Святитель Игнатий Брянчанинов 28 страница

42. Некоторый брат вопросил старца, говоря: «Отец! что мне делать! я не могу преодолеть помышлений». Старец отве­чал: «Я никогда не подвергался нападению помышлений». — Соблазнился брат, — пошел к другому старцу, говорит ему: «Вот что сказал мне такой-то старец! я соблазнился на него, потому что сказанное им неестественно человеку». Второй ста­рец отвечал: «Не без причины сказал тебе это слово человек Божий; поди и со смирением попроси, чтоб он объяснил тебе сказанное им». Брат возвратился к первому старцу и сказал ему: «Авва! прости меня: я поступил безрассудно, что ушел от тебя, не простившись с тобою. Но объясни мне, прошу тебя, каким образом ты пребываешь без борьбы с помыслами?» Ста­рец отвечал: «С того времени, как я — монах, не вкусил я досыта ни хлеба, ни воды, ни сна, — и это не попустило меня до такой борьбы с помыслами, о какой ты спрашивал». Брат вышел от старца, получив помощь от его слова[1773].

43. Некоторый брат приходил в келлию великого старца и крал у него жизненные припасы. Старец видел это. Он не обличил брата, но занялся более рукоделием, говоря: «Ду­маю,— этот брат нуждается». И нес старец тяжкую скорбь, терпя большой недостаток в хлебе. Когда старец кончался, — братия окружили его. Он, увидев между ними брата, который постоянно крал у него хлеб, сказал ему: «Подойди ко мне, брат!» Брат исполнил это. Тогда старец схватил руки его, начал целовать их, говоря: «Благодарю эти руки! при по­средстве их я надеюсь войти в Царство Небесное». От этих слов брат умилился, принес покаяние, соделался строгим монахом по примеру старца, действий которого он был оче­видцем[1774].

44. Некоторый брат тем был веселее духом, чем более бес­честили его и насмехались над ним. Он говорил: «Бесчестя­щие нас и насмехающиеся над нами доставляют нам средства к преуспеянию, а похваляющие нас вредят душам на­шим. Говорит Писание: людие мои! Блажащий вас, льстят вы[1775].

45. Другой старец, когда был обижен кем, спешил — если обидевший был близко — сам воздать ему за зло добром; если же жил далеко, то посылал ему чрез других подарки.

46. Два старца жили в одной келлии, и никогда не возника­ло между ними ни малейшего неудовольствия. Видя это, один сказал другому: «Поссоримся и мы, хотя однажды, как ссорят­ся люди». Другой отвечал: «Я вовсе не знаю, каким образом может породиться ссора». Первый сказал: «Вот, я поставлю посреди нас глиняную посуду и скажу: она моя, а ты скажи: она — не твоя, а моя. Из этого родится спор, а из спора — ссора». Сговорившись так, они поставили посуду посреди себя, причем один сказал: «Она — моя». Другой отвечал: «А я полагаю, что она — моя». Первый опять сказал: «Не твоя она, но моя». Тогда второй отвечал: «А если она — твоя, то возьми ее». Таким образом, они не могли достичь до того, чтоб поссо­риться[1776].

Вот плод жительства по евангельским заповедям и навыка к сми­рению. Сердце, стяжавшее этот навык, — не способно к сварливости и ссорам: оно готово на все уступки для избежания спора и ссоры.

47. Некоторый брат, живя в общежительном монастыре и часто побеждаясь гневом, сказал сам себе: «Пойду в пустыню: может быть, там, не имея с кем ссориться, успокоюсь от страс­ти». Он вышел из монастыря и стал жить один в пустыне. Однажды он наполнил водою сосуд свой и поставил его на землю. Сосуд внезапно опрокинулся. Во второй раз случи­лось то же. В третий раз кувшин также опрокинулся: монах, рассердясь, схватил кувшин, ударил о землю. Кувшин разбил­ся. Возвратясь к себе, брат начал размышлять о случившемся и понял, что враг поругался над ним. Тогда он сказал: «Вот! я — один; однако побежден страстию гнева. Возвращусь в монастырь: видно — везде нужны борьба с самим собою и терпение, в особенности же — помощь Божия». И, встав, воз­вратился монах в обитель свою[1777].

