Слово о молитве умной, сердечной и душевной 1 страница

Кто с постоянством и благоговением занимается внимательною молитвою, произнося слова ее громко или шепотом, смотря по надобности, и заключая ум в слова, кто при молитвенном подвиге постоянно отвергает все помыслы и мечтания, не только греховные и суетные, но и благие, тому милосердый Господь дарует в свое время умную, сердечную и душевную молитву.

Брат! Неполезно тебе преждевременное получение сердечной, благодатной молитвы! неполезно тебе преждевременное ощущение духовной сладости! Получив их преждевременно, не приобретя предварительных сведений, с каким благоговением и с какою осторожностию должно хранить дар благодати Божией, ты можешь употребить этот дар во зло, во вред и погибель души твоей [532]. Притом собственными усилиями раскрыть в себе благодатную, умную и сердечную молитву невозможно, потому что соединить ум с сердцем и душой, разъединенные в нас падением, принадлежит Единому Богу. Если же будем безрассудно принуждать себя и искать раскрытия одним собственным усилием тех даров, которые ниспосылаются единственно Богом, то понесем труды тщетные. И хорошо, если бы вред ограничивался потерей трудов и времени! Часто гордостные искатели состояний, свойственных обновленному естеству человеческому, подвергаются величайшему душевному бедствию, которое святые Отцы называют прелестию. Это логично: самая основная точка, от которой они начинают действие, ложна. Как же от ложного начала не быть и последствиям ложным? Таковые последствия, называемые прелестию, имеют различные виды и степени. Прелесть бывает по большей части прикрыта, а иногда и явна, нередко поставляет человека в состояние расстроенное, вместе смешное и самое жалостное, нередко приводит к самоубийству и конечной погибели душевной [533]. Но прелесть, понятная для многих в ее явных последствиях, должна быть изучаема, постигаема в самом ее начале: в мысли ложной, служащей основанием всех заблуждений и бедственных душевных состояний. В ложной мысли ума уже существует все здание прелести, как в зерне существует то растение, которое должно произойти из него по насаждении его в землю. Сказал святой Исаак Сирин: «Писание говорит: Не приидет Царствие Божие с соблюдением [534] ожидания. Те, которые подвизались с таким душевным залогом, подверглись гордыни и падению. Но мы установим сердце в делах покаяния и в жительстве, благоугодном Богу. Дары же Господа приходят сами собой, если сердечный храм будет чист, а не осквернен. То, чтоб искать снаблюдением, говорю, высоких Божиих дарований, отвергнуто Церковию Божиею. Предпринявшие это подверглись гордыни и падению. Это не признак, что кто-либо любит Бога, но недуг души. И как нам домогаться высоких Божиих дарований, когда Божественный Павел хвалится скорбями и признает высшим Божиим даром общение в страданиях Христовых!» [535]

Положись в молитвенном подвиге твоем вполне на Бога, без Которого невозможно даже малейшее преуспеяние. Каждый шаг к успеху в этом подвиге есть дар Божий. Отвергнись себя и отдайся Богу, да творит с тобою, что хочет. А хочет Он, Всеблагий, даровать тебе то, что ни на ум, ни на сердце нашене взыде [536]: хочет даровать такие блага, каких наш ум и сердце, в падшем их состоянии, не могут даже представить себе. Невозможно, невозможно не стяжавшему чистоты получить о духовных дарах Божиих ни малейшего понятия ни посредством воображения, ни посредством сличения с приятнейшими душевными ощущениями, какие только известны человеку! С простотою и верою возложи попечение свое на Бога. Не послушайся представлений лукавого, который еще в раю говорил праотцам нашим: будете, яко бози [537]. Ныне он же предлагает тебе безвременное и гордое стремление к приобретению духовных дарований сердечной молитвы, которые, повторяю, подает един Бог, которым определено свое время и свое место. Это место — весь сосуд, как душевный, так и телесный, очищенный от страстей.

