Андрея Николаевича Муравьева

К Н.Н. Муравьеву-Карскому

№1

Петербург, 25 февраля 1864 г.

Любезный брат, я был в Вильне и гостил там целую неделю у брата [Михаила], а потом пробыл сутки в Пскове у Валериана, который сделан сенатором, а из Ковно приезжал ко мне племянник Николай. Таким образом все губернские города по железной дороге были наполнены Муравьевыми.

Время провел я очень приятно и интересно и сделаю краткое описание Вильны. Брата я нашел таким же, как был, но видно, что он утомлен и не спокоен духом от беспрестанных занятий и сидячей жизни, что действует на его нервы. Его развлекает только семейство; сестра[1526] была больна, но поправилась. Вообще образ жизни тяжкий и однообразный, но край покоен.

Я очень рад, что наконец там побывал и все видел, но если брат удалится, все опять рухнет, ибо очень напряженно; а он хочет весною непременно удалиться, чтобы воды пить в деревне. Пусть бы хотя сохранил звание, то край был бы покоен, ибо его имя много там значит.

Ты напрасно боишься отнимать время у Митрополита[1527]; ему необходимо развлечение и беседа с дельными людьми даже для здоровья, и часто это его одушевляет. Итак, посещай его чаще. Кланяйся сестрице и поблагодари за доброе мнение обо мне и моей книжке.

Ковер уже получен в Киеве, и Санников пишет мне, что он великолепен. Итак, кланяюсь земно и остаюсь душевно преданный брат.

А. М.

№ 2

Петербург, 19 марта 1864 г.

Любезный брат, весьма понимаю, как тебе теперь грустно и пусто в Москве без брата Александра, с которым ты был более всех близок. Но даю опять тот же совет посещать без церемонии Митрополита, который очень тебя любит и ува­жает и будет весьма доволен твоею беседою, ибо и ему такие люди нужны для развлечения.

Хотя ты и жалуешься на немощь и слабость здоровья, но не спеши в деревни до весны, пока не определились обсто­ятельства войны или мира, чтобы тебе лишний раз не при­шлось прокатиться по дурным дорогам, ибо все еще в неиз­вестности, что будет в действительности. Бог нам помог, и очень мы поднялись в мнении Европы, лишь бы и внутри государства все бы устроилось к лучшему и все было спо­койно.

У брата Михаила, несмотря на крики таких пустых лю­дей, как Суворов, и которых можно назвать врагами отече­ства, в сию пору все идет благополучно, и край делается русским, а Вильно более похож на Россию, нежели Киев. Таков дух гения одного человека, которому дивлюсь не по­тому, что он брат, а потому, что творит великие дела.

Прости, обнимаю тебя и сестру и племянниц и остаюсь душевно преданный брат.

А. М.

№3

Киев, 2 сентября 1866 г.

Любезный брат!

Меня как громом поразила телеграмма о кончине брата Михаила, без всяких сведений о его какой-либо болезни. Писали мне только, что он просил увольнения от дальнейшего следствия и едет на освящение церкви в деревню, где, вероятно, и скончался 30 августа в ночь.

Здесь это так всех поразило, что стали говорить, будто он умен не своей смертью. Сейчас еду в Лавру, где Митрополит служит торжественную по нем панихиду, при большом собрании властей. Вчера служили в Софийском соборе. Смерть сия произвела впечатление весьма глубокое. Государство потеряло великого деятеля, незаменимого никем, а семейство его рушится без поддержки, ибо все им держалось. Жаль бедную сестру.

Как бы мне хотелось с тобой увидаться, но меня задержал здесь Комитет о обновлении Андреевской церкви до половины октября, а тогда будет уже поздно ехать по дурным дорогам без шоссе до Орла, где и прогоны вдвое станут, а хотелось бы после такого горя повидаться.

Прости, обнимаю тебя и сестру и племянницу, спешу в церковь, но не хотел пропустить почты.

Напиши ко мне, что знаешь о брате и о себе, что думаешь делать. Остаюсь душевно тебе преданный брат.

А. Муравьев

Подготовка текста, публикация и комментарии О.И. Шафрановой.

Письма

Святителя Игнатия Бранчанинова к С.И. Снессоревой

Предисловие

Среди обширного эпистолярного наследия святителя Игнатия Брянчанинова особое место занимают 24 послания, адресованные переводчице и писательнице Софии Ивановне Снессоревой (1815 или 1816 – 1904) – его духовной дочери, которая, по словам самого Святителя, принадлежала к числу «очень немногих людей, оказавших ему особенную любовь». Письма охватывают 22 летний период их общения (с 1845 по 1867 г) и свидетельствуют о тесной связи учителя и ученицы. Впервые издаваемые отдельным корпусом и откомментированные, они дают возможность наблюдать духовное водительство Владыки, благодаря которому София Ивановна прошла нелегкий путь от переводчицы журнальных романов до духовной писательницы, чьи произведения пережили своего автора и остаются благодатным и полезным чтением для каждого православного человека.[1528]

Помимо духовных уз, святителя Игнатия и С. И. Снессореву связывали литературные занятия, поэтому публикуе­мые письма имеют большое значение и для характеристики деятельности Святителя как русского духовного писателя[1529]. На протяжении всего времени их знакомства, до последних дней земной жизни Преосвященного Игнатия, София Ива­новна была деятельной помощницей в публикации и изда­нии его сочинений.

У нас нет точных сведений о том, когда произошла пер­вая встреча Снессоревой с архимандритом Сергиевой пус­тыни Игнатием. Знакомство их могло состояться в конце 1845 г. Именно в это время София Ивановна, страдавшая тяжелым недугом, приезжает из Астрахани в Петербург, чтобы определить своего сына в учебное заведение и, тем самым устроить судьбу мальчика, так как на свое вы­здоровление она почти не надеялась[1530].

