Несколько слов о трактатах

Науке не известен ни один правовой труд великого факиха Абу-Ханифы, который возводился бы непосредственно к нему, если не считать таковым сборник хадисов, поскольку подобное причисление могло бы быть оправданно для истории раннего Ислама. В области теологии ситуация выглядит немного лучше. Здесь под авторством величайшего предстоятеля фигурирует несколько богословских трактатов. Средневековый мусульманский историограф Ибн-ан-Надим называет четыре из них: «Величайшее знание» (аль-Фикх аль-акбар), «Учитель и ученик» (аль-'Алим ва аль-мута'аллим), «Письмо Усману аль-Батти» (Рисала иля 'Усман аль-Батти) и некий труд под названием «Опровержение кадаритов» (Радд 'аля аль-ка-дариййа). Также с именем Абу-Ханифы связаны еще два произведения: «Завещание о единобожии» (Васыйя фи ат-таухид) и «Упрощенное знание» (аль-Фикх аль-абсат).

Из перечисленного самым известным является «Величайшее знание», считающееся первым кратким изложением основных постулатов суннитского вероучения. Под названием этого трактата скрываются два совершенно непохожих друг на друга с точки зрения словесного оформления текста, различаемых в науке как аль-Фикх аль-акбар-І и аль-Фикх аль-акбар-ІІ. Первый из них состоит всего из десяти положений и гораздо короче второго, занимающего несколько страниц.

Аль-Фикх аль-акбар-І нигде не передавался на арабском языке и чистом виде, а был реконструирован большей частью из комментария, известного как Шарх аль-фикх аль-акбар и приписываемого знаменитому ханафитскому теологу аль-Матуриди. Текст десяти теологических тезисов Абу-Ханифы поначалу считался аутентичным, но более поздние исследования пересмотрели это суждение и поставили под сомнение даже сам факт существования подобного декалога.

В подлинности отказывают и более объемному варианту «Ве-личайшего знания» - аль-Фикх аль-акбар, по крайней мере в том виде, в котором он дошел до сегодняшнего дня. Текст трактата, пронизанный антимутазилитской полемикой, поднимает те проблемы, которые еще не обсуждались богословами во времена Абу-Ханифы. Судя по высказываемым в аль-Фикх аль-акбар-ІІ мыслям, его подлинный автор был представителем ашаризма, жившим в середине десятого века. При этом анализ самого текста трактата выявляет многочисленные доработки и ревизии.

Полной противоположностью «Величайшего знания» в смысле аутентичности является «Письмо Абу-Ханифы Усману аль-Батти», с которым величайший предстоятель состоял в переписке. Усман был родом из иранских мавали; как и Абу-Ханифа, родился в Куфе, однако позднее переехал в Басру, где и закончил свой земной путь. Занимался торговлей одежды из грубых тканей (батут), за что и получил свою нисбу - аль-Батти. Приобрел известность в области фикха, оставшись в памяти потомков надежным передатчиком (в том числе и хадисов).

Сохранившееся письмо затрагивает сугубо богословские темы, поэтому и было отнесено к теологическим трактатам Абу-Ханифы. Ни его содержание, ни его стилистика не дают никаких поводов для сомнений в том, что оно принадлежит непосредственно перу величайшего предстоятеля. Скорее всего, удалось письму избежать и обработки со стороны его последователей. Науке также известно еще одно частично сохранившееся письмо, предположительно написанное Абу-Ханифой Усману аль-Батти. Однако авторство второго письма нельзя считать доказанным.

Самым объемным теологическим произведением, связанным с именем величайшего предстоятеля, является «Учитель и ученик». Труд представляет собой ответы Абу-Ханифы на задаваемые ему вопросы. Непосредственное авторство трактата следует отнести не величайшему предстоятелю, как это обычно, хоть и не всегда, делается в мусульманской традиции, а его ученику Абу-Мукатилю ас-Самарканди, записавшему их диалог. Но, несмотря на это, стенография беседы, даже если допустить, что она была фиктивной, довольно точно передает и вполне адекватно разъясняетбогословские взгляды самого Абу-Ханифы. По крайней мере на это указывают многие параллели с «Письмом Усману аль-Батти» и другими источниками, по которым можно реконструировать теологические воззрения величайшего предстоятеля. Единственным не проясненным вопросом остается личность Абу-Мукатиля, в отношении которого средневековые биографы практически не сохранили (что крайне удивительно) никаких сведений.

Немногим меньшим по объему, но более развернутым по затрагиваемой проблематике является трактат «Упрощенное знание», который также составлен в виде диалога Абу-Ханифы со своим учеником. Вопросы величайшему предстоятелю на этот раз задает Абу-Мутыаль-Балхи (ум. 199/814). Этот ученый, как явствует из его нисбы, был родом из Балха. Там он шестнадцать лет занимал должность судьи и вел занятия по фикху, прослыв знатоком религии I ревностным поборником благочестия. Абу-Муты посещал Абу-Юсуфа в Багдаде, а в юности ездил в Мекку и в Куфу к Абу-Ханифе, в результате чего и появилось данное произведение.

Как и предыдущий трактат, «Упрощенное знание» не принадлежит перу самого Абу-Ханифы, а представляет собой конспект беседы с ним. В отличие от «Учителя и ученика», данный груд не производит впечатление цельного текста: он не так хорошо структурирован, не последователен в изложении, перескакивает с темы на тему, содержит повторения и даже внутренние противоречия. Все это указывает на то, что трактат претерпел множество правок и дополнений. Однако в его основе лежит все же подлинный текст, который по своему объему, как показывают исследования, сопоставим с тем, что дошел до сегодняшнего дня.

