кор. 12, 9). Сам же Апостол так хвалится говоря: сладце убо похвалюся паче в немощех моих, да вселится в мя сила Христова ( — там же). Так же и в Притчах написано: егоже любит Господь, наказует; бьет же всякаго сына, егоже приемлет (Прит. 3, 12). Апостол немощами называет восстания врагов Креста, которые часто тогда случались и с ним и со всеми Святыми, чтоб не превозносились, как говорит он, преизбытком откровений (2 Кор. 12, 7); но паче пребывали чрез смирение в образе совершенства, преподобно сохраняя божествешшй дар чрез частые уничижения. Мы же немощами называем лукавые помыслы и телесныя стропотности. Ибо тогда телеса святых, подвизавшихся против греха, будучи предаваемы смертоносным уязвлениям и разным другим прискорбностям, были много выше страстей, чрез грех прившедших в естество человеческое; ныне же, когда о Господе множится мир церквей, необходимо тело подвижников благочестия искушать частыми стропотностями, а душу лукавыми помыслами. особенно тех из них, у коих ведение сильнодейственно со всякнм чувством и удостоверением, чтоб они и тщеславию с высокоумием не подпали, и могли, ради великого смирения, вместить, как я сказал, в сердцах своих печать божественной красоты, по слову Святаго Пророка: знаменася на нас свет лица Твоего, Господи (Пс. 4, 7). Подобает убо с благодарением претерпевать таковый о нас совет Господень; и тогда как болезни, так и борьба с демонскими помыслами вменится нам во второе мученичество. Ибо говоривший в те времена устами беззаконных начальников святым мученикам: отрекитесь Христа и возлюбите славу века сего, тоже и ныне сам говориг рабам Божиим; мучивший тогда тела праведных и крайне поносивший честных учителей чрез служивших диавольским оным мудрованиям, он же и ныне наводит разныя страдания на исповедников благочестия с великими поношениями и уничижениями, особенно когда они, славы ради Господа с великою силою помогают угнетаемым бедным. Сего ради надлежит нам со всем опасством и терпением созидать в себе такое свидетельство совести пред лицем Бога: терпя потерпех Господа и внят ми (Пс. 39, 2).

95.

О двояком смирении, — смирении средних и смирении совершенных.

Не легко приобреташое дело есть смирение: ибо чем выше оно, тем больших трудов требует стяжание его. Приходит же оно к причастникам святаго ведения днумя способами: когда подвижник благочестия находится в средине духовнаго преуспеяния, тогда смиреннейшее о себе мудрование держится у него, или ради немощи телесной, или ради неприятностей со стороны враждующих на ревнителей о праведной жизни, или ради лукавых помыслов; когда же ум в полном чувстве, и удостоверительно озарится святою благодатию, тогда душа начинает иметь смиренномудрие как бы естественным своим расположением. Ибо, будучи напаяема и насыщаема божественною благодатию по благости Божией, не может уже она надыматься и напыщаться славолюбием, хотя бы непрестанно исполняла заповеди Божии, но почитает себя ничтожнейшею паче всех, в чувстве общения божественной благостыни, (т. е. что она такова по милости Божией). То смиренномудрие сопровождается большею частию печалию и упадком духа, а это радостию со стыдением всемудрым; то, как я сказал, приходит к тем, кои находятся по средине подвигов, а это ниспосылается приближающимся уже к совершенству. Почему то нередко от житейских благопоспешений некого подавляется, а это, хотя бы кто предложил ему все царства мира, неколеблется, и самых страшных стрел греха не только не боится, но даже и совсем не чувствует; потому что будучи вседуховно, не имеет уже оно чувства для внешней славы. Доходит однакож до сего — последнего подвижник не иначе как прошедши чрез то первое всяким образом: ибо благодать не даст нам богатства второго, если наперед не умягчит произволения нашего испытаниями, чрез обучительное попущение приражения страстей, в период первого.

96.

О хранении себя от пустых худых помыслов и речей.