Позаботимся освободить храм — душу и тело — от идолов, от жертвоприношений идолам, от идоложертвенного, от всего, что принадлежит к кумирослужению. Как святой пророк Илия свел на поток Киссов всех жрецов и пророков Вааловых и там предал их смерти, так и мы погрузимся в плач покаяния, и на блаженном потоке этом умертвим все начала, принуждающие сердце наше приносить жертвы греху, все оправдания, которыми оправдывается, извиняется такое жертвоприношение. Омоем алтарь и все, что окружает его, слезами; удвоим, утроим омовение, потому что нечистота душевная для омытия своего требует обильнейших слез. Алтарь да будет устроен из камней во имя Господне — из ощущений, заимствованных единственно из Евангелия; да не будет тут места для ощущений ветхого человека, как бы они ни казались невинными и изящными [538]. Тогда великий Бог низведет Свой всесвятой огнь в сердца наши и соделает наши сердца храмом благодатной молитвы, как Он изрек Божественными устами Своими: Храм Мой храм молитвы наречется [539].

Сперва обратим внимание на страсти телесные, на употребление пищи и на наиболее зависящие от излишества при этом употреблении блудные стремления наши. Постараемся мудро устроить состояние плоти нашей, давая ей столь много пищи и сна, чтоб она не изнемогла излишне и оставалась способною к подвигам, давая их столь мало, чтоб она постоянно носила в себе мертвость, не оживая для движений греховных. По замечанию Отцов, при употреблении пищи и сна много значит сделанный навык, потому очень полезно приучить себя заблаговременно к умеренному, малому, по возможности, их употреблению [540]. Святой Исаак Сирин так выразился о посте и бдении: «Кто возлюбил общение с этими двумя добродетелями в течение всего жития своего, тот соделается наперсником целомудрия. Как начало всех зол есть удовлетворение чрева и расслабление себя сном, возжигающие блудную страсть, так и святой Божий путь и основание всех добродетелей есть пост и бдение, и бодрствование в службе Божией при распятии тела в течение целой ночи отъятием у него сладости сна. Пост есть ограждение всякой добродетели, начало подвига, венец воздержников, красота девства и освящения, светлость целомудрия, начало христианского пути, мать молитвы, источник целомудрия и разума, учитель безмолвия. Он предшествует всем добрым делам. Как последует здравию очей желание света, так посту, совершаемому с рассуждением, последует желание молитвы. Когда кто начнет поститься, тогда от поста приходит к желанию беседы с Богом в уме своем. Не терпит тело постящегося провести на постели всю ночь. Когда печать пощений наложена на уста человека, тогда помысл его поучается в умилении, сердце его источает молитву, лицо его облечено сетованием, далеко отстоят от него помышления постыдные. Веселие не видится в глазах его, он — враг прихотям и пустым беседам. Никогда не было видно, чтоб постящийся с рассуждением был порабощен злым пожеланием. Пост с рассуждением есть великий храм всех добродетелей. Нерадеющий о нем не оставляет непотрясенною ни одной добродетели. Пост есть заповедь, с самого начала данная естеству нашему во охранение его при вкушении пищи; от нарушения поста пало созданное начало бытия нашего. Откуда истекла пагуба, оттуда обратно начинают подвижники шествовать к страху Божию, когда они начнут хранить Закон Божий» [541]. Предающийся излишнему сну и чревоугодию не может не оскверняться сладострастными движениями. Доколе волнуются этими движениями душа и тело, доколе ум услаждается плотскими помыслами, дотоле человек не способен к новым и неведомым ему движениям, которые возбуждаются в нем от осенения его Святым Духом.

