Опровержение на защитительную речь злочестивого Евномия 4 страница

Но ежели Бог родил, — говорит Евномий, — то почему не должно Рожденного называть порождением? Потому, что страшно нам придавать свои имена Тому, которому «Бог превознес Его и даровал Ему Имя, которое выше всякого имени» (Фил. 2:9). «Ты Сын Мой», говорит Он, «Я ныне родил Тебя» (Пс. 2:7). По их понятию, следовало бы здесь назвать Господа не Сыном, а порождением, потому что Он рожден; но не сказано того. Поэтому, кто имеет перед очами суд Христов, и знает, как опасно отнять что от слов, преданных Духом, или приложить к ним что–нибудь (Откр. 22:18–19), тот не должен покушаться вводить новое от себя, а должен довольствоваться тем, что прежде возвещено святыми. Итак, не крайнее ли безумие — отваживаться на то, что не принято ни в общем употреблении, ни в языке Писаний? Ибо, какой отец или какая мать, с благосердою и нежною любовью к своему детищу, будет называть его порождением, оставив обыкновенное приветствие: «сын мой», или «чадо»? «Чадо», сказано, «иди в виноград» (Мф. 21:28). И в другом месте: «Бог усмотрит Себе агнца» на заколение, «сын» (Быт. 22:8). Подобным образом говорит Исаак: «ты ли сын мой» (Быт. 27:24)? Еще: «наказания Господня, сын мой, не отвергай, и не тяготись обличением Его» (Прит. 3:11). Также: «сын мудрый радует отца» (Прит. 10:1). То же и во многих местах. Но нигде не видно, чтобы кто–нибудь называл дитя свое порождением; и это по той явной причине, что «сын» и «чадо»суть имена приличные существам одушевленным, а слово «порождение» редко к ним прилагается. Порождением можно назвать и выкидыш, еще не получивший образа; но он не достоин называться чадом. Порождениями именуется и плоды земные, но не чадами. «Не буду пить», сказал Господь, от порождения винограда «этого» (Мф. 26:29). А об одушевленных существах редко где найдем употребляемым это название; и где употребляется оно в этом смысле, там говорится, как всякий может видеть, о таком животном, которое предано на поругание и представляется в пример злости. Ибо сказано: «змеи, отродье змеиное!» (Мф. 23:33). Поэтому–то, думаю, и общее употребление речи находит это наименование низким, и божественное Писание явно отвращается от него, особенно в отношении к единородному Сыну Божьему. Писание не допускает даже и названия «чадо», так как в нем заключается много человеческого. Апостол повсюду именует Господа Сыном, а также и другими различными наименованиями прославляет Его, называя и Первородным (Рим. 8:29; Евр. 1:6), и Образом (2 Кор. 4:4), и Сиянием (Евр. 1:3); но избегает названия «порождение». Если же он, или кто другой из верховных проповедников слова, употребляет это выражение, то пусть Евномий докажет это, и мы позволим ему уничтожить все сказанное нами. Но он не может этого сделать, если не решится, подражая нечестивому Маркиону, иное из слов Божьих исключает, иное прибавляет. Таким образом доказано, что слово «порождение» не свойственно ни общему употреблению, ни языку Писаний.

Теперь посмотрим, можно ли употреблять это имя для обозначения самой сущности Сына. Евномий говорит:

Евн. Не возможно представить, что иным чем–нибудь была сущность, и иным, от нее отличным, было то, что означается именем; но то самое и есть сущность, что означается именем, так как название истинно соответствует сущности.

