Иерей Владимир Стасюк, кандидат богословия, проректор по учебной работе и заведующий кафедрой богословия Перервинской православной духовной семинарии

Мы с отцом Даниилом вместе учи­лись на одном потоке в Московской духовной семинарии, но в разных классах. В те годы на курс набирали до 120 че­ловек, общение с однокашниками происходило в основном в своем классе и на послушаниях. Но на общих лекциях при­сутствовал весь курс, там я и обратил внимание на будуще­го отца Даниила, потому что он очень любил спорить с пре­подавателями, в частности с профессором А. И. Осиповым, который вел у нас основное богословие.

Непосредственно лицом к лицу я увидел его на по­следнем курсе, в 1995 году. Я был тогда экскурсоводом академического музея (ЦАК), и к нам приехала съемочная группа из Южной Кореи, снимать репортаж о русском Пра­вославии, о Лавре. А так как я занимался представитель­ской работой, то меня попросили сопровождать группу. Ко­рейцы сняли общие виды монастыря и пришли в академию. Администрация нашего учебного заведения благословила студента Даниила Сысоева дать им интервью, мы пошли в читальный зал библиотеки, и он так ярко выступил перед ними, что я поразился, насколько человек горит желанием проповеди, миссионерства, как будто хочет обратить весь мир. Это была такая внутренняя энергия и напор, каких я ни у кого из окружающих никогда не видел. И я тогда по­думал: «Какой интересный человек, он прямо «горит» своей идеей! Я так, наверное, никогда не смогу».

Позже он женился, рукоположился в сан диакона, стал клириком храма Болгарского подворья Успения Божией Ма­тери в Гончарах. А я как раз жил на Таганке, недалеко от храма, и частенько заходил туда приложиться к чудотворной иконе Божией Матери «Троеручица». Таким образом, мы иногда виделись и общались.

В 2000 году я стал проректором по учебной работе Перервинской духовной семинарии, а в 2004 году отец Да­ниил пришел к нам преподавать. Сначала ему поручили читать лекции по литургике на катехизаторском (вечер­нем) отделении. Он очень ответственно относился к пре­подаванию, был довольно строг, и на него даже приходили с жалобами, говорили, что он «дерет три шкуры», не дает жить, а он отвечал: «Зато будут знать предмет». Конеч­но, он старался привить студентам элементарные знания и любовь к богослужению. Затем он стал преподавать мис- сиологию на дневном факультете, т. е. то, чем именно он и занимался в своей пастырской деятельности. И опять зарекомендовал себя как очень ответственный человек, никогда не пропускал занятий, был интересным и ярким преподавателем. А в последний год его жизни мы предло­жили ему вести еще и догматическое богословие. В нашей семинарии принято, что преподаватель берет курс и ведет его три года, от начала до конца, и только отец Даниил взял курс — через два месяца погиб.

26 октября 2009 года на ученом совете отцу Даниилу поручили подготовить речь на актовый день семинарии. Актовый день — это своего рода «день рождения» семина­рии, он отмечается один раз в году и очень торжественно. Обычно этот день начинается с Божественной Литургии, которую совершает архиерей. После службы все собирают­ся в зале семинарии, приезжают представители других ду­ховных школ, местной светской администрации. Прорек­тор по учебной работе зачитывает пространный годовой отчет за прошедший учебный год, после которого один из преподавателей выступает с так называемой актовой речью на заданную тему. Так вот, в тот день батюшка вы­ступил перед всей семинарией и присутствующим архие­пископом Верейским Евгением в своем темпераментном миссионерском стиле, фактически разговорным языком, в манере, немного шокирующей людей, но очень яркой (эта

речь опубликована в Трудах Перервинской духовной се­минарии. М., 2010. № 1. С. 134-139).

Но ведь так и должно быть, потому что у миссионе­ров особый род деятельности, миссионер — это не препо­даватель, который систематически, а иногда даже нудно, в спокойной академической атмосфере излагает свой пред­мет. Миссионер общается с живыми людьми, проповеду­ет, свидетельствует о Христе, поэтому он должен держать внимание людей, привлекать их яркими, захватывающими образами. И этими приемами вполне владел отец Даниил.

Иногда у нас с батюшкой проходили богословские обсуждения, и часто я пребывал в недоумении от его не­которых, порой очень резких, суждений. В конечном итоге я приходил к пониманию, что он так говорил сознательно, для того, чтобы обратить внимание человека, захватить его ум, чтобы человек начал думать. Миссионер в своей работе проводит такие полемические приемы, которые в обычной среде выглядят странно и даже вызывающе. Тут могут применяться, конечно, разные методы, но цель-то одна — привести людей ко Христу, и отец Даниил это успешно делал. Однажды он удивил меня, сказав, что категориче­ски против преподавания «Основ православной культуры» в школе (а мы на педагогических курсах при семинарии го­товили преподавателей этого предмета): «Зачем культуру преподавать? Надо Закон Божий преподавать!» Я ему го­ворю: «Да ты что? Это же противоречит законодательству, нам никто не позволит!» — «Нет, мы уже пробиваем это, и есть уже результаты, после уроков Закона Божия дети приходят в храм, а после «культуры» кто туда пойдет?» В этом вопросе он был радикален, но его радикализм всег­да приносил добрые плоды.