Сколько нужен пост для желающего заняться и преуспеть в умной молитве, столько нужно для него и безмолвие или крайнее уединение — вообще возможное удаление от скитания. Живя в монастыре, выходи из монастыря как можно реже; при отлучках из монастыря, как можно скорее возвращайся в монастырь; посещая город и село, со всей внимательностью храни свои чувства, чтобы не увидеть, не услышать чего либо душевредного, чтобы не получить нечаянной и непредвиденной смертоносной раны. В монастыре знай церковь, трапезу и свою келью; в кельи к другим братиям ходи только по уважительной причине, если можно — отнюдь не ходи; посещай келью твоего наставника и духовного отца, если ты так счастлив, что в наши времена нашел наставника; и то посещай своевременно и по требованию нужды, а никак не от уныния и не для празднословия. Приучи себя к молчанию, чтобы ты мог безмолвствовать и среди людей. Говори как можно меньше, и то по крайней нужде. Тяжко претерпевать злострадание безмолвия для привыкшего к рассеянности; но всякий, желающий спастись и преуспеть в духовной жизни, непременно должен подчинить себя этому злостраданию и приучить себя к уединению и безмолвию. После кратковременного труда, безмолвие и уединение сделаются вожделенными по причине плодов, которые не замедлит вкусить душа благоразумного безмолвника. Преподобный Арсений Великий, находясь в миру, молил Бога, чтоб Бог наставил его, как спастись, и услышал голос, провещавший ему: «Арсений! Беги от человеков и спасешься». Когда Преподобный поступил в Египетский Скит, в котором проводили жительство великие по святости иноки, он снова молил Бога: «Научи меня спастись», — и услышал голос: «Арсений! Беги, молчи, безмолвствуй: это корни безгрешия». Святой Исаак Сирин говорит о преподобном Арсении Великом: «Молчание помогает безмолвию. Как это? живя в многолюдной обители невозможно нам не встречаться с кем-либо. Не мог избежать этого даже равноангельский Арсений, более других возлюбивший безмолвие. Невозможно не встречаться с отцами и братиями, живущими с нами; встреча эта случается неожиданно: и в то время, когда кто идет в церковь, или в какое другое место. Когда достоблаженный этот муж (преподобный Арсений) увидел все это, и что ему, как жительствующему близ селения человеческого (хотя он и жил в Египетском скиту, наполненном совершенными иноками), невозможно было избежать по большей части сближения с мирскими людьми и иноками, обитавшими в тех местах, тогда он научился от благодати этому способу — постоянному молчанию. Если по необходимости он отверзал дверь кельи своей для некоторых, то они утешались только лицезрением его — беседа и потребность ее оставались излишними» [542]. Говорит тот же святой Исаак: «Более всего возлюби молчание: оно приближает тебя к плоду. Язык недостаточен к изложению тех благ, которые рождаются от молчания. Сперва понудим себя к молчанию: тогда от молчания рождается в нас нечто, наставляющее нас родившему его молчанию. Да дарует тебе Бог ощутить нечто, рождаемое молчанием. Если ты начнешь жить сим жительством, то не умею и сказать, какой свет воссияет тебе отсюда. Не подумай, брат, что дивный Арсений, как сказывают о нем, что когда входили к нему отцы и братия, приходившие видеть его, то он принимал их молча и отпускал молча — поступал так только потому, что хотел, он поступал так потому, что сначала понудил себя на это делание. Сладость некоторая рождается по времени в сердце от обучения деланию сему и с понуждением наставляет тело пребывать в безмолвии. В этом жительстве рождаются нам множество слез и видение дивное» [543]. Святой Исаак в 75-м Слове говорит: «В течение многого времени, будучи искушаем десными и шуими, сам искусив себя многократно следующими двумя образами жительства, приняв от противника (диавола) бесчисленные язвы, сподобившись великих таинственных заступлений, я, вразумленный благодатию Божиею, приобрел многими годами и опытами опытное, нижеследующее познание. Основание всех добродетелей, воззвание души из плена вражия, путь, ведущий к Божественному свету и животу, заключается в сих двух образах жительства: в том, чтоб в одном месте собрать себя в себя и непрестанно поститься. Это значит: