История о Казанском царстве

Сказание вкратце от начала царства Казанского и о бранех, и о победах великих князей московских со цари казанскими и о взятии царства Казании, еже ново бысть

О первом начале Казанского царства и о местном угодье и о змиином жилище. Бысть же на Каме на реке старый град, имянем Бряхов, оттуда же прииде царь, имянем Саин, болгарский, и поискав по местом проходя, в лета 6685, и обрете место на Волге, на самой украине руской, на сей стране Камы реки, концом прилежа к Болгарской земле, другим же концом к Вятке и к Перми. Место пренарочито, и красно велми, и скотопажно, и пчелисто, и всяцеми семяны родимо, и овощми преизобилно, и зверисто, и рыбно, и всякого много угодья, яко не обрести можно другаго такова места по всей Руской земле нигдеже подобно такову месту красотою и крепостию и угодьем человеческим, и не вем же, аще есть в чужих землях. И велми царь за то возлюби Саин болгарский. И, глаголют мнози нецы, преже место быти издавна гнездо змиево, во всем жителем земля тоя знаемых. Живяше ту вгнездевся змий велик, страшен, о двою главу, едину имея змиеву, а другую главу волову; единою пожираше человеки и скоты и звери, а другою главою траву ядяше; а иныя змия около его лежаща, живяху с ним всяцеми образы. Тем же не можаху человецы близ места того миновати, свистания ради змиина и точения их, но далече инем путем обхожаху. Царь же, по многие дни зря места того, обходя и любя его, и не домышляшеся, како извести змия того от гнезда своего, яко того ради будет град крепок и славен везде. Изыскався в воех его сицев волхв хитр и рече царю: "Аз змия уморю и место очищу". Царь же рад бысть, и обещася ему царь нечто дати велико, аще тако сотвориши. И собра обоянник волшением своим вся живущая змия те от века в месте том к великому змию во едину велику громаду, и всех чертою очерти, да не излезе из нея ни едина змия, и бесовским действом всех умертви; и обволоче кругом сеном и тростием и древъем и лозием сухим многим, и полияв серою и смолою, и зазже огнем, и попали, и пожже вся змия, великого и малыя, и яко быти от того велику смраду змиину по всей земли той, проливающи впредь хотяще быти ото окоянного царя зло содеяние проклятые его веры срацынския. Мнозем же от вой его умрети от лютаго смрада змиина, близ того места стояще, кони и верблюды мнози падоша. И сим образом очисти место. Царь же возгради на месте том Казань град, никому же от державных Руси смеюще супротив что рещи. И есть град Казань, стоит доныне, всеми рускими людми видим и знаем есть, а не знающим слышим есть...

Совет з боляры своими царя и великого князя. И призывает к себе в великую полату златую братью свою, благороднаго князя Георгия, и князя Владимира, и вся князи местныя, и вся великия воеводы, и вся благородныя своя велможи. И посадив их по местом их и нача благ и мудр совет с ними творити, хотя сам вскоре двигнутися на безбожную и поганую Казань на презлыя и неверныя на недруги своя казанцы, мстити крови христьянския, и яко Елизвои ефиопский царь на омирского князя Дунаса жидовина, ревнуя прадедом своим, великому князю Светославу Игоревичю, како тои многажды Греческую землю плени, столь далече ей сущи от Руския земля растоянием, и дани великия со Царяграда имал со благородных рек, победившеих Трою предивную и прегордаго царя перского Ксера. Той же великий князь Светослав по Дунаю стоящих 80 градов болгарских взя. Поревновав же сыну его во благочести сиявшему, православному и великому князю Владимеру и державу свою Русскую землю святым крещением просветившему, како взя великий град Корсунь и ины земля, многия языцы работаху ему, дани дающе, и надо всеми враги его рука бе высока. Велми же позавиде и Владимеру Манамаху, како же той подвижеся на греческаго царя Костянтина и Манамаха великим ополчением ратным, не хотевшу греческому царю мира поновити и дани давати по уложению преже бывших его