Любители удовольствий настоящего века от помыслов переходят к падениям. Носимы будучи безразсудным парением, они все почти свои страстныя замыслы с вожделением выражают, или в словах неподобных, или в делах беззаконных. А решающиеся исправно вести подвижническую жизнь от падений переходят к злым помыслам, или к злым и вредоносным речам (от худых дел отстали, но еще остаются в области помыслов и речей не добрых). И бесы, если увидят таковых или вдающимися в пересуды и поношения, или ведущими пустыя и неуместные беседы, или смеющимися, как недолжно, или гневающимися безмерно, или вожделевающими тщетной и пустой славы, тотчас толпою нападают на них. Взяв в повод к своему злодейству тщеславие, и чрез него, как чрез дверь какую темную, вскочив, они расхищают души их. Подобает убо тем, кои предают себя стяжанию добродетелей, ни славы не желать, ни собеседования со многими не искать, ни частыми выходами и прогулками не пользоваться, ни поносить кого либо, хотя бы кто и достоин был поношения, ни многословить, хотя бы могли говорить одно хорошее; ибо многословие безмерно рассеявает ум и не только к духовному деланию делает его неспособным, но и предает в руки беса уныния, который, мало по малу расслабив его, передает потом его бесу безмерной печали, а наконец и бесу гнева. Почему должно всегда упражнять ум в соблюдении святых заповедей и в глубоком памятовании славы Господа. Ибо храняй заповеди, говорит Писание, не увесть глагола лукава (Еккл. 8, 5) т. е. не уклонится к непотребным помыслам, или словам.

97.

Непрестанная память о Господе и молитва не престающая с блюдением ума — единое средство к очищению сердца.

Когда сердце с жгучею некоею болью принимает бесовские стреляния, так что боримому думается, будто он носит самые стрелы, — это знак, что душа стала ретиво ненавидеть страсти. И это есть начало очищения ея. Ибо если она не потерпит великих болей от бесстыдства греха. то невозможет потом богатно порадоваться и о благотворности правды. После сего, желающий очистить сердце свое, да разогревает его непрестанно памятию о Господе Иисусе, имея это одно предметом богомыслия и непрестанным духовным деланием. Ибо желающим сбросить с себя гнилость свою не так следует вести себя, чтоб иногда молиться, а иногда нет, но всегда должно упражняться в молитве с блюдением ума, хотя бы жил далеко негде от молитвенных домов. Ибо как взявшийся очистить золото, если хоть на короткое время оставит горнило без огня, делает, что очищаемая руда опять ожестевает: так и тот, кто иногда памятует о Боге, а иногда нет, что кажется приобретает молитвою, то теряет пресечением ея. Но мужу, любителю добродетели, свойственно всегдашнею памятию о Боге потреблять земляность сердца, чтоб таким образом при постепенном испарении худа под действием огня благого памятования, душа с полною славою совершенно востекла к естественной своей светлозарности.

98.

В чем состоит бесстрастие, или чистота сердца?

Бесстрастие есть не то, чтоб не быть бориму от бесов, ибо в таком случае надлежало бы нам, по Апостолу, изыти из мира (1 Кор. 5, 10); но то, чтоб когда они борют нас, пребывать не боримыми; подобно тому, как в латы облеченные воители и стрелянию противников подвергаются, и слышат звук от летящих стрел, и видят даже самыя стрелы, на них испускаемыя, неуязвляемы однако ж бывают ими, по причине твердости воинской одежды своей. Но эти железом будучи ограждены, не подвергаются уязвлению во время брани; мы же, посредством делания добрых дел—облекшись во всеоружие святого света и в шлем спасения, будем рассеявать темные демонские фаланги: ибо не одно то приносит чистоту, чтоб не делать более зла, но паче то, чтоб всеусильною ревностию о добре в конец потребить в себя злое.

99.

О двух бесах, долже всех, борющих — бес чрезмерной ревности и похоти плотской. И как бороться против них.