установить себе премудро и разумно правило воздержания чрева в постоянном, неисходном жилище, при непрестанном упражнении и поучении о Боге. Отсюда проистекает покорность чувств, отсюда трезвение ума, отсюда укрощение свирепых страстей, движущихся в теле, отсюда кротость помыслов, отсюда движение светлых мыслей, отсюда тщание к деланию добродетелей, отсюда высокие и тонкие разумения, отсюда безмерные слезы во всякое время и памятование смерти, отсюда то чистое целомудрие, которое отстоит от всякого мечтания, искушающего ум; отсюда быстрозрение и острота уразумения далеко отстоящих (т. е. добра и зла, могущих быть отдаленными последствиями всякого делания); отсюда глубочайшие таинственные разумения, которые постигает ум силой Божия Слова, и внутреннейшие движения, возникающие в душе и различение и рассуждение духов от святых сил и истинных видений от суетных мечтаний; отсюда страх путей и стезь в море мысли, отсекающий нерадение и небрежение, отсюда пламень ревности, попирающий всякую беду, возвышающий превыше всякого страха, — та горячность, которая презирает всякую похоть и истребляет ее из мысли, производит забвение всякого воспоминания о преходящем и о всем, принадлежащем сему миру и веку. Короче сказать, отсюда свобода истинного человека, радость и воскресение души, упокоение ее со Христом в Царстве Небесном. Если же кто вознерадит о сих двух образах жительства, тот да знает, что он не только лишил себя всего вышесказанного, но и потрясает презрением сих двух добродетелей основание всех добродетелей. Как сии две добродетели суть начало и глава Божественного делания в душе, дверь и путь ко Христу, если кто удержит их и претерпит в них, так, напротив, если кто оставит их и отступит от них, тот приходит к двум противоположным им образам жительства, то есть к телесному скитанию и к бесстыдному чревообъядению. Это — начала противному сказанного выше, и устрояют место в душе для страстей».

Первое из этих начал прежде всего разрешает чувства, уже пришедшие в повиновение, от уз, которыми они удерживались. Что же делается от этого? Отсюда неподобающие и неожиданные приключения, близкие к падениям [544], восстание сильных волн, лютое разжение, возбуждаемое зрением, овладевающее телом и содержащее его в своей власти, удобные поползновения в (принятом благочестивом) образе мыслей, неудержимые помыслы, влекущие к падению, охлаждение теплоты к делам Божиим и постепенное изнеможение в любви к безмолвию; наконец, совершенное оставление начатого образа жизни, обновление забытых зол и научение новым, дотоле неизвестным, по причине непрестанных новых встреч, невольно и многообразно представляющихся зрению при переселении из страны в страну, из места в другое место. Страсти, благодатию Божиею уже умерщвленные в душе и истребленные в уме забвением воспоминания о них, опять начинают приходить в движение и понуждать душу к деланию их. Вот что — не исчисляю подробно всего прочего — открывается (в иноке) от первого начала, то есть от скитания тела, по отвержении терпеливого злострадания в безмолвии. Что же бывает и от другого начала, то есть когда начато будет дело свиней? В чем заключается дело свиней, как не в оставлении чрева без устава для него, как не в непрестанном насыщении его, без определенного времени для удовлетворения потребности его, в противоположность обычаю словесных? Что последует за этим? Тяжесть головы, значительное отягчение тела с ослаблением плеч. От этого делается необходимым упущение в службе Божией; является леность, не допускающая творить поклонов при молитвенном правиле, нерадение об обычных коленопреклонениях, помрачение и хладность мысли, дебелость ума, нерассудительность его по причине возмущения и особенного помрачения помыслов, дебелый и густой мрак, распростертый на всей душе, обильное уныние при всяком деле Божием, равно и при чтении, по причине неспособности ко вкушению сладости Слова Божия, оставление нужнейших упражнений; неудержимый ум, парящий по всей земле; накопление обильной влаги во всех членах, нечистые мечтания ночью, представляющие душе скверные и непотребные образы, исполненные похоти, и в самой душе исполняющие свое нечистое хотение. Постель окаянного