Помощь и утешение она находит в Сергиевой пустыни, к этому времени уже значительно обновленной неустанны­ми трудами архимандрита Игнатия: София Ивановна стано вится его духовным чадом.

Самое раннее из опубликованных писем архимандрита к С. И. Снессоревой (письмо № 1) — от 9 мая 1846 г. — свидетельствует, что к этому времени между ними уже сло­жились близкие, доверительные отношения. Возможно, желая поддержать и ободрить Софию Ивановну, архимандрит Игнатий обращается к ее литературному опыту (Снессорева занималась переводами уже с 1837 г.[1531]) и знакомит со своими сочинениями, в частности с «Валаамским мона­стырем». Это произведение Святителя, написанное под впе­чатлением от его продолжительной служебной команди­ровки на Валаам[1532], было первым, предназначавшимся для печати.

Письмо, кроме того, говорит о начале нового этапа в биографии будущего Святителя: он подошел к 40-летнему рубежу своей жизни, достижение которого считал необхо­димым условием для начала публикации написанных им произведений[1533]. Через посредничество Софии Ивановны архимандрит Игнатий ищет возможности публикации сво­их произведений в популярном журнале О. И. Сенковского «Библиотека для чтения»[1534]. Он также интересуется мнением известного редактора о литературной стороне предла­гаемого для печати «Валаамского монастыря».

Сама СИ. Снессорева получила работу переводчицы в журнале «Библиотека для чтения» в 1848 г., но ее знаком­ство с О. И. Сенковским состоялось, вероятно, гораздо рань­ше, еще в 1836—1837 гг., когда последний редактировал тома «Энциклопедического лексикона» Плюшара[1535]. Тогда София Ивановна вместе с мужем делала переводы для этого издания (тома 13—15). После возвращения ее в Петербург знакомство упрочилось благодаря дружеской поддержке Е. Н. Ахматовой[1536]. Снессорева была знакома и дружила с Ахматовой со времени жизни в Астрахани (с 1838 по 1845 г.)[1537], а в Петербурге часто бывала на ее литературных вече­рах. Вероятно, именно с этих ахматовских «суббот», где собирались О. И. Сенковский, А. В. Дружинин, А. В. Никитенко, Н. И. Пирогов, А. А. Краевский, В. В. Стасов, В. П. Гаевский и другие литераторы, и началась дружба Софии Ивановны с некоторыми из них.

Сразу же после публикации «Валаамского монастыря» у О. И. Сенковского[1538] очерк дважды выходит отдельным из­данием в той же типографии, где печатался журнал[1539].

Следующим произведением архимандрита Игнатия, опуб­ликованным в журнале О. И. Сенковского, было «Воспо­минание о Бородинском монастыре». Поводом для его на­писания послужило посещение в конце июля 1847 г. Спасо-Бородинского монастыря[1540], куда он заехал по дороге к месту лечения: с середины августа 1847 до середины мая 1848 г. архимандрит находился на отдыхе в Николо-Бабаевском монастыре[1541].

Уже 18 сентября 1847 г. он пересылает иеромонаху Иг­натию[1542], управляющему Сергиевой пустынью на время его отпуска, свое произведение с просьбой: «Прилагаемый при сем конверт запечатав, доставь по надписи. Тут вложена коротенькая брошюрка поэтическая «Воспоминания о Бо­родинском монастыре». Прочитай. Если напечатают и тебе предоставят несколько листочков, то штук 20 отправь в Бородинский монастырь, несколько ко мне, а прочие раз­дели по братии и знакомым. А мне бы хотелось, чтоб напе­чатали»[1543].

С большой долей вероятности можно утверждать, что для публикации этой «брошюрки», как ее назвал архиман­дрит Игнатий, он вновь прибег к посредничеству Софии Ивановны; в конце 1847 г. публикация появилась в «Биб­лиотеке для чтения» и сразу же вышла отдельным издани­ем в типографии К. Крайя[1544].

Видимо, София Ивановна передала в ответном письме к архимандриту Игнатию сожаление Сенковского о том, что объем произведения невелик, и просьбу выслать новое со­чинение для публикации, на что Преосвященный Игнатий ответил ей: «Воспоминание о Бородинском монастыре, ка­кое у меня было в душе, такое и вышло на бумагу. В этом заключается все мое оправдание пред справедливым обви­нением в краткости. <...> Есть у меня некоторые вещи и более обширные, чем «Воспоминание», но не знаю, идут ли они в светский журнал. Пришлю что-нибудь, когда поок­репну и предоставлю благорассмотрению И<осифа> И<вановича>ча напечатать или нет» (письмо № 4).

Во время пребывания в Николо-Бабаевском монастыре Святитель, несмотря на болезненное состояние, полностью отдается написанию духовных произведений. С первых дней своего отпуска он беспокоится, высланы ли брошюры о Валаамском и Бородинском монастырях знакомым[1545], а также через иеромонаха Игнатия передает в подарок некоторым своим духовным чадам новые произведения, которые писал нередко по их просьбе. Об этом Святитель говорил нео­днократно. Например, в одном из поздних писем он писал: «Относительно моих сочинений тебе известно, что я писал их для себя и для коротких, немногих знакомых моих, из настроения, полученного и усвоенного монастырскою жиз­нью»[1546]. Так, в начале сентября 1847 г. в ответ на просьбу своей духовной дочери — А. А. Александровой[1547] — архи­мандрит Игнатий обещает написать «желаемое ею краткое сочинение и прислать по почте»[1548], а уже 22 сентября просит иеромонаха Игнатия в письме: «Приложенный при сем кон­верт, запечатав, доставь А. А. Александровой. Тут малень­кое мое сочинение для них; прочитай его, — только другим не давай»[1549]. Через месяц он справится: «Отдал ли А<лександровой> Жит<ейское> море»[1550]? Таким же путем, через Сер-гиеву пустынь, архимандрит посылает в подарок Софии Ивановне одно из самых ярких своих произведений — «Чашу Христову».

