Святитель Игнатий Брянчанинов 25 страница

Второй: «Я сказал сам себе в тот день, как отрекся от земли: сегодня ты возрожден; сегодня ты начал служить Богу; сегодня отказался от здешней жизни; будь же ежедневно странником, ожидая на следующий день освобождения. Это завещаю я себе ежедневно».

Третий: «Я восхожу рано к Богу моему: воздавая покло­нение Ему, я повергаюсь на лицо мое и исповедую согреше­ния мои. Совершив поклонение Богу, я обращаюсь с молит­вою к Ангелам, прося их, чтоб они умоляли Бога о мне и о всем создании. Исполнив это, я иду к адской бездне и делаю то, что делали иудеи, приходя в Иерусалим, терзая себя, про­ливая слезы и испуская стенания о падении отцов своих; так и я, осматривая падение человечества и последствия этого падения, удручаю мое тело и плачу с плачущими».

Четвертый: «Я расположением души моей подобен сидя­щему на горе Елеонской с Господом и учениками Его. Я ска­зал сам себе: не будь знаком ни с кем знакомством по плоти, но будь непрестанно с учениками Господа и подражай небес­ному жительству их; сиди у ног Иисуса, как сидела у них Мария, внимая словам Его. Будите совершены, говорит Он нам, якоже Отец ваш Небесный совершен есть[1696], и научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем[1697].

Пятый: «Я смотрю на Ангелов, восходящих и нисходя­щих для призвания душ из этой жизни в вечность, и непрес­танно ожидаю кончины моей, говоря: Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое»[1698].

Шестой: «Я законоположил себе ежедневно слышать слова Господа, которые — представляется мне — Он говорит: Под­визайтесь ради Меня, и Я упокою вас; немного поборитесь здесь с грехом, и узрите спасение Мое и славу Мою; если вы любите Меня, если вы — сыны Мои, обратитесь с молитвою к Отцу; если вы — братия Мои, потерпите ради Меня что-нибудь, как Я потерпел за вас многое; если вы — овцы Мои, последуйте страданиям Господа вашего».

Седьмой: «Я тщательно поучаюсь в вере, надежде и люб­ви и непрестанно собеседую с собою о них, чтоб по причине надежды всегда радоваться, по причине любви никому не на­нести оскорбления, по причине веры пребывать в мужестве».

Осьмой: «Я пребываю в ожидании диавола, рыкающего и ищущего кого поглотить[1699]; стараюсь усмотреть его душевны­ми очами на всех путях его и призываю в помощь против него Господа Бога моего, чтоб козни диавола оставались без последствий и он не возмог бы ничего совершить, особливо в боящихся Бога».

Девятый: «Я ежедневно созерцаю духовный храм духов­ных добродетелей и Господа славы посреди их, разливающего на них сияние. Вышедши из этого храма, восхожу на небо, созерцаю удивительную красоту Ангелов, внимаю хвалениям и сладчайшим песнопениям, которые они непрестанно воссы­лают Богу, наслаждаюсь звуками и гласами и изяществом славословия, и невольно приходит на память изречение Писания: Небеса поведают славу Божию, творение руку Его возвеща­ет твердь[1700]. Тогда все, что на земле, вменяю в пепел, в смрад­ную нечистоту».

Десятый: «Я созерцаю Ангела-хранителя моего, присут­ствующего со мною, и храню себя, вспоминая сказанное в Писании: предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся[1701]. Таким образом я пребываю исполненным страха к Ангелу-хранителю моему как нахо­дящемуся на страже путей моих, как ежедневно восходяще­му к Богу с подробным отчетом о делах и словах моих».

Одиннадцатый: «Я как бы олицетворяю добродетели, как-то: воздержание, чистоту, благость, любовь; они как бы при­сутствуют во мне и окружают меня; затем, куда ни пойду, говорю сам себе: где спутницы твои? Имея их всегда с со­бою, не впадай в двоедушие и малодушие; говори и делай одно угодное им, чтоб они нашли в тебе успокоение себе и после смерти твоей засвидетельствовали об этом пред Бо­гом».