Вас. По истине достойны эти учения твои таких судей, каких ты в воображении своем только представляешь. В самом деле, ты, — как будто на торжище сновидений, или в собрании пьяных, где никто не слушает и не разумеет того, что говорится, — постановляешь свои законы с большою смелостью, думая, что вместо всех доказательств, уже довольно того, что ты так сказал. Но кто не знает, что те имена, которые произносятся в смысле отрешенном, о вещах самих в себе, действительно обозначают соответствующие им предметы, а те, в которых выражается примешение одного предмета к другим, показывают только отношение его к тем предметам, к которым он применяется? Так имена: человек, конь, вол, означают сами предметы именуемые. А выражения: сын, или раб, или друг, показывают единственно соприкосновение одного имени с другим, которое с ним связано. Таким образом, кто слышит слово «порождение», тот не обращается мыслью к какой–нибудь сущности, а разумеет только, что одно с другим связано: ибо порождением называется порождение чье–нибудь. Поэтому не крайнее ли это безумие — узаконивать, чтобы признавали за сущность то, что не дает мысли о какой–нибудь самостоятельности, а означает только отношение одного к другому? — Да и отрешенные имена, хотя и кажутся лучше других выражающими какой–нибудь предмет, однако ж, — как показали мы это немного выше, не представляют самой сущности, а только означают некоторые свойства, к ней относящиеся.

Но этот великий мудрец, проведший всю жизнь в суетных ухищрениях, не стыдится говорить, что словом «порождение» обозначается самая сущность Единородного. Посмотрите же, как это нелепо. — Если сущность есть порождение, и наоборот, если порождение есть самая сущность; то все порождения будут единосущны между собою. А из этого, — по его способу умозаключения, — что выйдет? То, что Создатель всего окажется имеющим одинаковую сущность со всеми причастными рождению. Ибо Евномий не скажет, чтобы порождение означало сущность только в Сыне, но не удерживало более того же значения в прочих существах, причастных рождению. Иначе, пусть представит ясную причину, почему бы одно и то же название не имело одинаковой силы равно для всех предметов, им означаемых. Но он не найдет ее: потому что, какое не придумает понятие порождения, оно будет одинаково приличествовать всем рожденным. Сильнейшим же доказательством истины сказанного нами пусть будет собственное размышление каждого из слушателей. Пусть каждый спросит себя: какое понятие он напечатлевает в себе, когда услышит, что такой–то есть порождение такого–то? То ли, что рожденный есть сущность родившего? — Но это смешно; истинно же только то, что один от другого, посредством рождения, приведен в бытие. Подобным образом то же следует сказать о Единородном, и о ком бы ни было из рожденных. И никто да не подумает, чтобы этим сходством отношения уничтожалось достоинство Единородного. Ибо различие Сына от других состоит не в отношении Его к чему–нибудь, а в особенном характере сущности, в которой является превосходство Бога перед существами смертными. — Теперь посмотрите, до какой нелепости доводит их учение. — Ежели порождением называется порождение другого, — что доказывается общим употреблением и чему никто не станет противоречить, — и ежели это самое имя и в Сыне означает сущность, по их учению: то оно будет сущностью и Того, Чьим порождением называется Сын. Следственно, это название, то есть порождение, будет означать сущность уже не Единородного, что они усиливаются доказать, но Бога всего. Ибо, если не возможно представить, чтобы иным чем–нибудь была сущность, и иным чем, отличным от нее, было порождение; если слова: «сущность» и «порождение», равносильны; а Сын есть порождение Бога: то Он будет сущностью Бога, так как порождение означает сущность. И таким образом, из умствования Евномиева докажется, что порождение есть сущность Нерожденного. Если же сей вывод достоин смеха; то пусть весь стыд на себя возьмет тот, кто положил первые посылки. Это уже обыкновенно так бывает, что, когда умствование однажды оторвется от истины, то самая последовательность заблуждения увлекает его во многие и опасные нелепости.

Но это еще как бы некоторые начатки брани и приготовления к хуле; главную же сущность зла предлагает он в след за этим, говоря:

Евн. Сущность Сына, не существовавшая прежде своего составления, рождена; впрочем рождена прежде всех, по воле Отца.

