Небесному кругу верхотворче, Господи, и Церкви зиждителю, Ты мене утверди в любви Своей, желанием Сыи край, и верным утвержение, едине Человеколюбче
Ирмос, который, как и «Воду прошед», привычен церковнослужителям и инокам в повседневном употреблении (канон Богородице 8-го гласа на павечернице, каноны о умерших), от чего свежесть восприятия неизбежно стирается, – очень поэтически выразителен. Песнотворец как будто охватывает взглядом весь мир – и свод небес, и основания земли – и переходит к «мысленному», мистическому небу – Церкви.
Небесный круг(греч. ураниа апсис) – небесный свод. От слова апсис происходит, в частности, термин «апсида» – полукруглый алтарный выступ.
Желанием край.– В греческом оригинале употреблено слово эрос. Здесь снова звучит мотив Ареопагитик. О божественном Эросе как причине сотворения всего сущего, о том, как преображает Он все устремления тех, кто приобщился Ему, Ареопагит пишет в своем трактате «О божественных именах» (4, 10-16).
Господи, верховный Творец небесного свода и Основатель Церкви! Ты меня утверди в любви Своей, (Ты, Который Сам) есть Предел любви и утверждение верующих, единственный Человеколюбец.
Тропарь 1
Осеняющая слава в сени первее, и Моисеови беседующи Твоему угоднику, образ бысть облиставшаго неизреченно на Фаворе, Владыко, Твоего преображения.
Когда Моисей, повинуясь Божественному повелению, устроил скинию (шатер) для хранения скрижалей Завета и принесения жертв, то «облако покрыло скинию собрания, и слава Господня наполнила скинию» (Исх 40, 34). По изъяснению высоко ценимого Дамаскином Григория Нисского, скиния есть образ Самого Христа, Божией Силы и Божией Премудрости. «Ибо объемлющая все существа Сила, в Которой обитает вся полнота Божества, – этот общий покров Вселенной, – Тот, Кто всё в Себе содержит, в собственном смысле именуется Скинией»(О жизни Моисея законодателя. – Ук. изд., с. 302). Прп. Иоанн, следуя за Нисским святителем, развивает его мысль применительно к теме праздника. Слава Божия являвшаяся в скинии, посредством которой Бог беседовал с Моисеем, была прообразом явления образа Бога-Отца в истинной Скинии – в лице Богочеловека Исуса Христа, которое на Фаворе блистанием Божества озарило апостолов.
Слава (Божия), прежде осенявшая в скинии, и беседовавшая с Моисеем, Твоим служителем, была образом Твоего Преображения, засверкавшего несказанно на Фаворе.
Тропарь 2
Совзыдоша Ти, Слове Единородныи Вышне, апостольстии верси на гору Фаворскую, и сопредсташа Ти Моисей же и Илия, яко Божия слуги, едине Человеколюбче.
Апостольстии верси – буквально: вершины апостолов. Впрочем, в греческом это выражение стоит в единственном числе, хотя имеются в виду, конечно же, все три ближайших ученика. Славянский переводчик допустил вольность, чтобы избежать недоразумений. По-славянски звучало бы: «апостольский верх» (в мужском роде), и это заставило бы подразумевать не всех троих учеников, а кого-то одного из них[6]. По самому простому образу понимания, этим «верхом апостолов» мог оказаться только апостол Петр. Излишне говорить, сколь болезненной была тема верховенства Петра для православных славян после 10 века…
Вот как говорит об избранных учениках прп. Иоанн Дамаскин в «Слове на Преображение Господне»:
Господь берет только верховных из апостолов свидетелями Своей славы и Своего света (и, именно, числом трех для того, чтобы указать на священное таинство Троицы, и потому, что при двух или трех свидетелях подтвердится всякое слово(Втор 17, 6; Мф 18, 16)). (…) Он взял Петра, дабы показать, что Петрово свидетельство подтверждается свидетельством Отца, и дабы уверить Петра в том, что Отец небесный открыл ему это свидетельство(Мф 16, 17). Он взял Иакова, как имевшего прежде всех апостолов умереть за Христа, испить чашу Его и креститься за Него крещением, наконец взял Иоанна, как девственника и чистейший орган богословия, чтобы, узрев вечную славу Сына Божия, он возгремел сии слова: в начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог (Ин 1, 1)».
В риторическом отношении отличительной особенностью тропаря является игра слов, имеющих отношение к высоте: «взошла», «Вышний», «вершина», «гора».
Любопытен параллелизм: «совзыдоша» апостолы и «сопредсташа» пророки. Читая, мы будто видим перед собой симметричную византийскую икону. Но это, конечно, не просто декоративный прием. Пророки предстоят по сторонам, как слуги. (Характерно, что греческое слово ферапон (служитель, раб), которое в предшествующем тропаре переведено как «угодник», здесь – «слуга».) Но апостолы поднимаются на гору вместе с Исусом, как с другом. Они как бы представляют собою образ нового человека, который вместе с Павлом может сказать: «живу уже не я, но живет во мне Христос» (Гал 2, 20), и в непрестанном подвиге, подкрепляемый благодатью и примером своего Божественного Наставника, восходит к вершинам уподобления Богу[7].