Поучение 2-е в Неделю по Богоявлении

О покаянии

Покайтеся, приближися бо Царство Небесное[24].Покаяние есть первая новозаветная заповедь; покаяние есть начальная новозаветная добродетель, вводящая во все прочие христианские добродетели. И Предтеча Спасителя и Сам Спа­ситель начали проповедь к падшему человечеству с призвания его к покаянию и с обетования Небесного Царства за удов­летворительное покаяние. Покайтеся: приближися бо Царство Небесное[25]. Покаяние подает свою могущественную десницу чело­веку, находящемуся в глубокой пропасти, во аде грехопаде­ния, — извлекает его оттуда, возносит превыше земли; остав­ляет только тогда, когда введет спасенным во врата вечности.

Призвав на помощь скудоумию нашему Божественную бла­годать, потщимся исследовать значение покаяния, чтоб при­нять этот дар Божий, предлагаемый нам Самим Богом, и, при­няв, изработать наше спасение посредством нашего покаяния.

Два свойства, две способности насаждены милосердым Бо­гом в человеческое естество, при помощи которых оно, по падении своем и по отчуждении от Бога, может возникнуть из падения и восстановить общение с Богом. Эти два свойства: свойство покаяния и свойство веры. К этим двум свойствам обращается Бог для спасения человеков. Он приглашает их свободное произволение употребить эти два свойства к спасе­нию. Погиб человек по свободному произволению, и спастись предоставляется ему по свободному произволению. Покайтеся и веруйте[26].

За покаяние Бог дарует прощение грехов и доступ к Себе, а вере открывает Себя, и дарует то Богопознание, к какому только способен человек, какого он собственными средствами приобрести никак не может. Вера доставляет уму познания, превысите разума: ум, путем суждения и исследования, при­емлет только те познания, которые подвергаются его пости­жению; вера усваивает уму познания, не доступные для его постижения! Таковы все откровенные познания о Боге и о таинствах христианства. — Покаяние вводит в сердце ощуще­ния благодатные, чуждые падшему естеству, научает ум и сердце истинному Богослужению, научает приносить Богу единую приемлемую Им жертву от падшего человеческого ес­тества: сокрушение и смирение духа[27]. Дух человеческий, при­шедший в это состояние, вступает в общение с Духом Божиим, в чем и заключается обновление и спасение человека.

Преподобный Симеон Новый Богослов говорит о вере: «Для того, чтоб обрести веру, и веровать словам Божиим, нет никакого возбраняющего препятствия. По этой причине, если от всей души захотим обрести веру, то обретаем ее немедленно, без всякого труда: потому что вера есть дар Всеблагого Бога, дарованный нашему естеству; мы имеем его в зависимости от произволения нашего, — имеем, когда захотим. Посему ви­дим, что и скифы, и варвары, и все народы имеют веру есте­ственно, верят словам друг друга, и обнаруживают (разными другими образами) веру между собою»[28]. Эту веру естествен­ную, которою мы можем уверовать в Бога, должно отличать от веры деятельной, являющейся в душе от исполнения еван­гельских заповедей, и от веры живой, изливаемой в сердце Святым Духом[29]. Уверовать в Бога и во Евангелие[30] могут все; деятельную веру стяжавают подвижники Христовы; живая вера есть дар Божий, достояние одних Святых Божиих. Точ­но так и покаяние нам естественно. Это — действие совести нашей. Оно состоит в сознании своих погрешностей и в сожа­лении о них. Как по естественному влечению и убеждению, когда захотим, мы доверяем друг другу, так, по естественно­му влечению и убеждению, когда захотим, раскаяваемся друг пред другом во взаимных погрешностях. Раскаяние, будучи удовлетворением естественному сердечному требованию, при­носит сердцу успокоение и услаждение. Оно восстановляет между человеками нарушенные мир и порядок, разрешает недоумения, врачует души от вражды и памятозлобия. Но мы раскаяваемся друг пред другом только тогда, когда захотим это сделать; без произволения естественная способность пока­яния пребывает бездейственною.