Вас. Опять те же хитрости, как и прежде! Толкует нам о сущности Сына, как будто бы представлял Сына чем–нибудь иным, отличным от нее, и таким образом слегка приготовляет слух к хуле, не говоря явно, что сын рожден из ничего, а только внушая, что рождена сущность Его, не существовавшая прежде. — Но скажи, прежде чего не существовала она? Рассмотрите его ухищрение. Чтобы все подумали, что он говорит нечто сносное, он сравнивает ее с нею самою, и не говорит, чтобы она не существовала, а только прибавляет: «прежде своего составления». — Но скажи мне, что утверждаешь ты о сущности Отца: древнее ли она своего составления? — Если Евномий не подчиняет времени сущность Сына, и слова: «прежде», не разумеет в этом смысле; то слово это суетно и пусто, а потому и не достойно ответа. Не менее пустым будет оно и в отношении к Богу всего, если бы захотели и на Него перенести такое суесловие. Ибо в этом случае все равно было бы бессмысленно — сказать и то, что Бог не существовал прежде Себя. Если же слово: «прежде», относит он к сущности Сына в значении времени, и скажет, что сущность Его рождена, или точнее, что сам Сын рожден из ничего (ибо, по отношению к самой мысли, нет никакой разности сказать так, или так): во–первых, поставить Творца времени вторым после времени, или если угодно, после веков; во–вторых, выдерживая последовательность в своих хулениях, скажет, что и Отец, не бывши Отцом от начала, сделался Отцом уже после.

Но, если быть Отцом есть свойство доброе и приличное блаженству Бога; то почему же приличное Ему свойство не принадлежало Ему от начала? — Или по неведению лучшего, или по бессилию (так должны они необходимо объяснять причину этого недостатка), — по неведению, как будто бы Бог изобрел лучшее уже после; по бессилию, как будто бы Он, зная и разумея наилучшее, не мог этого достигнуть. — Если же не добро Ему быть Отцом (что сказать противно правде); то для чего Он принял бы изменение и избрал бы худшее? — Но пусть такая хула обратится на ее виновников! — Бог же всего от беспредельной вечности есть Отец, и не начал быть Отцом когда–нибудь. Ибо ни недостаток силы не препятствовал исполнению Его воли, ни то, чтобы Он выжидал истечения каких–нибудь веков, дабы, подобно людям и прочим животным, достигнув зрелого возраста, когда пришла сила чадорождения, получить желаемое (так мыслит и говорит о Нем свойственно только сумасшедшим): напротив, Он имеет в Себе, если могу так назвать, отчество сораспростертое с Его вечностью. <b>Поэтому и Сын, предвечно сущий и всегда сущий, не начал быть когда–нибудь; но, когда Отец, тогда и Сын, и с мыслью об Отце тотчас соединяется и мысль о Сыне; ибо очевидно, что Отец есть Отец Сына — Нет никакого начала для Отца; а Сына начало — Отец: и между Ими нет ничего среднего. Как же не существовал от начала (а это именно и значит в их лжеумствованиях употребленное выражение: «прежде своего составления») Тот, Который не имеет прежде Себя ничего, что можно было бы примыслить, кроме Отца, от которого имеет бытие, и Который не превышает Его каким–нибудь расстоянием, а предпоставляется перед Ним, только как причина? Поэтому, если доказано, что общение Сына с Богом и Отцом вечно, так как мысль наша непосредственно, не встречая никакой пустоты, переходит от Сына к Отцу, и без всякого промежутка соединяет Сына с Отцом; то как может к Тому, Который никаким средним местом не отделен от Отца, прикоснуться хула лжеучителей, говорящих, что Он приведен в бытие из ничего?