царей с великими князми рускими; великий же князь Владимер Манамах шед всю Фракию начисто повоева, и Халкидонину, и окрестныя области Царяграда греческии все пусты положи, и возвратися на Русь с великою корыстию и со многим богатеством, попленив царство Греческое. Царь же Костянтин бысть в велице недоумении и печали и в тузе и советовав с патриархом, да пошлет в Киев на Русь к великому князю о миру, дабы от сего престал проливати крови тацех же христьян сущих, верных людей греческих, откуду и сам, проливая кровь неповинную, верен бысть и всей земли своей спасение изобрете. Избрав посылает к нему с смирением великим своя премудрыя послы, ефеского митрополита кир Иофита и 2 епискупа с ним, митулинского и мелетийского, и стратига антиохиского Ивана и гигемона иерусалимского Естафия, инех многих своих с ними благородных мужей, яко могущих укротити его и ярость и свирепство княжее; с ними же посла к нему честныя великия дары бесценныя, самый свой царский венец, и багряницу, и скиферт, и сердаликову крабицу, из нея же еще великий Август римский кесарь на вечерях своих пия и веселяшеся, и злата, и сребра, и бисера, и камени драгих без числа, и инех вещей драгих множество, утоляя гнев его, и светлым царем руским называя его, да уже к тому не двигнется Греческия земля его пленити. И сея ради вины великий князь Владимер, прадед мой, царь Манамах наречеся, от него же и мы прияхом цари нарицатися, венца ради и порфиры и скиферта Костянтина царя Манамаха. И уложиша межю собою мир и любов во веки и паче первого. И вся бывшая сия царь князь великий з братею своею и со князи местными, и с великими воеводами премудре, царски думаше, и паки глаголаше: "Или егда убо я хуждьше отца моего, великого князя Василья, и деда моего, великого князя Ивана, недавно предо мною бывших, и царствовавших на Москве, и скиферты правящих всея Руския державы; тако же бо и инех покориша под ся, великия грады и земля чюжих стран, многих язык незнаемых поработиша и память себе велику и похвалу в роды вечныя оставиша. И аз, сын и внук их, взятыя же грады и земли един содержю; коими бо царствоваше оне, а аз теми владею, и вся суть в руках моих, и мною ныне вся строятца. Аз есмь божей милостию царь и сопрестолник их. Тацыи же есть у меня воеводы великии и славны, и силны, и храбры, и в ратных делех искусны, яковы же были у них; и кто ми возбраняет творити тако же, яко же бо они подщашася, нам сотворшна много блага. Тако же и мы хощем, богу помогающу нам, инем по нас сотворити..."

Ополчение и победа московских воевод на казанцов. Видевше же се воеводы великого полка, яко прииде им уже помощь божия, и наполнишася духа храбра, и вострубиша воя их в ратныя трубы, и в сурны во многия, и удариша в накры, весть подающе и протчим полком всем, да готовятся скоро. Царь же князь великий, взем благословение и прощение от духовнаго отца своего, мужа добродетельна, Андрея именем, и аки пардус ярости наполнився бранныя, и всед на избранный свой конь с мечем своим, и скача вопияше воеводам, мечем маша: "Что долго стоите безделны? Се приспе время потружатися мал час и обрести вечную славу", и хоте в ярости дерзнути с воеводами сам итти к приступу в велицем полце и собою дати храбрости начало всем, но удержаша воеводы нудма и воли ему не даша, да не грех кой случится, и отведоша в стан его, и увещевающи его тихими словесы: "Тебе убо, о царю, спасти себе и нас; аще бо мы все избьени будем, а ты будеши здрав, то нам будет честь и слава и похвала во всех землях, и останутся у тебя сынове наши и внучата и сродники, то и паки вместо нас будут без числа служащих ти; аще ли же мы все спасемся и тебе единого самодержца изгубим, каковая нам будет слава и похвала, но студ, и срам, и поношение во языцех, и уничижение вечно, и останемся аки овечная стада, в пустынях и в горах блудяще, снедаемы от волцы и не имущи пастыря". Он же пришед во ум свой от