Непостижимый Бог, по сотворении человека, даровав ему все средства к сохранению жизни, предоставил избрание жиз­ни или смерти его свободному произволению: точно так и при искуплении непостижимый и в благости и в разуме Своем Бог, совершив искупление, предоставил нашему произволе­нию принятие или отвержение искупления. Он предваритель­но вложил в нас естественное свойство покаяния: то средство, которое мы употребляем для уничтожения вражды и восстанов­ления мира между собою, Он восхотел употребить в средство уничтожения вражды и восстановления мира между Богом и человечеством, между отверженным и погибшим созданием и его всемогущим Создателем. Покайтеся! говорит Он чело­вечеству, призывая человечество к Себе. Спасение ваше со­вершено Богом; смерть ваша попрана и умерщвлена Богом без всякого вашего участия, содействия, труда: произвольно отвергните смерть, принятую вами произвольно! произвольно примите блаженную вечную жизнь, отвергнутую вами произ­вольно! употребите для этого благовременно вложенное в вас свойство покаяния, свойство, вполне зависящее от вашего про­изволения! Ничего тяжкого и нового не возлагается на вас: способ примирения между собою употребите в способ при­мирения с Богом.

Как первоначальная вера заключается в том, чтоб уверовать словам Божиим, так и первоначальное покаяние заключается в сознании своих согрешений и своей греховности, в сожалении о них, в принесении этих сознания и соболезнования посред­ством искренней исповеди и усердной молитвы пред лице Божие, с решимостию и обещанием оставить греховную жизнь и принять в правило поведения евангельские заповеди. За таким покаянием последует прощение грехов, примирение с Богом, усвоение Богу, по ясному свидетельству Священного Писания, которое говорит: Беззаконие мое познах, и греха моего не покрых, рех: исповем на мя беззаконие мое Господеви: и Ты оставил ecu нечестие сердца моего[31]. Такое покаяние требова­лось от принимавших христианство пред крещением их[32]; таким покаянием врачуются души христиан от язв, которыми уязвля­ет и оскверняет их грех по принятии крещения[33].

Евангелие приемлется верою[34]; жизнь по евангельскому уче­нию усиливает веру, — веру от слуха, теоретическую, мало-помалу обращает в веру деятельную, практическую. Подоб­ное совершается и с покаянием от жительства по евангель­ским заповедям. Собственный свет падшего естества, как поврежденный грехом, слабо озаряет деятельность человека; при этом свете мы усматриваем немного наших погрешностей, видим одни, самые грубые и осязательные. Когда же деятель­ность наша озарится светом Христовых заповедей, тогда са­мовоззрение наше изменяется; мы начинаем усматривать в себе множество недостатков, которых прежде вовсе не приме­чали. В поразительном разнообразии является тогда пред мысленными очами наше повреждение грехом! Открывается нам и та греховность, которая составляет общее печальное достояние наше с прочими человеками, и та частная грехов­ность, которая усвояется в собственность каждым человеком от его невнимательной, безрассудной жизни, предшествовавшей жизни, посвященной благочестию. С умножением побудитель­ных причин к покаянию усиливается и усугубляется самое покаяние. Оно очищает око души. Очищенное око видит боль­ше пятен на душевной ризе, нежели сколько их видело, буду­чи засорено, изъязвлено грехом: естественно, что от такого зрения усиливается и усугубляется покаяние. Оно действует в преуспевших подвижниках несравненно больше, нежели в начинающих подвиг. Нравственное христианское преуспея­ние есть преуспеяние в покаянии, потому что преуспеяние в покаянии является от особенно тщательного исполнения еван­гельских заповедей. Чувством покаяния преизобиловали все Святые; деятельность свою они сосредоточивали в покаянии, и совершали заповеди, как уплату того страшного долга[35], ко­торый и при постоянном уплачивании пребывает неуплачен­ным, который по совершенству Заимодавца и по немощи дол­жников делается неоплатимым, хотя бы его и уплачивали не­престанно. Покаяние в созревших христианах получает особенное, обширное значение. Когда святого Исаака Сирского спросили: «Что есть покаяние?» — он отвечал: «Сердце сокрушенное и смиренное»[36]. Этот же великий наставник со­вершенных христиан сказал: «Если мы все грешны, и ни один из нас не встал выше искушений, то нет ни одной добродетели, высшей покаяния. Делание его никогда не может достигнуть совершенства. Оно приличествует всегда и всем, хотящим получить спасение, и грешным и праведным. Нет предела, на котором можно б было признать его оконченным: и потому покаяние не может быть ограничиваемо ни временем, ни де­лами (подвижника), до самой смерти»[37].