Сочинение это было написано, вероятно, осенью 1847 г. Уже в конце сентября в письме к иеромонаху Игнатию архимандрит размышлял на эту тему: «...Скорби — чаша Христова на земле. Кто на земли участник чаши Христо­вой — тот и на небе будет участником этой чаши. Там она — непрестающее наслаждение...»[1551]. Передавая «Чашу Христо­ву», он пишет иеромонаху Игнатию: «Приложенное пись­мо, прочитав, доставь Снесарев<ой>[1552]. Вот образчик книги, которая давно формировалась у меня в голове, а теперь мало-помалу переходит из идеального бытия в существен­ное: это будет вроде «Подражание Христу» — известной западной книги[1553], только наша. [Включаю тебя и прочих ради Бога единомудрствующих со мною в число сочините­лей книги, потому употребляю выражение: «наша».] Со­вершенно в духе Восточной Церкви — и выходит сильнее, зрелее, основательнее, с совершенно особенным характе­ром. Эту книгу желалось бы подвинуть хоть до половины, доколе я здесь в уединении. Такое дело, сделанное до поло­вины, почти уже сделано до конца»[1554].

В письме, адресованном самой Софии Ивановне (№ 4), которая, несомненно, тоже входила в число «ради Бога единомудрствующих», архимандрит уточняет, что статей, подобных «Чаше Христовой», у него написано уже пятнад­цать и он предполагает из них составить книгу — «Мой дар друзьям моим»[1555]. Описывая содержание и структуру создаваемой им книги, Преосвященный Игнатий замечает, что «образ изложения, наружная форма, самый слог, — может быть новость в духовной русской литературе». Он интере­суется мнением Софии Ивановны и О. И. Сенковского о высланной «Чаше Христовой», но о публикации ее в «Биб­лиотеке для чтения» пока ничего не пишет и просит «сохра­нить в тайне» это произведение.

Сочинение, которое архимандрит Игнатий посчитал воз­можным опубликовать в журнале после «Воспоминания о Бородинском монастыре», — «Иосиф. Священная повесть, заимствованная из книги Бытия»[1556]. Писал он его, вероятно, уже незадолго до своего возвращения в Петербург. Отго­лоски работы над повестью звучат в мартовском письме 1848 г. к наместнику иеромонаху Игнатию: «...Бог, даро­вавший благодать свою проданному и заключенному в тем­ницу Иосифу, преклонивший к нему сердца всех, — по великой милости своей преклонил и здесь сердца многих ко мне...»[1557].

Свою повесть архимандрит Игнатий посылает в «Биб­лиотеку для чтения» уже после возвращения из Николо-Бабаевского монастыря в октябре 1848 г., но рукопись воз­вращают, так как Сенковский в это время был болен холе­рой, а руководство делами редакции перешло в руки его помощника А. В. Старчевского[1558]. Автор вновь обращается за помощью к Софии Ивановне (письмо № 6): «...препро­вождаю к Вам и письмо мое, и рукопись, примите на себя труд то и другое доставить Иосифу Ивановичу».

София Ивановна передает рукопись по назначению, и О. И. Сенковский, несмотря на слабость здоровья, лично занимается ею. Он приостанавливает публикацию произве­дения А. Н. Муравьева «Скит Гефсиманский»[1559] и помещает повесть архимандрита Игнатия[1560]. При этом Сенковский не изменяет своей манере работы с публикуемыми материала­ми и, как он это делал почти всегда, обрабатывает текст рукописи. Но обработка коснулась только авторского пре­дисловия, которое он подает от лица редакции, начиная его со следующего объяснения: «Мы сочли нужным остановить печатание начатой уже здесь повести, чтобы поскорее дать место прекрасному труду одного из даровитейших учите­лей благочестия на Руси, украсившего уже не однажды это издание творениями пера своего. Имя его, столь прекрасно известное, всегда было скрыто на этих страницах, но голос его, наверное, отозвался каждый раз в душе читателей тем душевным умилением, которое возбуждает он в слушате­лях в другом, более святом, месте.

Несколько строк вступления объяснят и цель почтенного автора, и причину помещения здесь повести совершенно нового роду в изящной словесности. Причина может быть высказана очень коротко. Повесть — священного содержа­ния; но изложение этой священной повести, вполне лите­ратурное, и язык ее увлекательны, художественны и при способлены к чтению, любимому современными светскими воображениями»[1561].

После появления в журнале повесть вышла отдельной брошюрой, по образцу прежних публикаций архимандрита Игнатия, в типографии К. Крайя[1562]. А следом за ней — в октябре-ноябре 1849 г. — в той же типографии была изда­на и «Чаша Христова»[1563], выхода в свет которой ждали дру­зья и духовные чада архимандрита. Об этом он писал одно­му из своих знакомых, объясняя причину опубликования брошюры: «Многие скорбящие желали иметь у себя список «Чаши Христовой», чтоб из этого чтения почерпать уте­шение для душ своих. Это заставило меня напечатать "Чашу"...»[1564]. Авторы «Жизнеописания» Святителя писали,

что брошюра «разошлась моментально, платили под конец по десяти рублей за экземпляр, но второго издания уже не было возможности сделать по причине цензурных исправ­лений, исказивших статью неузнаваемо»[1565].

Такого рода сложности возникали и раньше. Так, полу­чив в декабре 1847 г. «Воспоминание о Бородинском мона­стыре», архимандрит писал иеромонаху Игнатию: «Прила­гаю один листок брошюры «Воспоминание о Бородинском монастыре», выправленный. Без числа ошибок! Совсем те­ряется и искажается смысл»[1566].