Святые наставники монашества строго воспрещают монахам, в которых сильно действует гнев, жительство наедине, в пустыне или в затворе. От уединенного жительства гневная страсть усиливается и возрастает; в общежитии она врачуется[1778], но единственно при усло­вии: если монах решится каждый раз, когда он увлечется гневом и вспыльчивостию, просить прощения и раскаиваться, а не оправды­вать себя и не обвинять других.

48. Брат спросил старца: - «Благослови мне иметь у себя две златницы по немощи тела моего. Старец, видя произволение его, что он желает удержать их у себя, сказал: «Имей». Брат возвратился в келлию, — и начали тревожить его помышле­ния, говоря: «Как ты думаешь? благословил ли тебя старец иметь деньги, или нет?» Встав, пришел он опять к старцу и так спросил его: «Ради Бога, скажи мне истину, потому что по­мышления смущают меня по поводу двух златниц». Старец отвечал: «Я видел твое произволение иметь их, почему и ска­зал тебе: имей их, хотя и неполезно иметь более, нежели сколь­ко нужно для тела. Две златницы составляют надежду твою, как бы Бог не промышлял о нас. Но легко может случиться, что ты утратишь их, тогда погибнет и надежда твоя. Возложи надежду твою на Бога, потому что Он печется о человеках»[1779].

Священное Писание называет сребролюбие идолослужением: среб­ролюбие переносит любовь сердца (в вере и надежде) от Бога к деньгам, соделывает деньги Богом, — истинного Бога уничтожает для человека. У сребролюбца нет Бога. Бог сребролюбца — капитал его. Нестяжание есть один из обетов монашества; нестяжанием и девством или непорочным вдовством монах отличается от мирянина, обязанно­го соблюдать все заповеди Христовы наравне с монахом; отвержение нестяжания есть отвержение монашества, — есть попрание обетов, Данных при пострижении в монашество. Бог обетовал воздать каж­дому человеку по делам его. Это с особенною ясностию исполняется над сребролюбцами. Соделавшись чуждыми Бога произвольно, ради сребролюбия, они невольно расстаются с идолом своим — капита­лом, по общему, всем известному, не известному для сребролюбца, закону смерти, — нередко и прежде смерти. Они переходят в веч­ность с одним отчаянием. Замечено, что монахов-капиталистов по­стигает наиболее внезапная смерть, или вовсе лишая их покаяния, или похищая в таком душевном расстройстве, что покаяние их огра­ничивается одним мертвым, поверхностным соблюдением формаль­ности. Душа, заблаговременно умершая для истинного Бога, при­знавшая богом идола, не способна выразить своей жизни в Боге покаянием. Оставленный умершим поклонником своим, идол соделывается предметом соблазна и многообразного повода ко греху для предъявляющих право на обладание идолом; оставивший землю идо­лопоклонник, не взявший с собою ничего в вечность, продолжает жить на земле злодеяниями, источающимися обильно из оставленно­го им капитала. — Монахи-капиталисты! послушайтесь Господа Бога вашего, призывающего вас к спасению из пропасти, в которой вы погрязли! послушайтесь, доколе имеете время для послушания! По­слушайтесь для того, чтоб соделать капиталы ваши неотъемлемою собственностию вашею: дадите милостыню, сотворите себе влага­лища неветшающа, сокровище неоскудеемо на небесех: идеже бо сокровище ваше будет, ту и сердце ваше будет[1780] в верный залог или вашего вечного блаженства, или вашего вечного бедствия.