Кроме того, нельзя не удивляться их безумию и в том, что они не понимают, как, утверждая, что Сын из ничего, вместе с этим поставляют Его не только после Отца, но и после того посредства, которым разграничивают Единородного от Отца. Ибо, ежели есть что–нибудь между отцом и Сыном, то оно необходимо должно быть древнее существования Сына. Что же это будет? — Что иное, как не век или время? Ибо, кто думает, что жизнь Отца продолжительнее жизни Единородного, то чем иным будет измерять ее, — дабы сказать, что нашел избыток одной жизни перед другою, — как не промежутком каких–нибудь веков, или времен? — Но если это истинно, то ложь говорит Писание, которое утверждает, что через Него получило бытие веки [время] (Евр. 1:2), и учит что «Все чрез Него возникло» (Ин. 1:3), включая в числе всех вещей, без сомнения, и веки. — Если же они скажут: мы не отрицаем, что Сын родился прежде век [времени]; то да будет известно, что они то самое отвергают на деле, что уступают на словах. Чтобы доказать это, мы спросим их, производящих из ничего сущность Единородного: когда не было Его, как вы говорите; какое было тогда среднее расстояние между Им и Отцом? И какое для этого расстояния придумаете вы название? — Общее употребление подчиняет всякое расстояние или временам, или векам: что для чувственных вещей — время, то для превышемирных — естество века. Если они, по своей мудрости, придумают нечто третье; пусть скажут. Если же умолчат; то да будет известно, что они сущность Единородного поставляют на втором месте после веков. Ибо, если было какое–нибудь среднее расстояние прежде Сына, сораспростертое с жизнью Отца; то оно, очевидно было одним из веков. Но нет и не будет ничего такого, что можно бы было представить в мысли прежде самостоятельной сущности Единородного. Ибо, что ни примыслим, как самое древнейшее, всего того выше окажется бытие Бога — Слова, Которое в начале было у Бога (Ин. 1:1). И хотя бы тысячу мечтаний о предметах не существующих вымыслил самообольщенный ум, усиливающийся созидать небывалые призраки, никогда не изобретет он такой хитрости, посредством которой мог бы перенестись далее начала Единородного, и оставить позади своего движения жизнь Того, Кто есть самая Жизнь, и своим словом возвыситься над началом Бога — Слова, и усмотреть веки, в которых бы не было Бога веков.

После этого посмотрите, какими словами Евномий чтить Единородного, отняв у Него подобающую Ему славу.

Евн. Впрочем сущность Сына рождена прежде всех, по воле Бога и Отца.

Вас. Вот какое великое достоинство приписывает Сыну — быть старее создания, и существовать прежде сотворенных Им существ, полагая, что уже и довольно того для славы Творца всего, когда Он поставлен прежде Своих тварей. Отчуждив Его от свойственного Ему общения с Богом Отцом, воздает Ему славу тем, что предпочитает Его тварям. Потом хулу свою доводит до бесстыдства, и думает совсем опутать вас неизбежными и необходимыми заключениями своих умствований.

Евн. Или, говорит, существующего Сына родил Бог или несуществующего. Если не существующего; то не укоряй меня никто в дерзости. Если же существующего; то сказать это не только есть чрезмерная нелепость и хула, но и совершенная глупость: ибо существующему не нужно рождение.

Вас. Это, всем известное, лжеумствование давно уже изобретено другими, а теперь только довершено в его устах бесстыдных и наглых. Мы же, прежде всего, напомним слушателям, что этот мудрец дошел до таких необходимых заключений, последуя невежеству грубых людей, которые, слыша о рождении Сына, разумеют это по–человечески: держась представлений чувственных, по ним ведет он ненаученные души к умозрению духовному, и потому, видя, что рождающиеся животные рождаются, не бывши прежде, и что родившийся сегодня не существовал вчера, переносит это понятие и на самостоятельную сущность Единородного, и говорит: «поскольку Он родился, то прежде рождения не было Его». Вот как высоко богословствует он перед нами о рождении Единородного! Вот какими словами врачует немощи братий наших! Но, если кому, то всех более ему следует выслушать эту притчу: "«врач, исцели самого себя»" (Лк. 4:23)!

