Не берись ни за какое дело, каково бы оно ни было, без совета духовного отца монастыря. 4 страница

Все вокруг нас делают ошибки, грешат. Какой че­ловек не грешит? Даже если мы проживем всего один день, все равно согрешим. Поэтому нам необходимо усиленно наблюдать за тем, чтобы не произнести уни­зительного для брата слова. Если мы позволим себе хотя бы одно грубое слово, то сами вынудим Бога быть нашим противником. Это слово обнаружит нашу же­стокость, нечувствие и полное отсутствие Бога в на­шем сердце. Что-то случилось? Мы должны встать на сторону грешника, помолиться за него Богу, оказать ему любовь и честь, чтобы он почувство­вал свое человеческое достоинство. Наконец, наш долг — найти подхо­дящего человека, который был бы способен исправить жизнь этого грешника.

Итак, не презирай своего бра­та, не говори: «Вот, он все время осуждает, все время грешит». Ты сам не осуждай, не иди с ним, если он хочет увлечь тебя в пересуды. Уважай его, но пусть твоя жизнь никак не зависит от его жизни. Не позволь себе даже взглянуть на него свысока, иначе «впадешь в руки врагов своих».

Преподобный Антоний гово­рит об этом афористично и пре­дельно ясно. Человеку, который не уважает грешника и осуждает его, Бог попустит испытать вели­кие бедствия и впасть в страшные грехи, для того чтобы он понял на опыте, что такое смирение и свя-

гость. Лучше вместе с ближним погрязнуть в трясине греха, чем его судить, критиковать и обвинять.

При помощи этого правила святой Антоний ста­рается предохранить братство от разделения, чтобы и нем был единый дух, единая любовь, единый образ мыслей, единая жизнь, единая Церковь.

Берегись, как бы твой помысел не был прель­щен воспоминанием прежних грехов и они не возобновились в твоей душе, (60)

В предыдущем правиле святой повелел нам любить и уважать грешника, поэтому теперь, чтобы предосте­речь нас от греха, распутства, бесчестных поступков, страстей, которые нас окружают и которых даже ка­тания не следует нам вспоминать, он говорит: «Ты же берегись, как бы твой помысел не был прельщен воспоминанием прежних грехов». Грехи ближнего на­поминают нам о наших собственных грехах, но мы должны стараться их не вспоминать, чтобы не повто­рять. Человек, любящий Бога, не падает в тот грех, в котором покаялся. Мы вспоминаем свои грехи в том случае, если не благоговеем пред Богом, а наше пока­яние ложно. Например, если ты с сожалением испове­дался в том, что огорчил своего брата, а затем огорча­ешь кого-то другого, то это означает, что ты не покаял­ся, но просто насмехаешься над Богом. Возможно, ты скажешь, что брат поставил тебя в трудное положение. Но что значит «поставить в трудное положение»? Брат спровоцировал тебя, потому что он раздражительный, упрямый, эгоистичный, злой. Ты это знаешь. Пока­яться означает принять во внимание характер брата и, следовательно, знать, как себя с ним вести.

Тот, кто не понимает характера другого человека, не сможет жить вместе с ним, не сможет иметь любви и мира и вообще быть духовным человеком. Если тот, с кем ты имеешь дело, упрям, ты сразу это поймешь. Ответа на какой-нибудь простой вопрос от него мож­но ждать целую вечность. Другой человек — закры­тый, третий — весельчак. Нам нужно сразу понять, что за человек перед нами, чтобы правильно вести себя с ним. Мы можем ошибаться максимум две-три мину­ты, но потом мы поймем, что он за человек. При этом будем вести себя с ним с уважением, так, чтобы нас не за что было упрекнуть, не позволим себе увлечься его немощами.

«Чтобы они [грехи] не возобновились в твоей душе». Преподобный Антоний говорит об этом пото­му, что в монастырь приходили не только люди, про­водившие прежде целомудренную жизнь, но и греш­ники, нечестивцы, блудники и разбойники. Они лег­ко могли вновь почувствовать влечение к прежним грехам. Впрочем, у всех нас есть грехи, даже у самого праведного, самого святого человека. Потому святой Антоний и говорит: «Смотри, не размышляй с услаж­дением о своей прежней жизни».

Итак, уважай и люби грешника, а сам оставайся незапятнанным и чистым как во внешнем поведении, так и во внутренней жизни.