49. Некоторый монах в Нитрии, более бережливый нежели скупой, забыв, что за тридцать серебреников продан был Гос­подь наш Иисус Христос, накопил сто златниц, занимаясь тканием полотна. Монах умер, — златницы остались. Монахи собрались для совещания, что делать с деньгами; там жило около пяти тысяч монахов, каждый в отдельной келлии. Одни присуждали раздать деньги нищим, другие — отдать в цер­ковь, некоторые — передать родственникам. Но Макарий, Памво, Исидор и другие святые старцы, по действию обитавшего в них Святого Духа, определили: похоронить деньги вместе с господином их, и при этом сказать прчившему: сребро твое да будет с тобою в погибель[1781]. Это событие навело такой ужас и страх на всех монахов Египта, что с того времени они призна­вали за тяжкий проступок иметь в запасе даже одну златницу. Действие могло показаться жестоким, но деятели были лишь орудиями Святого Духа[1782].

Тяжким, по видимому слишком жестоким было поражение вне­запною смертью Анании и Сапфиры за сребролюбие[1783]. Но деятелем был Святой Дух, — и пред Его действием должно умолкнуть всякое человеческое суждение, не способное быть судьею никакого дела Божия. Действия неограниченного, всесовершенного Бога естествен­но не подлежат и не могут подлежать суду ограниченного человека. В первенствующей Церкви, когда благодать Духа действовала с осо­бенным обилием и очевидностию, наказания виновных пред Святым Духом были быстрее и очевиднее. Так, по повествованию преподоб­ного Кассиана, святой старец египетского Скита Моисей за одно про­тиворечие Духоносному Макарию Великому подвергся тотчас бес­нованию[1784]. Наказания и казни существуют и ныне. Ныне долготерпе­ние Божие, Его милость к нам немощным и страстным, предоставляет нам более времени на рассматривание нашего поведения под водительством Слова Божия на покаяние; но пребыванию в ожесточении и нераскаянности непременно последует наказание и казни.

50. Некоторый монах имел брата мирянина, бедняка, и все, что вырабатывал, отдавал брату бедняку; но этот беднел тем более, чем более подавал ему монах. Видя это, монах пошел к некоторому старцу и рассказал ему о случающемся. Старец отвечал: «Если хочешь послушать меня,— более ничего не давай ему, но скажи ему: "Брат! когда у меня было, я давал тебе: теперь ты трудись, и что выработаешь, отдавай мне". Все, что он ни принесет тебе, принимай от него и передавай какому-либо страннику или нуждающемуся старцу, прося, чтоб они помолились о нем*. Монах поступил по этому наставлению: когда пришел к нему брат-мирянин, — он сделал так, как за­поведано было старцем, и мирянин ушел от него печальный. Но вот, по прошествии некоторого времени приходит и прино­сит из сада несколько овощей. Монах, приняв их, отдал стар­цам, прося их, чтоб молились за брата его. Когда они приняли это приношение, мирянин возвратился в дом свой. Несколько спустя опять принес он овощей и три хлеба; монах, приняв их, поступил как и в первый раз, а мирянин, получив благослове­ние, ушел. В третий раз он принес уже много съестного припаса, и вина, и рыбы. Монах, увидев это, удивился и, созвав нищих, угостил их трапезой. При этом сказал он мирянину: «Не имеешь ли нужды в нескольких хлебах?» Тот отвечал: «Нет, владыко! Прежде, когда я брал у тебя что-либо, — оно входило как огонь в дом мой и пожирало его; ныне же, когда не принимаю от тебя ничего, имею все с избытком, и Бог благо­словил меня». Монах пошел к старцу и пересказал ему все случившееся. Старец сказал ему: «Разве ты не знаешь, что имущество монаха — огонь? Куда оно входит, там пожигает все». Брату твоему полезно от труда своего творить милосты­ню, чтоб за него молились святые мужи. Таким образом он наследует благословение и умножится имущество его»[1785].

51. Пришел однажды в Скит неизвестный важный человек. Он принес с собою много золота и просил настоятеля пустыни раздать золото братиям. Пресвитер отвечал: «Братия не нуждаются в этом». Но как принесший был очень важная особа и убедительно просил о исполнении его желания, то пресвитер предложил ему поставить ящик с златницами при входе в церковь, а братиям сказал: «Кому нужно, пусть возьмет денег из ящика». Никто из братии не прикоснулся к златницам, даже никто не взглянул на них. Старец сказал вельможе: «Бог принял твое приношение; поди, раздай златницы нищим». Вельможа ушел с большой пользой для души своей[1786].