ярости зелныя, и позна, яко не добро есть безумное дерзновение, и пусти ко граду впреди великий полк пеших оружников за великими щитами древяными, по 30 человек, ко всем вратом, и туры подвигнути ко стенам градным блиско, то толика, яко воем взыти с них на стены проломныя, а царевичев астороханских с татары, за теми же воинество все, но и еще полком всем не веле поспешити, да не угнетения ради и теснения у града падение людем будет велие. Сам же отъехав с братом своим, со князем Владимиром, и со царем Шигалеем и стояше и смотряше издалеча бывающаго. Воеводы же с пешцы ко граду приступльше и единем часом мало трудни деветеры врата града изломиша, и во град внидоша, и путь всюде сотвориша всему русскому воинству, и самодержцово знамя вознесше на граде поставиша, христьянское победительство на поганых являющй всем; и вдруг с теми царевичи поспешиста в проломы, с полки своими варварскими, внидоша во град, полыми месты, в мегновени ока, безбранно, и от возгорения град отняша, и угасиша силу огненную. Казанцем бо еще во страси мятущимся, и не ведающим себе, и ума не собравшим, протчие же воеводы стоящи, и времени ожидающи, и видевше огнь угасше, по аеру ветром разносим, и вои руских скачущих, и бьющихся с казанцы, за руки имаяся, и двигнушася от мест своих с полки своими, кииждо их где стояху, с воплем крепким, и приидоша во град на конех своих, яко грозныя тучи с великим громом, лиющеся со всех стран, аки силная вода, во все врата, и в проломы, с обнаженными копии и с мечи, друг друга поникающи и вопиюще: "Дерзайте, не бойтеся, о друзи и братия, и поспешите на дело божие; се Христос невидимо помогает нам". И не удержаша их ни реки, ни глубокия рвы и вся крепость казанская, но яко птица чрез их прелетаху и ко граду припадаху и прилипаху. И аще не господь сохранит град, то всуе бдять стрегыи его. Пешцы же, лествица тмочисленная приставляющи ко стенам граду, полезоша неудержанно, ови же, яко птица или векшица, прилепляющиеся, яко ногти, железными багры всюду костенам возлозяху и на гради бияху казанцов. Казанцы же со стен градных кидаху на землю, и смерть свою пред очима своима видяше, и лучше живота смерть вменяху, яко не лестно за закон свой и за отечество и за град свой пострадаша. С неких же казанцов сниде смертный страх и охрабришася, сташа во вратех града и у полых мест, сняшася с русью, и с татары смешася сечем великим, с прежними же и з задними, иже кои во граде, и крепце сецахуся, яко звери дивии рыкающе. И страшно бе видети обоих храбрости и мужества: ови во град влести хотяху, ови же пустити не хотяше, и отчаявше живота своего и силно бияхуся, и неотступно рекуще в себе, яко единако же умрети есть нам. И трескотаху копия, и сулицы, и мечи в руках их и, яко гром силен, глас и кричание от обоих вои гремяше. И ту в Муралевых вратех язвиша казанцы храброго воеводу князя Семиона Микулинского ранами многими, но не смертными, - и по малех днех исцелиша его врачеве, и здрава сотвориша, не на много время, яко преже написах о нем; брата же его, князя Дмитрея, ис пушки со стены убиша. И похвативше слуги его, и отомчаша мертва в шатер его, и вои его паде с ним 3000. И мало бившеся и потопташа казанцов русь, и вогнаша их в улицы града, биюще и сецаху казанцов, не зело много им, не успевающим скакати по всем местом граду, всюду врат и проломов брещи и битися со всеми не могущим, яко уже полон град руси, аки мышца насыпано; и тако бегающе бияхуся, и на бои ставляхуся многажды, и воздержеваху многих предних немнози, и сильных убиваху несильны, донележе созади русь приспевши и побиваху их; ини же вбегаху в домы своя и запирахуся во храминах, и бияхуся оттоле. Но не может мал пламень много удержати, противитися велицеи воде гашению, но скоро угасает, и ни малая прудина - великия реки быстрины, сице же ни казанцы много стояти противу толикого множества русских вои, и паче же рещи божия помощи.