Так кто же может не грешить? Святой Антоний дает нам ответ на этот вопрос в следующем правиле.

Люби смиренномудрие, и оно предохранит тебя от греха. (61)

Мы сами не можем предохранить себя от греха, что бы мы ни делали. Грех — это скользкая поверх­ность, и потому мы все поскальзываемся и падаем. Только смиренномудрие может нам помочь. Дей­ствительно, смиренный человек никому не противоречит, никого не огорчает. Тот, кто огорчает своего брата, показывает, что он эгоист, что он лелеет свое я». Смиренный не подвергает себя искушению и не впадает в искушение. Смиренномудрие предохраняет его от грехов. Поэтому не говори, что ты не можешь быть безгрешным: сыны и дщери Божии благодаря смиренномудрию никогда не согрешают.

Несмотря на это можно возразить, что мы — люди и легко впадаем в грехи. В следующем правиле пре­подобный Антоний старается нас подбодрить, говоря: Не бойся. Если ты постараешься не утомлять ближ­них, но доставлять им радость, все будет хорошо: ты приобретешь и святость, и совершенство, и безгреш­ность».

Не будь докучливым и не стремись настаи­вать на своем слове, чтобы не вселилось в те­бя зло. (62)

Если человек назойлив и настаивает на своих сло­вах, то грех во всей полноте поселяется в нем: человек уже не просто согрешает, но становится вместилищем грехов.

Приведем такой пример. Кто-то приходит ко мне и говорит: «Я вчера попробовал починить свой стул п не смог. Дашь мне твой?» Он не спрашивает, могу ли я отдать ему стул. Таков докучливый человек. Когда н вижу такого человека, я прячусь, потому что не могу предугадать, чего еще он у меня попросит, или разго­вариваю с ним резко, чтобы он обиделся и не достав­лял мне новых хлопот.

Докучливый человек утомляет тебя своим взгля­дом, речью, претензиями. Сегодня его печет солнце, а завтра он зябнет от снега, он хочет такую-то ком­нату, но не желает переселяться из той, в которой нуждаются другие. Обычно все знают, что это за че­ловек, и боятся его, но сам он не понимает своего со­стояния и живет в блаженном неведении. И напротив, человек, ведущий себя с достоинством, во всем стара­ется быть похожим на Бога. Как Бог вседостаточен, ни в чем не нуждается и ничего не ищет, кроме нашего спасения, так и он не будет ничего просить у других людей, а наоборот, будет давать просящему и искать только Святого Духа. Мы нуждаемся только в Нем, это наша единственная потребность. По взгляду другого человека, по его поведению, по тому, как он слушает и смотрит, мы должны понять, чего он хочет, и соответ­ственно вести себя с ним. Тогда в нас вселится добро. В противном случае целый вихрь зла войдет внутрь нашего сердца и мы станем обиталищем демонов.

Кроме того, мы докучаем ближним своими сло­вами. Если ты скажешь мне какую-то колкость, я буду помнить о ней по меньшей мере семь лет, и, что бы ты потом ни говорил мне, я непроизвольно буду судить о твоих словах под действием старой обиды. Особен­но если твои слова меня ранят, я буду помнить их не меньше, чем семь седмериц лет. Пусть даже я хоро­ший, смиренный, но я их не забуду. Конечно, ты ниче­го не поймешь. Ты сказал это не для того, чтобы меня ранить, не из дурных побуждений, но ради моего бла­га. Однако моя душа, сердце и память работают не так, как твои, — ты меня ранил, а все остальное мне ни о чем не говорит.

Назойливым, упрямым и надоедливым становится также и тот человек, которого интересует только его работа, собственное мнение, а не ближний и все угод­ное ему. Он никогда не найдет в жизни покоя, радости и здоровья, не сможет уяснить себе, почему все беды выпадают на его долю. Он постоянно будет роптать: «Ну почему со мной так обращаются? Почему я болею? Почему я беден? Почему именно я попался и меня осу­дили? Почему именно меня постоянно посылают на работы, почему мне всегда отказывают? Почему все беды обрушиваются на меня?» Это мы сами навлека­ем на себя беды. Преподобный Антоний глубоко про­никает в человеческую душу.