52. Некто принес старцу денег, говоря: «Вот тебе на твои потребности: ты состарился и болен», был он покрыт прока­зою. Старец отвечал: «Ты пришел отнять у меня Питателя моего, питающего меня уже в течение шестидесяти лет? Столько провел я времени в недуге моем и не нуждался ни в чем, потому что Бог доставлял мне все нужное и питал меня». Старец не согласился взять деньги[1787].

53. Прибыли однажды некоторые греки в египетский го­род Острацин с намерением подать милостыню. Они при­гласили к себе экономов церкви для указания им лиц, нуждающихся наиболее. Экономы привели их к прокаженному. Греки стали давать ему милостыню, но он не хотел принять, говоря: «Вот! я имею немного пальмовых ветвей, из которых плету веревки, и этим питаюсь». Потом повели их к келлии вдовы, у которой были дочери. Когда они постучались в двери, подошла к дверям одна из дочерей; она была в рубище, едва покрывавшем наготу. Матери не было дома: она вышла куда-то по требованию ремесла своего; занималась она печением хлебов. Греки стали давать дочери одежду и деньги, но она не хотела принять, говоря, что мать приходила и говорила ей: «Будь покойна: я, по благоволению Божию, нашла работу на этот день, от которой будем иметь пропитание». Когда пришла мать, греки просили ее, чтоб она приняла милостыню; но она не захотела принять, — сказала: «Мой промыслитель — Бог, а вы сегодня хотите отнять Его у меня!» — Греки, видя такую веру, прославили Бога[1788].

Таково было настроение христиан первых веков христианства! не только монахи, но и жившие посреди мира христиане жили для вечно­сти, а не для времени: все попечение их было устремлено к Богоугождению; на временное и вещественное они обращали внимание самое скудное.

54. Некоторый старец подвергся тяжкому искушению от помыслов. Искушение продолжалось десять лет. Он при­шел уже в отчаяние и говорил сам себе: «Погубил я душу мою! как решительно погибший возвращусь в мир!» Когда он совсем вышел, пришел к нему голос: «Десятью годами борьбы твоей ты увенчан. Возвратись в место твое: Я избав­лю тебя от всякого злого помышления». Возвратившись не­медленно, он пребыл в начатом монашеском подвиге. Не должно отчаиваться по причине борьбы, причиняемой наше­ствием помыслов. Если противимся ревностно помыслам, то борьба с ними сплетает нам тем светлейшие венцы[1789].

55. Два родные брата по плоти вступили в монастырь. Один из них был великий подвижник, другой имел великое послу­шание. Когда авва приказывал ему: сделай это, он делал, и опять: сделай другое, и он делал. По причине такого послуша­ния своего, он был похваляем братиями монастыря. Подвиж­ник заразился завистию к нему. «Искушу я ныне, — говорил он сам с собою, — брата моего, имеет ли он истинное послуша­ние». Пришедши к авве, он сказал ему: «Отпусти брата моего со мною: мне нужно сходить в такое-то место». Авва согла­сился. Путешествуя вместе, они пришли к реке, в которой было множество крокодилов. Подвижник, желая искусить брата, сказал: «Спустись в реку и переправься чрез нее». Он спус­тился, и пришли крокодилы, начали лизать тело его, а ему не сделали никакого вреда. Подвижник, увидя это, сказал брату: «Выйди из воды; пойдем далее». Продолжая путь, они нашли мертвое тело, лежавшее на дороге. Подвижник сказал брату: «Если б мы имели с собою что-нибудь из старого платья, то покрыли бы им мертвеца». Младший брат отвечал: «Помо­лимся, может быть, Бог воскресит его». Когда они встали на

молитву, — воскрес мертвец, а подвижник похвалился, гово­ря: « Подвижничество мое было причиною воскресения мерт­веца». — Бог открыл все авве монастыря, как подвижник ис­кушал брата крокодилами и как воскрес мертвец. Когда они возвратились в монастырь, авва сказал подвижнику: «Зачем ты поступил так с братом своим? Знай, что послушание его было причиною воскресения мертвеца»[1790].

