О брате его, впадем в искушение греховное 5 страница

Состав мой яко ничтоже пред Тобою[1468], исповедуется Богусвятой Пророк Его, исповедуется от лица всех человеков. Тело мое не есть какая-либо неизменяемая, самостоятельная сущность: оно — странное соединение стихий по законам, мне неизвестным; оно — какое-то явление, явление непонят­ное, начинающееся рождением или зачатием, переходящее из состояния в состояние, кончающееся смертию. Как и когда оживился я существованием? не помню и не знаю. Какая сила дает мне жизнь, вызывает меня в бытие из небытия? какая сила развивает жизнь, младенца преобразует в отрока, отрока в юношу, юношу в мужа? Почему эта сила, развива­ясь до некоторого времени, потом начинает оскудевать посте­пенно? Наконец она оставляет тело, — и тело рассыпается в прах. Какая связь между этою невидимою и непостижимою силою и видимым телом? Что — душа моя? Сущность души столько же непонятна мне, как и сущность тела. Очевидны силы, очевидны способности души: они удостоверяют в сущест­вовании ее. Собственный опыт доказывает мне, что тело есть нижайшая часть существа моего, что оно, в высших силах и способностях своих, есть только орудие души. Оказываюсь я, и по душе и по телу, неизвестным, непостижимым для меня самого. Существованию моему на земле предшествовало небытие; и конец моего существования на земле имеет образ уничтожения конечного. Состав мой яко ничтоже пред Тобою.

Утроба матери моей служила до моего рождения темницею для души моей и тела: по рождении тело служит для души темною утробою матери. Рождаюсь в вечную жизнь смертию тела. Что ж значит земная жизнь человека? Она — тень жиз­ни, ступень к жизни, преддверие к жизни истинной; она — странствование и путешествие, одинаково краткое и для всех равное по сравнению с неизмеримою вечностию. Вступают в равенство все числа и меры, столько различные между собою, когда встанут пред бесконечною величиною и сличатся с нею[1469].

Не имею на земле никакой собственности, и не могу иметь ее. Все дается мне на время, на подержание; все отнимается смертию. Наследую чужое; что приобрету сам, покидаю, — покидаю не когда хочу, когда и как случится. Все земные узы, узы теснейшие, узы, возлагаемые естеством и законом, разрываются беспощадно смертию; разрываются они без ве­дома моего и согласия, — наиболее в противность моей воле, наиболее неожиданно, как бы безвременно. Между всеми пред­метами, между всеми отношениями земными я — гость. Не­давно очутился я между ими, недавно увидел их, никогда не видев; вскоре уйду из среды их, уйду безвозвратно, не буду видеть их никогда: покрывало, только что снятое рождением, накинется смертию и разлучит меня навеки от тех, которых узнал я после бесчисленных веков.

Отчего же я прилепляюсь всею душою к земле, к моему положению на ней, как бы постоянный житель ее? Отчего я нисколько не думаю, не хочу думать о вечности? Обличается этим слепота ума моего и сердца; обличается этим самооболь­щение мое; обличается этим, что я поражен греховным неду­гом, поражен вечною смертию в средоточии существа моего.

Глубоко — падение человека. Море слез недостаточно, чтоб оплакать страшное падение. В пропасть этого падения Гос­подь наш простирает нам всемогущую руку помощи, руку, досягающую дна пропасти: Он извлекает из пропасти, возво­дит на небо тех человеков, которые произволяют спастись и быть учениками Господа. Указывая на мир, обольщающий и губящий слабых человеков, указывая на убийственную зара­зу греховную, действующую внутри нас, Господь возвещает: Всяк от вас, иже не отречется всего имения своего, не может быти Мой ученик. Аще кто грядет ко Мне, и не возненавидит отца своего и матерь, и жену и чад, и бра­тию, и сестр, еще же и душу свою, не может Мой быти ученик. И иже не носит креста своего и вслед Мене гря­дет, не может Мой быти ученик[1470].