Двенадцатый сказал: «Вы Отцы, имея небесное житель­ство, имеете и мудрость небесную. Что дивного? Вы вознесе­ны деланием вашим и ищете вышних. Добродетелию вашею вы преселены с земли; вы всецело отделились от нее. Что ска­зать мне? Если скажу, что вы земные Ангелы и небесные человеки, то не погрешу. Духовных состояний ваших я не достоин; куда ни пойду, вижу, что грехи мои всегда предшествуют мне и окружают меня со всех сторон. И потому я присудил себя во ад, сказав себе: будь с теми, с которыми ты достоин быть, к которым ты сопричислишься по прошествии краткого времени. Вижу во аде одни стенания и непрестающие слезы, горечи которых никто не может передать словами. Вижу там скре­жещущих зубами, страждущих всем телом, объятых трепетом с головы до ног, — и, упав лицом на землю, объемля персть, умоляю Бога, чтоб не допустил меня опытно узнать положе­ние адских узников. Вижу и огненное море, кипящее, неизме­римое, волнующееся и ревущее; огненные волны, кажется, вос­ходят до небес. Вижу в этом страшном море бесчисленное множество ввергнутых в него человеков; их голоса слились в один голос, в один вопль, в одно рыдание; такого рыдания и вопля никто никогда не слыхал на земле. Все эти человеки горят подобно тростнику и плевелам, но милосердие Божие отвращается от них за неправды их. Тогда я оплакиваю весь род человеческий, которому не дерзает никто говорить о спа­сении, который не внимает никому, потому что весь мир ле­жит во зле. Это составляет поучение для ума моего! духов­ное делание мое есть плач, по завещанию Господа[1702]. Признаю себя не достойным неба и земли и пребываю в состоянии, которое изображено Писанием: быша слезы моя хлеб день и нощь[1703].

Таково было собеседование двенадцати премудрых и ду­ховных Отцов[1704].

Состояние в духовном отношении каждого из этих двенадцати Отцов было состояние духовного видения, являющееся в христианине по очищении его от страстей. Вводится человек в это состояние Бо­жественною благодатию. Состояние духовного видения сокрыто от плотских умов непроницаемою завесою; отъемлется постепенно эта завеса покаянием. Если б кто захотел взойти в духовное видение собственным усилием, не свергнув с себя предварительно грязное и зловонное рубище страстей, тот сделается только мечтателем, льстя­щим себе и обманывающим себя в свою погибель. Духовное состоя­ние двенадцатого отшельника принадлежит к низшим духовным со­стояниям, по закону видений, изложенному в писаниях святых Отцов[1705]; по этому же закону должно непременно предуготовиться таким состоянием, пройти чрез него к состояниям высшим, к которым воз­водит благодать Божия ученика своего по мере очищения его.

Заключение

В изречениях Отцов подробно изложено учение о плаче; глубокий плач слышится во всех изречениях Отцов: позна­ли они, что человек — изгнанник с неба, что земля — стра­на его ссылки, что предоставлено ему кратковременное пре­бывание в этой стране для покаяния. Если человек удовлетво­рит цели, с которою он срочно помещен на землю, если удовлетворит он относительно себя цели Бога; то возвратится в свое отечество — Небо, возвратится на беспредельную веч­ность. Если же он сгубит положение и время, данные ему для покаяния, сгубит легкомысленно и преступно, сгубит, употре­бив на занятия суетные и на служение греху, то низвергнется навечно в ад. Выйдут узники адские из подземных темниц на Страшный Суд Христов, увидят славу Божию, увидят славу и блаженство святых Божиих и снова возвратятся в ад. Уже не выйдут они из него никогда, — будут проводить в нем жизнь, худшую смерти.