56. Некоторому старцу, пустыннику, доставлял потребности житель селения. Однажды случилось, что поселянин замедлил несколько дней, и у старца оказался недостаток в необходи­мом: он не имел ни нужного для рукоделия, ни съестных при­пасов. Это опечалило его. Не имея ни работы, ни средств к пропитанию, он сказал ученику своему: «Сходишь ли в селе­ние позвать поселянина, обыкновенно доставляющего нам все нужное?» Ученик отвечал: «Сделаю, отец, как повелишь». Пос­ле этого разговора они долго ждали и терпели недостаток, а
служитель не приходил, почему старец опять сказал ученику: «Сходишь ли в селение и приведешь ли поселянина?» Уче­ник отвечал: «Сделаю то, что велишь». Так отвечал брат, потому что боялся идти в селение по причине соблазна; вместе с тем он обещался идти, чтоб оказать послушание отцу. Знал это и старец, но, стесняемый нуждою, сказал ученику: «Уповаю
на Бога отцов наших, что Он покроет тебя от всякого искуше­ния». По совершении молитвы он отпустил его. Брат пришел в селение, отыскал дом, в котором жил служивший им поселя­нин, постучался в двери. Случилось, что тогда никого не было в доме, кроме дочери поселянина. Она отворила дверь, и брат начал расспрашивать ее об отце, почему он запоздал столько дней приходом. Она пригласила монаха войти в дом, вместе с тем схватила его за руку и влекла насильно. Он противился; но она пересилила его и ввела за собою в дом. Монах, увидя, что его влекут ко греху и что помышления его склоняются к тому же, восстенал из глубины сердца и возопил к Богу: «Гос­поди! ради молитв отца моего, пославшего меня, спаси меня в этот час!» Лишь сказал он это, — оказался внезапно стоящим у реки близ монастыря своего и возвратился к отцу своему неоскверненным[1791].

57. Некоторый из святых старцев послал ученика своего почерпнуть воды. Колодезь был в очень дальнем расстоянии от келлии старца. Ученик, пошедши за водою, забыл взять с собою веревку, на которой спускался кувшин в колодезь. За­метил он это, когда уже пришел к колодцу, и очень опечалился, потому что далеко было до их келлии. Не знал он, что ему делать, куда идти, а возвратиться в келлию без воды не хоте­лось. Тогда, в великом огорчении, он встал на молитву и со слезами сказал: «Господи! умилосердись надо мною по вели­кой милости Твоей. Ты сотворил небо и землю, море и все, что в них, Ты един сотворил все чудное: умилосердись надо мною ради служителя Твоего, который послал меня». Окончив мо­литву, он воскликнул: <Колодезь! колодезь! раб Христов, отец мой, послал меня почерпнуть воды». Немедленно вода подня­лась вверх до устья колодца; брат наполнил кувшин свой во­дою и возвратился в келлию, славословя всемогущего Бога, а вода в колодце опять спустилась на свой обычный уровень[1792].

58. Некоторый юноша имел намерение отречься от мира. Часто он решался на это; но помышления отвлекали его, опутывая разными житейскими заботами: он был богат. Од­нажды он вышел с решимостию отречься от мира. Демоны окружили его и подняли густую пыль пред лицом его. Видя это, он разделся, кинул свою одежду в сторону и, обнажен­ный, побежал в монастырь. Бог открыл об этом некоторому старцу, сказав: «Встань, и прими воина моего». Старец встал, встретив обнаженного. Узнав причину обнажения, он уди­вился и дал юиоше монашеское одеяние. — Когда к этому старцу приходили братия вопрошать о разных условиях мо­нашеской жизни, — старец давал им ответы; когда же они вопрошали об отречении от мира, тогда говорил им: «Об этом спрашивайте брата, потому что я не достиг степени са­моотвержения его».