сего, одеяния его и самое тело оскверняются множеством постыдного истицания, истощающегося из него, как из источника. И это случается с ним не только ночью, но и днем; тело постоянно точит нечистоты и оскверняет мысль, так что человек по причине таких обстоятельств лишается надежды сохранить целомудрие, ибо сладость скоктаний действует во всем теле его с непрестанным и с нестерпимым разжением, и пред ним образуются обольстительные мысленные образы, изображающие пред ним красоту, раздражающие его во всякое время, и склоняют ум к сочетанию с собою (с этими мысленными образами красоты). Без сомнения, он сочетается с ними размышлением о них и похотением их по причине омрачения рассудительности его. Это то и есть, о чем сказал Пророк: «Таково воздаяние сестры твоея Содомы, которая наслаждалась, вкушая хлеб до сытости» и проч. [545]. Но и следующее было сказано некоторым из великих мудрецов: «Если кто будет питать тело свое, доставляя ему наслаждение, тот ввергает душу свою в великую брань (борение). Таковой, если когда и придет в себя, захочет понудить себя и удержать, то не сможет (сего сделать) по причине чрезмерного разжения телесных движений, по причине насилия и могущества раздражений и обольщений, пленяющих душу похотениями своими». Видишь ли здесь тонкость безбожных сил? Опять тот же говорит: «Наслаждение тела, при его мягкости и влажности юношеских, соделывается причиною скорого стяжания душою страстей, ее обымает смерть, и таким образом она подпадает под суд Божий. — Напротив того, душа, непрестанно поучающаяся в памятовании своих обязанностей, почивает в свободе своей, попечения ее умалены, она не заботится ни о чем (временном), заботится о добродетели, обуздывая страсти и храня добродетели; она находится постепенно в преуспеянии, в беспопечительной радости, в животе благом и пристанище безбедном. Телесное же наслаждение не только укрепляет страсти и восстановляет их на душу, но даже искореняет ее из ее оснований. При том возжигается им чрево к невоздержанию и к блудным бесчинным ощущениям. Они побуждают безвременно употреблять пищу. Ратуемый им не хочет потерпеть небольшого голода, чтоб возобладать собою, потому что он в плену у страстей». Подобным образом рассуждают и все святые Отцы, которых мы не приводим здесь, чтоб не очень распространить Слово.

Оградив наше жительство снаружи воздержанием от излишества и наслаждения при употреблении пищи и пития, оградив его зависящим от нас уединением, то есть безвыходным пребыванием в монастыре и уклонением от знакомства вне и внутри монастыря, обратим внимание на душевные страсти. Обратим внимание, прежде всего, по заповеди Господа, на гнев [546], имеющий основанием своим гордость [547]. Простим отцам и братиям нашим, близ и далече пребывающим, живым и отшедшим, все оскорбления и обиды, нанесенные ими нам, как бы эти обиды тяжки ни были. Завещал нам Господь: Егда стоите молящеся, отпущайте, аще что имате на кого, да и Отец ваш, Иже есть на небесех, отпустит вам согрешения ваша. Аще ли же вы не отпущаете, ни Отец ваш, Иже есть на небесех, отпустит вам согрешений ваших [548]. Прежде всего помолись о врагах твоих и благослови их [549], как орудия Божественного Промысла, которыми воздано тебе за грехи твои во время кратковременной земной жизни, чтоб избавить тебя от заслуженного тобою воздаяния в вечности адскими муками. Когда ты будешь поступать так, когда возлюбишь врагов своих и будешь молить о них, чтоб им дарованы были все блага, временные и вечные, тогда только низойдет к тебе Бог на помощь, и ты поперешь молитвою твоею всех супостатов твоих, вступишь умом в сердечный храм для поклонения Отцу Духом и Истиною [550]. Но если попустишь сердцу твоему ожесточиться памятозлобием и оправдаешь гнев твой гордостию твоею, то отвратится от тебя Господь Бог твой, и предан будешь в попрание под ноги сатане. Всеми скверными помыслами и ощущениями он будет топтать тебя, ты не будешь в силах воспротивиться ему [551]. Если же Господь сподобит положить тебе в основание молитвенного подвига незлобие, любовь, неосуждение ближних, милостивое извинение их, тогда с особенною легкостию и скоростию победишь противников твоих, достигнешь чистой молитвы.