Когда человек Божий все почти победит в себе страсти, два беса остаются еще ратующими против него, из коих один душу томит, возбуждая его по великому боголюбию к непомерной ревности, так что он не хочет допустить, чтоб другой кто угодил Богу паче его, а другой—тело, возбуждая его огненным некиим движением к похотению плотскому. Бывает же сие с телолм во-первых потому, что такая сласть похотная свойственна естеству нашему, как вложенная в него чадородия ради, почему она и неудобь побеждаема; а потом и по попущению Божию. Ибо когда Господь увидит кого из подвижников слишком высоко восходящим в преумножении добродетелей; тогда попускает ему иной раз быть возмущаему сим скверным бесом, чтоб он почитал себя худейшим всех живых людей. Такое нападение страсти, сей иногда бывает после совершения добрых дел, а иногда прежде того, чтоб движение сей страсти, предшествует ли оно делам или последует, заставляло душу казаться пред собою непотребнейшею, как бы ни были велики Совершенные его дела.— Но против первого (беса, чрезмерную ревность возбуждающаго) будем бороться усугублением смирения и любви, а против второго (беса похоти плотской)—воздержанием, безгневием и углубленною памятию о смерти, чтоб чрез это, чувствуя в себе непрестанно действо Святаго Духа, соделаться нам в Господе высшими и этих страстей.

100.

Должно исповедать Богу и все невольные и неведомые грехи: иначе в час смерти тяжело будет.

Те из нас, которые соделались причастниками святого ведения, всеконечно должны будем отдать отчет и в невольных парениях ума, как говорит Иов: назнамтовал же еси, аще что неволею преступих (Иов. 14, 17),—и праведно. Ибо если кто будет всегда занят памятованием о Боге и не будет небречь о святых Его заповедях, тот ни в невольный ни в вольный грех не впадет. Надлежит убо нам тотчас и о невольных падениях сокрушенное исповедание приносить Владыке, прилагая его к совершению обычнаго нашего молитвеннаго правила. Так как человеку нельзя не падать в человеческия погрешения, (то и следует всегда исповедание о них приносить Владыке), пока совесть в слезах любви не удостоверится в прощении их: ибо, как говорит Св. Иоанн: аще исповедуем грехи наши, верен есть и праведен, да оставит нам грехи наши, и очистит нас от всякой неправды (1 Ин. 1, 9). Почему надобно непрестанно внимать чувству сокрушеннаго исповедания (питать сие чувство), чтоб совесть наша как нибудь не обманула себя, подумав, что уже довольно сокрушалась и исповедывалась Богу. Ибо суд Божий гораздо строже суда нашей совести, хотя бы кто и ничего не знал за собою худаго с полным удостоверением, как учит премудрый наш Павел, говоря: но ни сам себе востязую: ничто же бо в себе свем, но ни о сем оправдаюся: востязуяй же мя, Господь есть ( 1 Кор. 4, 3. 4). Если же мы не будем достодолжно и об этих (невольных и неведомых) грехах исповедываться, то во время исхода нашего страх некий неопределенный найдем в себе. А нам, любящим Господа, надлежит желать и молиться, чтоб в то время оказаться непричастными никакому страху: ибо кто тогда будет находиться в страхе, тот не пройдет свободно мимо князей адских, потому что эту боязливость души они считают за признак соучастия ея в их зле, как это в них самих есть. Обрадоваемая же любовию Божиею душа в час разрешения от тела, с Ангелами мира несется выше всех темных полчищ, потому что такая душа некако окрылена бывает духовною любовию, имея в сей любви полное без всякаго недостатка исполнение закона. Почему исходящие из сей жизни с таким дерзновением и во второе пришествие Господне восхищены будут со всеми Святыми. Те же которые во время смерти хотя мало поражаемы бывают страхом, будут оставлены тогда в толпе всех других людей, как состоящие под судом, чтоб, испытаны быв огнем суда, должный им по делам их удел получили они от благаго Бога нашего, и Царя Иисуса Христа. Ибо Он есть Бог правды, и Его есть на нас любящих Его богатство благ Царствия Его, в век и во все веки веков. Аминь.