59. Один из старцев Скита послал ученика своего в Египет привести верблюда, чтоб отвезти в Египет сделанные им кор­зины. Когда ученик вел верблюда, другой старец, встретив­шись с ним, сказал: - «Если б я знал, брат, что ты идешь в Египет, то я попросил бы тебя привести и для меня другого верблю­да». Брат передал это своему старцу. Этот, движимый вели­кою любовию, сказал ученику: «Поди, сын мой, отведи верблю­да к нему и скажи: "Мы еще не готовы: исполни нужду твою". Ты же поди с этим верблюдом в Египет и снова приведи к нам его, чтоб отвезти и наши сосуды». Брат поступил так, как было приказано ему, — пошел к другому старцу и сказал ему: «Отец мой говорит: так как мы еще не готовы, — возьми верблюда, и исполни твою нужду ». Старец навьючил верблюда и пошел в Египет. Там, когда он снял с верблюда поклажу, брат взял верблюда, чтоб опять отвести его в Скит. Отправляясь в путь, он сказал старцу: «Молись о мне». Старец спросил его, куда идет он. «Иду в Скит, — отвечал брат, — чтоб привезти сюда и наши корзины». Старец, услышав это, пришел в умиление, пожалел о случившемся и сказал со слезами: «Простите меня, сладчайшие! любовь ваша похитила плод у меня»[1793].

60. Другой старец, когда сделал свой корзины и уже перевя­зал их веревками для отправки, услышал, что сосед его гово­рил: «Что мне делать? торговый день приблизился, а мне не­ чем связать корзин моих». Старец немедленно развязал соб­ственные корзины, а веревки принес к соседу, говоря: «Вот! эти — излишние у меня. Возьми и перевяжи ими корзины твои». По великой любви он сделал так, чтоб дело брата было окончено; его собственное дело осталось неоконченным[1794].

61. Близ некоторого общежительного монастыря жил от­шельник, совершавший многие добродетели. К нему при­шли однажды некоторые монахи из общежития, почему он принужден был разделить с ними трапезу поранее, не в обыч­ный час свой. По окончании трапезы братия сказали ему: «Ты несколько скорбишь, авва, что сегодня вкусил пищи не в обычный час твой?» Он отвечал им: «Я прихожу в смущение тогда, когда поступаю по своей воле»[1795].

62. Были два брата: один из них был старец, другой -молодой. Старец предложил молодому жить вместе, и про­сил его об этом. Молодой отвечал: «Я — грешен: мы не можем жить вместе». Старец сказал: «Можем». И снова про­сил его о том же. Старец был самой чистой жизни и не хотел слышать, чтоб монах имел когда-либо помышление лукавое. Молодой сказал ему: «Дай подумать в течение этой недели, и потом опять поговорим». Когда, по прошествии недели, старец пришел к нему, — он, желая испытать старца, сказал: «Авва! на этой неделе я впал в великое искушение». Старец спросил: «И хочешь покаяться?» Когда молодой выразил желание по­каяния, старец сказал: «Половину этого греха я принимаю на себя». Тогда молодой сказал: «Теперь можем оба жить вмес­те» . И они пребыли вместе до переселения своего в вечность[1796].

63. Некоторый брат сказал старцу: «Авва! вот я часто во­прошаю святых Отцов, чтоб они сказали мне наставление для спасения души моей, и что ни скажут они мне, ничего не по­мню». У старца были два пустые кувшина; старец сказал брату: «Поди, возьми один из этих сосудов, налей в него воды, вымой, воду вылей, и сосуд, кверху дном, поставь на свое место». Сделал это брат однажды, и, по повелению старца, в другой и третий раз. Тогда старец сказал ему: «Принеси оба сосуда сюда». Когда брат принес, старец спросил его: «Который из двух сосудов чище?» Брат отвечал: «Тот, в который я наливал воду и который мыл». На это старец сказал: «Так и та душа, сын мой, которая часто слышит слово Божие, хотя не удерживает в памяти ничего из слышанного, однако более очищается, нежели та, которая никогда не вопрошает и не слышит слова Божия»[1797].