Знай, что все страсти и все падшие духи находятся в ближайшем сродстве и союзе между собою. Это сродство, этот союз — грех. Если ты подчинился одной страсти, то чрез подчинение этой одной страсти ты подчинился и всем прочим страстям. Если ты попустил пленить тебя одному духу злобы, собеседованием с влагаемыми им помыслами и увлечением этими помыслами или мечтаниями, то ты поступил в рабство ко всем духам. По побеждении твоем, они будут передавать тебя друг другу, как пленника [552]. Этому учат святые Отцы, этому учит самый опыт. Замечай за собою, и увидишь, что, допустив себе в чем-либо победиться произвольно, вслед за тем, в совсем ином, в чем бы ты и не хотел уступить победы, будешь побеждаться невольно; дотоле, доколе тщательным покаянием не восстановишь своей свободы. Положив в основание молитвенному подвигу безгневие, любовь и милость к ближним, заповеданные Евангелием, с решительностию отвергни всякую беседу с помыслами и всякое мечтание. На встречу всем помыслам и мечтаниям говори: «Я всецело предал себя воле Бога моего, и потому нет для меня никакой нужды разглагольствовать, предполагать, предугадывать, ибоГосподь близ. Ни о чемже пецытеся, завещает Дух Святой мне вкупе со всеми истинно верующими во Христа, но во всем молитвою и молением со благодарением прошения ваша да сказуются к Богу» [553]. Уцеломудритеся, то есть отвергните пресыщение и наслаждение, отвергните обманчивые помыслы и мечтания, и трезвитеся в молитвах, все попечение ваше возвергше Нань (на Бога), яко Той печется о вас [554]. Хощу убо, да молитвы творят мужие, то есть христиане, усовершенствовавшиеся в молитвенном подвиге, на всяцем месте, воздеюще преподобныя руки, ум и сердце, очищенные от страстей, исполненные смирения и любви, без гнева и размышления, то есть будучи чужды всякой злобы на ближнего, чужды сложения с помыслами и услаждения мечтаниями [555]. Возненавидь всяк путь неправды, и направишься ко всем заповедем Господним [556]. Путь неправды — беседа с помыслами и мечтание. Отвергший эту беседу и мечтание может наследовать все заповеди Божии, может волю Божию совершить посреди сердца своего [557], непрестанно прилепляясь молитвой к Господу, окрыляя молитву свою смирением и любовию. Любящий Господа! ненавидите злая [558], увещает нас Дух Святой.