Когда пребываешь в келье, старайся дер­жаться трех деланий: рукоделия, чтения псалмов и совершения молитв. (65)

Хотя большинство правил святого Антония каса­ется наших отношений с ближними, в этом правиле святой напоминает нам, что в конечном счете цель монаха — это его келья, потому что именно там мы достигаем преуспеяния, которое потом проявляет­ся при общении с людьми. Никто не может сказать ближнему «да», если сперва не приобретет смирения в келейном безмолвии. Никто не может согласиться с ближним, когда тот говорит глупости, если прежде не достигнет внутреннего единства, пребывая в келье. Как с одного взгляда становится ясно, болен человек или здоров, так и в общении с братьями сразу стано­вится видно, какова жизнь монаха в келье. Потому святой говорит: «Помни, что в келье ты созидаешь себя, совершенствуешься».

Мы часто задаемся вопросом, как нам запомнить услышанные наставления. Не нужно ничего помнить, забудь все. Пусть у тебя будет только три делания: рукоделие, то есть послушание (в древности мона­хи занимались рукоделием в келье, потому что у них не было всего того, чем пользуемся мы сейчас), по­учение в слове Божием и молитва. Главным чтением были псалмы. Хорошо, когда человек с детства читает и толкования на псалмы, потому что Псалтирь пони­мается не по букве, а по духу и в той мере, в какой мы позволяем войти в нас Святому Духу. Одновременно и сами псалмы сообщают нам Святого Духа.

Как-то меня поразил один мальчик. Он с самого раннего детства читал Псалтирь и сейчас продолжа­ет читать. Что можно в детстве понимать? И однако же, сердце человека впитывает в себя мысли Псалти­ри. Сверх того нам нужно прочитать все толкования на псалмы. Если мы не напитаемся духом Псалтири, то не сможем преуспеть ни в молитве, ни в посте, ни в бдении. Псалтирь — это откровение Божества, по­священие в таинства догматов, введение в нравствен­ную и духовную жизнь, приобщение Святой Троице. А если человек образован, но не читает Псалтирь, не услаждается ею, — то как он может ожидать хоть кап­ли радости от Бога?

Смотрите, как подчеркивалось значение псалмов в раннем монашестве, какой авторитет и силу они имели. С тех пор установилось правило в течение каж-

дой недели прочитывать на богослужении всю Псал­тирь, а впоследствии в определенные периоды года ее стали читать в еще большем объеме.

Псалмы мы читаем и слушаем в храме, потому что они, как дождь, увлажняют землю, то есть наше цер­ковное собрание. Одно впечатление они производят на нашу душу, когда мы слышим их в церкви, другое — когда читаем их сами наедине, и третье — когда учим их наизусть. Все эти делания различны, и одно другим заменить невозможно.

Для современных монахов правило святого Ан­тония означает: необходима работа на послушании, келейное правило и богослужение, главным образом Божественная литургия. Под словом «молитвы» обык­новенно имеется в виду богослужение. Кроме того, в некоторые времена чтение псалмов, о котором гово­рится в правиле, тоже обозначало богослужение, по­тому что Псалтирь составляет основу всех церковных служб.

***

Почему молитву, произносимую своими словами, некоторые осуждали, ссылаясь на то, что так молятся протестанты?

Кроме немногих невежественных людей, никто не осуждал саму молитву, произносимую своими словами, но все осуждали неразумное увлечение ею в ущерб богослужению или Иисусовой молитве. Мо­литва «Отче наш» — это молитва Христа, которую Он произнес Своими словами. Все наши богослужебные тексты наполнены такими молитвами. Святой Ни­кодим Святогорец, святой Симеон Новый Богослов, святой Исаак Сирин, блаженный Августин и все свя­тые отцы в своих произведениях и даже проповедях оставили нам молитвы, сочиненные ими самими.

Особенно поражает священный Златоуст: в его писа­ниях таким молитвам нет числа.

Кроме того, и анафора Божественной литургии сначала носила произвольный характер. Существовал определенный чин, заимствованный из богослужения синагоги, и он развился благодаря тому, что епископ или священники добавляли к нему свои собственные молитвы. Каждый добавлял что-то соответственно своей образованности, духовности, душевному складу. Апостол Павел, когда созвал в Милите ефесских пре­свитеров, чтобы попрощаться с ними, велел им пре­клонить колена, а сам молился. Он молился своими словами. Каждый человек может молиться от сердца, своими словами.