64. Брат спросил старца: «Если брат должен мне немного денег: то дозволишь ли мне попросить у него возвращения их?» Старец: «Скажи ему однажды со смирением». Брат: «Если я скажу ему однажды и он ничего не даст мне, тогда что мне делать?» Старец: «Более одного разу не проси». Брат: «И что ж мне делать, когда я не могу победить помышлений моих, понуждающих беспокоить брата о возвращении денег?» Ста­рец: «Предоставь помышлениям твоим стужать тебе, но ты никак не опечаль брата твоего, потому что ты — монах»[1798].

65. Некоторый брат спросил старца: «Как ты думаешь, авва? святые мужи познают ли пришествие Божественной благода­ти, когда она осенит их?» — Старец отвечал: «Не всегда». Ученик некоторого великого старца погрешил в чем-то; про­гневанный старец сказал ему громким голосом: «Поди, умри». Тут же упал ученик и умер. На старца напал ужас; он с вели­ким смирением начал умолять Бога: «Господи Иисусе Хрис­те! воскреси его: уже впредь я не произнесу безрассудно тако­го слова». Когда он помолился, тотчас воскрес ученик его[1799].

66. Некоторый брат желал удалиться в пустыню; но родная мать его противилась этому. Он говорил матери: «Мать! от­пусти меня, потому что я хочу спасти душу мою». Мать, не имея возможности удержать его, отпустила. Он, пришедши в пустыню, сгубил в нерадении всю жизнь свою. Между тем мать его умерла. По прошествии некоторого времени и сам он сделался болен, пришел в самозабвение и, восхищенный на Суд, нашел тут мать свою в числе судимых. Она, увидев его, удивилась и сказала: «Что это значит, сын? и ты пришел на это место осужденных! Где же слова твои, которые ты повто­рял мне всегда: хочу спасти душу мою». Устыдился он, услы­шав это, — стоял, не имея что отвечать. И вот, раздался голос, повелевающий возвратить его, а взять другого брата из обще­жительного монастыря. Возвратившись в себя, он поведал при­сутствовавшим все, что видел и что слышал. В подтвержде­ние слов своих он просил, чтоб кто-нибудь сходил в общежи­тельный монастырь и посмотрел, скончался ли тот брат, о призыве которого он слышал. Посланный нашел, что так. Ви­девший видение, выздоровев, заключил себя в затвор, в кото­ром пребывал неисходно, помышляя о спасении своем, прино­ся покаяние и оплакивая свое прежнее поведение в состоянии небрежения. Умиление достигло в нем величайшего развития. Многие уговаривали его несколько снизойти себе, чтоб не под­вергнуться какому-либо повреждению от непрестанного пла­ча; но он не соглашался на это, — говорил: «Если я не мог вынести обличения матери моей, то как вынесу обличение и муки в день Суда, в присутствии Христа и Ангелов Его»[1800].

67. Некоторый брат, преимущественно преуспевший в сми­рении, проводил уединенную жизнь в Египте. У него была в городе сестра — блудница, погубившая многие души. Стар­цы часто уговаривали этого брата, и едва могли уговорить его, чтоб он сходил к сестре для отвращения ее увещаниями своими от разливаемой ею греховной пагубы. Когда он при­ближался к месту жительства ее, один из знакомых, увидев его, поспешил войти к ней прежде и известил ее о пришествии брата из пустыни. Услышав это, она, вне себя от радости, оста­вила любовников своих, которых в то время угощала, с откры­тою головою выбежала навстречу брату. Когда она увидела его и хотела заключить в свои объятия, он сказал ей: «Сестра моя любезнейшая! пощади душу твою, потому что многие по­гибают чрез тебя. Рассуди: какие муки уготованы тебе, если не прибегнешь немедленно к покаянию». Она содрогнулась, ска­зала ему: «А ты знаешь ли наверно, что еще есть для меня какая-нибудь надежда спасения?» Он отвечал: «Если б ты только пожелала, то и доселе есть тебе надежда спасения». Она упала к ногам брата и просила его, чтоб он увел ее с собою в пустьшю. «Поди, — сказал он, — покрой голову твою и следуй за мной». «Пойдем скорее! — отвечала она. — Луч­ше мне пройти между толпою людей безобразною и с откры­тою головою, чем возвращаться в работный дом греха». Во время пути брат поучал ее покаянию. Увидя идущих навстре­чу монахов, он сказал ей: «Сойди с дороги на короткое время, пока монахи пройдут: не все же знают, что ты мне сестра». Она сделала это. Монахи прошли, и он позвал сестру свою: «Пойдем, — сказал он, — будем продолжать путь наш». Она не отвечала ему. Брат осторожно подошел к ней и нашел ее умершею, а оконечности ног ее были в крови, потому что она была без обуви. Тогда, плача и рыдая, возвестил он старцам о случившемся. Они рассуждали между собою о спасении ее, и были не согласны. Но Бог открыл одному из старцев, что покаяние блудницы принято, потому что она отвергла всякое попечение о всем, принадлежащем миру сему, пренебрегла всем для исцеления язвы своей, тяжко воздыхала о грехах своих и оплакала их[1801].

