ВВЕДЕНИЕ. Когда после падения династии Хань (206 до н
Когда после падения династии Хань (206 до н. э. — 220 н. э.) буддийское учение утвердилось в Китае, оно высвободило огромный творческий потенциал народа, сдерживавшийся в течение столетий. Четыре века главное направление китайской культуры было стиснуто в узких рамках ортодоксального конфуцианства, в котором правящий дом Хань находил опору и поддержку своему владычеству.
Немаловажным следствием появления буддизма в Китае стало и развитие даосизма, исконной духовной традиции страны. Даосизм обрёл высокую религиозную и литературную утончённость и стремился подражать необычайно богатой интеллектуальной и эстетической выразительности буддизма. Тем не менее, несмотря на быструю экспансию даосизма, китайское общество, ставшее в постханьскую эпоху куда более интернациональным, нашло буддийское учение в высшей степени привлекательным. Так в живой синкретической культуре нового Китая обе религии существовали бок о бок, заимствуя друг у друга.
Пока китайские интеллектуалы с упоением предавались изучению буддийской литературы и постижению буддийской учёности, буддийские учителя принимали активное участие в восстановлении и духовном возрождении территорий, истощенных войнами за столетия беспрестанных конфликтов, последовавших за крушением казавшегося незыблемым порядка. Приходили к власти и исчезали в небытие недолговечные династии, влияние которых порой не распространялось за пределы окрестностей столичного города, но, в конце концов, китайские правители, взяв, видимо, пример с центральноазиатских, начали принимать буддизм в качестве официальной религии.
В отличие от конфуцианского учения буддийское было интернациональным по своему характеру и не имело специфических этнических и культурных чёрт. Буддизм, как и друидизм в доримской Европе, кроме того, что являл собой сокровищницу многих направлений человеческого знания, выполнял ещё и роль посредника в отношениях между различными государствами и культурами на большей части Азии, причём даже — а возможно и особенно — в те времена, когда людям казалось, что на всём белом свете полыхают войны.
Расцвет буддизма в Китае имел, конечно, и свои отрицательные моменты. Как гласит дзэнская поговорка: «Одно приобретение, одна потеря». Когда буддийское учение широко распространилось по всему Китаю, стало получать огромные пожертвования и завоёвывать сердца всё большего и большего числа людей, к нему примкнуло немало бездельников, да и просто алчных и амбициозных невежд. Некоторые искали в буддизме богатства, другие — интеллектуальных развлечений, третьи рассматривали его как ступень к политической власти. Изобилие ритуалов и церемоний, литературы, наконец, методов управления, предложенных буддизмом, просто опьянило многих китайских аристократов и военачальников.
Результатом наплыва в Китай огромных потоков самой разной литературы из Центральной и Южной Азии стало появление собственно китайских школ буддизма, основывавших своё учение либо на отдельных важных текстах, либо на собственной классификации всего свода канонических писаний. Процесс этот начался уже в начале V в., а к концу VI в. первая синкретическая школа — Тяньтай — объединила несколько более ранних, но ограниченных по степени влияния школ.
Следующие три столетия стали свидетелями наиболее яркого и наиболее возвышенного и утончённого этапа эволюции, причём не только китайского буддизма, но и культуры в целом. Это была эпоха царствования династии Тан (618~907), в которую Китай достиг пика развития цивилизации и которая явилась ярчайшим выражением гения народа.
В немалой степени расцвету китайской культуры способствовала активная политика императрицы У Цзэ-тянь (царствовала в 684—70Тгг.), женщины незаурядной и одарённой, покровительствовавшей и конфуцианству, и даосизму, и буддизму, и видевшей во всех трёх учениях неистощимые духовные начала, способные обогатить культуру и государство. Поощряла она и публичные дискуссии между представителями трёх учений, дабы отбить у них охоту к благо душному пребыванию под государственным покровительством и спонсорством и выявить самое ценное и лучшее в каждом из них.