Решь

Посетили однажды некоторого из великих иноков братия, возлюбленные его. Нашли они инока плачущим и начали уп­рашивать его, чтоб он объявил им причину плача. Долго упра­шивали они Преподобного, и долго на вопросы и убедитель­ные просьбы отвечал Преподобный молчанием. Наконец он сказал им: «Духом моим стоял я близ распятого на кресте Господа, как некогда стояли Богоматерь и ученик любимый. Я стоял и плакал. Желал бы я всегда стоять у креста Господ­ня и плакать»[1471].

Стояли при кресте Господа Приснодева Богоматерь и дев­ственник Иоанн, как представители высшей человеческой свя­тости и чистоты. Неподдельная добродетель человеческая сви­детельствуется тем, что она вся во Христе, что по земному положению своему приближается к страдальческому положе­нию, которое избрал для Себя Богочеловек во время пребы­вания Своего на земле. И покаяние имело представителей при кресте Господа. Представителем покаяния была Мария Магдалина, из которой Господь изгнал семь бесов[1472]; предста­вителем покаяния был разбойник, распятый одесную Госпо­да[1473]. Грешники! ободримся: и для нас есть место у креста Господня; указано и дано нам место великим человеколюбием Господа. Он вочеловечился для спасения грешников[1474]; Он пре­терпел лютые пытки и смерть крестную за грешников[1475]. Восплачем при кресте Господа. Для обильнейшего плача имеем два побуждения: каждое из них достойно обильнейшего пла­ча, плача непрестающего. Когда подымем взоры горе, — пред взорами вашими Господь, распятый за нас; когда низведем взоры в себя, — пред взорами нашими темная, необъятная бездна нашей греховности.

Стою я пред этим сугубым зрелищем, стою с сердцем ка­менным. Понимаю, что плач должен быть моим достоянием, моим постоянным упражнением; но я не имею его. Хладность и равнодушие владеют мною. Нуждаюсь в учителях для плача. Кто наставить меня плачу? кто вложит плач в сердце мое? — Наставляет плачу Сам Господь; наставляют плачу все благо-угодившие Богу человеки: все они взошли в жительство, угодное Богу, плачем. Плач любит пребывать в сердце одиноким. Изгони из сердца попечения суетные и пристрастия, — и явится в сердце плач сам собою. Плачем обнаруживает присутствие Свое в христианине Дух Божий, насажденный в христианина при Святом Крещении; плачем обнаруживается оживление души для духовных ощущений, подобно тому, как знаменует­ся рождение каждого младенца плачем его. Плач — начало жизни.

Господь мой! Господь мой! Ты ублажил плач, обетовал ему утешение[1476]: Ты и даруй мне блаженный, утешительный плач. Как мог бы плач быть блаженством, будучи естественно след­ствием несчастия, как мог бы он быть утешением, будучи естественно плодом огорчения, если б не был проникнут Тво­им благодатным действием, заповеданный Тобою плач покаяния? Возникает такой плач из нищеты духа, как образуется дождь из сгустившихся облаков. Нищета духа является от зрения и сознания грехов и греховности своей.

Господь мой! Господь мой! даруй мне зрение грехов и гре­ховности моей; даруй мне зрение согрешений, совершенных мною на самом деле помышлениями, ощущениями, словами и телесными действиями; даруй мне зрение падения моего, об­щего всем человекам, падения, служащего источником всех согрешений человеческих. Устрани от меня мое поверхност­ное, холодное воззрение на бедственное состояние мое: при этом воззрении я провожу жизнь как бы безгрешный, не нуж­дающийся нисколько в покаянии. Даруй мне воззрение пра­вильное, чтоб оно ввело меня в жительство, соответствующее моему бедственному состоянию, чтоб оно ввело меня в плач. Даруй мне встать всем существом моим при кресте Твоем; даруй мне неотступно стоять при кресте Твоем постоянным памятованием о нем, постоянным сочувствием ему. Даруй мне восплакать и плакать при кресте Твоем.