Когда благодать Божия осенит веру, тогда христианин воз­носится в жительство вышеестественное. Точно так же и покая­ние, будучи осенено Божественною благодатию, возводит дела­теля своего к вышеестественному жительству. Объятые чувст­вом и жаждой покаяния, святые Отцы заключались для него в неисходный затвор, предавались плачу и рыданию от созерца­ния греховности своей и всего человечества; они забывали пищу, по причине воздыханий своих, и рыкали от обилия печали, подобно львам, уязвленным ловцами. Узнав достоинство по­каяния, приносимого в безмолвии, они сказали: «Вне безмол­вия нет совершенного покаяния»[38]. Другие из Отцов, по при­чине созерцания греховности своей, с покорностию переноси­ли клеветы, уничижения, изгнания и самую смерть, рыдая и осуждая себя, как бы виновных в том, в чем обвиняла их клевета. Святые мученики, принимая страшные муки и смер­тную казнь, видели в них вожделенное очищение своей гре­ховности. В то время как благодать доказывала их избрание и святость явными знамениями, они заботились о покаянии. Так, мученик Тимофей, сказавший открыто мучителю: «Дух Иисуса Христа обитает во мне», — также сказавший, что Ан­гелы Божий присутствуют при его мучении и укрепляют его, приглашал юную супругу свою, Мавру, к участию в мучени­ческом подвиге следующими словами: «Оставив кратковре­менное, иди, о Мавра! со мною на этот прекрасный подвиг, за который мы сподобимся принять от Спасителя нашего, Бога, венцы, и Он простит нам все согрешения наши, когда мы добровольно предадим себя на смерть за Него». Мавра, исполнившись Святого Духа, предстала дерзновенно пред мучителя и исповедала Христа. По повелению мучителя-игемона исторгнуты были волосы у мученицы. Она сказала игемону: «Ныне узнала я, игемон, что Христос мой усвоил меня Себе, не помянув греха моего, сделанного в неведении и со­стоявшего в том, что я, послушав твоего лукавого совета, ук­расила мои волосы на обольщение моего блаженного мужа. Ты хорошо поступил, исторгнув мои волосы: с отнятием их отъят от меня великий грех». Когда, по повелению мучителя, отсечены были святой Мавре ручные пальцы, она сказала ему: «И этим ты сделал мне благодеяние: отъемля у меня персты, которыми я возлагала на себя суетные украшения, ты устроил для меня освобождение от второго греха моего». Ког­да мученица была ввергнута в котел с кипящею водою, она сказала игемону: «Опять благодарю тебя за то, что ты повелел омыть меня от грехов моих, соделанных в мире, да чистым сердцем приступлю к Богу моему, и прииму венец жизни». Блаженная Мавра совершала многотрудный подвиг мучени­чества, исповедуя свою греховность и признавая мучениче­ство очищением греховности. Так мыслила и говорила она несмотря на то, что кипящий котел не причинил ей никакого вреда, а отсечение перстов она вынесла без всякой боли. Свя­тые Тимофей и Мавра окончили жизнь, будучи распяты на крестах, один против другого. Пред кончиною мученица ска­зала предстоявшему народу: «Братия и сестры! памятуйте, что мы поступали по-человечески, живя между человеками; также, что мы совершили после этого дело Божие, будучи рабами Бога, и уже приемлем венцы от Господа нашего Иисуса Христа. И вы, живя сообразно естеству человеческому, по­тщитесь совершить и то, что угодно Богу, да получите проще­ние грехов и примете венцы от того же нашего Владыки»[39]. Точны и справедливы вышеприведенные слова святого Исаа­ка: «Покаяние есть сердечное смирение». По причине глубо­кого смирения своего величайшие угодники Божий как бы не видели благодатных даров, которыми они обиловали, — ви­дели одну свою греховность, которая уже была омыта Боже­ственною благодатию, свидетельствовавшею явным присутст­вием своим в избранных сосудах отъятие греховности. В числе свойств, которыми отличаются святые мужи, замечается и то, что они всегда имеют пред очами свой грех, хотя он и прощен Богом, оплакивают его, как бы только что соделанный и не удостоенный еще прощения. Так, святой Давид, плача, гово­рит: Беззаконие мое аз знаю, и грех мой предо мною есть выну[40]. Повествуют о святом апостоле Петре, что он в течение всей жизни памятовал свое отречение от Господа, и каждую ночь, когда возглашал петел, Петр предавался горькому ры­данию, подобно тому, как он предался горькому рыданию и плачу в самую ночь отречения[41]. Преподобный Сисой Вели­кий, египетский пустынножитель, был преисполнен даров Святого Духа; но при наступлении кончины он выразил же­лание остаться еще на некоторое время в земной жизни, чтоб усовершенствоваться в покаянии[42]. Такое мнение о покаянии имели величайшие угодники Божий: оно образовалось в них от постоянного и тщательного очищения покаянием, причем ясными становятся для человека неизреченное величие Божие, ничтожность человека и тяжесть его падения.