В этом свете по-иному видится и публикация «священ­ной повести» об Иосифе: очевидно, Сенковский подает пре­дисловие от своего лица, чтобы обезопасить сочинение от возможных цензурных вмешательств. Но поправки первых публикаций, вероятно, все-таки не столь сильно искажали смысл произведений, как изменения в «Чаше Христовой», с которыми архимандрит Игнатий не согласился.

Скорее всего, к этому же времени относится письмо № 7 (без даты), из которого следует, что София Ивановна пред­принимала попытку издать отдельной брошюрой «в виде подарка подписчикам» журнала «Библиотека для чтения» произведение архимандрита Игнатия «Беседа предуготовительная к таинству исповеди», написанное в Сергиевой пу­стыни в 1845 г. Предвидя возможное вмешательство цензу­ры, архимандрит советует Софии Ивановне заранее прибег­нуть к помощи Сенковского и К. С. Сербиновича[1567]. «Если ж беседа будет искажена перемарками и риторикой, — пишет он, — низведена из антологического рода, в котором она написана, то я на напечатание ее не согласен». Благое жела­ние Софии Ивановны сделать «Беседу» достоянием широ­кой аудитории не осуществилось, — брошюра так и не была издана[1568].

Позднее сам Святитель описал ситуацию, сложившуюся вокруг его первых публикаций, в письме к брату: «Когда я жил в Сергиевой пустыни, тогда не благоволили, чтоб мои сочинения были издаваемы печатно, имея на то свои при­чины. <.„> Сначала мне не указывали прямо: на отказ упо­требляем был свой прием. Именно: так перемарывали ру­копись и так изменяли сочинение, что рукопись делалась никуда не годною, а сочинение делалось чуждым мне и получало искаженный вид, могущий соблазнить читателя, а автора сделать посмешищем публики. Впоследствии один цензор был столько добр, что сказал о существовании тай­ного приказания относительно моих сочинений, после чего я не стал беспокоить цензуру представлением туда трудов моих»[1569].

Последние две публикации архимандрита Игнатия этого времени — стихотворения в прозе «Кладбище» и «Сад во время зимы» — появились в февральском номере «Библио­теки для чтения» за 1851 г.[1570], вероятно, лишь благодаря изоб­ретательности Сенковского, который поместил их в «Сме­си», тем самым «спрятав» рассказы-миниатюры архиманд­рита между другими мелкими произведениями раздела. Авторы «Жизнеописания» Святителя не знали об этих публи­кациях: «С трудом, при личном старании Сенковского, — пишут они, — прошли тогда две статьи, напечатанные в его журнале «Библиотека для чтения»: «Иосиф Прекрасный» и «Валаамский монастырь». Затем долгое время все труды архимандрита Игнатия ходили в рукописях между лицами, пользовавшимися его духовными советами»[1571].

Конечно, способ публикации, использованный Сенковским, не мог удовлетворить автора, но архимандрит Игна­тий, несомненно, оценил добрые побуждения, которые ру­ководили редактором «Библиотеки для чтения» в этом деле. Так, письмо № 8 (1851 г., без числа), возможно связанное с последними публикациями архимандрита в журнале, це­ликом посвящено Сенковскому и свидетельствует о дру­жеских отношениях, сложившихся между ними: архиманд­рит беспокоится о здоровье Сенковского и приглашает его вместе с женой посетить Сергиеву пустынь. Очевидно так­же, что особую роль в общении знаменитого Барона Брамбеуса с подвижником русской Церкви играла С. И. Снессорева.

Письма Преосвященного Игнатия к Софии Ивановне от­ражают не только перипетии литературной деятельности Архимандрита конца 1840-х — начала 1850-х гг. В них запечатлен, что чрезвычайно важно для нас, пример его духовного наставничества, постепенно исцеляющего и вы­правляющего душу Софии Ивановны.

Поначалу духовные уроки архимандрита Игнатия, ви­димо, даются ей с трудом. Так, его совет, почерпнутый из святых Отцов: именем Иисуса сокрушить своих куми­ров — «земные предметы и образы их, приковывающие к себе мысль и сердце», — кажется Софии Ивановне жес­токим. В это время ей, вероятно, еще трудно принять сло­ва архимандрита о том, что «любовь Божия умерщвляет любовь плотскую, душевную». Но, поставляя Снессореву на первую ступень духовной лестницы, Архимандрит не требует от нее многого: «Не сетую на вас за равнодушие ко всем; не ищу от вас пламенной любви к Спасителю. Ищу сердца сокрушенного и смиренного, которого Бог не уничижит. <...> Поцелуйте за меня Колю и полюбуйтесь им: нам надо быть таким, как он, чтоб войти в Царство Небесное, которое есть Божественная Любовь» (письмо №2).

Можно проследить, как бережно и последовательно Свя­титель подготавливает неокрепшую душу Софии Ивановны к духовному восхождению. Начав с заинтересованного вни­мания к ее мирским занятиям, он постепенно раскрывает перед ней смысл ее жизни, укрепляет в борьбе с невиди­мым врагом: «Вы нисколько не ошибетесь, добрейшая Со­фия Ивановна, если всю жизнь нашу уподобите продолжи­тельной войне. Каждому из нас предназначено взять у ино­племенников свой Иерусалим и свой Царьград... Не желайте, прежде решительной победы, ни мира, ни отдыха. Сражай­тесь! <...> Доставив Коле земное счастие, постарайтесь доставить ему и небесное. Вот работа после работы» (письмо №5).