Удалились Отцы в пустыни, чтоб удалить себя от зарази­тельных впечатлений мира. Удалились Отцы в пустыни; от­туда яснее увидели самообольщение и ослепление мира, ко­торых не видят сыны мира, вращающиеся среди него и обма­нываемые им. Надо стать на вершине горы, чтоб обозревать равнины, разостланные у подошвы ее. Удалились Отцы в пустыни; там всецело погрузились в покаяние. Покаяние составляется из исполнения всех евангельских заповедей, еван­гельские заповеди возможно исполнять точно и богоугодно — только из сердца сокрушенного и смиренного. Дух житель­ства по евангельским заповедям — покаяние. Когда покая­ние вселится в глубину сердца, тогда оно преобразуется в плач. Плач этот — плач духа. Плач этот вместе и молитва. Ум молится словами; сердце молится плачем. Не восплачет серд­це, если не умилится от слов молитвы: не стяжет ум внима­тельной молитвы; если сердце не будет содействовать и вспо­моществовать ему плачем. Такой плач слышится в изречени­ях пустынных Отцов, возбуждает в внимательном читателе сочувствие, возбуждает и молитву и плач.

Оставим все суетное, чтоб наследовать плач и молитву ума, спутницу плача, — чтоб посредством плача и молитвы обрести утешение, обетованное Спасителем. Путь к плачу — еван­гельские заповеди. Плод заповедей — молитвенный плач. Обымет он всю жизнь инока, тщательного делателя евангель­ских заповедей, — введет его, еще во время земного стран­ствования, в Царство Небесное, сокровенное внутри нас, а по окончании земного странствования — в горнюю страну веч­ного блаженства. Эта страна по преимуществу называется Не­бесным Царством: в ней блаженствуют всецело блаженством неземным, — блаженствуют и сокровенным блаженством внут­ренним, которое у каждого свое, и блаженством общим, наруж­ным, по влиянию обстановки, всецело святой, возбуждающей постоянно и питающей постоянно совершенное блаженство, никогда и ничем не нарушаемое[1706]. Эта страна — наследство тех, которые раскроют в себе, во время земной жизни, духовное Небесное Царство.

ПОВЕСТИ

из жития старцев,

преимущественно Египетских,

которых имена не дошли до нас

1. В царствование императора Феодосия жил близ Кон­стантинополя некоторый монах в маленькой келлии, вне го­рода, невдалеке от врат, из которых императоры обыкновен­но выезжали за город для прогулки. Феодосии, услышав, что тут живет монах-затворник, никуда не выходящий из келлии, начал при прогулке направляться к этому месту. Последовавшим за ним придворным он приказал прибли­жаться к келлии монаха, — подъехал к ней один и посту­чался в дверь. Встал монах, отворил ему дверь, но не узнал, что это был император, потому что император, чтоб не быть узнанным, снял с себя царский венец. После обычной мо­литвы оба они сели, и спросил император монаха: «Как жи­вут святые Отцы в Египте?» Монах отвечал: «Все молят Бога о спасении вашем». Между тем император вниматель­но осматривал самую келлию. В ней он не увидел ничего, кро­ме немногих сухих хлебов в корзинке, которая висела на ве­ревке, прикрепленной к потолку. Император сказал: «Авва! на благословение предложи мне пищу». Монах вложил по­спешно в сосуд соли и сухарей, влил воды, и они вместе употребили эту пищу; затем монах подал чашу воды импера­тору, который и выпил ее. Тогда Феодосии сказал: «Знаешь ли, кто я?» Монах отвечал: «Не знаю, кто ты, господин». Император: «Я, Феодосии император, пришел к тебе попро­сить молитв твоих». Монах, услышав это, пал ему в ноги. Император продолжал: «Блаженны, вы монахи, свободные от мирских забот! вы наслаждаетесь спокойною и безмолвною жизнью; попечение ваше только о спасении душ ваших, о до­стижении жизни вечной, о получении наград небесных. Будь уверен в справедливости слов моих: я рожден от царя и цар­ствую; но никогда не вкусил пищи с такою приятностью, как теперь». После этого император поклонился с особенным ува­жением монаху и вышел от него. В ту же ночь раб Божий начал так размышлять сам с собою: «Мне уже не подобает оставаться в этом месте; теперь, следуя примеру императора, пойдут многие ко мне не только из народа, но и придворные, и сенаторы не преминут воздавать мне почесть, как служителю Божию. Хотя они будут делать это ради имени Божия, однако я боюсь за себя, чтоб лукавый диавол не обольстил меня не­приметным образом, чтоб я не стал находить удовольствия в приеме знатных особ, чтоб сердце мое не усладилось их похва­лами и уважением ко мне, чтоб не потерять мне смирения». Человек Божий, рассмотрев все это, бежал оттуда в ту же ночь и прибыл в Египет, в пустыню к святым Отцам[1707].