Сообразно скудости сил, правильнее же, но великой ми­лости Божией, изображено здесь поприще покаяния живопи­сью слова. По этому начертанию пусть каждый рассмотрит себя и определит свое место на поприще покаяния. Блаженны те, которые, вняв призванию Божию, сознали свою грехов­ность, раскаиваются в соделанных грехах и в греховной жиз­ни, решились исповедать их, извергнуть из себя преступную любовь к греху искренним обличением греха, и вступить в жительство, противоположное греховному, в жительство по воле Божией, по учению Евангелия. Блаженнее те, которые, потрудившись на поприще покаяния, увидели в себе оком души, по действию Божественной благодати, падение человечества вообще и свое собственное в частности, увидели, что мы все отравлены грехом, что отравлено им самое естество наше, — увидели действие на себя и на человечество падших ангелов и тяжкий плен, в котором мы находимся у этих врагов Божиих и наших. Зрители этого духовного видения могут всецело по­грузиться в беспредельное море покаяния[43]. Стократ блажен­ны те, которые, будучи очищены покаянием, по причине чис­тоты своей, возмогли усвоить себе непостижимое смирение Христово, сораспяться Христу, и с креста невольного, или по видимому произвольного, дарованного Христом, вопиют ко Христу: -«Достойное по грехам нашим приемлем: помяни нас, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем»[44] в час разлуче­ния нашего от тела, на гранях вечности.

Спасительный Божий дар — покаяние — требует, чтоб мы приняли его с величайшим благоговением и тщательностию. Небрежное, презорливое поведение по отношению к дарам Божиим влечет за собою страшные бедствия, которые есте­ственно возникают из такого поведения. Как не возникнуть величайшему, душевному, существенному, вечному бедствию, когда мы, принимая дар Божий, отвергнем должное изучение как самого дара, так и употребления, какое должно из него сделать? К несчастию, многие поступают крайне небрежно и невежественно с великим даром покаяния! Они не хотят по­знать, что покаяние не может быть совмещено с произволь­ною греховною жизнию. Пребывая в греховной жизни по сочувствию к ней, по привязанности к ней, они в известные времена прибегают к покаянию, чтобы, омывшись на ми­нуту, снова погрузиться в греховную скверну. О страшный обман самих себя! О страшная насмешка над даром Божиим!

О страшное ругательство над Богом! Быша им последняя горша первых[45]. Таким лицемерным покаянием, такой игрою вели­ким таинством и насмешкою над ним нечатлеется, упрочива­ется греховная жизнь, делается неотъемлемою собственно-стию человека. К произвольным грехолюбцам относятся сле­дующие слова святого Иоанна Богослова: Всяк согрешаяй не виде Его (Господа Иисуса Христа), ни позна Его. Чадца, никтоже да льстит вас. Творяй грех от диавола есть. Всяк рожденный от Бога, греха не творит, яко семя Его в нем пребывает: и не может согрешати, яко от Бога рожден есть. Сего ради явлена суть чада Божия и чада диаволя[46]. Явны чада Божия и чада диаволовы; признак различия их ясен; обман — невозможен. Проводящие произвольную гре­ховную жизнь, утопающие в плотских наслаждениях, хотя бы и назывались христианами, суть чада диавола; напротив того, признак чад Божиих состоит в том, что они проводят жизнь по завещанию Евангелия и Святой Церкви, а грехи, в которые впадают по немощи, поспешно врачуют покаянием. Вполне безгрешным и самый праведник быть не может: и для него необходимо врачевство покаянием, как засвидетельство­вал тот же святой апостол Иоанн. Аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины несть в нас[47]. Христиане первенствующей Церкви, оставляя веру язычников, оставля­ли и жительство их[48]. Это жительство святой апостол Петр называет разлиянием блуда. Не говоря о народных увеселе­ниях, все учреждения язычников представляли собою разно­образное служение сладострастию, которое, как потоп, обымало все общество. Греховная развратная жизнь была жизнию язычников, душою общества их! она никак не может быть совмещена с христианством.

Возлюбим покаяние — и получим спасение. Примем от руки Господа пожизненный дар покаяния — и получим в свое время вечный дар спасения. Всеблагий Бог покаяние даде в живот[49]:

Он даст истинно кающимся, примирившимся с Ним, усвоившимся Ему посредством покаяния, блаженство в вечности: яко Господне есть спасение[50]. Ему слава во веки веков. Аминь.