Бывало, мы с ним обсуждали некоторые догматиче­ские моменты, например, говорили на сложную тему о трех чинах приема в Церковь — как в разное время принимали через Крещение, Миропомазание или Покаяние. Он тогда, помню, сказал, что поначалу в этом вопросе был горячим сторонником идей свщмч. Илариона (Троицкого), а по­том внимательно изучил позицию Святейшего Патриарха Сергия (Страгородского), разобрался в ней и согласился с его взглядами. Поражало его знание церковных канонов и истории. Конечно, это был очень начитанный и подго­товленный человек.

Кроме того, что отец Даниил был действительно яр­ким проповедником и миссионером, да и просто интерес­ным собеседником, он оказался поистине милосердным христианином. Во-первых, он приглашал меня к себе слу­жить (я тогда был диаконом) во время моего ежегодного отпуска и тем поддерживал меня материально, за каждую службу давая мне тысячу рублей. У него даже священник столько за службу не получал, но он объяснял это тем, что священник может заработать на требах, а диакон — нет. Еще пример: мы получили новую квартиру, до моего ру­коположения, ее надо было ремонтировать, денег не было, и он неоднократно давал мне взаймы, поддерживал меня, хотя говорил, что у него и самого денег нет, живет только на требы. Он был отзывчивым и милосердным человеком, очень помогал в те трудные времена.

Но и это еще не все. В храме на Кантемировской была татарская православная община, и ее меценаты ор­ганизовали раздачу продуктов для неимущих. И как раз был период, когда денег в моей семье не было практически вообще. Отец Даниил говорит мне: «Ничего страшного, умереть с голоду не дадим, у нас в храме акция по разда­че продуктов бедным. На юго-западе Москвы находится наша благотворительная организация «Соборность», пока тяжело, можешь пользоваться ее услугами». И целых два или три года я каждый месяц ездил и получал продукты: подсолнечное масло, крупы, печенье, конфеты и пр. При­чем к Рождеству Христову и Святой Пасхе дополнитель­но давали подарки, и все это было для моей семьи очень большой поддержкой. А потом я попросил за своего пле­мянника, у которого тоже было плохо с деньгами в семье, и он тоже ездил за этой помощью. Я очень благодарен отцу Даниилу за то, что в тяжелую минуту жизни он мне ре­ально помог, и не на словах, а на деле. Конечно, мы сугубо молились за него, и за всех наших благодетелей. Как мог, я и сам его поддерживал морально, знал о проблемах хра­ма, он мне много рассказывал о своих приходских делах. До сих пор в каждый свой отпуск по воскресеньям я при­езжаю на приход Апостола фомы, служу там Божествен­ную Литургию, приобщаюсь к духу общины и оказываюсь опять как бы рядом с отцом Даниилом.

Батюшка был прекрасный проповедник. Я никогда не видел, чтобы священник проповедовал за одну службу не один раз, а два или три — после Евангелия, после Креста и на вечерней службе после Евангелия, перед помазанием елеем. И всегда находил слова, и говорил по сути, по делу, го­ворил интересно. Скажу по себе: когда готовишься к пропо­веди, заставляешь себя думать, соображаешь, что и как ска­зать, а тут — просто экспромт, с цитированием Писания наизусть, большими кусками! Он очень любил пророка Даниила, часто его цитировал, приводил примеры из его жизни. Конечно, у него был особый проповеднический та­лант, Божий дар, и не знаю, кто бы из наших священников- однокашников мог сравниться с ним. Слава Богу, все его проповеди сохранились, надо их слушать, изучать.

Отец Даниил прекрасно понимал, что делает­ся на приходах, каково состояние дел в нашей Церкви. Как-то он рассказал мне, что даже составил письма Патри­арху о том, что надо бы изменить в миссионерской деятель­ности, где наши слабые места. Идею о быстровозводимых модульных храмах я впервые услышал от него еще года за три до того, как об этом начали говорить официально. Он считал, что буквально в каждом московском дворе надо поставить часовню, маленький храм на сто-двести че­ловек, чтобы люди из соседних домов могли молиться. Он уже продумывал, как это можно сделать, узнал, что есть технология быстрого возведения и даже существует завод, который изготавливает модульные строения. Конечно, все звучало как полная фантастика, но это была правильная идея, и сейчас на наших глазах она начинает воплощать­ся в жизнь в программе «200 храмов»: первый такой храм будет поставлен на Дубровке, следующий — в Люблино и так далее.