Увы, Господь мой! Ты на кресте: я утопаю в наслаждениях и неге. Ты подвизаешься за меня на кресте, вися между небом и землею; Ты пронзен гвоздями; Ты прободен копием; Ты весь истерзан муками, предварившими распятие; Ты увенчан терновым венцом; уже увенчанный венцом терновым, Ты взо­шел на престол победы и владычества, на крест; с престола этого руками, пригвожденными ко кресту, Ты связал духов воздушных; ногами, пригвожденными ко кресту, Ты попрал смерть: я — лежу в лености, в расслаблении, ищу повсюду и во всем спокойствия, убегаю лишений и распятия, пребываю в вечной смерти. Тебя, распростертого и подъятого на кресте, Тебя, совершающего на кресте искупление и возрождение че­ловек ов, осыпают поношениями и насмешками славные и силь­ные земли, злословит весь народ, народ ослепленный, обе­зумленный обаянием злобы: я — стараюсь уловлять суетные похвалы и одобрения человеческие, жажду их ненасытно; лишаемый их, предаюсь скорби; едва донесется до моего слу­ха какое-либо ничтожное, обидное слово, как и закипает во мне неистовая ярость. На кресте Твоем Ты неупустительно исполняешь волю естественного Тебе Отца Твоего и Твою Божественную волю, единую с волею Отца, покоряя Боже­ственной воле волю страждущего Твоего человечества: я — стремлюсь постоянно удовлетворять моей поврежденной воле, воле, враждебной Закону Божию; с упорством защищаю мою волю, с ожесточением и гневом препираюсь о ней. Страдая на кресте, Ты молишься о распинателях, о убийцах Твоих; в облегчение вины злодеев Ты представляешь неведение их: я, пользуясь благоденствием, постоянно подвергаюсь ропоту, выражаю недовольство, с огорчением ратую не только против недругов моих, ратую против друзей моих, обманываемый моим порочным сердцем, моим порочным воображением. Умирая на кресте, Ты предаешь в руки Отца человеческий дух Твой, хотя, достоинством равный Отцу, Ты имеешь равную с Ним и единую власть над человеческим духом Твоим, хотя по человечеству Ты приял власть от соединенного в Тебе неслитно с человечеством Божества, власть и положить душу Твою и восприять душу Твою: я, омрачаемый плотским муд­рованием и неверием, ищу во всех случайностях жизни уст­роить себя моим немощным разумом, моим соображением, по внушениям плотского мудрования и лукавства; я не хочу пре­дать себя деснице Бога моего, не хочу призвать этой десницы в помощь себе, хотя всесильная десница Божия содержит меня полновластно, объемлет отовсюду. Когда один из воинов, представитель враждебного Богу человечества, пронзил копием Твое всесвятое тело, уже оставленное душою, тогда умершее тело Твое, продолжавшее жить в Боге и чудодействовать, источило из себя струю крови и струю воды. Воду Ты дал в омовение врагам Твоим, кровь — в питие; истерзанное тело Твое предлагалось врагам Твоим как закланная, приуготов­ленная к употреблению снедь. Всемогущий и Всеблагий! в то время как человеки истощались в злодеяниях над Тобою, Ты весь истощился для спасения их, всего Себя отдавал им, чтоб претворить врагов и убийц в сынов и друзей, чтоб избавить врагов Твоих от вечных мучений в пропастях адских, чтоб доставить им вечное блаженное жительство в селениях неба. Еще прежде распятия распинатели сняли с Тебя одежду, оста­вили обнаженным: ризы Твои они разодрали на части и разде­лили между собою; о нешвенной срачице Твоей, привлекшей особенное внимание их, метнули жребий. Обнаженного, они возвели Тебя на крест. Все, все отдал Ты человекам: они как бы исчерпали всю Твою благость. Совершалось это по святей­шей воле Твоей, хотя человеки и действовали по свободному произволению своему: они делались слепыми орудиями воли Твоей, не понимая того, — делались орудиями воли Твоей по бесконечной премудрости, по беспредельной власти Твоей.

