Память 31 июля /13 августа, Собор Новомучеников и исповедников Российских
Священник Константин Васильевич Разумов родился в 1869 году в селе Головинском Буйского уезда Костромской губернии.
С 1890 по 1895 год служил псаломщиком, в 1895 году был рукоположен во диакона, а в 1904 году в сан священника к Успенскому монастырю города Кинешмы. Здесь он служил до самого закрытия монастыря в 1924 году, а после его закрытия — в кинешемском соборе. В двадцатых годах ГПУ арестовывало его несколько раз; при аресте в 1929 году следователь спрашивал — за что арестовывали его раньше. Отец Константин отвечал:
— Причины своих арестов объясняю тем, что имею авторитет среди верующих людей, пользуюсь их вниманием, любовью и признанием, а также известен и за пределами Кинешемского уезда. Будучи священником Успенского монастыря, я был духовным отцом многочисленных паломников, посещавших монастырь. Приписываемые мне обвинения в руководстве нелегальными женскими кружками категорически отрицаю. Правда, я посещал дома рабочих фабрики «Демьяна Бедного», но как своих прихожан. Служил я и в моленной в деревне Цибиха, находящейся в частном доме, но эта моленная была зарегистрирована в административном отделе.
Что касается моего знакомства и связей с епископом Николаем Голубевым, то я у него в селе Ширяево не бывал и в переписке с ним не состоял. Состою в подчинении у митрополита Сергия, и все его указы моими прихожанами принимались и принимаются без возражений.
Отец Константин был приговорен тогда к трем годам ссылки в Северный край[47]. Вернувшись в Кинешму в 1933 году, он поселился в доме своих прихожан; в комнате, где он жил, была устроена церковка, и там он служил скрытно от всех. Время от времени посещал своих духовных детей, живших в Вичуге и около Палеха. Эти его посещения стали известны НКВД.
Через сеть осведомителей районные отделы НКВД методично собирали сведения о жителях, в первую очередь о тех, кто должен был подвергнуться уничтожению: священнослужителях, выходцах из дворянского и купеческого сословия, зажиточных крестьянах и активных православных мирян. В начале декабря 1935 года начальник Палехского районного отделения НКВД писал в Иваново: «По материалам проработки группы церковников проходит священник Разумов, просьба принять меры к установлению места жительства, а также собрать материалы его антисоветской деятельности». 20 февраля 1936 года священник Константин Разумов был арестован. Вместе с ним были арестованы священник Иоанн Румянцев и Елизавета Румянцева, Анна Серова и другие, всего семь человек. Их привезли в Кинешемскую тюрьму; когда-то здесь был монастырь, где о. Константин был священником. Неописуемо и трудно представимо чувство человека, священника, который после долгих лет служения на месте святом видит здесь мерзость запустения. Допросы начались сразу же после ареста. У следователя не было ничего для обвинения священника. Были материалы прошлого «дела», следователь знал, что о. Константин знаком с находящимся в концлагере епископом Василием Преображенским, была переписка, которую изъяли при обыске. Остальное следовать предполагал услышать от самого священника. Он спросил, признает ли себя о. Константин виновным в антисоветской агитации. Священник обвинение отверг.
— Вы арестованы за контрреволюционную деятельность, дайте показания, — потребовал следователь.
— Контрреволюционной работы я не вел и виновным себя не признаю, — ответил священник.
— Вы являетесь последователем ссыльного епископа Василия Преображенского и руководили контрреволюционной группой, существовавшей в поселке при фабрике имени «Демьяна Бедного» — дайте об этом показания.
При этой фабрике был приход о. Константина до его ареста в 1929 году. Но священник знал: как только он согласится со следователем, тот перепишет обвинение 1929 года в новое «дело». Отец Константин ответил:
— Я руководил общиной в поселке при фабрике до 1929 года, так как только до этого времени я служил в молитвенном здании. Мне известно, что существуют нелегальные группы последователей епископа Василия Преображенского, но я к ним никакого отношения не имел, их возглавлял сам епископ.
— Назовите по именам участников групп.
— Этого я не знаю, так как от их деятельности был далек.
— А тогда откуда же вы знаете о существовании этих групп?
— Слышал об этом, но от кого именно — не помню.
— Вы говорите неправду, вы сами до самого последнего времени возглавляли эти группы.
— Нет, это я отрицаю.
— Но вы устраивали в своем доме нелегальные сборища.
— Сборищ в своем доме я не устраивал.
— А тогда для чего же вы в своем доме содержали специально оборудованную домашнюю церковь?
— Для своих личных потребностей.
Следователь перешел к допросу о знакомых:
— В вашей квартире изъят пакет из города Каргополя от Розова. Скажите, кто такой Розов?
— Леонид Розов — протодиакон и мой близкий знакомый. Он был арестован в начале 1936 года в городе Шуе. Я узнал, что он отправлен в ссылку, и написал ему. В ответ он сообщил, что оказался в тяжелом материальном положении. И тогда я стал посылать ему деньги.
— При обыске в вашей квартире изъято несколько пакетов из города Кашина от Кулачковой. Скажите, кто такая Кулачкова?
— Анна Кулачкова — это игумения Кашинского женского монастыря.
— Откуда вы ее знаете?