Поучение 1-е в Неделю о мытаре и фарисее[51]

Характер мытаря и фарисея

Возлюбленные братия! В ныне чтенном Евангелии мы слы­шали притчу Господа нашего Иисуса Христа о мытаре и фа­рисее.

По какому поводу Господь сказал эту притчу? Он сказал ее к людям, которые обольщены и обмануты самомнением, полагаются и уповают на свою праведность, на свои добрые дела, смотрят из своего самомнения и самообольщения на про­чих людей, их уничижают, то есть низко думают о них, пре­зирают, осуждают, злословят, и тайно, в душе своей, и явно, пред человеками.

По какой причине Святая Церковь положила чтение этого Евангелия пред вступлением в поприще Великого Поста? — С целью охранить нас от самомнения и уничижения ближ­них, при которых чувство покаяния никак не может усвоиться сердцу. Если же пост не украсится плодом покаяния, то и постный подвиг останется тщетным. Этого мало: он принесет нам вред, усилив в нас самомнение и самоуверенность. Тако­во свойство всех телесных подвигов и видимых добрых дел. Если мы, совершая их, думаем приносить Богу жертву, а не уплачивать наш неоплатный долг, то добрые дела и подвиги соделываются в нас родителями душепагубной гордости.

Человека два внидоста в церковь помолитися, так начал Господь Свою притчу: един фарисей, а другий мытарь. Пос­ле этого Сердцеведец Господь поведал, какими помышления­ми выразился тайный сердечный залог каждого из моливших­ся, какими помышлениями каждый из молившихся изобразил отношения свои к Богу.

Фарисей был удовлетворен собою, признавал себя до­стойным Бога, угодившим Богу. Боже хвалу Тебе воздаю, говорил он в себе, то есть говорил мыслию при невидимом самовоззрении. За что же фарисей воздает хвалу Богу? Не по причине ли необъятного величия Божия, приводящего в уди­вление и недоумение всю разумную тварь? не по причине ли непостижимого и неизреченного милосердия Божия, допуска­ющего ничтожной твари, человеку, беседовать с Богом? не по причине ли бесчисленных благодеяний Божиих, излитых на человечество? Нет! хвалу Тебе воздаю, говорит фарисей, яко несмь, якоже прочий человецы. Фарисей в ослеплении своем воздает хвалу Богу за свое состояние самодовольства и самообольщения. Дерзкая и лукавая форма хвастовства! Хва­ла Богу, недостойная Бога! Хвала Богу, исполненная клеветы на Бога! Не Бог доставил фарисею то устроение, которым он хвалится: оно составилось от принятия и усвоения ложных понятий. Отец ложных понятий, убивающих душу вечною смертию, есть падший архангел[52]. Вот под влиянием кого об­разовалось настроение фарисея. Самообольщение всегда со­единено с так называемою святыми Отцами бесовскою преле-стию: состоит в принятии лжи за истину, в увлечении ложью. Мрачен взгляд фарисея из его самообольщения на человече­ство! несмь, якоже прочий человецы, говорил он, хищницы, неправедницы, прелюбодее, или якоже сей мытарь. Отку­да получил он такое познание, которое выражает с такою определенностию и уверенностию? как мог он знать с точ-ностию и подробностию деятельность и совесть всех человеков, чтобы возложить на них тяжкое и всеобъемлющее об­винение? как мог он знать деятельность и совесть вошедшего с ним вместе в церковь мытаря, не имевшего с ним никакого разговора, ничего не поведавшего ему о себе? Очевидно, что приговор сделан поспешно, и сделан не потому, чтоб прочие человеки и мытарь были таковы, какими выказывает их фа­рисей, но потому, что недуг самообольщения и самодоволь­ства представлял их фарисею такими. Далее фарисей исчис­ляет свои добродетели: пощуся двакраты в субботу, десяти­ну даю всего елико притяжу. Фарисей смотрел на свои дела как на жертвы, как на заслуги пред Богом: такой взгляд — общий всем фарисеям. Для них тщетно возвещает Бог и в Вет­хом и Новом Заветах: милости хощу, а не жертвы[53]. Господь не раз указывал им на это выражение воли Божией Священным Писанием. Он говорил им, что они никогда бы не впадали в осуждение невинных, если б понимали это выражение воли Божией[54]: потому «то милость не только не осуждает невин­ных, но и на виновных смотрит с состраданием; она по воз­можности снисходит им, как членам немощным и боля­щим, заботится не о казнях, но о врачевании. Ожесточенные, слепые фарисеи, упорно отвергая милость, хотят как бы наси­ловать Божество и приносить Ему не принимаемые Им жерт­вы. Они требуют такого же поведения и от прочих человеков; не видя его, соблазняются и осуждают. Свойственно фарисеям соблазняться на тех, в которых они не видят фарисейства; свойственно им соблазняться на тех, которые, гнушаясь само­любием и человекоугодием, стараются угождать в простоте и тайне сердца Богу; свойственно им видеть грех и злонамерен­ность там, где их нет; свойственно им осуждать, ненавидеть и преследовать истинных служителей Божиих. На кого они соблазнялись, кого осуждали, в ком видели грех, кого гнали с исступленною злобою? Рассмотрев повествование Евангелия, мы убедимся, что преследованиям и ненависти их постоянно подвергались или кающиеся грешники, примирявшиеся с Бо­гом и делавшиеся праведниками посредством покаяния, или ученики и последователи вочеловечившегося Бога, но всех более Сам вочеловечившийся, всесовершенный Бог. Фарисеи имели о Законе Божием превратное понятие. Занимаясь изу­чением Закона только по букве, а не опытно, неисполнением Закона они стяжевали не смирение, в которое приводится человек истинным познанием Бога, — необыкновенную напы­щенность и надменность. Обрядовым и преобразовательным постановлениям они придавали гораздо большую важность, нежели какую следовало им давать, а заповеди Божий, со­ставляющие сущность Закона, оставляли без внимания. Извра­тив значение Закона сообразно своему лжеименному разуму и развращенному сердцу, они, в то время, как служили и угож­дали единственно самолюбию, ошибочно для себя и для других представлялись служащими и угождающими Богу. Они стре­мились служить и угождать Богу исполнением своей воли и своих разумений, признавая их наверно добрыми и истинными, что неестественно для падшего человеческого естества, а не тщательнейшим исследованием и исполнением воли Божией.