Господь мой, Господь мой, даруй мне уразуметь значение креста Твоего; привлеки меня к кресту Твоему судьбами Тво­ими; возжги во мне любовь креста Твоего; сподобь меня от­речься у подножия креста Твоего от порочных пристрастий к миру и ко мне самому; открой очи мои, как открыл Ты их блаженному разбойнику, чтоб я усмотрел в Тебе Господа и Бога моего; пошли плач в сердце мое, чтоб я мог постоянно плакать у креста Твоего; пошли молитву в сердце мое, чтоб я, распятый на ней одесную Тебя, пребывал постоянно устрем­ленным к Тебе всем существом моим и, упоенный памятованием Тебя, забыл даже о существовании мира и греха; истек­шею из ребр Твоих водою очисти скверны души моей и тела; руки Твои, распростертые на кресте, да примут меня, овцу заблудшую, в объятии Божества Твоего. Допусти меня к Тво­ей дивной трапезе: напитав Твоею всесвятою плотию, напоив Твоею всесвятою кровию, исполнив Твоим Святым Духом, соедини меня с Собою воедино навеки.

Шин

Господь мой! Господь мой! приходил Ты на землю в сми­ренном образе раба, в уничиженном образе немощного созда­ния Твоего, человека; приходил Ты на землю, чтоб спасти погибших человеков[1477], чтоб принять на Себя убившую их язву, чтоб уничтожить эту язву Собою[1478]. Открыл Ты человекам под­робно волю Божию в заповедях и учении Евангелия; принес Ты Себя Богу в умилостивительную жертву за преступное человечество; удовлетворил Ты правосудию Божию, отъял преграду[1479], препятствовавшую благости Божией изливаться на человеков в обилии безмерном. Ты придешь снова, придешь уже как Судия вселенной, придешь в неприступной славе Божества, — потребуешь от человеков отчета в употреблении Твоих благодеяний. Восстанут из гробов все поколения чело­веческие, оживленные Твоим творческим голосом и повеле­нием[1480]; предстанут пред Тобою все человеки в несметном сон­ме, предстанут в страхе, в трепете, предстанут на Суд беспри­мерный и неподражаемый. Такого Суда не было никогда и, по совершении его, не будет никогда. Никому невозможно уклониться от него: все повлекутся к нему силою непреобори­мою[1481]. Не нужны на этом Суде исследования, улики, взаим­ные обвинения и оправдания; не может возникнуть на нем никакое недоумение; лукавство, запирательство, обман не могут иметь ни малейшего успеха, ни места. Судия, по не­ограниченному совершенству Своему, видит все тайны чело­веческие, — и все согрешения всех человеков хранятся без малейшего упущения в памяти Его, как бы записанные в кни­ге Обличителем и обвинителем каждого подсудимого будет совесть его, внезапно исцеленная от слепоты, от обаяния гре­хом, внезапно одаренная тончайшим самовоззрением. Обшир­ный Суд произведется с быстротою и удовлетворительностию, соответствующими совершенству Судии. Приговор произнесется решительный: им определится участь каждого навеки. Живые, разумные сосуды Божий вознесутся на небо для веч­ного блаженства: живые плевелы, сосуды разумные и свобод­ные, произвольно претворившие себя в сосуды греха, ввер­гнутся в пещь, горящую, неостывающую и неугасающую чрез всю вечность.