Именно в правление танской династии величайшие наставники эпохи оформили учение буддийских школ Чистой Земли, Тяньтай, Хуаянь, Чжэньянь (Мантра) и Чань (Дзэн). Школа Чистой Земли благодаря экстатическим сочинениям Шань-дао поднялась до невиданных высот мистического переживания; Чжань-жань в своих технических комментариях разработал систему утончённой практики сосредоточения школы Тяньтай; Фа-цзан в своих сочинениях блестяще разъяснил вселенную Хуаянь; тайны тантрического буддизма воплотились в эзотерическом искусстве Хуэй-го; а наставник Хуэй-нэн в своих беседах и проповедях непосредственно явил внутреннее сознание чянь (дзэн) — буддизма.
Некоторые характерные особенности отличали дзэн от других школ. Одна из самых очевидных — огромное разнообразие способов выражения учения, причиной чего можно считать то, что дзэн изначально более строго следовал аксиоме буддизма Махаяны, согласно которой конкретные учения не могут быть универсальной основой для пробуждения всех и всякого. Хотя у дзэн и других буддийских школ много общего, они во многом отличны по способам организации, а также по принципам отбора и распространения своих учений.
Если рассматривать вопрос с практической точки зрения, то подходы и методы должны выверяться в соответствии с нуждами и способностями как общины в целом, так и каждого из её представителей. Идея эта принадлежит не только дзэн-буддизму, она неотъемлема от всего буддийского учения. Именно по этой причине буддийские принципы и практики так широко варьируются; и их широта и гибкость нашли своё отражение в правилах, которых придерживались первые дзэнские наставники — вдохновлять учеников на переживание непосредственного индивидуального опыта и поощрять стремление избегать догматических клише.
Будучи учением прагматическим по своему характеру, дзэн-буддизм в своей интерпретации буддийских сутр отказывался от мышления мифологического в пользу мышления аналогического. Дзэнские наставники трактовали сутры не как священное писание, в котором надлежит усматривать буквальные истины, но как компендиум потенциально полезных идей, взглядов и практик, выраженных порой ярким символическим языком. Выдающиеся учителя, настаивавшие на практическом подходе к сутрам и отвергавшие их многократное благоговейное повторение, истолковывали буддийские символы, опираясь на особого рода структурный анализ, в основе которого лежали те или иные аспекты и этапы переживания опыта пробуждения и понимания. Таким же образом интерпретировали они и неуклонно возраставшее собрание собственно дзэнских сочинений, в первую очередь историй и стихотворений.
Вследствие самой природы и истории дзэн-буддизма не существует ни фиксированной программы обучения, ни стандартного учебника классического учения. Большая часть материала, который бы потребовался для создания истории дзэн-буддизма в общепринятом смысле слова, фактически отсутствует. Впрочем, это вполне согласуется с духом изначального учения — учения, которое должно быть пережито в личном опыте, чтобы быть понятым, учения, выдающиеся представители которого по этой самой причине говорили больше о нуждах других, чем о себе.
Хотя в дзэн-буддизме нет общепризнанного канона как такового, некоторые сочинения и фрагменты, по которым можно судить о классическом учении, всё-таки сохранились. Некоторые из них в периоды возрождения дзэн-буддизма находили то или иное применение: на них же во многом строилась и поистине необъятная вторичная литература, интерпретировавшая и совершенствовавшая их. На отдельных частях и фрагментах этой вторичной литературы строили своё учение ещё более поздние дзэнские движения. В конце концов, превратившаяся в огромный, чрезвычайно запутанный и во многом искусственный свод, дзэнская литература во многом способствовала упадку дзэн-буддизма и утрачиванию того непосредственного индивидуального опыта, который лежал в его основе.
Среди поистине бесчисленного множества признаваемых сочинений, созданных многими и многими наставниками и школами, возникавшими и уходившими в небытие за долгие столетия истории дзэн-буддизма, безусловно, выделяются те, что составили изначальный свод классических дзэнских историй, и связываются с так называемыми «Пятью домами дзэн-буддизма». Пять домов, исторически представленные несколькими группами выдающихся учителей, появились в Китае в IX—X в.
Пять домов не являлись ни сектами, ни школами, хотя в последующем их стали воспринимать именно так. Хотя великие наставники Пяти домов были блестящими учителями, а теоретические построения Пяти домов формировались, видимо, вокруг учений наставников, на самом деле нам практически ничего неизвестно ни об их частной, ни об их общественной жизни; не создали они и ничего из того, что можно было бы назвать «организацией». Короче говоря, Пять домов не были институциализированы, учения их не были догматизированы, а их основатели избежали участи кумиров.