Плач и уничижение к себе казанцов и убиение князя Чапкуна. И начаша бегати казанцы сюду и сюду по улицам градным, яко буря, морская вода ветром же носима, обрывающи с себя пансыри и доспехи и мечюще из рук своих оружия своя, и клячющи и ревущи горкими гласы, вопиюще сами с собе, мужи и жены, отроки и отроковицы, своим языком варварским: "О люте нам, - глаголюще, - уже бо время смерти нашея приближися днесь. И что сотворим? Уже бо постиже нас неизбытны конец и вправду погибаем, не повинувшеся. О како изнемогоша крепцы нашие люди, иже несть было таковых ни во всех землях! О како падоша силныи казанцы от руских людей; иже ни зрети колико можаху преже сего, противитися нам; и ныне видим себе, аки прах валящихся под ногами их, погибающая надежда наша; и днесь мимо иде добраго жития нашего, и заиде красное солнце ото очию нашею, и свет померче. О горы, покройте нас! О земле мати, раздвигни уста своя ныне скоро, пожри нас, чад своих живых, да не видим горкия смерти сия внезапу, со единого пришедшия вдруг на всех нас! Бежим, бежим, казанцы, да не умрем!" Отвещеваху же ини: "Камо протчее бежим, яко тесен есть град, или где есть ныне сокрыемся от злыя руси? Приидоша бо к нам гости немилыя и наливают нам пити горкую чашу смертную, ею же мы иногда часто черпахом им, от них же ныне сами тая же горкия пития смертныя неволею испиваем. И кровь их излияся на нас и на чада наша. И где есть ныне враг наш, злодей, князь силный Чапкун? Вместо живота смерть на нас всеконечную наведе. И в коей полате со царем нашим и и с велможами казанскими седит, думая о Казани? Или еще пьет черлено вино и меды сладкия, и веселится, приемля дары от царя и почести от другов своих велмож, или с красными своими женами спит еще долго утра? Или храбрьствует, един хощет удержати Казань за многих людей, удержа и царство от погубления? И мняся крепко стояти, возмущая народом всем и велможами всеми владуя, яко премудр творяшеся, и царя не слушаше. Горе нам буим, послушавше злаго совета его! И се исчезаем днесь совета его ради вси". И текша воини свои ему разсекоша его мечи на части, глаголющи: "Умри с нами, безумный лесче и душегубны, и прилагатаю, и окоянны пагубниче, и лукавы смущениче, замутив Казанью всею. Увы нам от тебе, увы иже и тебе, лживый псе, нечистый! Горе, горе нам! Лучше было нам послушати царя своего, отец и матерей своих, жен и детей слез и плача не презрети, и царя московского с веселием и радостию в первы день прихода его встретити, исшедши з женами нашими и з детми, да предатися ему, да токмо живи были вси и красны свет вси видели, и работали бы ему с великою правдою и верою". Ови же от них, жалостне рыдающе, на воздух глас воспущаху.

О падении храбрых казанцов. Тех же досталных казанцов 3000 окопившеся храбрых, и плакавше и целовавшеся со оставльшимися, и молвяше к себе: "Выедем ис тесноты сея на поле, и сецемся с русью на месте широце, дондеже изомрем, или убеггше живот получим" - и вседше на коня своя и прорвашася во врата царевы за Казань реку, и надеющися на крепость рук своих и хотяше пробитися сквозе руских полков, убежати в Нагай; и скочиша аки зверие во осоку, и ту их окружи руская сила в место согнетения, и осыпаша их аки пчела, не дадущи прозрети, стоя бо ту на поле два воеводы противу царевых врат - князь Петр Щенятев, князь Иван Пронской Тарантай. И много секшеся казанцы, и многих вои руских убиша, и сами ту же умроша, храбрыя, похвално на земле своей. Како бо можаху казанцы битися с такими рускими силами многими, яко быти на единого казанца русинов пятдесят. Русти же вои быстро, яко орли и ястреби гладнии, на нырищи полетоваху, и скачащи, яко елени, по горам и по стогнам града, и рыстаху, яко зверие по пустыням, семо и авамо, и яко лвы, рыкаху возхитити лова, ищущи казанцов, в домех и во храминах и в погребах и в ямах сокрывающихся, и где аще обретаху казанца, стара или юношу или средолетного, и ту вскоре того оружием своим смерти предаваху; отроки же токмо младые и красныя жены и девица соблюдаху, и не убиваху повелением самодержца, что много моляху мужей своих предатися ему. И бе видети, яко высокия горы, громады же великия побитых казанцов лежащих, яко внутрь града з градными стенами сравнитися, и во вратех же градных, и в проломех, и за градом во рвех, и в потоцех, и в кладезях и по Казани реке, и по-за Булаку, и по лугом бесчисленно мертвых бысть, яко силному коню не могущу долго скакати по трупию мертвых казанцов, но вседати воином на иныя коня и пременятися; реки же по всему граду крови их пролишася, и потоцы горящих слез протекоша, и, яко великия лужа дождевыя воды, кровь стояша по ниским местом, и очерленеваше землю, яко и реченным водам с кровию смеситися, и не можаху людие из рек по семь дней пити воды, конем же и людем в крови до колену бродити. И бысть сеча та великая ото утра перваго часа и до десятаго.