Какое же смягчительное врачество можем мы предложить ему против этой странной болезни ума, если не эти слова, возвещенные нам Духом Святым через блаженного Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было с Богом, и Слово было Бог» (Ин. 1:1)? Этими двумя изречениями Евангелист заградил все пути лжеучению: потому что ни выше первого взойти, ни из границ второго выйти не возможно. Не возможно придумать что–нибудь такое, что было бы древнее начала: ибо это последнее не было бы и началом, если бы далее его существовало что–нибудь. Не возможно также перейти мыслью за пределы изречения: «было», и за этим усмотреть время, в которое бы не было (начала); потому что эта мысль: «не было», есть уже уничтожение мысли: «было». Если бы начало было из числа вещей, разумеемых относительно к другим, как например можно разуметь эти выражения: «начало мудрости» (Пс. 110:10; Прит. 1:7), или: «начало доброго пути» (Прит. 16:6), или: «в начале сотворил Бог» (Быт. 1:1); то, может быть, еще могли бы мы вознестись мыслью за пределы рождения того, что произошло из такого начала. Но, поскольку здесь (Ин. 1:1) начало разумеется в смысле отрешенном и безотносительном, и означает высочайшее естество; то не достоин ли осмеяния, кто придумывает нечто далее этого естества, или усиливается занестись мыслями выше его? Как беспредельно это начало, за которым нельзя ничего предположить; так же в беспредельность простирается и означаемое словом: «было». Ибо слово: «было», не показывает здесь бытия временного, как в следующих выражениях: «был человек в земле Уц» (Иов. 1:1), или: «был один человек из Рамафаим–Цофима» (1 Цар. 1:1), или: «земля же была безвидна и пуста» (Быт. 1:2); напротив, сам Евангелист в другой книге открыл нам значение этого: «было», сказав: «Тот, Кто есть и Кто был и Кто грядет» (Откр. 1:8): ибо, что означает слово: «Сущий [тот, Кто есть]», то же слово: «было», то есть, присносущее и невременное. А называть не Сущего в начале — не свойственно ни тому, кто сохраняет неповрежденным понятие начала, ни тому, кто соединяет с оным бытие Единородного. Ибо, как нельзя представить в мыслях что–нибудь существующее прежде начала, так нельзя и отделять от начала бытие Бога — Слова. Итак, сколь бы далеко ни желал ты вознестись любопытными разысканиями ума, никогда не сможешь взойти выше этого: «было», и мыслями своими стать вне этого.

Спросим же мы его: был ли в начале у Бога Бог–Слово, или явился у него в последствии? — Если был; то «удерживай язык свой от зла» (Пс. 33:14), то есть, от хульного выражения: «Его не было». Если же другое, что и выговорить нечестиво; то я обращу против тебя собственные твои выражения, и я скажу, что это другое слово заключает в себе не только хулу, но и чрезвычайное безумие: ибо не явное ли безумие — от людей требовать отчета в словах Духа и называть себя учеником Евангелия, и в то же время восставать против этого самого Евангелия? — Рассмотри божественные изречения, с какою точностью и ясностью свидетельствуют оные о предвечном рождении Сына. После того как Матфей объяснил рождество по плоти, как сам он говорит: «книга о рождении Иисуса Христа, сына Давидова» (Матф. 1:1); после того как Марк началом Евангелия поставил проповедь Иоаннову, сказав: «начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия. Как написано у Исаии пророка: Вот, Я посылаю ангела Моего пред лицом Твоим, который приготовит путь Твой; голос вопиющего в пустыне» (Марк 1:1–3); после того как и Лука предложил телесные начала, и потом уже приступил к богословствованию: нужно было еще благовестие, — и евангелист Иоанн, начавший писать после других, возвысив ум свой, или, лучше, вознесен быв силою Духа выше всего чувственного и выше времени, сопутствующего вещам чувственным, приступил к самому Всевысочайшему, так что можно было и ему засвидетельствовать о себе: «если мы и знали Христа по плоти, то теперь уже не знаем» (2 Кор. 5:16). Достигнув самого начала, и оставив ниже своего богословия все понятия телесные и временные, он громогласнее прежних проповедников возвещает тайны, соответствующие высокости его ведения. Не от Марии (говорит) начало, и не от этих времен. — Но что же? — «В начале было Слово, и Слово было с Богом, и Слово было Бог» (Ин. 1:1). В этих немногих изречениях он совмещает все — и бытие от вечности, и бесстрастное рождение, и единство природы с Отцом, и величие естества; а приложением изречения: «было», возводит к началу, как бы для того, чтобы заградить уста хулящих и говорящих: «Его не было», и еще задолго пресечь все пути их лжеумствованиям. Потом, начертав в учении о Боге — слове как бы некое явственное изображение естества Единородного, указывает на Него, как уже на известного, этими словами: «Оно было в начале с Богом» (Ин. 1:2), и опять прилагает: «было», чтобы представить рождение Единородного в связи с вечностью Отца. И потом опять: «В Нем была жизнь, и жизнь была свет людям» (Ин. 1:4), и далее: «был Свет истинный» (Ин.1:9). Так приложениями слова: «было», означающими вечность, правое учение ограждено со всех сторон! — Не смотря на то, Евномий отринул все свидетельства Духа, и как будто даже не слыша Его, столь многократно взывающего к нам: «было», говорит: «рожден не бывши: следственно рожден после, — привзошел». — Но если рождения не было в начале, как вы говорите; то не самая ли явная это брань против изречений евангельских, которым мы уверовали?