Короткое письмо № 9 (от 27 марта 1854 г.)красноречиво свидетельствует о переменах, произошедших в духовной жизни Софии Ивановны с начала знакомства ее с архи­мандритом Игнатием. Снессорева, уроженка Воронежа, с детства почитала святителя Митрофана Воронежского. Пе­реживания за судьбу России в войне с союзниками побуж­дают ее обратиться к архимандриту Игнатию с просьбой послать адмиралу П. С. Нахимову икону святого, передача которой стала событием для всего флота[1572]. Святитель уви­дел в поступке Софии Ивановны проявление «смирения и благочестия».

В конце 1857 г., после наречения во епископа Кавказ­ского и Черноморского, Преосвященный Игнатий навсегда покидает Сергиеву пустынь и уезжает в Ставрополь. Два письма Святителя (письма № 10 и № 11) относятся ко вре­мени его четырехлетнего служения на Кавказской кафедре. Поскольку переписка становится единственно возможной формой общения Снессоревой со своим духовным отцом, первое место теперь в ней занимает главная забота Софии Ивановны — ее сын, подошедший к двадцатилетнему рубе­жу своей жизни.

С первых дней знакомства Снессоревой со Святителем он простер свое духовное руководство на самых близких Софии Ивановне людей: сына Колю и старшую сестру Ели­завету Ивановну. И теперь (на расстоянии), как и прежде (при личных встречах), снова и снова он рассеивает трево­гу Софии Ивановны за сына, помогает идти по правильно­му пути: «Слово Божие да будет вашим руководителем» (письмо № 10). «Бывает время сеяния; бывает и время жат­вы. Непреложен нравственный закон, по которому люди должны неизбежно пожать то, что они посеяли произволь­но. Но всемогущество Божие и неограниченная милость Божия могут изменить или смягчить и законную, логичную последовательность твердого нравственного закона» (пись­мо № 11).

После многолетних прошений об увольнении на покой в связи с болезнью Святитель получает разрешение на жи­тельство в Николо-Бабаевском монастыре и в октябре 1861 г.

переезжает туда. Половина из известных нам писем Святи­теля к Софии Ивановне написана им в этот последний пе­риод его жизни.

В уединенной обстановке он вновь отдается писательско­му труду, и в конце 1862 г., после более чем десятилетнего молчания[1573], в печати вновь появляются его творения. Глав­ным помощником в важном для Святителя деле публика­ции его трудов становится его брат — Петр Александрович, который с середины 1862 г. полностью посвящает себя де­лам Святителя.

Отправляя Петра Александровича в Петербург для уст­ройства своих сочинений в печати, Святитель писал ему: «Милосердый Господь да благословит твое путешествие и да дарует из духовной сокровищницы Своей разум и пре­мудрость совершить все по Его святой воле, во славу Его святого имени и к пользе душ наших. <...> Я никак не ищу напечатания моих сочинений, никак не признаю их достой­ными напечатания или способными к назиданию христиан­ского общества. Следовательно, если встретится препятствие к напечатанию, то не усиливайся, чтоб напечатали. <...> Если предварительно изъявят согласие, то пусть напечата­ются те сочинения, которые я назначил к напечатанию»[1574].

Петру Александровичу довольно скоро удается добиться успеха. Уже через полмесяца Святитель пишет ему: «О сочинениях моих: Не без Промысла Божия устраивается напечатание их, доселе встречавшее затруднения»[1575]. На этот раз публиковать труды святителя Игнатия берется Виктор Ипатьевич Аскоченский[1576], журнал которого «Домашняя беседа» твердо стоял на православных позициях. «Сердеч­но буду рад, если всех сочинений моих будет издателем В. И. Аскоченский, и прошу его об этом, — писал Святи­тель брату 8 ноября 1862 г. — Да и в самом деле он — двигатель этого дела! Я вполне уважаю то самоотвержение, с которым он действует. Нападки прогрессистов, которым он подвергается[1577] в глазах моих, суть величайшие похвалы для него, так, как нападки бесов на угодников Божиих»[1578].

Одновременно Святитель обращается к Софии Ивановне с просьбой взять на себя корректуру и поправку грамма­тических ошибок в подготовленных к печати его сочинени­ях (письмо № 12). София Ивановна сразу же соглашается. В ответном письме Святителя помимо благодарности и во­просов о сыне мы впервые встречаемся с его мнением о духовном значении переводческой работы Снессоревой[1579]: «Искренне желал бы, чтоб время Ваше и силы души Вашей употреблялись на что-нибудь не столько богопротивное и враждебное Богу, сколько враждебны Богу новейшие жур­налы, усиливающиеся истребить в народе проповедию своею веру и нравственность. За это потребуется грозный ответ. — Милосердие Божие да устроит для Вас иное занятие» (пись­мо № 13).

София Ивановна со свойственной ей добросовестностью помогает Святителю в публикации его работ. 18 апреля 1863 г. Святитель писал ей: «Искренне благодарю Вас за воспоминание Ваше обо мне в письме Вашем к Петру Алек­сандровичу и за труд Ваш по моим сочинениям.

Признаю себя состоящим в долгу перед Вами и перед многими. Я говорил Вам о вере не столько, сколько следо­вало бы говорить. <.„>

Вы, перечитывая мои сочинения, заимствуете из них все мысли и чувствования в Вашу собственность, — так понимаю — соединяетесь со мною в одно направление, в один дух. Направление заимствовано мною всецело из учения святых Отцов Православной Церкви» (письмо № 14).