О встретени царя и великого князя епископ всего народа московского и о красоте и оболчения его. Слышано же бысть на Москве царский приход его, и выехавша посланныи от митрополита епископы 3, и встретиша его от града Москвы за 12 верст, в царским селе его в Тонинском, со архимариты, игумены, ростовски архиепископ Никандр, и тверски епископ Акакий, Сава епископ крутицкий, мир и благословение носяще от пресвященного отца Макария митрополита, и поклонися ему и благословивше его, и скоро назад возвратившеся от него. Приближающуся ему к посаду граду, и пусти водима впреди себе далеко с приставником воеводою казанского царя со знамением его и с плененными казанцы полк велик, до 50 000; и позвонеся великий град Москва, и изыдоша на поле за посад встретити царя и великого князя князи и велможи его, и вси старейшины града, богатии и убози, юноша и девы, и стары со младенцы, чернцы, и черницы, и спроста все множество безчисленное народа московского, и с ними же вси купцы иноязычныя, турцы, и армены, и немцы, и литва, и многия странницы; и встретиша за 10 верст, ови же за 5, ови за 3, ови же за едино поприщо, обаполы пути стояща со единого, угнетающеся и теснящеся; и видеша самодержца своего, идоша, яко пчелы матку свою, и возрадовашася зело хваляще и благодаряще его, и победителна велика его нарицающи, и много лета ему восклицающе на долг час, и падающи вси поклоняхуся ему до земля. Он же посреде народа тихо путем прохождаше на царстем коне своем со многим величанием и славою великою, на обе страны поклоняшеся народом, да вси людие насладятся, видяще велелепотныя, славы его сияюща на нем; бяше бо оболчен во весь царский сан, яко в светлый день воскресения Христова, в латная и в сребряная одежда, и в златый венец на главе его с великим жемчюгом и с каменем драгим украшен, и царская перфира о плещу его, и ничто же ино видети и у ногу его разве злата и сребра и жемчюга и каменья драгоценного - и никто же таких вещей драгих нигде же когда виде, удивляют бо сия ум зрящим нань. - За ним же яждяху братия его, князь Георги и князь Владимер, такожде и ти в златых венцах и ф порфирная и в златыя одеяни; за ними же, круг их, вся князя и воеводы и благородныя боляре и велможи яждяху, по тому же в пресветлая и в драгая оболчены, и коемуждо на выях их повешены чепи и гривны златыя, - яко забыти в той час всем людем, на такия красоты на царския зрящим, и вся домовная попечения своя и недостатцы. Прилучиша же ся тогда на Москве послы некия, с честию из дары пришедше от далечих стран, на болшую славу самодержцу нашему: вавилонского царя посол сеит, муж зело премудры и взят бысть с Казанского царства за 25 лет, удал - и несть бывал от тоя земля преже сего на Руси посол. И послы нагайския, и послы полского короля и, послы свиского короля, и послы дацкого короля, и посол волоский, и купцы Аглинския земля - и ти вси послы же и купцы тако же дивляхуся глаголюще, яко несть мы видали ни в коих ж царствах ни в своих ни в чюжих, ни на коем же царе, ни на короле таковыя красоты и силы и славы великия. Ови же народи московсти, возлезше на высокия храмины и на забрала и на полатныя покровы, и оттуду зряху царя своего, ови же далече напред заскакаше, и от онех от высот неких, липящеся, смотряху, да всяко возмогут его видети; девица же чертожныя и жены княжия и болярския, им же нелзе есть в такая позороща великая, человеческаго ради срама, из домов своих изходити и из храмин излазити не полезне есть, где седяху и живяху, яко птицы брегоми в клетцах, - они же совершенне приницающе из дверей, из оконец своих, и в малые скважницы глядяху и наслажахуся многаго того видения чюднаго, доброты и славы блещаяся.