Обратим должное внимание, возлюбленнейшие братия, на ту рев­ность, с которою служитель Божий озаботился о сохранении в себе добродетели — смирения.

2. Во внутренней пустыне жил некоторый старец, удру­чавший себя в течение многих лет воздержанием и всеми духовными подвигами. Пришли к нему некоторые братия и, Удивившись его жительству, сказали ему: «Отец! как ты пе­реносишь это сухое, бесплодное и неудобное место?» Старец отвечал им: «Весь труд всего времени, которое живу здесь, не может сравняться с одним часом вечных мук геенны. Подобает нам в краткое время этой жизни подчиниться тру­ду и измождить страсти нашего тела, чтоб обрести неконча­ющееся успокоение в будущей и вечной жизни»[1708].

3. Некоторый игумен имел в управлении своем десять мо­нахов. Один из этих монахов был очень нерадив; он нисколь­ко не заботился о своем спасении: ел безвременно, пил без воздержания, языка отнюдь не обуздывал. Старец часто уве­щевал, умолял его, говоря: «Брат! имей попечение о душе твоей, потому что ты умрешь, и если будешь жить так нерадиво, то пойдешь в вечную муку». Брат постоянно оказывал непослу­шание старцу и не внимал словам его. Из среды такой жизни он был восхищен смертию. Игумен очень печалился о нем, зная, что он жил в великой лености и небрежении. Подвигну­тый скорбию об участи брата, игумен начал молиться о нем Богу, говоря: « Господи Иисусе Христе, Боже наш, открой мне о душе брата!» Так молился он долго. Однажды, стоя на мо­литве, пришел он в исступление и увидел огненную реку, а в ней множество человеков, опаляемых огнем и испускающих стоны, а посреди них и своего монаха, который стоял в пламе­ни по шею. Игумен сказал ученику: «О брат и сын мой! не умолял ли я тебя позаботиться о душе твоей именно по той причине, чтоб ты не подвергся мучению?» Брат отвечал: «Воз­ношу хвалы Богу за то, что по молитвам твоим голова моя по крайней мере имеет отраду»[1709].