Пять домов дзэн следующие, в порядке их исторического возникновения: дом Гуй-Ян, названный по имени наставников Гуй-шань Лин-юя (771—854) и Ян-шань Хуэй-цзи (813—890); дом Линь-цзи, по имени наставника Линь-цзи И-сюаня (ум. 866); дом Цао-Дун, по имени наставников Дун-шань Лян-цзе (807—869) и Цао-шань Бэнь-цзи (841—901); дом Юнь-мэня, по имени наставника Юнь-мэнь Вэнь-яня (ум. 949); и дом Фа-яня, по имени наставника Фа-янь Вэнь-и (886—958).
Представленные в настоящей книге фрагменты учений Пяти домов начинаются с изречений Бай-чжан Хуай-хая (720—814), учителя Гуй-шань Лин-юя из дома Гуй-Ян. Хотя Бай-чжан считается непосредственным предшественником дома Линь-цзи, ему приписывается классическое дзэнское правило: «День без работы, день без пищи», которое, призывает к независимости от мирского покровительства. Высказывания Бай-чжана переполнены скриптуральными аллюзиями, что будет характерно и для последующих сочинений наставников домов Гуй-Ян и Линь-цзи.
Далее следуют фрагменты «Наставлений» Гуй-шаня, одного из самых ранних дзэнских сочинений. В правление династии Сун (960—1279) произведение это вошло в популярный учебник для начинающих учеников и в последующем стало объектом внимательного изучения и комментирования. Высказывания Гуй-шаня и его преемника Ян-шаня в передаче самых разных наставников вошли во многие классические антологии дзэн-буддизма, а кроме того, во многих собраниях дзэнских историй диалоги между двумя наставниками приведены в качестве классических примеров.
Относительно немного известно о более поздних наставниках дома Гуй-Ян, который через несколько поколений словно погрузился в безмолвие. Исключение составляет лишь чудом сохранившаяся запись Сунь-цзи, преемника Ян-шаня, пришедшего из Кореи, чьи высказывания присутствуют только в «Анналах зала предков», древнего дзэнского сочинения, утраченного в Китае, но сохранившегося (и, видимо, дополненного) в Корее.
Этот материал представляет особую ценность ещё и потому, что в нём часто и наиболее удачно используются круговые символы, которыми, по преданию, славился дом Гуй-Ян. Согласно традиции, Ян-шань унаследовал уникальную книгу символов от одного древнего наставника. Дабы избежать привязанности к конкретной вещи, Ян-шань сжег её, но потом восстановил по памяти и вернул тому, от кого получил. Более о системе круговых символов ничего не известно, за исключением отдельных фрагментов, появляющихся в разных текстах. Комментарии Сунь-цзи до некоторой степени проясняют загадку круговых символов, особенно в той части, где речь идёт о взаимосвязи буддийских сутр и дзэн.
Второй из Пяти домов дзэн-буддизма — дом Линь-цзи. Учение его представлено в настоящей книге отрывками из «Сущностного метода передачи сознания», приписываемого Хуан-бо (ум. 850), учителю Линь-цзи, по имени которого дом и получил своё название. По преданию, Хуан-бо был пробужденным от природы, но также считался и преемником великого Бай-чжана.
За фрагментами высказываний Хуан-бо следуют выдержки из «Линь-цзи лу», «Записей Линь-цзи», сочинения, представляющего собой одно из самых обширных собраний проповедей и бесед конкретного учителя за весь классический период истории дзэн-буддизма. Линь-цзи, следуя духу учения Бай-чжана и Хуан-бо, усовершенствовал некоторые из их формальных дидактических конструкций, а также улучшил «шоковые техники», призванные стимулировать непосредственный прорыв учеников за рамки обусловленного мыслью восприятия.