Вторая часть письма дает повод предположить, что в своем письме София Ивановна сообщает Святителю о на­мерении Ивана Ильича Глазунова[1580] издать Собрание сочи­нений Преосвященного Игнатия. «Сердечно радуюсь, — пишет Святитель Снессоревой, — что Ивану Ильичу при­шла благая мысль издать мои сочинения на свой кредит. Смею думать, что он сделает благодеяние всему отечествен­ному христианскому обществу. <...> Мне и брату моему сделает Иван Ильич также духовное добро, потому что из­бавит нас от вещественных хлопот о напечатании... Уповаю на милость Божию, что Вы поймете все, сказанное здесь мною: оно довольно глубоко, и, несмотря на простоту и ясность дела, не всякий поймет его» (письмо № 14).

Продолжая публиковать свои произведения у В. И. Аскоченского[1581], Святитель принимает предложение И. И. Гла­зунова и начинает готовить свои сочинения к более полно­му изданию. Авторы «Жизнеописания...» пишут об этом: «Книгопродавец-издатель И. И. Глазунов, старинный зна­комец владыки Игнатия, вошел с ним в соглашение о напе­чатании всех его сочинений, принимая издержки издания на себя, и тем ввел Преосвященного в усиленное занятие пересмотром, исправлением, пополнением и приведением в одно целое всех статей, писанных им в разное время в сане архимандрита, а потом и епископа. Таким образом, соста­вились первые два тома под названием "Аскетических Опы­тов"...»[1582].

Как при издании отдельных произведений Святителя В. И. Аскоченским, так и теперь, когда начинается издание всех его сочинений, Преосвященный Игнатий видит в этом Божие произволение. 10 января 1864 г. он пишет брату: «Напечатание моих сочинений, очевидно, дело Промысла. И я, и ты, и о. Фотий[1583], и В. И. Аскоченский, и Глазунов, и София Ивановна — орудия. Всем дано дело в общую пользу, а следовательно, и в свою. Изучающие христианство по букве и утратившие деятельное изучение его имеют одно учение для себя, а другое для других»[1584].

Когда произведения для первых двух томов были собра­ны, Святитель обращается к Глазунову с просьбой отнес­тись к изданию с особой ответственностью: «Богу благоугод­но было внушить вам расположение приобщиться моему убогому труду изданием составленных мною «Аскетических Опытов». Эта книга в собственном смысле принадлежит не мне: она вся заимствована из святых Отцов Православной Церкви. Мой труд состоит в том, что в течение всей жизни моей я занимался изучением отеческих писаний и сделал из них такое извлечение, какое возможно сделать только по долговременном изучении сих исканий. <...>

Милостынею признал я книгу «Аскетические Опыты». Промыслом Божиим дано было мне, во спасение души моей, приуготовить эту милостыню: этим же Божиим Промыслом дается вам, во спасение души вашей, передать эту милосты­ню духовную нуждающимся в ней христианам. Дело Бо­жие, Иван> И<льич, надо делать со тщанием, чтоб дело, данное во спасение, не было повреждено небрежением и не послужило в осуждение. Я по силе моей постарался дать возможную отчетливость и исправность книге, приготовляя ее с 1840 г., пересматривая, выправляя, дополняя ее, чтоб учение отцов, изложенное в ней, имело удовлетворитель­ную ясность и полноту: так и вы озаботьтесь, чтоб книга была издана исправно и в должный срок. Многие благочес­тивые души жаждут этой пищи духовной и желают иметь книгу в руководство жительства своего именно по той при­чине, что она есть сборник учения святых Отцов Право­славной Церкви о главных добродетелях христианских и о духовном подвиге»[1585].

Одновременно Святитель обращается к Софии Ивановне с просьбой взять на себя корректуру «Аскетических опы­тов», если этот труд будет удобен для нее (письмо № 18). София Ивановна, вероятно, колебалась в принятии реше­ния, чувствуя большую ответственность и критически отно­сясь к своим способностям. Переживания ее были столь велики, что она увидела сон, о котором сразу же поведала Святителю в очередном письме. Святитель объясняет Снессоревой ошибочность ее внимания к сновидению и раскры­вает духовное значение предлагаемой ей работы: «...1) пола­гаю, что тщательный пересмотр «Опытов» подействует бла­готворно на Вашу душу, уже привыкшую входить в общение с духом святых Отцов Православной Церкви и находить пищу и утешение, более — оживление в этом общении; 2) по Вашей преданности мне, по сочувствию, которое пи­таете к моим убогим писаниям, по Вашему знанию и навы­ку в этом деле я не могу указать ни на кого другого, кото­рый бы исполнил служение в общую пользу христианства с таким усердием и с такою исправностию, как Вы; 3) Вы хорошо знакомы с Глазуновым[1586] и можете более, нежели другой, похозяйничать в его типографии. Затем Господь да благословит Вас на этот труд» (письмо № 19).

Еще за год до предложения заняться корректурой «Ас­кетических опытов» — в апреле 1863 г. — Святитель при­глашает Снессореву посетить Николо Бабаевский монастырь, совершив одновременно «приятную и полезную» поездку. Письмо № 20 дает возможность предположить, что София Ивановна в начале июня 1864 г. побывала у Святителя, который, вероятно, окончательно развеял ее неуверенность и сомнения в себе. Преосвященный Игнатий высоко оцени­вал работу Софии Ивановны и неоднократно благодарил ее за корректуру: «Очень приятен мне труд Ваш по корректу ре «Аскетических опытов», которые в христианском отношении имеют огромное значение» (письмо № 20). «При­знаю за милость Божию к себе Ваше участие в этом деле» (письмо № 23). «С замечаниями Софии Ивановны, — пи­сал Святитель брату,— в значительной степени я согласен. Ищу, как сокровищ, замечаний, исходящих из истинного расположения и из знания»[1587].

Снова и снова Святитель пишет Софии Ивановне о ду­ховном значении исполняемой ею работы: «Занимаясь кор­ректурой «Опытов», Вы трудитесь и для общей пользы, и для собственной Вашей. Смею думать, что Промысл Бо­жий доставил Вам этот труд; чтоб дух Ваш оторвался от духа мира сего и усвоился Духу Божию, в чем сущность спасения» (письмо № 20).