При таком образе деятельности человек почти постоянно де­лает зло, признавая его добром, а когда делает и добро, то делает его из себя, почему приписывает его себе, как припи­сывал фарисей. При этом самое добро делается причиною зла, вводя в человека самомнение, насаждая, питая и возра-щая в нем пагубнейшую из страстей — гордость.

К совершенно другим последствиям приводит жительство по заповедям евангельским. Положивший себе в цель жизни исполнение воли Божией, старается подробно и с точностию узнать эту всесвятую волю посредством тщательнейшего изу­чения Священного Писания, особливо Нового Завета, посред­ством чтения Отеческих писаний, посредством беседы и сове­щания с преуспевшими христианами, посредством исполне­ния евангельских заповедей и наружным поведением, и умом, и сердцем. 4Закон свободы, — сказал преподобный Марк Подвижник, — разумением истинным читается, деланием за­поведей разумеется, исполняется же щедротами Христовыми»[55]. Когда христианин начнет жительство по воле Божией, благой, угодной и совершенной[56], или по заповедям Нового Завета, тогда внезапно открывается ему падение и немощь естества человеческого[57]. Немощь не позволяет ему исполнять чисто и свято заповеди Божий, как того требует Бог, а падение проти­вится, часто с величайшим ожесточением, исполнению запо­ведей Божиих. Оно хочет и требует, чтоб исполнялись пад­шая воля и падший разум человеческие. Стремления этой воли и представления этого разума облекаются во все виды возвышеннейшей правды и добродетели. Познание внутренней борь­бы, обличение и обнаружение живущего внутри греха, позна­ние его насильственной власти над благими произволениями и стремлениями доставляют христианину правильное понятие о себе и о человечестве. Он видит падение человечества в себе; он видит из собственных опытов невозможность возник­нуть из этого падения при одних собственных усилиях; он стяжевает истинное смирение, начинает приносить Богу теп­лейшее моление о помощи и заступлении из сердца сокрушен­ного, которому всегда внимает Бог. Научи мя творити волю Твою![58] научи мя оправданием Твоим![59] не скрый от мене заповеди Твоя![60] утверди мя в словесех Твоих![61] Путь не­правды отстави от мене и законом Твоим помилуй мя![62] Узнав на опыте, что заповеди Божий исполняются только при обильном содействии Божией благодати, испрашивая себе не­престанно молитвою это содействие, христианин не может не приписывать всех добрых дел своих Божией благодати. Вместе с тем он не может не признавать себя и грешником. С одной стороны, он узнал опытно свои падение и неспособность к исполнению воли Божией одними собственными силами, с другой, он и в самом исполнении заповедей Божиих при по­мощи благодати видит непрестанные погрешности, вводимые немощию и падением человеческими. Это со всею ясностию усматривается из отзывов о себе святого апостола Павла. В од­ном из Посланий говорит он: Паче всех (Апостолов) потрудихся: не аз же, но благодать Божия, яже со мною[63], а в другом: Христос Иисус прииде в мир грешники спасти, от нихже первый есмь аз[64]. Такова боголюбезная праведность! Она производится в человеке осенившей его Божественною благодатию, и благоугождает Богу делами богопреданной прав­ды. Богоугодный праведник не престает признавать себя греш­ником не только по причине своих явных грехов, но и по причине своей естественной правды, находящейся в горест­ном падении, перемешанной со злом, оскверненной грехов­ною примесию. Блажен, кто праведен правдою Божиею, упо­вание его сосредоточено во Христе, источнике его правды. Несчастлив тот, кто удовлетворен собственною человеческою правдою: ему не нужен Христос, возвестивший о Себе: не приидох бо призвати праведники, но грешники на покаяние[65]. Преподобный Пимен Великий говорил: « Для меня приятнее человек согрешающий и кающийся, нежели негрешащий и не­кающийся: первый, признавая себя грешником, имеет мысль благую, а второй, признавая себя праведным, имеет мысль ложную»[66]. Усвоенная