На этот Суд, в среде бесчисленного собрания человеков, предстану и я. Какой запас мыслей и слов, какой отчет приго­товлен мною? что скажу я о себе, о моей жизни земной? От­нимаются у меня и мысль и слово от одного представления в слабом и тупом воображении моем нелицеприятного и страш­ного Суда; от одного представления этого Суда ясно ощущаю, что лишь предстану на Суд, как и поступлю весь в неограни­ченную власть Судии. Земное странствование мое совершил я как безумный, как умоисступленный. Отнималась сперва ос­новательность у разума и деятельности неведением; потом от­нималась она поверхностным знанием; наконец поколебались деятельность и неразрывно соединенный с нею образ мыслей произвольными согрешениями по увлечению; ниспровергну­ты, извращены они окончательно грехом смертным. Значи­тельнейшая часть земного странствования совершена мною. Уже когда уклонился я от истинного христианства в дальнее и страш­ное распутие, уже после тяжких потрясений и противодей­ствий с величайшим трудом, или единственно по неизреченной милости Божией, узнал я подробнее, точнее о значении хрис­тианства, об обязанностях христианина. Познание это приво­дит меня в недоумение, в ужас. Святым Крещением я встал, независимо от меня и не ведая того, в священном храме, вели­чественном как небо, в христианстве; почти столько же незави­симо от меня, неведомо мне, очутился я вне этого храма, в пустыне страшной. Превращение совершено жизнию, по сти­хиям мира, жизнию, враждебною христианству, жизнию, ко­торою ныне живет все человеческое общество, по крайней мере, большинство и цвет его. Вижу себя на широком пути, ведущем в пагубу! вижу себя в навыках, обычаях, усвоениях грехов­ных, как бы в оковах, в цепях железных! вижу себя мертве­цом, давно лежащим во гробе и могиле, мертвецом смердя­щим![1482] Камень привален ко гробу: ожестело, подобно камню, мое сердце.

Господь мой! Господь мой! Един Ты, Всемогущий, можешь спасти меня. Всеблагий и Всемогущий! спаси меня. Восхить меня с пути, с пути пустынного в город и страну иноплеменнические[1483], с пути служения греху; поставь меня на путь, ве­дущий в Твое Царство[1484]. Я оставил Тебя: Ты взыщи меня. Скитаясь среди гор бесплодных, каменистых, поросших ко­лючими волчцами, изрытых стремнинами и пропастями, я истратил силы, измучился от голода и жажды; я покрыт бес­численными ранами, я пришел в совершенное изнеможение: Ты, сошедший с неба на землю ради меня, возьми меня на рамена Твои, возврати к стаду пасомых Тобою. Я умертвил себя безумием моим, грехами моими: Ты, будучи источник жизни и саможизнь, оживи меня источающеюся из Тебя жизнию. Скажи душе моей, утопающей в горести и безнадежии, те утешительные, сладчайшие слова, которые Ты произнес Марфе, сестре воскрешенного Тобою, друга Твоего, Лазаря: воскреснет брат твой[1485]. Укрепи мое немощное мудрование: оно, из немощи своей, осмеливается пререкать Тебе, Всесиль­ному, и противопоставлять Тебе, Которому возможно все, воз­ражение в возможности воскресения для мертвеца. Господи, уже смердит мертвец мой: четверодневен бо есть[1486], говори­ла Марфа Спасителю мира о умершем и погребенном Лазаре. Подобное этому суждение слышится в душе, научившейся вере только из Писания[1487], не сподобившейся еще научиться вере из святых опытов, не сподобившейся еще приять от Бога веру живую, веру Божию[1488]. Ты, Спаситель мира, отвечал ко­леблемой сомнением и недоумением Марфе: Аще веруеши, узриши славу Божию[1489]. Ты, Всеблагий, назвал славою Твоею воскресение человеков. Воскресение человеков есть вторич­ное сотворение их, — и являешься, Ты, Спаситель мира, в воскресении человеков Творцом и Богом их. Ты сотворил нас из ничего, — воскрешаешь из рассыпавшегося праха, воскре­шаешь в чудной, нетленной новизне, воскрешаешь в нашем собственном естестве и вместе в естестве измененном, пере­плавившемся в огне тления из состояния плотского в состоя­ние духовное[1490]. Спаситель мой! насади в меня веру, веру жи­вую, доказываемую делами, всем поведением, чтоб я соделался способным к воскресению в духе моем. Воскреси меня, Господь мой, в тайне души моей: оживотвори меня Святым Духом Твоим, воскреси меня существенным, спасительным воскресением, воскресением духа моего, воскресением, совер­шающимся от осенения духа человеческого Духом Божиим. Предвари этим святым воскресением мою видимую смерть, которою разлучается душа от тела; предвари этим воскресе­нием мое воскресение телом, которым воскреснут одинаково все человеки. Даруй мне умереть уже воскресшим; даруй вос­креснуть телом по воскресении духа, чтоб дух мой не взошел мертвым в воскресшее тело. Горе мне, если дух, при разлуче­нии с телом, окажется умерщвленным вечною смертно! Горе мне, если дух, будучи в состоянии мертвости, войдет, при общем воскресении, в воскресшее тело! Тогда и воскресшее тело соделается вместе с духом жертвою вечной смерти; тогда усугубится вечная смерть оживлением тела, соединением вос­кресшего тела с духом, который не умирал, подобно телу, и не оживотворился свойственным себе воскресением.