4. Был некоторый игумен, отец общежительного монастыря, святой по жизни, украшенный всеми добродетелями, милости­вый к нищим. Он молился Богу, говоря: «Господи! знаю, что я грешен, но надеясь на Твою благость, уповаю спастись ею. Умоляю эту благость Твою, Владыко, не разлучи меня с духов­ною семьею моею и в будущий век, но сподоби чад моих со мною вечной жизни!» Часто повторял святой эту молитву. На эту молитву Господь даровал решение следующим образом: в другом монастыре, находившемся не в дальнем расстоянии от их монастыря, был праздник. Приглашен был на праздник игумен с монахами его. Он не хотел было идти, но пошел, услышав во сне глас, сказавший ему: «Поди на праздник. Толь­ко пошли учеников твоих вперед себя, а сам иди один сзади их». Когда настало время, монахи его пошли на обед; дорогою они увидели посреди нее лежащего нищего, расслабленного и в ранах. Они спросили о болезни его; он со слезами отвечал им: «Я был болен, а здесь напал на меня зверь; изломав меня, он ушел, и некому взять меня и отнести в село». Они сказали: «Мы пеши, ничего не можем сделать тебе, потому что с нами нет осла». Сказав это, они оставили его и ушли. По проше­ствии короткого времени пришел игумен, увидел нищего, кото­рый лежал и стонал. Узнав о причине такого положения его, он спросил: «Не проходили ли здесь монахи незадолго предо мною и не видали ли тебя?» Нищий отвечал: «И стояли надо мною, и расспросили о случившемся со мною, и ушли, сказав: мы пеши, — ничего не можем сделать тебе». Игумен сказал: «Если возможно тебе, то пойдем вместе потихоньку». Нищий отвечал: «Не могу идти». Игумен сказал: «В таком случае я возьму тебя на плечи мои и с Божиею помощию донесу до селения». Нищий начал отговаривать его: «Отец! как тебе одному нести меня? Путь далекий, но поди туда и пошли за мною». Игумен отвечал: «Жив Господь Бог мой! не оставлю тебя!» С этими словами он возложил нищего на плечи и по­нес. Сперва он чувствовал тяжесть ноши по обыкновенному весу человека; потом тяжесть уменьшилась, а потом и еще уменьшилась, почти сделалась нечувствительною. Игумен не­доумевал, что делается, как вдруг тот, кого он нес, сделался невидим. И последовал глас к игумену: «Ты постоянно мо­лишься о учениках твоих, чтоб они сподобились жизни вечной, но дела у тебя одни, а у них — другие. Если хочешь, чтоб прошение твое было исполнено, убеди их поступать так, как поступаешь ты. Я — Судия праведный: воздаю каждому по делам его»[1710].