ложная мысль соделывает все житель­ство, основанное на ней, непотребным. Это доказал опыт: явные грешники, мытари и блудницы уверовали во Христа, а фарисеи отвергли Его. Самомнение и гордость в сущности со­стоят в отвержении Бога и в поклонении самому себе. Они — утонченное, труднопонимаемое и трудноотвергаемое идолопок­лонство. Фарисеи по наружности были ближайшими и точней­шими служителями и ревнителями истинного богопочитания, а в сущности совершенно отчуждились от Бога, соделались Его врагами, чадами сатаны[67]. Когда обетованный Мессия, Которо­го страждущее человечество ожидало в течение нескольких тысячелетий, явился среди них с неоспоримыми свидетельства­ми Божества Своего, они не приняли Его. Сознавая Его, при сознании, предали позорной казни, соделались богоубийцами[68]. Евангелие не упоминает ничего ни о греховности, ни о пра­ведности мытаря, а только выставляет в пример подражания образ его молитвы, состоявшей исключительно из сознания своей греховности и из смиреннейшего прошения у Бога о помиловании. Причина такого изложения очевидна. Все человеки, без исключения, грешны пред Богом, все нуждаются для спасения в прощении и милости, а Бог, по неограниченно­му совершенству Своему, с одинаковым удобством прощает все грехи, и малые и большие. По совершенству Божию все человеки равны пред Ним в отношении праведности, которою они могут различаться только между собою[69]. Признание себя праведным есть не что иное, как невидение грехов своих, как самообольщение. И потому всем человекам, без исключения, когда они придут в храм Божий предстать лицу Божию или вознамерятся сделать это в уединении келейном, должно при­готовить себя сознанием своей греховности, и единственно из этого сознания приносить молитвы Богу. Иначе наши молит­вы не будут приняты[70]. — Мытарь же издалеча стоя, пове­ствует Евангелие, не хотяше ни очию возвести на небо: но бияше перси своя, глаголя: Боже, милостив буди мне греш­нику[71]. Евангелие научает нас в этих словах, что при молитве смиренному устроению души должно соответствовать по­ложение тела. В храме должно избирать место не впереди, не видное, но скромное, которое не представляло бы поводов к развлечению. Не должно попускать глазам свободы: пусть они будут постоянно устремлены к земле, чтоб ум и сердце могли быть устремлены беспрепятственно к Богу. Мытарь имел вид согбенного: так живо он ощущал бремя грехов своих. И всякий, кто живо ощутит это угнетающее душу бремя, не­вольно примет вид согбенного и сетующего, как сказал святой Давид: Пострадах и слякохся до конца, весь день сетуя хождах: яко лядвия моя наполнишася поруганий, и несть изцеления в плоти моей[72]. Нельзя не заметить, что избранное место в храме мытарем, в глубине храма, указано Евангелием[73] в про­тивоположность месту, избранному фарисеем, который, ко­нечно, стал впереди, чтоб послужить назиданием собравше­муся народу и привлечь его внимание к себе для пользы его же, народа. Так, обыкновенно, оправдывает и прикрывает свои действия тщеславие. Положение, принятое телом мыта­ря сообразно его сердечным помышлениям, выставлено в про­тивоположность положению, которое дал своему телу фари­сей, также сообразно душевному движению, произведенному помыслами гордости. Мытарь, сознававший себя грешником, не смел возвести очей к небу; фарисей, признававший себя праведником, свободно воздымал горе надменное око. Мы­тарь, по причине ощущаемой им тяжести грехов, казался об­ремененным ношею; противный этому вид приняло тело фа­рисея, ободренное, выпрямленное, окрыленное самомнением и самоуверенностию. Лицо мытаря покрыто было печалию; лицо фарисея сияло самодовольством. Иногда фарисеи ста­новятся и в самой глубине храма, особливо когда они — осо­бы сановные, потом внезапно выходят пред народ, чтоб силь­нее поразить вместе и явлением сана и предшествовавшим явлением смирения. Не всегда и лица их выражают самодо­вольство: они принимают различные виды, смотря по надоб­ности; но они всегда сочиненные.