— Я познакомился с ней в ссылке в 1930 году в Коми области, куда она также была сослана.
— Скажите, с кем еще из находящихся в ссылке вы поддерживали связь?
— Ни с кем.
— Вы продолжаете давать следствию ложные показания. Вы разъезжали по районам Ивановской области и вели антисоветскую работу по укреплению и созданию контрреволюционных групп «истинно православной церкви». Это вы признаете?
— Я посещал Вичужский и Палехский районы, но контрреволюционных целей я не преследовал.
— Скажите, кого именно вы посещали в Вичужском районе?
— Я останавливался у Евпраксии Кудряшевой и Евдокии Румянцевой.
— Кто они такие и откуда вы их знаете?
— Я с ними знаком с 1919 года по Кинешемскому монастырю; когда я служил там, они были постоянными прихожанками монастыря.
— С какими целями вы посещали их квартиры?
— Я останавливался у них на ночлег.
— У кого вы останавливались в Палехском районе?
— В деревне Конопляново у Николая Сергеевича Рябинина.
— С какими целями вы ездили в Палехский район и откуда вы знакомы с Рябининым?
— Семью Рябинина я знаю по Кинешемскому монастырю и останавливался у них для отдыха.
— Это неверно. В Палехский район вы ездили для связи с контрреволюционной церковно-монархической группой.
— Ни с какой контрреволюционной группой в Палехском районе я не связывался.
— А почему же вас в Палехском районе считают находящимся на нелегальном положении? Значит, в Палехский район вы ездили нелегально?
— Я считаю, что в Палехский район я ездил гласно. Большую часть времени там я проводил в доме Рябинина, и потому никто из деревенских жителей о моем приезде не знал.
— Чем же была вызвана ваша конспирация от населения?
— Тем, что в Палехском районе меня многие знают, и чтобы избежать сборищ, я решил о своем нахождении у Рябинина не разглашать.
— Каких же сборищ вы избегали?
— Я считал, что мои близкие знакомые, узнав, что я остановился у Рябининых, могут собраться навестить меня, что советские органы могут посчитать за нелегальное контрреволюционное сборище.
И снова следователь пытается вызнать хотя бы какие-нибудь обвиняющие сведения. Но о. Константин в своих ответах старался не выходить за пределы трех-четырех известных фактов, отрицая обвинение.
— Какие районы Ивановской области вы еще посещали?
— В 1934 году я был в Шуе у протодиакона Леонида Розова.
— Это тот самый Розов, который за контрреволюционную деятельность отбывает срок наказания и с которым вы поддерживаете письменную связь?
— Да, это тот самый Розов, который в настоящее время находится в ссылке и с которым я поддерживаю переписку.
— Следствию известно, что с перечисленными выше лицами вы поддерживали связь с антисоветскими целями.
— Я никого из них не считаю антисоветскими лицами и связь с ними поддерживаю как со своими близкими знакомыми.
— Но ведь один из них, Розов, так же, как и вы, репрессирован за контрреволюционную деятельность?
— Ни о каких фактах контрреволюционной деятельности Розова мне не известно.
— Дайте подробные показания о вашей связи с участником контрреволюционной группы Иваном Румянцевым.
— С Иваном Румянцевым я знаком с 1919 года, когда он служил в Решемском женском монастыре, а я в Кинешемском. Ближе я познакомился с ним в Ивановской тюрьме в 1929 году, когда так же, как и он, был арестован.
— Следствие установило, что вы, как руководитель контрреволюционного церковно-монархического течения «ИПЦ», созданного на основе контрреволюционной платформы ссыльного епископа Василия, кроме организационной работы по укреплению этого течения, вели среди населения антисоветскую агитацию. Дайте следствию исчерпывающие об этом показания.
— Виновным себя в антисоветской агитации не считаю.
— А для чего же вы хранили тетрадь с антисоветскими стихами и проповедями?
— Только для личного пользования.
— Вам предъявляются изъятые у вас при обыске и размноженные лично вами церковно-монархические брошюры и акафисты. Скажите, для чего вы делали это?
— Тоже для личного пользования.
— Для чего же вам они были нужны по несколько экземпляров?
— Как это получилось, что у меня оказалось по несколько экземпляров, я не помню,
— К какому периоду времени относится ваша работа по составлению этих брошюр и акафистов?
— Больше того, что я уже показал, показать не могу.
Так же твердо держался и священник Иоанн Румянцев.
— Вам зачитываются показания, которые определенно показывают о вашей руководящей роли в контрреволюционной группе последова телей епископа Василия и вашей антисоветской деятельности. Дайте правдивые показания.
— Антисоветски настроенной личностью и руководителем контрреволюционной группы последователей епископа Василия я себя не считаю, — ответил о. Иоанн.
— Значит, вы следствию правдивых показаний дать не хотите?
— Кроме того, что я уже показал, мне показывать нечего.
Так же твердо держались и женщины. 15 июля 1937 года о. Константин Разумов и Елизавета Румянцева были приговорены к пяти годам ссылки в Казахстан, о. Иоанн Румянцев и Анна Серова — к пяти годам исправительно-трудового лагеря. Отец Константин вскоре в ссылке скончался, не вернулись из заключения и остальные.