Насколько успешно усваивала Снессорева духовные уро­ки своего учителя, можно судить по написанной ею в конце 1863 г. и вышедшей из печати в 1864 г. первой духовной книжке «Дарьюшка-странница»[1588]. Это рассказ о жизни ре­ального лица — Дарий Александровны Шурыгиной, ря­софорной послушницы Новодевичьего Воскресенского мо­настыря, с которой был знаком Святитель и которую хоро­шо знала сама Снессорева. Получив книгу, Святитель писал: «Искренне благодарю Вас за присланные брошюрки о Дарьюшке: такие простые христианские души, как Дарьюшка, очень близки к Богу, между ими и Богом нет тех ширм, той каменной стены, которые поставляются образо­ванностью и обычаями мира сего» (письмо № 20). Повесть сразу же была опубликована в «Домашней беседе»[1589].

Помощь Софии Ивановны в издании собрания сочине­ний Святителя не ограничилась лишь корректорской рабо­той. Поначалу издание шло гладко. Но если публикации произведений Святителя в конце 1840-х — начале 1850-х гг. встретились с внешними затруднениями, то во время изда­ния собрания сочинений возникли препятствия иного ха­рактера. По воспоминаниям П. А. Брянчанинова, когда второй том «Аскетических опытов» находился уже в типо­графии, И. И. Глазунов неожиданно отказался от данного им обещания издавать сочинения за свой счет, вследствие чего «были остановлены все типографские работы на нео­конченном втором томе»[1590]. В письме, написанном Святите­лем Глазунову по этому поводу, Преосвященный Игнатий, в частности, писал: «Все добрые дела наветуются скорбями, между тем Священное Писание говорит, что начавший доброе дело да совершит его. В наше время распространению учения святых Отцов особливо противодействуют от­верженные духи, влагая разные помышления плотского мудрования и восставляя людей, руководимых плотским мудрованием. Почему я полагал бы, что вам надо придер­жаться с твердостью принятого вами благого намерения, а приходящие помышления и внушения людские принять за знак того, что дело ваше приятно Богу и полезно христиан­ству потому именно, что против таких дел воздвигаются всегда препятствия и скорби, по мнению святых Отцов. Препятствиями свидетельствуются такие дела. <...> Вы сами видите, какая ныне нужда в учении святых Отцов для хри­стианского общества, обуреваемого разными нечестивыми учениями. Сделав свое дело, то есть отдав вам безвозмезд­но для напечатания мой двадцатилетний труд, я в осталь­ном полагаюсь на волю Божию и желаю пребывать в мире душевном на основании покорности воле Божией»[1591]. После получения письма, как писал брат Святителя, второй том «Аскетических опытов» был напечатан, но еще два оста­лись ненапечатанными.

Снессорева, вероятно, играла немалую роль в возобнов­лении издания. Зная близко Глазунова и имея возможность встречаться с ним в Петербурге[1592], она, вероятно, сумела найти способы повлиять на решение издателя, что видно из письма № 23. «Бог благословил начинание, истекшее от Вас», — пишет Святитель Софии Ивановне, одновременно сообщая о возобновлении издания.

Завершение издания подготовленных Святителем четы­рех томов сочинений промыслительно совпало с последни­ми днями его земной жизни. Преосвященный Игнатий чув­ствовал приближение этого рубежа, и письма его постепен­но приобретали иное звучание: все меньше в них было мирского попечения, все больше слов, сказанных для Веч­ности: «...я, оканчивая мое земное странствование, обраща­юсь с приветом любви ко всему человечеству, желая всем всех истинных благ. С особенной благодарностию обраща­юсь к тем немногим, которые оказывали мне особенную любовь. В числе этих немногих, очень немногих — Вы. Благодарю вас за сочувствия Ваши ко мне» (письмо № 22).

Тем большее значение в эти последние годы приобретают обращенные к Софии Ивановне слова Святителя о ее ду­ховной победе: «Какое великое дело Вы сделали! Вы пору­чили, совсем отдали, как пишете, Вашего сына Божией Матери. Будьте уверены, что Божия Матерь приняла его, а он пусть потщится быть достойным Высокой и Великомощ-ной Покровительницы своей!» (письмо № 22 от 24 ноября 1864 г.).

Последний раз София Ивановна виделась с Преосвя­щенным Игнатием 13 сентября 1866 г. По ее собственному признанию, при прощании Святитель сказал ей: «София Ивановна! Вам, как другу, как себе говорю: готовьтесь к смерти — она близка. Не заботьтесь о мирском: одно нуж­но — спасение души! Понуждайте себя думать о смерти, заботьтесь о вечности»![1593] Через несколько месяцев после этой встречи (в первых числах мая 1867 г.) Снессорева вновь едет в Николо-Бабаевский монастырь — на похоро­ны Святителя.

Чувства, пережитые духовными чадами Святителя после его смерти, запечатлены в анонимной статье: «Кончина пре­освященного Епископа Игнатия Брянчанинова», опублико­ванной в журнале В. И. Аскоченского через две недели после погребения Святителя и сразу же изданной отдельной бро­шюрой[1594]. Бережное внимание, с которым описаны в ней и события последних дней жизни Святителя, и каждая де­таль обстановки его комнаты, и последние строки его сочи­нений, говорит о глубокой любви ипочтении автора к Пре­освященному Игнатию. Статья, написанная от лица духов­ных чад Святителя, прошедших с ним путь от Сергиевой пустыни до Николо-Бабаевского монастыря, по поэтичес­кому стилю и языку очень близка очерку о Дарьюшке и, несомненно, является тем самым «кратким описанием кон­чины» Святителя, о котором упоминает С. И. Снессорева в своей <Автобиографической записке>[1595].