Самым коротким из вышеупомянутых трактатов является «Завещание о единобожии», об аутентичности которого в науке высказывают противоположные мнения.

* * *

Центральной темой аутентичных трактатов («Учитель и ученик», «Письмо Усману аль-Батти», большей части «Упрощенного знания») является тот комплекс вопрос раннего калама, который связан с проблемой соотношения веры и деяния, а также производной от нее проблемы статуса «[велико] грешника» в мусульманской общине. Ниже изложен терминологический экскурс по тематике данных произведений.

«Вера» (иман; реже - тасдик) представлена двумя сторонами: внутренней (тасдик - «убежденность», ма'рифа - «богопознание», йакын - «уверенность»), известной лишь одному Богу; и внешней, «явленной» (изхар) через ее публичное «засвидетельствование» (икрар) на словах. Внутренняя сторона веры недоступна восприятию окружающих, поэтому нам следует относиться к человеку, расценивая его как «верующего» (му'мин) или «неверного» (кафир), лишь исходя из внешних признаков, например, шахады («свидетельства») - мусульманской формулы вероисповедания.

Верующий может грешить (занб - «грех», ма'сыйа - «богоослушание», саййи'а - «злодеяние», исм - «проступок»), совершая при этом «великие грехи» (кабира, мн. ч. кабаир; реже - 'азыма) и становясь «велико грешником»; может вершить богоугодные поступки (та'а - «богопослушание», 'ибада - «богослужение»; ихсан - доброде-тель; хасана - «благодеяние», салих - «благочестивое», Мслам - «покорность»), но до тех пор, пока он не отказывается от истины (инкар - «отрицать»; такзиб, джухуд - «отвергать») и не впадает в «неверие» (или «безбожие» - куфр; реже - такзиб) и «многобожие» (или «сообожествление» - ширк) он может «надеяться» (раджа') на Божье помилование, и его следует считать (тасмийа - букв. «именовать», «называть») верующим. Этот тезис ироистекает из того, что сама вера не отождествима с деянием ('амаль) и наличествует в человеке вне зависимости от того, как он исполняет «божественные законы» (шари'а, мн. ч. шара'и') и «религиозные обязанности» (фарида, мн. ч. фара'ид). Поэтому не следует обсуждать (вукуф - «оставление суждений»), что ждет грешника в следующей жизни, «оставив» (ирджа') этот вопрос на суд Всевышнего, равно как и все другие вопросы, где у нас нет должного знания.

Безусловно, глубина религиозных чувств (например, хауф, таква - «[бого]боязненность») и усердие в деле служения Богу у всех людей различны. Но с точки зрения словесных заверений, лишь на основании которых и допустимо суждение о человеке, все мы равны в вере, так как свидетельствуем одни и те же ее постулаты. Только такой подход позволит гарантировать в общине («люди кыблы») каждому верующему «неприкосновенность» (хурма) его жизни и избежать кровопролитных братоубийственных войн.

Весь этот комплекс тезисов является зеркальным ответом на те теологические конструкции, которыми в эпоху Абу-Ханифы радикальное политическое движение хариджитов оправдывало инициируемые ими гражданские войны («смуты» в терминологии средневековых богословов). Хариджиты, отождествлявшие веру с деянием, считали любого «великогрешника», то есть человека, чье «деяние» не соответствует критериям благочестия, лишенным веры - неверным. Признанный таковым человек исключался из мусульманской общины (государства) и, лишенный ее покровительства, ставился вне закона и, особенно по мнению крайних хариджитов, подлежал убиению. На практике неверным признавался каждый, кто не разделял идеологию хариджитов и отказывался принимать участие в их одиозном движении, то есть по сути, все прочие члены общины. Таким образом, убийство соотечественников хариджиты признавали возможным и даже богоугодным, что оправдывало абсолютно любые кровопролития.

Несмотря на то что сегодня хариджиты - это, скорее, предмет истории, основные мотивы их идеологии, отравляющей мусульманское богословие, и в наши дни берутся на вооружение радикальными группировками, выступающими под знаменами Ислама, что показывает, насколько актуально изучение и пропаганда теологического наследия величайшего предстоятеля. Более того, концепция ирджа' (оставления наших разногласий на Суд Всевышнего), которую он исповедовал как инструмент для опровержения идеологии хариджитов, может укрепить принципы толерантности не только внутри Исламского сообщества, но и стать основой для межконфессионального диалога во всем мире.

Перевод выполнен с арабского по изданию: Imam-I A'zamin Веs Еseri / арабск. текст с переводом / пер. и ред. Mustafa Oz - Стамбул, 1992. 2-е изд. Традиционные формулы боговосхвалений ('азза ва джалля - «Всемогущ Он и Превелик!»; субхана-ху - «Свят Он!»; та'аля - «Всевышен Он!» и др.) и благопожеланий (салла Ллаху 'алай-хи ва-с-саллям - «да благословит его Бог и да приветствует!»; 'алай-хи ас-салам - «да пребудет над ним мир!»; радыя Ллаху (та'аля) 'ан-ху(м, ма) - «да пребудет над ним (-и; -и двумя) Божье довольство!»; рахима-ху Ллаху (та'аля) - «да пребудет над ним милость Божья!» и др.) при переводе большей частью были опущены.

Учитель и ученик

Учитель и ученик