Дом Линь-цзи пришёл в упадок почти сразу же после смерти его основателя и к пятому поколению уже фактически не существовал. Возродил его преемник Линь-цзи в шестом поколении, который учился у семидесяти с лишним дзэнских наставников, представлявших как все существовавшие в то время дома, так и другие школы. Возрождённый дом Линь-цзи достиг пика развития при дзэнском наставнике десятого поколения Юань-у (1063—П35), чьё знаменитое сочинение «Основы сознания» стало дзэнской классикой. Фрагменты из этого сочинения также вошли в нашу книгу.
Дом Цао-Дун возник примерно в то же время, что и дома Гуй-Ян и Линь-цзи. Сочинения наставников этого дома оказались разбросанными и утерянными, и сохранилось лишь несколько диалогов и небольших текстов, приписываемых Дун-шаню и Цао-шаню. Однако собрание сочинений дома открывают высказывания предшественников Дун-шаня: Яо-шаня (745—828) и Юнь-яня (781— 841). Согласно традиции, учение, воплощённое в знаменитой «Песне о сосредоточении внимания на драгоценном зеркале», переведённой здесь, принадлежит Яо-шаню и было передано Дун-шаню Юнь-янем.
Дом Цао-Дун особенно известен доктриной «пяти категорий», по преданию, позаимствованной Дун-шанем у Яо-шаня и переработанной его преемником Цао-шанем. В нашей книге переведено, пожалуй, самое блистательное изложение Цао-шанем этой доктрины, которая прежде всего показывает взаимосвязь абсолютного и относительного в дзэнском опыте и распространяет её использование на структурный анализ дзэнских высказываний и историй с тем, чтобы прояснить тот характер и уровень понимания, который они олицетворяют.
Школа Цао-Дун умерла после ухода из жизни последнего из наставников шестого поколения, но её возродил учитель седьмого поколения дома Линь-цзи, которому последний наставник дома Цао-Дун передал секреты обучения. Последующее же возрождение дома Цао-Дун достигло апогея в учении Хун-чжи (1091—1157), одного из самых талантливых писателей и поэтов за всю историю дзэн-буддизма. Фрагментами из восхитительных сочинений Хун-чжк заканчивается глава, посвящённая дому Цао-Дун.
Четвёртый дом дзэн получил своё название по имени наставника Юнь-мэня, который учился у ученика Хуан-бо и обрёл пробуждение ещё до встречи с Сюэ-фэном, который традиционно считается главным дзэнским наставником Юнь-мэня. Сам Сюэ-фэн учился у Дун-шаня, принадлежавшего к дому Цао-Дун, и в последующем Юнь-мэнь поддерживал дружеские отношения с Цао-шанем, преемником Дун-шаня. Завершив обучение у Сюэ-фэна, Юнь-мэнь также некоторое время совершенствовал своё понимание у преемника Гуй-шаня из дома Гуй-Ян. Таким образом, духовные нити соединяют дзэнский дом Юнь-мэня со всеми предшествовавшими ему по времени домами.
Открывают собрание сочинений дома Юнь-мэнь высказывания Сюэ-фэна (822—908) учителя Юнь-мэня и многих других известных наставников эпохи. Сюэ-фэн пережил первый опыт пробуждения в возрасте восемнадцати лет, но полное понимание обрёл только к сорока пяти годам; в традиции он являет собой яркий пример дзэнской поговорки о том, что «для создания хорошего сосуда требуется много времени». В дальнейшем он привлёк множество последователей, и, по преданию, у него было полторы тысячи учеников. До своей кончины он успел подготовить более пятидесяти пробужденных преемников, которые стали наставниками.
Юнь-мэнь, давший название дому, является одним из самых блестящих, глубоких и в то же время трудных для понимания наставников всей классической эпохи. В его беседах — бесчисленное множество цитат и вариаций на существовавшие в его время дзэнские сочинения. Одним из основных методов его школы, несомненно, было сосредоточение и медитация над дзэнскими историями и изречениями. Тем не менее, если верить традиции, Юнь-мэнь запрещал ученикам записывать свои слова, дабы они не подменяли заученным непосредственный опыт переживания реальности. И всё-таки записи бесед Юнь-мэня есть, и даже более обширные, чем записи какого-либо другого из основателей дзэнских домов. По преданию, их тайком сделал на бумажном одеянии один из преданных учеников наставника. Монахи иногда носили подобные одеяния, демонстрируя тем самым бренность всего сущего. Антология включает несколько лекций Юнь-мэня, в которых он достаточно прямо и ясно указывает путь постижения сущности дзэн.