68. Три благочестивые, внимающие своему спасению мужа приняли монашество. Один избрал в делание себе — прими­рять ссорящихся; другой — посещать больных; третий ушел на безмолвие в пустыню. Первый, заботясь прекращать рас­при между человеками, не мог примирить всех тех, которых примирял. Побежденный унынием, он пришел к тому, который в свою добродетель избрал служение больным, но и того на­шел также малодушествующим, признавшим, что исполнение принятой им добродетели превышает его силы. Сговорившись между собою, они пошли повидаться с третьим товарищем своим, удалившимся в пустыню. Пришедши, они поведали ему о смущении своем и просили сказать, что ему доставлено пустынножительством. Помолчав немного, он налил воды в ло­хань и сказал им: «Поглядитесь в воду». Она была возмуще­на. По прошествии некоторого времени он опять сказал им: «Теперь поглядитесь в воду, потому что она устоялась». Взгля­нув в воду, они увидели в ней лица свои, как в зеркале. Тогда он сказал им: «Подобное этому совершается с человеком, когда он находится посреди человеков, — не может видеть гре­хов своих по причине возмущающего его непрестанного раз­влечения; когда же он удалится в уединение, особливо в уеди­нение пустыни, тогда усматривает свои согрешения»[1802].

Опасно, душепагубно возлагать на себя исполнение возвышенных добродетелей преждевременно, не достигши соответствующего им пре­успеяния. Между добродетелями имеются и матери и дщери; если кто устремится к стяжанию матерей прежде стяжания дщерей, того умерщ­вляют эти добродетели душевною смертию, то есть производят в нем душевное расстройство. Святые Отцы повелевают скорее оставлять такие добродетели, иначе расстройство разовьется и преобразится в погибель[1803]. Очевидно, что произвольное посещение больных не по по­слушанию, не под руководством опытного наставника, особливо же примирение ссорящихся, будучи великими добродетелями, никак не соответствуют новоначальным монахам. Для совершения их предварительно нужно собственное, значительное духовное преуспеяние. Воз­ложившие на себя, по неведению и слепой ревности, возвышенное делание и заметившие, что оно превышает силы их, приносит им вред, должны остановить его и перейти к жительству, соответствующему способностям и душевному возрасту. Иногда подвиг очень ярок, очень живописен, но приносит не спасение, а погибель; иногда подвиг столько лишен живописи, что даже кидает темную тень на подвижника, а польза от него и существенна и обильна.

69. Однажды старец пришел к старцу. Хозяин сказал уче­нику своему: «Приготовь нам немного чечевицы и намочи сухарей». Ученик сделал это. Между тем старцы занялись духовною беседою и пребыли в ней до шестого часа (две­надцатого по полуночи) следующего дня. Старец-хозяин опять сказал ученику: «Сын! приготовь нам немного чечеви­цы». Ученик отвечал: «Она приготовлена еще вчера». Старцы встали, вкусили пищи[1804].