Когда у отца Ефрема Катунакского спрашивали, как творить молитву Иисусову, он отвечал, что снача­ла нужно помолиться своей молитвой от сердца, от­крыть свое сердце, со всей нежностью обратиться ко Христу, к Богородице, нашей «Мамочке», как он Ее на­зывал, а потом уже начинать молитву Иисусову. Все время от времени обращаются ко Христу своими сло­вами, каждый согласно своему душевному и сердеч­ному устроению, — невозможно лишить людей такой молитвы. Но нельзя такую молитву абсолютизировать, потому что собрание верующих молится словами, ко­торые воссылаются «единеми усты и единем сердцем», то есть словами одинаковыми. Раз Церковь дала нам верные богословские тексты как духовные воспита­тельные средства для восхождения на небо, то есть ввела единообразную молитву, мы не можем не отда­вать ей предпочтения. Кроме того, Бог прежде всего внимает собранию верующих, а не каждому из нас в отдельности.

Итак, у нас есть церковное богослужение, а также личная литургия, то есть молитва Иисусова, которую человек совершает тоже от имени Церкви. Мы никог­да не говорим: «Господи Иисусе Христе, помилуй нас», но: «помилуй мя», потому что эти слова я произношу как член Церкви. Это означает, что, в то время когда я произношу Иисусову молитву, все члены Церкви со­присутствуют мне. Немыслимы умная молитва и без­молвие, отшельническая и аскетическая жизнь, если я не стал «всеобщим», не вышел за рамки одиночества и не расширился до того, чтобы вместить в себя всю вселенную, как апостол Павел, священный Златоуст и все святые отцы. Когда это произойдет, тогда я смогy молиться своими словами. Итак, выше всего сто­ит богослужение, затем личная литургия — молитва Иисусова, и наконец, молитва своими словами, от сердца. И несомненно, Бог слышит такую молитву.

Осуждали же молящихся своими словами в том случае, когда видели, что они уклоняются от богослу­жения и не молятся Иисусовой молитвой. Конечно, надо признаться, что в молитве своими словами мы обыкновенно высказываем свои чувства, нужды, труд­ности, радости и печали. Конечно, Бог принимает все это, даже крохи. Отец Ефрем, о котором мы упомина­ли, молился собственными словами. Тем не менее это не препятствовало ему всегда сохранять равновесие в жизни, потому что он положил в основу своей жизни послушание. Слушаться всегда трудно. Отец Ефрем до­стиг поистине степени мученичества. Он и мученик, и преподобный. Он нашел легкий путь к святости и бесконечному совершенству — послушание и пото­му не впадал в крайности.

В крайности впадают люди своевольные, у кото­рых есть свое мнение и которые не принимают советов от других. Они могут прислушаться только к человеку, представляющему для них авторитет, к святому или к тому, кто указан Самим Богом. Своевольный сам себе голова, он живет эгоистично и имеет свои взгляды на праведность. У него есть радость, удовлетворенность, удачи, внутренние перемены, слезы, он исповедуется, но все это не ведет его к святости. Ведь от всякого из нас требуется борьба до тех пор, пока не умрет твое «я» и ты не скажешь: «Меня не существует, я буду де­лать то, что мне скажет другой». Тогда ты вверяешь­ся бездне Божественной милости и Бог может омыть тебя Своей благодатью. Тогда ты купаешься в Боже­ственных дарованиях.

Отец Ефрем с самого начала нашел компас и шел, ориентируясь по нему до конца. Его жизнь удивитель­на. Пребывая в послушании у старцев, он был и му­чеником. Он имел очевидные свидетельства Святого Духа: он чувствовал, как его молитва поднимается выше облаков, а сам он пребывает среди ангелов. Как мученик, он не имел никакого человеческого утеше­ния. Он вел такую жизнь, которая никому из нас и на ум не приходила и которой мы не смогли бы выдер­жать даже в течение одной минуты. А отец Ефрем жил так всю жизнь. Благодаря неуклонному послушанию его молитва переходила в сердечную, лилась, устрем­лялась ввысь и достигала неба.

Только сам человек может обойтись с собой не­справедливо и ниспасть с высоты своего достоинства. А Бог никого не отвергает, ни с кем не поступает не­справедливо, никого не сбрасывает вниз, Он только возводит на высоту. Он сошел в преисподнюю, чтобы нас возвести на небо. И то, что Он нам дал, Он у нас не отнимает.