Господь мой! Господь мой! На конце земного странствова­ния моего, исполненного горестей, страданий, страхов, вос­креси меня вожделенным воскресением в духе моем. Блажен и свят, иже иматъ часть в воскресении первом: на нихже смерть вторая — вечная жизнь в отвержении от Бога и в муках адских — не имать области, но будут иерее Богу иХристу и воцарятся с Ним[1491]: провозгласил это сын громов, избранный из Апостолов, нареченный Богословом. Получив залог спасения вечного, я возрадуюсь радостию духовною, неизреченною, неведомою и непостижимою для состояния плотского и душевного. Радость эта — предвкушение радости и наслаждения райских. Претворенный десницею Вышнего, без смущения увижу приходящую ко мне телесную смерть; скажу в сретение пришедшей ко мне смерти слова Пророка: Бог правды моея: в скорби распространил мя ecu[1492]. Десница Господня вознесе мя, десница Господня сотвори силу. Не умру вечною смертию, но жив буду и повем дела Господня. Наказуя наказа мя Господь, смерти же не предаде мя[1493]. Знаменася на нас свет лица Твоего, Господи, дал ecu веселие в сердце моем[1494]. Отверзите мне врата![1495] В мире вкупе усну и почию: усну сном временной смерти во гробе, вкупе почию душою в тех горних обителях, в которых все служите­ли Божий ожидают общего воскресения. Разлучив тело от души, в дольний гроб телом, в горнюю обитель душою, Ты, Господи, на уповании вечного блаженства вселил мя ecu[1496].

Фав

Возлюбленный брат! пригласил ты друзей твоих, пригла­сил любящих тебя, чтоб они вспомнили о тебе, посетили тебя, приняли участие в постигшей тебя скорби, чтоб принесли тебе утешение не из смертоносной чаши чаровании, которою уте­шает мир, упоявая самозабвением и приготовляя скорбь неис­целимую и вечную, — чтоб принесли утешение из животворя­щего слова Божия. Основательно твое приглашение: одобря­ется оно Священным Писанием и святыми Отцами. Спасение есть во мнозе совете[1497] для всех вообще подвижников; в осо­бенности совет, наставление, руководство необходимы для того, кто вознамерился перейти от плотской жизни к жизни благочестивой, из порабощения греху к духовной свободе. Так, боговдохновенный Моисей оказался нужным для извле­чения израильтян из Египта, для указания им пути чрез пус­тыню в Обетованную землю[1498]. Многочисленным братством населена святая обитель ваша. В среде его усмотри отца, обо­гащенного в духе словом Божиим, ведущего жительство, со­гласное этому всесвятому Слову, произносящего учение не из себя, — из всесвятого слова Божия[1499]. Такому отцу открой состояние души твоей, и ежедневно открывай ему мысленную брань твою, все видимые и невидимые покушения греха и духов злобы против тебя. Ничто, ничто не помогает столько к получению исцеления от язвы, нанесенной грехом смертным, как учащаемая исповедь; ничто, ничто не содействует столько к умерщвлению страсти, гнездящейся в сердце, как тщатель­ная исповедь всех проявлений, всех действий ее.