После этого кто из благосмыслящих не согласится и на то, что как глаз, удалившийся из освещенных мест, по причине отсутствия света необходимо перестает действовать, так и ум, вовлекаемый мечтами воображения в область не существующего, по недостатку как бы некого света истины, смешивается, делается несмыслен и лишается разумения. Подлинно, как глаз вне света не может пользоваться способностью зрения, так и душа, носящаяся по сторонам вне понятия о Единородном, не может пользоваться разумением. Потому что отпадение от истины есть невидение и ослепление разума. Итак суетен и ослеплен, и ничего не знает истинно то ум, который думает, что постигнул нечто бывшее прежде Единородного, уподобляясь в этом человеку, который приписал бы острое зрение глазу, напрягающемуся видеть во тьме. Сказано: «во свете Твоем мы видим свет» (Пс. 35:10). А кто говорит, что постигнул бывшее тогда, когда еще не было света, с тем происходит то же, что с одержимыми белою горячкою, которые в умоиступлении думают видеть то, чего нет перед ними. Не возможно представить того, что далее Сына. Ибо, что для глаза свет чувственный, то для души Бог — Слово, — о Котором сказано: «был Свет истинный, Который просвещает каждого человека, приходящего в мир» (Ин. 1:9); так что непросвещеная душа не способна к разумению. Поэтому, как можно постигнуть то, что за пределами рождения Света? — Напротив того, я думаю, надлежало бы им, — если бы они хоть мало заботились об истине, — оставив подобия телесные, не осквернять более понятий о Боге представлениями вещественными, а последовать тем богословским учениям, которые предал нам Дух Святой, и, вместо этих вопросов, — похожих на загадки, которые и так и иначе решить равно опасно, — <b>представлять в мыслях рождение достойное Бога, бесстрастное, нераздельное, неразрывное, невременное</b>, и возводя ум к этому божественному рождению, уяснять себе оное через подобие сияния, изливающегося от света; надлежало бы представлять себе «образ Бога невидимого» (Кол. 1:15), не соделанный в последствии сходственно с Первообразом, как это бывает с художественными изображениями, но сущий и пребывающий вместе с Первообразом произведшим Его, не через подражание отпечатленный, но существующий по тому, что существует Первообраз, так что в Сыне, как бы в некоей печати, изображено всецелое естество Отца. Или, если угодно, подобием этого может служить сущность искусств, которая вся переходит от учащих в учащихся так, что и учащие ничего не теряют, и учащиеся приобретают новое совершенство. Да и это еще не точное подобие; ибо тут есть протяжение времени. Ближе другое подобие, — именно то, как вместе с движениями ума неразлучно и не во времени пребывает естество мыслей.