У отца Даниила была идея построить миссионерский центр на базе той миссионерской школы, которая суще­ствует сейчас и в которой работают некоторые преподава­тели нашей семинарии. Не знаю, что будет дальше, потому что второго такого человека, с такой харизмой, как отец Да­ниил, найти очень трудно. Но часто бывает, что основатель, учитель заложил основы, а ученики поддерживают и разви­вают его дело, и слава Богу, что это есть, и чем больше будет подобных центров, тем лучше.

Далее возьмем его идею миссионерства на улице — кто у нас в Москве еще занимается этим? Я сначала эту идею не понял, потому что уж очень это похоже на то, что делают сектанты. В Православной Церкви это не принято, наши храмы все открыты, можно зайти, спросить, и любой батюш­ка на любой вопрос ответит (правда, не всегда священники у нас бывают доступны, да еще и не каждый пойдет в храм). А тут — православные миссионеры на улицах: например, скромная девушка подходит к группе молодых людей, на­чинает разговаривать о смысле жизни, о вере, приглашает в храм, кто-то откликается, кто-то ругается, но удивительно, что некоторые все-таки приходят и даже остаются. И слава Богу, если хоть один человек придет в церковь, приобщится к Богу, к вечной жизни! Однажды отец Даниил рассказывал, что обратил одного ваххабита, тот сам искал встречи с ним, и в итоге отец Даниил крестил его. Кстати, знаменательны были его диспуты с мусульманами в Московской соборной мечети, где православные оказались на высоте.

Конечно, у нас есть и другие миссионеры, но это всегда отдельные (и немногие) выдающиеся личности, те, кто свободно может говорить с сектантами, иноверцами, это очень узкая специализация. Безусловно, так знать Пи­сание, изречения отцов, все искажения Православия, тече­ния еретических сект, особенности всех религий, как знал отец Даниил, — это, конечно, особая заслуга. В своем па­стырстве он просто фонтанировал, и любое общение с ним было очень полезным для души и ума. Он был выдающим­ся человеком нашего времени, несмотря на то, что не все в церковных кругах к нему однозначно относились. Многие

вещи в исполнении отца Даниила звучали резко, даже вы­зывающе, и они не воспринимались тепло-хладной частью нашей церковной общественности или вообще восприни­мались отрицательно.

На меня всегда очень большое впечатление оказы­вало посещение храма Апостола фомы, потому что была возможность послушать проповеди отца Даниила, пооб­щаться с ним, посмотреть на строительство. Сначала это был небольшой садовый домик, когда он перестал вмещать всех молящихся, пристроили трапезную часть с колоколь­ней, вскоре и эта пристройка наполнилась людьми. Сей­час брусовые стены храма обложены кирпичом, расширен и красиво отделан алтарь.

Отец Даниил оставался самим собой и в алтаре во время богослужения, где всегда поддерживалось благо­говение. Никаких праздных разговоров не было, в то же время мы все в полной мере участвовали в богослужении. Например, в большинстве случаев на приходах предстоя­тель один читает молитву «Иже Херувимы...» во время исполнения Херувимской песни, а отец Даниил предла­гал и сослужащим ему священникам читать эту молитву. То же было и во время освящения Святых Даров.

Дай Бог, чтобы храм Святого Пророка Даниила, ба­зилика в византийском стиле, который так хотел постро­ить отец Даниил, был когда-нибудь построен. В Москве вообще нет таких храмов, русская церковная архитектура знает в основном крестово-купольные типы храмов. Пер­вый в России храм-базилика был построен до революции в Кронштадте в честь Владимирской иконы Божией Ма­тери, он существует и сейчас, и это единственный базили- кальный храм в России. Тем более что базилика рассчитана на большое количество людей за счет большого внутреннего пространства, как раз такие храмы нам сейчас и надо стро­ить в спальных районах. Поэтому этот замысел — и возвра­щение к истокам, и оригинальность, и необходимость.

Отец Даниил запомнился мне как человек очень светлый, деятельный, активный, он всегда относился ко всему оптимистически, после разговора с ним всегда оставалось светлое ощущение. Он был наделен многими добродетелями: это и христианское мужество, Богоугож- дение, любовь к храму Божию, любовь к людям, к миссио­нерству, к свидетельству о Христе, милосердие, отсут­ствие даже тени фарисейства или гордыни. И при этом он всегда был в центре внимания, всегда будоражил ум, провоцировал бурные дискуссии.

Мы все понесли очень большую утрату. Эта утрата ощущается и в нашей Перервинской духовной семинарии, ведь отец Даниил был сильным преподавателем, и воспол­нить такую потерю невозможно по причине уникальности дарований этого человека. Мы все были просто шокирова­ны его гибелью, никто, конечно, не ожидал этого. Помоги, Господи, матушке его и деткам нести этот крест.

Наша последняя встреча произошла буквально нака­нуне его гибели: в среду, как обычно, он приехал в семина­рию преподавать, и мы случайно встретились на площади перед Никольским собором, поговорили немного и разо­шлись. Но у Бога нет случайностей, видимо, Ему было угодно, чтобы мы попрощались. Память о священномуче- нике отце Данииле навсегда останется в наших сердцах. Вечная ему память.