А Хикмет, между тем, скрылся за кустом барбариса.

И исчез.

“Что? Упустил?!”

Баг осторожно стал подбираться ближе - никакого движения впереди, лишь темные кусты и светящийся подъезд за ними.

Стараясь ступать как тише, храбрый человекоохранитель приблизился к кустам - за кустами вообще ничего не было видно. На ощупь он двинулся вперед, ориентируясь на слабый свет, струящийся из подъезда. И чуть не полетел лицом вперед - правая нога внезапно обо что-то запнулась.

Присев, Баг вытянул руку и нащупал нечто мягкое.

“Три Янь-ло...”

Баг выхватил зажигалку, чиркнул колесиком о кремень: колеблющийся огонек высветил знакомую бледно-зеленую чалму, косоворотку с петухами, вытаращенные глаза и разинутый рот - перед Багом лежал Мыкола Хикмет. С кинжалом в груди.

Баг оцепенел.

Кто?

Когда успел? Куда делся?

И тут же чуть не сел на землю из-за внезапно ударившего в глаза света: кто-то направил фонарь размером с хорошую фару от повозки прямо в лицо Багу, и знакомый голос Саида гневно прогудел:

- Опаньки!.. Да ты ж Мыколу убил! А ну вяжи убийцу!

Баг выхватил из рукава нож, метнул его в фонарь, а сам прыгнул назад. Посыпались стекла, раздалась забористая ругань, и Баг исчез в темноте.

Богдан Рухович Оуянцев-Сю

Апартаменты Богдана Руховича Оуянцева-Сю,

День восьмого месяца, вторница,

Вечер

За окнами смеркалось, моросил мелкий серый дождик - каждой капелькой своей неизбывно александрийский. Отчетливый рыжий отсвет, знак жизни огромного города, лежал на низких, косматых тучах. Мокро блестела в сумерках унылая, пустынная терраса снаружи; листочки зябнущего плюща обвисли. “Но ваше северное лето - карикатура наших зим...” - вдруг вспомнились Богдану горделивые и, на его вкус, несколько высокомерные строки знаменитого асланiвського поэта Тарсуна Шефчи-заде. В свое время, уж чуть не двести лет тому, стареющий Пу Си-цзин и его друзья, восхищенные молодым дарованием, вывезли Тарсуна из заштатного на ту пору Асланiва сюда, в столицу, и начали публиковать. И, чем более пренебрежительно тот высказывался об Александрии и ее жителях, тем более талантливым его здесь считали - так что он, под рукоплескания завсегдатаев литературных салонов, в конце концов дописался до знаменитой поэмы “Завещание”, которая заканчивалась так: “Темницы рухнут! И Асланiв попрет промежду океанiв!”

“Почему мне все это вдруг вспомнилось? - недоуменно подумал Богдан. - От одиночества, наверное. Ах да, Асланiв... Жанна там. Милая моя, взбалмошная и добрая Жанна, такая иная - и все же такая родная...”

Он решительно пошел к “Керулену”.

Любой ордусский канал всегда было загрузить с легкостью, но Ордусь велика и обильна, новостями - особенно, а времени на праздный интерес к провинциальным сенсациям у Богдана никогда не оставалось. Хватало общеордусской ленты да тех своеобразных новостей, каковые сыпались на Богдана по долгу его службы - вот, например, про неизвестно кем не закрытую дверь... Но теперь работа уже не шла в голову, на душе отчего-то скребли кошки; а так хоть иллюзия будет, что Жанна поближе. Ничего нет сложного в том, чтобы нажать нужные клавиши в нужной последовательности: www.as l aniv.ord; не прошло и минуты, как Богдан читал асланiвськие новости.

“Чудесное спасение старушки. Пожилая женщина, имя каковой сейчас устанавливается, решила покормить птичек хлебушком в городском саду, но слетевшиеся со всей округи голодные воробьи едва не заклевали ее насмерть. Люди вокруг были совершенно растеряны происходящим и не знали, что делать - но совершавший в парке свой обычный дневной моцион достопочтенный начальник уезда Кур-али Бейбаба Кучум, никогда не отделявший себе от народа и всегда радевший о нем, решительно отогнал распоясавшихся птиц и спас несчастную от неминуемой гибели”.

“Вот это да!” - подумал Богдан.

“После многолетних усилий трудами асланiвських мастеров создана самая большая в мире зурна; первый пробный концерт состоится на двадцать второй день текущего месяца в восемь вечера. Приглашено много музыковедов из Европы”.

“Однако!” - подумал Богдан.

“В силу неодолимых внешних причин, не имеющих к деятельности уездной управы ни малейшего отношения, по явной вине вновь пренебрегающего нуждами Асланiва улусного руководства, в ближайшие дни в третий раз ощутимо скажется недостаток энергоносителей. Временное отключение электроэнергии ни в коем случае не затронет учреждений, ответственных за изучение и распространение уникальной асланiвськой культуры. Что же касается больниц и родильных домов...”

“Вот так новости!” - подумал Богдан.

“Членами детского древнеискательского кружка “Батько Шлиман” совершено сенсационное открытие. Многомесячные раскопки, осуществлявшиеся близ городской свалки влюбленными в свой прекрасный край подростками, увенчались поразительной находкой, каковая позволяет сделать вывод о том, что человек на территории Евразии зародился именно в окрестностях Асланiва. Этому сверхраннему зарождению способствовали исключительно благоприятные природные условия и особая аура здешних мест. Найденные останки черепов специфической формы положительно могут быть датированы эпохой, на двести-триста тысяч лет более ранней, нежели эпоха появления синантропа...”

“Ни фига себе!” - подумал Богдан.

“Загадочное исчезновение профессора из Франции и его секретарши. В середине дня профессор Кова-Леви, прибывший непосредственно из Парижа, ожидался, в силу достигнутой накануне договоренности, в городском меджлисе, где собирался произнести приветственное слово асланiвським интеллектуалам от лица французских интеллектуалов. Однако на встречу он не прибыл, и ведущиеся вот уже пять часов поиски ни к чему пока не привели. Начато следствие...”

- Господи, спаси и помилуй! - вслух сказал Богдан и, не помня себя, поднялся из кресла.