У Юнь-мэня был шестьдесят один ученик, но о большинстве из них почти ничего не известно. Однако в следующем поколении преемник одного из его учеников стал не только известным дзэнским наставником, но и одним из ведущих писателей и интеллектуалов своего времени. Это был великий наставник Мин-цзяо (1008—1072), который писал не только религиозные и духовные сочинения, но и не обходил вниманием многие мирские проблемы. Мин-цзяо поддерживал обширные контакты с представителями конфуцианского учёного мира, и в немалой степени благодаря лично ему дзэн-буддизм оказал значительное влияние на формирование и развитие сунского неоконфуцианства. Некоторые из проникнутых глубиной и ясностью мысли сочинений Ми-цзяо по психологическим и духовным вопросам представлены в разделе «Дзэнский дом Юнь-мэнь».
В четвёртом поколении наставников дома Юнь-мэнь появилась ещё одна крупная фигура — прославленный Сюэ-доу, знаменитый писатель и поэт незаурядного таланта. Традиционно считающийся возродителем дома, Сюэ-доу известен в первую очередь как автор поэтического комментария к дзэнским историям, включённым в классическое собрание «Записи Голубой скалы». Сюэ-доу приписывается также и ещё одно поэтическое собрание, равно как и «Собрание водопадов», антология дзэнских историй с уже прозаическими комментариями, избранные фрагменты которой завершают раздел «Дом Юнь-мэня».
Последний из Пяти домов — дом Фа-янь. В одном из самых ранних собраний классических дзэнских рассказов говорится, что дом этот продолжает линию школы Сюань-ша (835—908), блистательного наставника танской эпохи. Родившийся в семье рыбака, Сюань-ша стал сначала учеником, а потом и сподвижником великого дзэнского наставника Сюэ-фэна, уже упоминавшегося нами в качестве духовного предшественника дома Юнь-мэня.
Собрание сочинений дома Фа-янь открывают изречения Сюань-ша и его преемника Гуй-чэня, учителя наставника Фа-яня. Затем следует полный текст классического сочинения Фа-яня «Десять руководств для дзэнских школ», в котором великий учитель — а по преданию у него была тысяча учеников и более шестидесяти пробужденных преемников — анализирует причины упадка учения и практики дзэн-буддизма и противопоставляет им фундаментальные принципы и изначальные идеалы дзэн.
Среди духовных наследников Фа-яня множество известных наставников, в том числе и Учитель государства Коре, объединённой Кореи, где учение дома Фа-яня пользовалось огромным влиянием. Другой его знаменитый ученик — Учитель государства Поздняя Хань в послетанском[1] Китае — сыграл немаловажную роль в восстановлении и духовном возрождении буддийской школы Гяньтай, из которой в своё время вышел дзэн-буддизм. Ему в свою очередь наследовал ещё один прославленный наставник — Юн-мин Янь-шоу (905—976), считающийся также одним их патриархов буддийской школы Чистой Земли.
Янь-шоу возродил изучение общебуддийских учений в контексте дзэн, равно как и постижение дзэн в контексте общебуддийских учений. Он был, быть может, самым плодовитым дзэнским автором за всю историю. Особенно известен его стотомный компендиум «Записи изначального зеркала», в котором он сводит воедино всё многообразие экзотерических буддийских доктрин и цитирует более трёхсот классических источников.
Антологию сочинений пяти дзэнских домов завершают два отрывка из произведения Янь-шоу, принадлежавшего к дому Фа-янь. В первом содержится критика более чем ста культовых искажений дзэн-буддизма — здесь автор продолжает дело Фа-яня и других наставников. Второе — наставления по приведению к гармонии двух базовых аспектов медитации, которые обычно именуют «прекращением» и «созерцанием» (или остановкой и видением) в контексте обусловленной практики, и сосредоточением и постижением (или сохранением и мудростью) в контексте эффективной реализации. Это одно из наиболее ценных руководств по медитации в литературе Пяти домов.