5. Как не все новоначальные иноки имеют одинаковую рев­ность духа, не все одинаково обучены благонравию и монашес­ким правилам, так и не все старцы имеют в одинаковой степе­ни совершенство и опытность. Богатство старцев составляют не седые власы, но плоды обучения в новоначалии, плоды тру­дов, понесенных в жительстве. Я же в юности не собрал ecu, говорит Писание, то како можеши обрести в старости тво­ей[1711]. Старость бо честна, не многодетна, ниже в числе лет изчитается. Седина же есть мудрость человека, и возраст старости житие нескверно[1712]. Почему мы должны подражать или последовать жительству, должны принимать и усваивать себе предание и наставления не всех старцев, которых голова покрыта сединами, для которых служит свидетельством лишь одна долголетняя жизнь, но только тех, о которых достоверно узнаем, что они в юности отличались жительством, достойным похвалы, что они руководствовались в образовании своем не самочинием и пустым гордостным самомнением, но воспитаны по преданию отеческому. Многие — к сожалению, они составляют большинство — состарились в теплохладности[1713] и нера­дивости, усвоенных ими с юности, но пользуются уважением и доверенностию других не по причине нравственной зрелости, а по причине прожитых ими многих годов. Справедливо мо­жет отнестись к ним обличение Господа чрез Пророка: Снедоша чуждии крепость его, сей же не разуме: и седины явишася на нем, он же не позна[1714]. Такие старцы предоставляют вни­манию новоначальных не праведность жизни, не назидание словом или примером, достойным подражания, но одно много­летие. Коварный враг — диавол — употребляет седины та­ких старцев к обольщению юных, выставляя юным на вид вышеупомянутое общее уважение, которым пользуются эти старцы; с утонченною хитростию он старается примером этих старцев обмануть и ниспровергнуть даже таких новоначаль­ных, которые способны к достижению совершенства и по соб­ственному настроению и при правильном руководстве; или же он усиливается ввести, при посредстве наставлений и заповеданий, даваемых этими старцами, в нерадение, в душевный не­дуг, в смертоносное отчаяние. Желая дать опытное доказа­тельство словам моим, излагаю пред вами вкратце недавнее событие. К некоторому старцу, коротко известному нам, от­несся юный инок, очень ревностный по жительству, с целию преуспеяния своего и исцеления. С простотою исповедал он старцу, что его беспокоят плотское вожделение и дух любоде­яния; он надеялся найти в молитвах старца утверждение под­вигу своему и врачевание от полученных язв. Старец начал упрекать его самыми жестокими словами, объявляя ему, что он, допустив себе искушение таким порочным вожделением, сде­лался недостойным имени монаха, а достойным всякого пре­зрения; вместо утешения, он нанес ему столь тяжкую язву упреками, что монах вышел из келлии старца в величайшем унынии, в смертельной печали, в отчаянии. Угнетенный тос­кою, углубленный в помышления уже не об уврачевании стра­сти, но об удовлетворении ее, он шел; внезапно встречает его авва Аполлос, опытнейший между старцами. По чертам лица и отчаянному виду юноши угадав о внутреннем смущении и тяжком унынии, которыми втайне волновалось сердце, авва Аполлос спросил о причине такого состояния. Несмотря на то, что вопрос был предложен в самых мягких выражениях, юный монах не мог произнести ни одного слова в ответ старцу. Поняв еще яснее, что не без важного основания юноша при­крывает молчанием горькую печаль, которая, несмотря на мол­чание уст, живо изображалась на лице, авва начал настоятель­нее убеждать его, чтоб он открыл причину своего душевного расстройства. Вынужденный убеждениями, монах исповедал, что идет в мирские селения, как неспособный, по определению такого-то старца, к монашеской жизни; не имея возможности обуздать похотений плоти подвигом и не находя врачеваний против действий ее, он решился, оставя монастырь, возвратить­ся в мир и жениться. Святый Аполлос постарался смягчить его самым милостивым словом, уверяя, что и его самого еже­дневно беспокоят нечистые помышления и ощущения: тем ес­тественнее подвергаться им человеку юному. По этой причине никак не должно предаваться отчаянию, не должно удивлять­ся, как бы чему необычайному, усиленному действию брани, в которой получается победа не столько подвигом, сколько милостию и благодатию Господа. Старец упросил молодого мо­наха, чтоб он возвратился в келлию и потерпел хотя один день, а сам поспешно пошел в обитель упомянутого старца. Когда он приблизился к этой обители, то распростер руки горе и произнес следующую молитву, сопровождая ее слезами: «Гос­поди! Ты — един полновластный Владыка над тайными сила­ми и немощами человека! Един Ты Врач благий, врачующий непостижимо! Обрати брань этого юноши на этого старца, чтоб он научился, хотя в старости, снисходить немощи подвизаю­щихся и соболезновать удобопреклонности юных к страстям». Когда он, воздыхая, окончил молитву, — видит мрачного эфи­опа, стоящего против келлии старца и направляющего против него огненные стрелы. Уязвленный ими, старец выскочил из келлии, начал бегать туда и сюда, как бы сумасшедший или пьяный, то входил в келлию, то выходил, уже не мог оставать­ся в ней спокойно и, наконец, возмущенный, пошел тем же путем, на который направил молодого монаха. Авва Аполлос, Увидев, что старец пришел в положение безумного и бесную­щегося, поняв, что стрелы диавола, направленные в него, вонзи­лись в его сердце, произвели в нем омрачение ума и невыноси­мое страстное возмущение в чувствах, подошел к нему и ска­зал: «Куда ты так спешишь? Что заставляет тебя забыть степенность, столько приличествующую старцу, и так быстро бежать в беспокойстве, подобно мальчику?» Старец, объятый стыдом, не мог дать никакого ответа вопросившему: его обли­чала совесть, его обличал наружный вид, данный ему пороч­ным возмущением: он понял, что страстное вожделение его сердца угадано, что тайны его открыты авве. «Возвратись, -продолжал тогда святой Аполлос, — в келлию твою и пойми, что до сего времени диавол или не знал тебя, или презирал. Ты не удостоился сопричислиться тем, которые своим преуспея­нием и тщаливостию возбуждают диавола ежедневно бороть­ся и сражаться с ними. После стольких лет, проведенных в молитве, одной стрелы врага, направленной в тебя, ты не мог отразить. Что говорю «отразить»? Ты не мог претерпеть в течение одного дня. Господь попустил тебе подвергнуться это­му искушению для того, чтоб ты, по крайней мере в старости твоей, из собственного опыта научился сострадать немощам ближних и снисходить удобопреклонности юных к страстям. Ты, приняв новоначального монаха, угнетенного нападением диавола, не только не утешил, но даже ниспроверг в погибель­ное отчаяние. Ты предал его в челюсти врага на бедственное снедение. Диавол, без сомнения, не сделал бы на юношу такого жестокого нападения, какого он до сих пор не наносил тебе, пренебрегая тобою, если бы не заметил в душе юноши благого залога, если 6 не позавидовал преуспеянию, которое ожидает юношу на поприще монашества. Он поспешил предупредить и превратить это преуспеяние огненными стрелами своими! Очевидно, что он признавал сильным того, но кого рассудил направить сильную брань! Научись собственным опытом со­страдать подвизающимся, не низвергать искушаемых в поги­бель отчаяния, не приводить их в смущение жестокими слова­ми. Их должно ободрять милостивым словом утешения, пос­ледуя заповеданию премудрейшего Соломона: избави ведомыя на смерть и искупи убиваемых[1715]. Должно помнить образ по­ведения Спасителя, о Котором сказано: трости сокрушенны не преломит, и лена внемшася не угасит[1716]. Должно просить у Господа благодати, получивший которую радостно воспевает: Господь, Господь дает мне язык научения, еже разумети, егда подобает рещи слово[1717]. Никто не мог бы ни избегнуть козней врага, ни погасить или даже воздержать естественного плотского вожделения, подобного огню пылающему, если 6 благодать Божия не помогала немощи нашей, не покрывала и не защищала нас. Теперь окончилось это спасительное смотре­ние о нас, которым Бог благоволил освободить юношу от па­губного разжжения, а тебя научить состраданию ближним и тому, сколько сильны могут быть вражеские искушения; умолим же Бога общими молитвами, чтоб Он повелел удержать бич, который благоволил употребить для душевной пользы твоей, и чтоб угасил росою Святого Духа Своего огненные стрелы диавола, которым попустил уязвить тебя по моему ходатайству. Той бо долети творит, и паки возставляет: порази, и руце Его изцеляет[1718] Господь смиряет и высит, мертвит и живит, низводит во ад и возводит[1719]. По молитве аввы Аполлоса Господь отъял искушение с тою же скоростию, с которой попу­стил его[1720].