Пожелал ты и моего участия, участия деятельного; поже­лал ты личной беседы со мною. Не могу придти к тебе, удерживаемый на месте жительства моего обязанностями мои­ми: прихожу к тебе этими скудными строками. В них изложил я то, чему научило меня Писание Священное, чему научили меня мужи и старцы, проведшие жизнь в служении Богу.

Все смертные грехи, кроме самоубийства, врачуются покая­нием. Покаяние тогда только признается истинным и дей­ствительным, когда последствием его бывает оставление греха смертного. Без этого последствия покаяние — бесплодно. Если же, при покаянии, смертный грех не оставляется по привя­занности к нему, не оставляется по произволению; если каю­щийся не удаляет от себя причин греха или и сам не удаляет­ся от них произвольно, то покаяние такое, покаяние слабое, двоедушное, поверхностное, причисляется к деяниям лицемерства. Оно — гибельная попытка обмануть и Бога и себя.

Покаяние — село, на котором скрыто бесценное сокрови­ще спасения. Человек, стяжавший это познание, возрадует­ся о приобретении познания существенно нужного. Вооду­шевляемый радостию и ревностию, в которых таинственно действует призвание Божие, он идет, и вся елико имать, продает, и купует село то[1500] Только за такую цену продает­ся село покаяния! только за такую цену покупается оно! Не­обходимы, необходимы для вступления в подвиг истинного покаяния отречение от мира и отречение от себя, от своих похотений и пристрастий. Малая скважина отнимает у сосуда способность удерживать вливаемое в него миро, — и ничтож­ным пристрастием отнимается у покаяния все достоинство, вся сила его.

Истинно кающиеся соделываются истинными рабами Божиими. Покаяние переплавляет, перерождает их. Вступив­шие в пещь, в утробу покаяния рабами выходят из нее сына­ми и друзьями Божиими. Господь наш, Иисус Христос, назы­вает христиан, удовлетворивших воле Божией, очистившихся истинным покаянием, озарившихся истинным богопознанием, Своею братиею[1501]. Все Ангелы Божий, все святые Божий радуются о вступившем в правильный подвиг покаяния. По причине такого покаяния, которым заблудшая овца возвращается в стадо[1502] и потерянная драхма в хранивший ее ковчег[1503], учреждается на небе праздник: глаголю вам, говорит Спаси­тель, радость бывает пред Ангелы Божиими о едином греш­нике кающемся[1504]. Стяжи покаяние, — и соделаются твоими братиями и друзьями все блаженные небожители. Святые Ан­гелы низойдут к тебе невидимо, принесут тебе помыслы и ощущения преподобные; святые человеки, предстоящие лицу Божию в обителях рая, вступят в беседу с тобою посредством оставленных ими на земле священнолепных писаний. Уте­шится, умиротворится, усладится, исцелится сердце твое бе­седою благодатною. Снимается для тебя с этих писаний не­проницаемое покрывало, которым закрывается святой смысл их, святая красота их, от умов, ослепленных плотскою, гре­ховною жизнию. Снимается покрывало покаянием; снимается покрывало смирением, рождающимся от покаяния; снимает­ся покрывало духовным разумом, рождающимся от смире­ния, разумом, вступившим в постижение значения, данного Богом сверхестественным, христианским добродетелям: по­каянию и смирению.