Делателю молитвы необходимо узнать и увидеть действие страстей и духов на кровь его. Не без причины говорит Священное Писание, что не только плоть, но и кровь Царствия Божия наследити не могут [559]. Не только грубые плотские ощущения ветхого человека, но и ощущения более тонкие, иногда очень тонкие, происходящие от движения крови, отвергнуты Богом. Тем более этот предмет нуждается во внимании подвижника, что утонченное действие страстей и духов на кровь тогда только делается ясным, когда сердце ощутит в себе действие Святого Духа. Ощущение объясняется ощущением. Стяжав духовное ощущение, подвижник со всею ясностию внезапно усматривает действие крови на душу, усматривает, каким образом страсти и духи, действуя посредством крови самым тонким образом на душу, содержат душу в порабощении у себя. Тогда он поймет и убедится, что всякое действие крови на душу, не только грубое, но и утонченное, мерзостно пред Богом, составляет жертву, оскверненную грехом, недостойно быть помещенным в области духовной, недостойно быть сопричисленным к действиям и ощущениям духовным. До явления действий Духа в сердце утонченное действие крови остается или вовсе непонятным или малопонятным и даже может быть признано за действие благодати, если не будет принята надлежащая осторожность. Предосторожность эта заключается в том, чтоб, до времени очищения и обновления Духом, не признавать никакого сердечного ощущения правильным, кроме ощущения покаяния, спасительной печали о грехах, растворенной надеждою помилования. От падшего естества принимается Богом только одна жертва сердца, одно ощущение сердца, одно его состояние: Жертва Богу дух сокрушен: сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит [560].

Действие крови на душу вполне очевидно при действии страсти гнева и помыслов гнева на кровь, особенно в людях, склонных к гневу. В какое исступление приходит человек, воспламененный гневом! он лишается всей власти над собою; поступает во власть страсти, во власть духов, жаждущих его погибели и желающих погубить его, употребив во орудие злодеяния его же самого; он говорит и действует, как лишенный рассудка. Очевидно также действие крови на душу, когда кровь воспалится страстию блудною. Действие прочих страстей на кровь менее явно, но оно существует. Что такое печаль? что — уныние? что — леность? это разнообразные действия на кровь разных греховных помыслов. Сребролюбие и корыстолюбие непременно имеют влияние на кровь: услаждение, которое производят на человека мечты о обогащении, что иное, как не обольстительное, обманчивое, греховное играние крови? Духи злобы, неусыпно и ненасытно жаждущие погибели человеческой, действуют на нас не только помыслами и мечтаниями, но и разнообразными прикосновениями, осязая нашу плоть, нашу кровь, наше сердце, наш ум, стараясь всеми путями и средствами влить в нас яд свой [561]. Нужна осторожность, нужна бдительность, нужно ясное и подробное знание пути мысленного, ведущего к Богу. На этом пути множество татей, разбойников, убийц. При виде бесчисленных опасностей, восплачем пред Господом нашим и будем умолять Его с постоянным плачем, чтоб Он Сам руководил нас по пути тесному и прискорбному, ведущему к жизни. Разнообразные воспаления крови от действия различных помыслов и мечтаний демонских составляет то пламенное оружие, которое дано при нашем падении падшему херувиму, которым он вращает внутри нас, возбраняя нам вход в таинственный Божий рай духовных помышлений и ощущений [562].

Особенное внимание должно обратить на действие в нас тщеславия, действие которого на кровь очень трудно усмотреть и понять. Тщеславие почти всегда действует вместе с утонченным сладострастием и доставляет человеку самое тонкое греховное наслаждение. Яд этого наслаждения так тонок, что многие признают наслаждение тщеславием и сладострастием за утешение совести, даже за действие Божественной благодати. Обольщаемый этим наслаждением подвижник мало-помалу приходит в состояние самообольщения; признавая самообольщение состоянием благодатным, он постепенно поступает в полную власть падшего ангела, постоянно принимающего вид Ангела светлого, делается орудием, апостолом отверженных духов. Из этого состояния написаны целые книги, восхваляемые слепотствующим миром и читаемые не очистившимися от страстей людьми с наслаждением и восхищением. Это мнимо духовное наслаждение есть не что иное, как наслаждение утонченными