Люди своевольные стремятся устроить свою жизнь сами: сегодня они читают одного святого и следуют его советам, завтра читают другого и следуют ему. Та­кие люди, как мы сказали, обычно и впадают в край­ности. А тот, кто начинает свою жизнь с крайностей, все более низко падает. И это еще вопрос, сможет ли он с годами достичь какого-то равновесия, потому что эгоизм от следования своей воле укрепляется и уже с большим трудом уступает. Едва ли этот человек хотя бы к смерти достигнет такого преуспеяния, в какое он мог бы прийти, если бы с детского возраста предал себя в послушание старцу.

Что происходит, когда человек начинает с крайно­стей? Например, он говорит: «Буду есть только по две смоквы», а потом съедает сто. Или решает спать три часа, а потом заболевает и спит по девять часов, тогда как все спят по шесть. Почему? Потому что он не по­шел естественным путем, сокращая сон постепенно от семи часов до шести, пяти, четырех, трех. Если бы он пошел этим путем, то мог бы спать даже по два часа и не чувствовать потребности спать больше. Некоторые больные люди спят по два часа в сутки и ничего, живут. У любого человека есть силы превзойти свою природу, а тем более когда в нем главенствует духовное начало.

Кто-то безрассудно просит благословения не есть вечером. Как игумен, я постараюсь его образумить. Если же он будет настаивать на своей воле и вести себя эгоистично, то что мне делать? Если я не согла­шусь с ним и так же буду настаивать, я превращусь в спорщика. Кто-то из нас двоих должен уступить. Раз не уступает он, уступлю я. После этого он скажет: «Многие постились по сорок дней, а я буду постить­ся пятьдесят». Так он уморит себя голодом, не вкусив никакой духовной радости, или уйдет из монастыря. Поэтому святой Антоний в предыдущих правилах го­ворил нам об умеренности. Нам необходимо помнить, что «мера важнее всего». Не переставляй вечных пре­делов, которые положили отцы твои, — говорит Свя­щенное Писание.

Приходит человек в монастырь и тут же начинает думать: «Когда же я стану монахом, когда же старец пошлет меня подвизаться на вершине Афона?» Такой человек зря потратит силы: или уйдет в мир, или не обретет никакого внутреннего равновесия. Только со­блюдая меру можно преуспевать. Тогда Сам Бог станет нам помощником, и наше шествие будет направлено к небу.

***

Святой Исаак Сирин особое внимание уделяет по­клонам, говоря, что они выше чтения Псалтири и до­полняют Иисусову молитву. Правильно ли это?

Поклоны — это часть личного келейного бдения. Можно всю ночь бдеть, произнося молитву Иисусову, а можно всю ночь стоять на ногах или делать покло­ны. Конечно, вместе с поклонами ты произносишь: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя, грешного» — и можешь проливать потоки слез. При поклонах в мо­литве участвуют и тело и душа. Поклоны не выше дру­гих деланий, однако они помогают прийти в умиление и приобщить к молитве все тело, поэтому они благо­словлены Богом.

***

Мы постоянно сомневаемся, возможно ли нам до­стичь безгрешности и совершенства. В действитель­ности этот помысел — от сатаны, который не хочет, чтобы мы были радостными. И вот, преподобный Ан­тоний, чтобы укрепить нашу веру в возможность без­грешности и совершенства, продолжает свои настав­ления:

Размышляй и говори про себя: «Я не оста­нусь в этом мире» — и тогда не согрешишь перед Богом. (66)

«Сколько еще мне осталось жить в этом мире?» — произноси эти слова и размышляй над ними, даже если ты не веришь в скорое приближение смерти. Если ты будешь думать, что, возможно, сегодня или завтра умрешь, то не согрешишь.

Никто не грешит, когда размышляет о смерти. Од­нако нам необходимо иметь совершенное дерзнове­ние пред Богом, преодолеть страх смерти и чаять ее на всякий час, потому что это взлет в рай, в Царство Не­бесное. Что бы ни удерживало нас в мире, что бы нас ни заставляло бояться — отбросим это прочь.