Падение в смертный грех служителя Божия, увлеченного немощию, стечением обстоятельств, потом покаявшегося во грехе, причисляется к попущениям Божиим для вразумле­ния, а не к конечному оставлению Богом за обдуманную зло­намеренность. Бесконечным различием различились между собою падения двух апостолов, Петра и Иуды, хотя по на­ружности отречение близко подходит к предательству. Возстах покаянием и еще есмь с Тобою[1505], говорит пораженный удивлением, говорит падший в тяжкие грехи и покаявшийся Давид, — говорит, увидев в себе, сверх чаяния, присутствие и действие Святого Духа, которое, по совершении греха, ког­да разлились по всему существу падшего человека дым и смрад греховный, сокрылось, которое, может быть, признавалось потерянным навсегда. Бог, имеющий возможность, по нео­граниченному совершенству Своему, уничтожать грех, — кото­рый, как недостаток и повреждение добра, насажденного в разумных тварях Богом, не может быть уничтожен никаким существом ограниченным, — Бог, вземляй грехи мира[1506] по бесконечной благости и силе Своей, принимает на Себя при­чины попущений Своих, попущений, соединенных с падения­ми человеческими. Что может быть успокоительнее, что мо­жет быть радостнее этой вести! Господь, свидетельствует Свя­щенное Писание, мертвит и живит, низводит во ад и возводит. Господь убожит и богатит, смиряет и высит, возставляет от земли убога и от гноища воздвизает нища[1507]. Той болети творит и паки возставляет: порази, и руце Его изцелят[1508]. Приведенный в недоумение продолжительным гневом Господа, причем тяжкие наказания часто последуют одно за другим, как звена в цепи, рече Сион — служитель Божий: остави мя Господь и Бог забы мя. На этот отзыв, исполненный глубокой печали, раздается с небес ответ от Господа чрез великого Пророка: Егда забудет жена отроча свое, еже не помиловати изчадия чрева своего? аще же и забудет сих жена, но Аз не забуду тебе, глаголет Господь. Се, на руках Моих написах стены твоя: крепость твоя сосредото чена и хранится во всемогуществе Моем. Ты предо Мною ecu присно, и вскоре возградишися, от нихже разорился ecu и опустошивший тя страсти и лукавые духи изыдут из тебе[1509] В мире будет дом твой, жилище же храмины твоея не имать согрешити. Внидеши же во гроб якоже пшеница со­зрелая во время пожатая, или якоже стог гумна во время свезенный[1510].

Грозно обращает речь свою боговдохновенный Пророк к иноплеменникам, к врагам рода человеческого, к духам от­верженным, к духам, низверженным с неба, попранным в персть земную, к духам, приписывающим попущения Божий действию своего могущества и своей мудрости, к духам, упо­енным безумием и гордостию не разумеющим, что они слу­жат бессознательно орудиями Богу в наказаниях и искушениях, которым Он подвергает служителей Своих. С нами Бог! возглашает Пророк. Разумейте, языцы, и покаряйтеся! ус­лышите даже до последних земли: могущий, по собственно­му, ошибочному мнению о себе, покаряйтеся! Аще бо паки возможете, паки побеждени будете, и иже аще совет сове-щаете, разорит Господь, и слово, еже аще возглаголете, не пребудет в вас, яко с нами Бог[1511]

Заключение

Излился я в плаче моем, произнес я мои вопли, окончил рыдания, упился слезным напитком, насытился стенаниями и воздыханиями. Тяжеловесным словом, исполненным глубо­кою печалию, ударял я в грудь мою, и ощутил в груди моей отраду. Оплакивая твой грех, я оплакивал свой грех; призы­вая тебя к покаянию, призывал к нему себя; изображая горе­стное состояние, производимое грехом смертным, я испове­дал и описал мое состояние. Если б живопись не была снята с опытов, — не имела бы она яркости, силы, верности.

Получив эти строки, прочитывай их часто. Не преставай поражать, смягчать ими ожестевшее сердце, не преставай возбу­ждать от сна сердце у нывшее, не преставай призывать к жиз­ни сердце умерщвленное. Строки эти и обличают милосерд­но, и потрясают могущественно спасительным страхом, — страх растворяют утешением веры. Строки эти приводят к само воззрению, объясняют таинство борьбы, которою под­вижник Христов препирается с грехом и с духами отвержен­ными, которою доказывает свою верность Христу, которою изработывает свое спасение и славу в вечности. Эти строки возвещают всемогущество Бога и бесконечную благость Его. В Боге сосредоточивается надежда всех спасающихся: надеж­да побеждающих грех силою Божиею и надежда побежден­ных грехом на время по Божию попущению, по собственной немощи, неведению, неосторожности, по увлечению, не по намерению.