тщеславием, высокоумием и сладострастием. Не наслаждение — удел грешника, удел его — плач и покаяние. Тщеславие растлевает душу точно так же, как блудная страсть растлевает душу и тело. Тщеславие делает душу не способной для духовных движений, которые тогда начинаются, когда умолкнут движения душевных страстей, будучи остановлены смирением. Потому-то святыми Отцами предлагается в общее делание всем инокам, в особенности занимающимся молитвою и желающим преуспеть в ней, святое покаяние, которое действует прямо против тщеславия, доставляя душе нищету духовную. Уже при значительном упражнении в покаянии усматривается действие тщеславия на душу, весьма сходное с действием блудной страсти. Блудная страсть научает стремиться к непозволительному совокуплению с постороннею плотию, и в повинующихся ей, даже одним услаждением нечистыми помыслами и мечтаниями, изменяет все сердечные чувствования, изменяет устроение души и тела; тщеславие влечет к противозаконному приобщению славе человеческой, и, прикасаясь к сердцу, приводит в нестройное сладостное движение кровь, — этим движением изменяет все растворение (расположение) человека, вводя в него соединение с дебелым [грубым, нечувственным. — Ред.] и мрачным духом мира, и таким образом отчуждая его от Духа Божия. Тщеславие в отношении к истинной славе есть блуд. «Оно, — говорит святой Исаак Сирин, — на естества вещей блудным видением взирает» [563]. Сколько оно омрачает человека, как делает для него приближение и усвоение Богу затруднительным, это засвидетельствовал Спаситель: Како вы можете веровати, сказал Он тщеславным фарисеям, искавшим похвалы и одобрения друг от друга и от слепотствующего человеческого общества, — славу друг от друга приемлюще, и славы, яже от Единого Бога, не ищете? [564] Так называемое преподобными Иоанном Лествичником и Нилом Сорским [565] гордостное усердие к преждевременному исканию того, что приходит в свое время, можно непогрешительно отнести к страсти тщеславия при непременном содействии крови; кровь разгорячают и приводят в движение тщеславные помыслы, а тщеславие, обратно, растит и размножает обольстительные мечты и напыщенное мнение о себе, именуемое Апостолом дмением плотского ума, без ума дмящагося [566].

Из всего вышесказанного можно усмотреть и время, приличествующее для умной, сердечной молитвы. Для занятия ею приличествует возраст зрелый, при котором уже естественно укрощаются в человеке порывы. Не отвергается юность, когда она имеет качество зрелости, в особенности, когда имеет руководителя. Но для зрелости недостаточно одного числа лет от рождения или от вступления в монастырь; зрелость должна наиболее истекать из продолжительного предварительного рассматривания себя, рассматривания не произвольного, но о Господе Иисусе Христе, при свете Евангелия, в котором изображен новый человек и все оттенки недугов ветхого, — при изучении писаний святых Отцов Православной Восточной Церкви, наставляющих непогрешительно пользоваться светом Евангелия. Чем более человек вникает в себя, чем более познает себя, чем более познает свои страсти, их разнообразное действие, средства борения, свою немощь, чем более старается истребить в себе свойства греховные, привитые падением, и стяжать свойства, указанные Евангелием, тем основание для здания молитвы будет прочнее. Не должно торопиться при выводе основания; напротив того, должно позаботиться, чтоб оно имело удовлетворительные глубину и твердость. Мало — изучить страсти с их многоплетенными отраслями в чтении книг Отеческих, надо прочитать их в живой книге душевной и стяжать знание о них опытное. Очевидно, что нужны многие годы для того, чтоб такое упражнение было плодоносно, особенно в наше время, когда беструдное получение какого-либо духовного знания от человека редко, когда должно доискиваться в книгах до каждого такого познания, и потом усмотреть в книгах же порядок, постепенность духовных знаний, деланий, состояний. Не позаботившиеся достаточно о прочности основания увидели в здании своем многие недостатки и неудобства, значительные трещины и другие повреждения, а часто видели они и горестное разрушение самого здания. Братия! не будем спешить: по совету Евангелия [567] ископаем, углубим, положим в основание твердые, тяжеловесные камни. Копание и углубление есть подробное исследование сердца, а твердые камни — утвержденные долгим временем и деланием навыки в евангельских заповедях.