Мы молимся: «Боже мой, спаси меня, исцели меня, помоги мне». Не будем малодушествовать, скажем: «Да будет так, как хочет Бог!» Ты путешествуешь по морю — и корабль тонет. Летишь на самолете — и он сгорает. Не надо бояться, молясь о себе в панике, по­тому что если ты имеешь пред Богом дерзновение, Он Сам поможет тебе.

И мы также не должны мириться с тем, чтобы хоть один наш день прошел без ощущения благого дерзно­вения перед Богом. Без этого никто не может почитать Бога как должно. Не ешь, не пей — сначала исполни все свои обязанности перед Богом, и ты увидишь, как легко тебе будет жить.

Глава четвертая

Не будь чревоугодником и не предавайся многоядению, чтобы не возобновились в тебе пре­жние грехи. (67)

Во времена преподобного Антония люди обраща­лись к вере от языческого заблуждения, от безнрав­ственной и развратной жизни, из ересей и расколов, поэтому под «прежними грехами» подразумевается жизнь в заблуждении, в неведении того, что Бог да­рует нам эту жизнь ради стяжания чистоты и что мы дадим ответ за каждый свой поступок. Грех вошел в тело и душу человека и так сильно извратил его при­роду, что неестественное состояние стало для него естественным. Развратной и порочной жизнью, клят­вами и идолослужением, гордостью и всеми страстя­ми люди уподобились скотам. Все противоестествен­ное возобладало над ними, стало чем-то обыденным, закономерным, и уже сомнительно было, найдется ли на земле хоть один чистый человек.

Когда кто-либо обращался к Богу, грехи проща­лись ему в таинстве Святого Крещения, а затем и при постриге, если человек сознательно и ответственно принимал его. При этом крещаемый или постригаемый получал особую силу чистоты, без которой невоз­можно жить в Боге. И хотя и после дарованного ему очищения от греха человек не забывал своего проти­воестественного состояния, того уподобления скотам, до которого ниспала человеческая природа, созданная как образ Божества, однако он не переживал заново греховные состояния, не разжигал страстей в своем сердце и жил так, как будто никогда не совершал ниче­го дурного. Испытывая лишь чувство греховности сво­ей природы, он при этом ощущал Бога и наслаждался благами духовной жизни. У него не было греховных воспоминаний, он не чувствовал нужды возвращаться к старому, над ним не властвовали чуждые его обнов­ленной жизни старые немощи и привычки. Таким че­ловеком Бог мог управлять.

И все же бывали случаи, когда опыт прошлой гре­ховной жизни, словно стремительный поток, со всей мощью врывался в человеческую душу, и человек не в силах был сопротивляться, в его естестве возобнов­лялись старые противоестественные устремления. Скотоподобие, скрывавшееся в сердце, просыпалось и заявляло о своих правах, и человек возвращался к греху, хотя когда-то уже был облечен в белые одежды крещения. Впрочем, и в этом случае он мог снова взы­скать благодати Божией, и Церковь прощала его. Если он в течение многих лет доказывал свое желание неот­лучно быть с Богом, то вновь приобретал утраченные духовные силы и чистоту. Святые отцы, желая помочь такому человеку, накладывали на него многолетние епитимии, от трех до двадцати пяти лет, а порой и по­жизненные.

В те времена люди не были такими самолюбивы­ми и эгоцентричными, как сейчас. Сегодня человек согрешает и на другой день, исповедавшись, хочет причащаться. Раньше люди были уверены, что из-за греха они стали далекими от Бога, изгнаны из рая и теперь огненный меч охраняет Божественное при­частие, поэтому они сами просили отлучить их от него ради своего же спасения. Они претерпевали это мучи­тельное отлучение, для того чтобы доказать свою лю­бовь к Богу и потом уже снова причащаться.

Постепенно Церковь начала сокращать срок епи­тимий из-за немощи своей паствы. Многие верующие, узнав о строгости епитимии за совершенный ими грех, совсем отказывались от благодати Божией, предпочи­тали влачить жалкую жизнь, и потому Церковь, что­бы не бросать их, сообразовывалась с их немощами в надежде, не спасет ли кого из них, по слову апостола Павла.