Повествование это заимствовано из собеседования преподобного Кассиана Римлянина с преподобным Моисеем, иноком египетского Скита. Наставление, в которое вошла повесть, делает старец, преподоб­ный Моисей, преподобному Кассиану и другу его Герману, тогда — новоначальным инокам; написано оно преподобным Кассианом, жив­шим во второй половине четвертого и в первой половине пятого веков. Это время было самое цветущее время для монашества в Египте. Там первым монашеским местом была пустыня Скит, в недальнем расстоянии от Александрии. В Скиту жили монахи, особенно обило­вавшие даром духовного рассуждения, по свидетельству Кассиана[1721], достигавшие высокого духовного преуспеяния преимущественно пред прочими монастырями Египта, по свидетельству святого Иоанна Лествичника[1722]. Свидетельствуют это и дошедшие до нас письменные па­мятники. Преподобный Арсений Великий называл Скит столицей мо­нашества, уподобляя отношение Скита к монашеству отношению Рима ко вселенной[1723]. Обиловавшие даром рассуждения старцы и при по­средстве его руководившие новоначальных к духовному преуспея­нию с особенным успехом, по причине особенного благоразумия в руководстве назывались искусными. Выражение искусный и искус­ство и поныне осталось в монастырях: им изображается благоразумне отдельного иноческого характера, приобретенное чистотою жиз­ни, изучением Священного Писания и писаний Отеческих, опытностию, — благоразумие, осененное Божественною благодатию. В цве­тущие времена монашества было много неискусных старцев, пользо­вавшихся громким именем святости, прославленных, с одной стороны, невежеством, а с другой, — сатаною, который употребляет таких стар­цев в свое орудие для погубления монахов и монашества. Указание преподобного Моисея на последнее обстоятельство достойно полно­го внимания: им обнаруживается образ действия падших духов, не­постижимый для людей, не осененных Божественною благодатию. К системе действия духов всегда принадлежало распространение злых слухов об истинных рабах Божиих и необыкновенных похвал о служителях сатаны, прикрытых личиною служителей Божиих. То и другое вполне явствует из учения Спасителя: Блажени будете, егда возненавидят вас человецы, и егда разлучат вы и поносят, и пронесут имя ваше яко зло, Сына Человеческого ради. Горе, егда добре рекут вам ecu человецы: по сим бо творяху лжепророком отцы их[1724]. «Пастыри, — говорит святитель Тихон Воронежский, -тщащиеся о спасении душ человеческих, подлежат злоречию и го­нению злых людей; сатане дело их неприятно, и потому он изощря­ет на них языки злых людей и гонит их»[1725]. Против Самого Спасите­ля диавол действовал распространением злых слухов[1726]. Напротив того, как говорит святой Ефрем Сирский, при появлении антихриста диавол немедленно огласит его по вселенной великолепною, востор­женною молвою и приготовит общество человеческое к принятию его, насеяв в этом обществе самое благоприятное мнение распространением благоприятных слухов[1727]. Это сказано в предостережение новоначальных иноков при избрании ими старца. Не должно увле­каться мнением человеческого общества, хотя бы это мнение было мнением значительнейшего большинства; должно руководствоваться светом Священного Писания и писаний Отеческих. Великое бед­ствие — впасть по причине неведения и легкомыслия под руковод­ство лжеучителя: слепец слепца аще водит, оба в погибельную яму впадут, сказал Господь[1728].