И никто не обвиняй меня напрасно за сказанное мною, если что–нибудь в этих подобиях не совсем сходно с самыми предметами: ибо и не возможно со всею точностью применять вещи малые и низкие к божественным и вечным. Но я хотел только обличил, по мере возможности, притворство тех, которые не могут вместить в своем уме бесстрастного рождения. — В каком же смысле Сын называется образом (Кол. 1:15), и есть «образ» рожденный, и «сияние славы» Божией (Евр. 1:3), и «премудрость», и «сила», и «правда Божья» (1 Кор. 1:24.30)? — Не в таком, как навык, или как способность, а как сущность живая и действенная. Он есть сияние славы Божией: поэтому и проявляет в Себе всего Отца, как воссиявший от всей Его славы. Какая же нелепость — говорить, что слава Божия не имела сияния, или что премудрость Божия некогда не была присуща? — Но ежели Он был, скажет Евномий, то не родился. — <b>А мы ответствуем: поскольку родился, по этому и был, не имея бытия нерожденного, но всегда существуя и пребывая со Отцом, от Которого и причину бытия Своего имеет</b>. — Когда же Он приведен Отцом в бытие? — С тех пор, как Отец существует. — Но Отец, скажут, от века. — Следственно от века и Сын, соединенный через рождение с нерожденностью Отца. А что не наше эти слово, это докажем мы, представив им самые изречения Святого Духа. Возьмем, во–первых, из Евангелия: «в начале было Слово» (Ин. 1:1); во–вторых, из псалма сказанное от лица Бога — Отца: «из чрева прежде денницы подобно росе рождение Твое» (Пс. 109:3); и сложив то и другое, скажем, что Он и был, и родился. Изречение: «родился», показывает Причину, от Которой имеет Он начало бытия; а слово: «было», означает невременное и предвечное Его существование. — Но Евномий, напрягающий все силы на то, чтобы обманывать самого себя, думает наше учения довести до нелепых следствий.

Евн. Если, говорить, Сын был прежде Своего рождения, то был нерожден.

Вас. Но послушай, суетный человек: это твое: «прежде рождения», или есть нечто вовсе не существующее, одно построение ума, не утверждающегося ни на каком предмете; — в таком случае что и спорить с безумными? это было бы почти то же, что сражаться с человеком, потерявшим употребление разума в белой горячке; — или, если это слово относится к чему–нибудь существующему, то, конечно, отнесется к понятию веков. Но, поскольку все веки должно разуметь ниже рождения Единородного, так как они суть Его творения; то суетен, кто ищет чего–то существовавшего прежде личного бытия Сына. Спрашивает об этом значит то же, что и желать знать об Отце, существовал ли Он прежде Своего составления, или нет. Как здесь безумно предлагать этот вопрос и искать чего–то такого, что было бы выше Безначального и Нерожденного; так по истине и там равно безумно делать вопросы о времени и о том, что было прежде Сына, Который от века пребывает со Отцом, так что между Им и Родившим Его нет ничего среднего. Это похоже на то, как если бы кто спросил: что будет после кончины Бессмертного? или бы допытывался: что было прежде рождения Вечного? — Единомысленники Евномия, основываясь на том, что безначальность Отца именуется вечностью, почитают вечность за одно и то же с безначальностью; а поскольку Сын не есть нерожден, то и не признают Его вечным. Но между тем и другим весьма великая разность в понятии. Ибо, нерожденным называется то, что не имеет никакого начала себя, и никакой причины бытия; а вечным — то, что по бытию прежде всякого времени и века. Поэтому–то Сын, хотя не есть нерожден, но однако вечен. Некоторые придают и векам наименование «вечный», как будто бы они достойны были этого название по тому, что всегда существуют. Но мы почитаем равно безумным — как то, чтобы твари приписывает вечность, так и то, чтобы не исповедывать этого о Владыке твари.

Далее Евномий делается еще бесстыднее в своем слове. Что же он говорит?

Евн. Держась доказанного и в прежние времена святыми, и теперь нами, и находя, что ни Божья сущность не допускает рождения, ни другая какая сущность не может служить основанием для рождения Сына, мы говорим, что Сын родился не бывши прежде.