Смягчение епитимий было признаком того, что болезни Церкви умножались. Но в то же время и ду­ховно преуспевающих людей становилось все больше. Чем более умножался грех, тем более преизобиловала благодать Божия, созидая в противовес ему сонм свя­тых людей, которые с раннего возраста вели воздерж­ную жизнь и оставались целомудренными, безуко­ризненно чистыми до конца своих дней. Причем они были чисты не от плотских лишь грехов, но прежде всего — от грехов мысленных, таких как богохульство, клятва, клятвопреступление, гордость, тщеславие, не­верие, ересь и, в особенности, себялюбие, склонность человека критерием всему считать свое «я» и свои же­лания. Это огромное воинство непорочных людей ум­ножилось и стало столь значительным противовесом греху, что Церковь с радостью признала свое преуспе­яние как единого Тела.

Одновременно с этим, как мы знаем из церков­ных правил, Церковь вынесла новое определение о монашеском постриге. Первоначально постриг мож­но было принимать с семнадцати лет, теперь же этот возраст был снижен до десяти лет, ради того чтобы предотвратить возможные в юности падения. Возраст с одиннадцати до семнадцати лет самый трудный, по­этому многие родители приводили своих детей в мо­настырь в три-четыре года, чтобы они уже в самом раннем возрасте стали монахами. Это происходило потому, что среди христиан процветали целомудрие и чистота, благочестие и богопознание.

Однако грех не перестал и никогда не перестанет существовать на этой земле, если только Бог не отни­мет у нас свободу. А Бог никогда ее не отнимет, так что мы никогда не потеряем способности собой управлять, выбирая между грехом и святостью. И мы можем это делать в каждый момент своей жизни. Предаваясь по­мыслам, увлекаясь воображением и своими желания­ми или взирая на что-то чувственно, мы восстанавли­ваем в себе всю полноту своих прежних пороков, воз­вращаемся к распутству и сладострастию. Кроме того, мы можем вернуться к идолослужению, например, на­чать обоготворять деньги, женщин, любовь к самому себе (так называемый нарциссизм), умение настоять на своем или что угодно другое.

Но главное, мы можем впасть в непокорность Богу, что равносильно идолослужению. Иными словами, мы можем так сильно довериться своему помыслу, же­ланию и особенно своему мнению и знанию, что они начнут управлять нами, а Бог перестанет действовать внутри нас Своей силой и утешать нас. В таких случа­ях человек всегда подвергается демонским нападениям. Демон в какой-то мере приобретает над ним пра­ва, входит в него и постепенно так укрепляется в этих правах, что человек страдает и борется до конца своей жизни.

Однако человек кающийся, как правило, изменяет свою жизнь, созидает обновленную жизнь, преобра­жаясь от славы в славу, от совершенства к совершен­ству, от святости к святости, становясь новым миром, новым человеком. В таком случае воспоминания о демонских воздействиях постепенно изглаживаются, Бог овладевает нами, и мы начинаем подниматься по ступеням, ведущим к безгрешности. Теперь Бог помо­гает нам, чтобы страсти, подавленные благодаря об­новлению нашей природы, не могли в нас проявляться. Потом Бог воссоздает все внутри нас, проникая до са­мых глубин нашего существа, и тогда мы становимся с Ним единым целым, достигаем в этой жизни без­грешности и обретаем способность не поддаваться соблазнам. Умение не соблазняться, не принимать помыслов, не грешить — это естественное состояние человека Божия. Если у нас есть искушения, помыслы, желания, если мы возвращаемся к своему ветхому че­ловеку, это означает, что в нас еще живо то, что про­тивно нашему естеству.

Если же мы достигли состояния естественного, то мы можем сказать, что при любых обстоятельствах, едим ли мы или воздерживаемся, спим или восстаем ото сна и бодрствуем в молитве, мы и телом и духом прославляем Бога. Тогда на нас исполняется поже­лание, выраженное в молитве Господней: Да святи­тся имя Твое. Иными словами, нас преисполняет

Божественная благодать, и мы становимся подлинно посвященными Богу, переходим в область небесных переживаний. Тогда мы являем собой удивительное зрелище на этой земле — «...странное видение, стран­ное слышание». Это и есть естественное состояние, в которое нас приводит Бог, это наше возвращение в рай, второе рождение. Бог преклоняет небеса и воз­водит нас к первоначальной праведности. Это не столько чудо, сколько естественное для Церкви дело. Если с нами в Церкви такого чуда не происходит, зна­чит, его не принимает наше сердце, потому что мы свыклись со своим ветхим состоянием.