Во время работы над собранием сочинений Святитель нео­днократно говорил о необходимости второго издания. После смерти Преосвященного Игнатия родственники, прежде все­го брат, ищут возможности осуществить это желание Свя­тителя. Возможность появляется в 1880 г., когда с купцом И. Л. Тузовым был заключен договор о втором издании сочи­нений Святителя. Один из пунктов договора гласил: «По окончательном отпечатании учредить надлежащую считку и ведение корректуры поручить г-же Софии Ивановне Снессоревой»[1596]. Без сомнения, можно утверждать, что работу эту София Ивановна выполнила и издание сочинений Святителя 1886 года было подготовлено к печати ею. А в 1891 г. у Тузова же Снессорева издает свой главный труд «Земная жизнь Пресвятой Богородицы...»[1597].

Письма святителя Игнатия к С. И. Снессоревой известны нам только в печатном виде. Впервые они были опублико­ваны почти через 50 лет после смерти Преосвященного Иг­натия и через 11 лет после смерти Софии Ивановны — в 1915 г. — на страницах фундаментального исследования Л. А. Соколова «Епископ Игнатий Брянчанинов: Его жизнь, личность и морально-аскетические воззрения. В 2 ч. Киев, 1915. Ч. 2. С. 99—108, 125—138». Автор труда указал, что все публикуемые им 303 письма Владыки к разным лицам полу­чены «от родного племянника его сенатора Н. С. Брянчанинова» и «издаются впервые». Письма были собраны из двух источников: «...или из собственноручных тетрадей брата его — Петра Александровича Брянчанинова», или представляли собою «перепечатку подлинных писем владыки Игнатия» (Там же, с. 84.). Последние выделялись наличием обращения к адресату и подписи Святителя.

В предлагаемой публикации письма Святителя к Снессо­ревой впервые расположены в хронологической последова­тельности.

До недавнего времени мы почти ничего не знали и о судьбе СИ. Снессоревой. Лишь благодаря обнаруженным в Рукописном отделе АН ИРЛИ (Пушкинский Дом) (далее РО ИРЛИ) ее биографическим материалам стали известны основные события жизни Снессоревой. В документах Лите­ратурного фонда за 1877 г. (Ф. 155, не обработан) и фонда Постоянной комиссии для пособия нуждающимся ученым, литераторам и публицистам за 1895 г. (Ф. 540, оп. 1, № 352) сохранились прошения СИ. Снессоревой о постоянном и временном пособиях. К первому — в Литфонд — приложе­ны автобиографическая записка Софии Ивановны «На па­мять другу», а также список ее переводов и других произве­дений.

Предоставление автобиографических сведений и списка литературных работ было необходимым условием для всех, обращавшихся с просьбой о помощи в Литфонд. Снессорева отнеслась к этому делу со свойственной ей добросовест­ностью, и ее автобиографическая записка, написанная на 15 листах, представляет собой подробное повествование о полной неустанного труда и борьбы с нуждой и болезнями жизни. Приложенный же к автобиографической записке список ее переводов за 40 лет работы в журналах насчиты­вает более семисот произведений!

Официальный характер автобиографической записки ограничил повествование Снессоревой только внешними событиями, внутренняя же ее жизнь и, в частности, отно­шения со святителем Игнатием, работа над его сочинени­ями не упоминаются в ней. Эта сторона жизни Софии Ивановны нашла отражение в ранней редакции автобио­графической записки, хранящейся в фонде Е. Н. Ахмато­вой (РО ИРЛИ. Ф. 12, № 158. 1871 г. 18 л.), которая пуб­ликуется впервые как дополнение к письмам святителя Игнатия.

Документ этот, для удобства названный нами: <Автоби­ографическая записка>, представляет собой черновой авто­граф, написанный рукой Снессоревой от третьего лица. Изложение основных событий жизни Софии Ивановны в ранней и поздней редакциях совпадают почти дословно, но <Автобиографическая записка> дает возможность читате­лю ближе познакомиться с духовным обликом многолетней и верной помощницы Святителя.

Приносим искреннюю благодарность за помощь в подготовки публикаций сотрудникам Пушкинского Дома Любови Владимировне Герашко и Алексею Марковичу Любомудрову.

Елена Аксененко

№1

Извещая Вас, что мой «Валаам» кончен[1598], и желая, чтоб он был помещен в Б<иблиотеке> для чтения, я прошу Вас, примите на себя труд передать это г. Сенковскому[1599]. Но таится во мне условие — и я сейчас же его Вам скажу. Мне очень желалось бы — познакомиться с г. Сенковским не только по настоящему обстоятельству, но как с литера­тором, которого суд мне будет наверно полезен, а потому нужен. От времени до времени может выходить из-под пера моего брошюрка с поэтическим размахом и посему служить для его журнала не совсем лишнею мебелью. Куда-нибудь в уголок! Картины мои пишу с двух приемов. В первый творю, во второй — занимаюсь отделкой. Первым приемом «Валаам» кончен, и мне хотелось бы с приступлением к второму познакомиться с г. Сенковским, услы­шать его мнение, употребить его с пользою; первую карти­ну я Вам читал, далее пошли картины все разнообразные, поддерживающие, варьирующие чувство читателя. На по­следней финальной картине рука моя расходилась — и, кажется, последняя картина выше всех смелостию живо­писи. Извините — оставляю скромность для искренности, которая в сих случаях необходима. Я был бы очень благо­дарен, если бы г. Сенковский пожаловал ко мне поскорее; я свободен утром до 12, а после обеда с 4 часов до глубо­кого вечера. Ожидаю Вашего ответа.