6. Ученик некоторого святого старца был борим духом любодеяния, но, при помощи благодати Божией, мужествен­но противостоял скверным и нечистым помышлениям сердца своего, очень прилежа посту, молитве и рукоделию. Блажен­ный старец, видя усиленный подвиг его, сказал ему: «Если хочешь, сын, я помолюсь Господу, чтоб Он отъял у тебя брань». Ученик отвечал: «Отец! хотя я и тружусь, но вижу и чувствую в себе благой плод: по причине этой брани я пощусь более, и более упражняюсь в бдениях и молитвах. Но прошу тебя: моли милосердого Господа, чтоб дал мне силу выдерживать брань и подвизаться законно». Тогда свя­той старец сказал ему: «Теперь я узнал, что ты с верностию понял, что этой невидимою бранию с духами при посредстве
терпения совершается вечное спасение души твоей. Так и святой Апостол сказал: Подвигом добрым подвизахся, те­чение скончах, веру соблюдох. Прочее убо соблюдается мне венец правды, егоже воздаст ми Господь в день он, правед­ный Судия: не токмо же мне, но и всем возлюбльшим явле­ние Его[1729].

7. Поведали братия, что они шли однажды в селение, будучи посланы своим аввою, и на старшего из них нападал бес до пяти раз, чтоб ввергнуть его в грех блуда. Брат подвизался против помысла в течение нескольких часов, отражая его мо­литвою. Они возвратились к отцу своему. Лицо искушенного брата было смущено; он пал в ноги отцу своему, говоря: «По­молись о мне, отец, я впал в блуд». И рассказал отцу, как он боролся с помыслами. Старец был прозорлив: он увидел на главе брата пять венцов, и сказал ему: «Ободрись! когда ты пришел ко мне, то я увидел на тебе венцы, ты не был побеж­ден, — напротив того, ты победил, не исполнив на деле того, что предлагал помысл»[1730].