Сердцеведец Господь заключил притчу следующими сло­вами: Глаголю вам, сниде сей (мытарь) оправдан паче онаго (фарисея): яко всяк возносяйся смирится, смиряли же себе вознесется[74]. Это значит: мытарь был оправдан, как прибегший к оправданию, дарованному Богом, а фарисей был осужден, как отвергший оправдание, даруемое Богом, и восхотевший пребыть при собственной человеческой падшей правде. Сми­риться - значит сознать свое падение, свою греховность, по причине которых человек сделался существом отверженным, лишенным всякого достоинства; возноситься значит припи­сывать себе праведность, хотя бы это было и в некоторой степени, и другие достоинства. Достоинство наше, правед­ность наша, цена, которою оценен каждый человек и которая дана за каждого человека, есть Господь наш, Иисус Христос. Яд, всецело отравляющий деятельность фарисеев, заклю­чается в том, что они вся дела своя творят, да видими будут человеки[75]. Основание деятельности их есть искание славы человеческой; средство к достижению цели — лицемер­ство. Лицемерство составляет характер фарисеев. Господь назвал лицемерство закваскою их[76]. Вся деятельность фарисе­ев пропитана лицемерством; каждое дело их имеет душою лицемерство. Лицемерство, рождаясь от тщеславия, то есть от искания похвалы и славы человеческой, питает успехами сво­ими тщеславие. Когда же тщеславие достигнет зрелого возра­ста, тогда действие его из порывов обращается в постоянное стремление; тогда из тщеславия образуется безумная и слепая страсть — гордость. Гордость есть смерть души в духовном отношении: душа, объятая гордостию, не способна ни к сми­рению, ни к покаянию, ни к милости, ни к какому помышле­нию и чувству духовным, доставляющим живое познание Ис­купителя и усвоение Ему. Чтоб отвратить от себя страшный яд, сообщаемый фарисейскою закваскою, будем, по завеща­нию Евангелия[77], стараться о исполнении Божиих заповедей единственно для Бога, скрывая со всею тщательностию это исполнение от тлетворных взоров человеческих. Будем дей­ствовать на земле для Бога и для неба, а не для человеков! Будем действовать и для человеков, но не с тем, чтоб истор­гать у них похвалу себе, а с тем, чтоб приносить им истинную услугу и пользу, за что они часто растерзывают своих благо­детелей, как глупые и свирепые звери часто растерзывают тех, которые за ними ухаживают и их кормят. Так поступлено было со святыми Апостолами и многими другими угодниками Божиими. Будем неусыпно следить за собою, замечать недо­статки и погрешности наши! Будем молить Бога, чтоб открыл нам наши падение и греховность! Постоянное стремление к исполнению воли Божией мало-помалу истребит в нас удов­летворение собою и облечет нас в блаженную нищету духа. Облеченные этою святою благодатною одеждою, мы научим­ся богоугодному предстоянию пред Богом, за которое похва­лен Евангелием смиренный мытарь. Молясь Богу из глубины и искренности сердечного сознания в греховности, мы навер­но получим прощение грехов и обилие истинных благ, вре­менных и вечных: яко всяк смиряяй себе, вознесется все­сильною и всеблагою десницею Господа Бога, Творца и Спа­сителя нашего. Аминь.