Вас. Кто столько домогался славы, подобающей благочестию! Кто столько украшать себя видом Христолюбца, сколько они величаются словами, содержащими в себе наглую обиду и бесчестье и направленными к разрушению славы Единородного! Перестанешь ли ты, безбожник, называть не бывшим истинно Сущего, Источник жизни, Того, Кто всем существам подает бытие? Того, Который в божественном ответе служителю Своему Моисею изобрел свойственное Себе и приличествующее Своей вечности наименование, назвав Себя Сущим? «Я есть Сущий» (Исх. 3:14). И никто не будет отвергать того, что это сказано от лица Господа, если не лежит на его сердце, при чтении Моисея, иудейское покрывало (2 Кор. 3:15). Ибо написано: «явился ему Ангел Господень в пламени огня» (Исх.3:2). Но Писание, поставивши прежде в этом повествовании имя Ангела, потом вводит глас Божий, говоря: «сказал» Моисею: «Я Бог отца твоего, Бог Авраама» (Исх. 3:6); и немного ниже: «Я есмь Сущий» (исх. 3:14). Кто же это — вместе и Ангел и Бог? Не Тот ли, о Котором мы научены, что «нарекут имя Ему: Чудный, Советник» (Ис. 9:6)? Я думаю, что на это не нужно больше доказательств: для Христолюбцев довольно и этого указания; а для неизлечимых не будет никакой пользой от множества слов. Конечно, Господь соделался великого совета Ангелом после; но и прежде не почитал Он недостойным Себя называться Ангелом. Ибо, не в одном этом месте находим, что Господь наш наименован в Писании и Ангелов и Богом; но и Иаков, рассказывая женам о своем видении, говорит: «Ангел Божий сказал мне во сне» (Быт. 31:11); а потом, немного ниже, от лица того же Ангела: «Я Бог [явившийся тебе] в Вефиле, где ты возлил елей на памятник» (Быт. 31:13). Но там, при столпе, сказано было Иакову: «Я Господь, Бог Авраама, отца твоего, и Бог Исаака» (Быт. 28:13). Итак, Тот же, Кто там назван Ангелом, здесь говорит, что Он явился Иакову. Из этого всякой ясно может видеть, что где один и тот же назван и Ангелом и Богом, там указуется Единородный, Который в каждом роде являет Себя человекам, и возвещают волю Отца святым Своим. Поэтому и в лице Того, Который, явившись Моисею, наименовал Себя Сущим, должно разуметь не иного, как Бога — Слово, Сущего в начале у Бога (Ин. 1:2).

Но говорящие «неправду в высоту» (Пс. 72:8) не устрашились наречь Сына не сущим. «Сказал безумец в сердце своем: 'нет Бога'«(Пс. 13:1); а они, дерзнув наименование Бога не существующим, не только это помыслили, с лукавством (Пс. 62:8), и даже не усомнились предать писанию для последующего времени. А как они видят, что и самые бесы не отвергают бытия Божия (Иак. 2:19); то, возращаясь мыслью назад к прежнему времени, там исполняет свое нечестивое желание, хульно утверждая, что некогда не было Сына, как будто Он не существовал по Своему естеству, а приведен в бытие Богом по благодати. Но изречение «не сущий» относится и к идолам; так говорит Павел: «вы были в рабстве у тех, которые по природе не боги» (Гал. 4:8); так Иеремия: «и клялись» не сущими богами (и); так и премудрая Есфирь: «не предаждь, Господи, скиптра Твоего сим, иже не суть» (Есф. 4:17). Когда же Евномиане это изречение прилагают к истинному Богу; то как еще могут по праву присваивать себе название Христиан? — А в другом месте тот же самый Апостол, говорящий в Духе Божием, называть не сущими язычников, за то, что они не имели ведения о Боге: «уничиженное избрал Бог» (1 Кор. 1:28). В самом деле, поскольку Бог есть Сущий, и истина, и жизнь; то люди, не соединенные верою с Богом, Который есть Сущий, и сроднившиеся с несущественностью лжи по своему заблуждению относительно идолов, справедливо, как я думаю, названы не сущими — за неимение истины и за отчуждение от жизни. Напротив, сей же Апостол, в послании к Ефесянам, наименовал их, в особенном смысле, сущими, как соединенных искренно, посредством познания, с Сущим, сказав: «святым, находящимся в Ефесе и верным во Христе Иисусе» (Еф. 1:1). Так и прежде нас бывшие предали это, и мы сами нашли в древних списках. — Вот и рабы Христовы участвуют в этом названии: а Евномий не захотел удостоил этого названия самого Бога нашего, но нарек не сущим Того, Кто привел тварь из ничего в бытие. Впрочем, еще более узнаем его презрение из тех выражений, коими он притворяется будто хочет почтить Господа.