Четырнадцать понедельников на двоих

Бездымный порох наших встреч

стал грязью.

Отсырел.

Опять,

спешу на самолет.

Который улетел.

Всё.

Ариадна извела

на кофточки клубки.

Мешают говорить.

С собой.

Короткие гудки.

ЛЮБОВЬ МОЯ

Как первая росинка на рассвете,

Как по ушедшим в вышний мир тоска,

Как первая тропинка на планете,

И как патрон последний у виска.

Как ангелов призывные напевы,

И как последняя затяжка перед боем,

Как первый вдох младенца Матерь девы,

И как прибежище гонимого изгоя.

АЛЛИЛУЙЯ

Окажусь в отместку местным,

я не к месту в тех местах.

Заблужусь в твоих одеждах.

Затворюсь в твоих руках.

Задохнусь в височных прядях.

В жарком шёпоте стомлюсь.

И, наверное, навеки,

в сказку эту запишусь.

Зачерпну в ладони неба.

Уроню глаза к земле.

И покаюсь крошке хлеба.

И верну тебя тебе.

Твои пальцы пахнут небом

Их, целуя, – воспаряюсь.

Твои губы пахнут солнцем

Их, целуя, – обжигаюсь.

Пахнут морем твои плечи,

утопаю их целуя…

…Ну, и что, что погибаю.

Аллилуйя… Аллилуйя!

РАССКАЖИ СЕБЕ МЕНЯ

Готовься к битве в ложе рая,

за то,

что так люблю тебя я.

Запузырилась кожа гладкая,

предощущая…

…П олусладкое,

сандаловые палочки, миндаль…

«За мужество в замужестве» медаль…

Ты расскажи себе меня, наедине.

За то,

что так хочу тебя я.

И нет у страсти ни конца, ни края,

как мира быть не может на войне…

Ты расскажи себе меня, наедине.

…Ни бритва лысине,

ни краска седине,

ни Таинство, по первому каналу…

…Мечтай, по крупному, живя помалу…

Ты расскажи себе, меня, наедине.

ЧЕРНАЯ ГЕОМЕТРИЯ

Не до чёрного неба,

а лишь до книжной полки долетели

твои трусики чёрные, – шедевр изометрии,

зацепившись не за звезду,

а за чёрный учебник по геометрии.

Устав от любви нашей плотской,

чуть-чуточку скотской,

кажется, спим.

Ты,

с моей вечно не правой рукой.

Я,

под твоей неприличной ногой.

Чтобы представить это

без чертежа или эскиза,

нужен «за грань паспорт»,

черно-беглая фотография,

и, конечно же, виза,

в страну геометрического изображения

зарифмованного воображения.

Где квадратное ложе чёрной тени

на бледном полу бодрой спальни,

как Малевич,

намалевал свет с любовью.

Где чёрный треугольник

твоих волос, –

указатель к вратам грёз,

укрывал я горячей ладонью.

Где чёрную линию чулка

на твоём холодном бедре,

я нарушал как чужую границу.

Где чёрную родинку-точку,

я поил умилённо,

как поят губами любимую птицу.

Где в чёрных омутах-элипсах,

твоих полу прикрытых глаз,

отражаются

чёрные звёзды в профиль и фас.

Где черные изюмины твоих сосков,

продетые сквозь груди-пяльцы,

нежно терзали мои спицы-пальцы…

Вот только жаль,

что не до чёрного неба,

а лишь до книжной полки, долетели

твои трусики чёрные, – шедевр изометрии,

зацепившись не за звезду,

а за чёрный учебник по геометрии.

ВАЖНОЕ ОТВАЖНОЕ

Отважно жизнь гребёт на свет.

Отважно луч летит во тьму.

Отважно ты идёшь ко мне.

Отважно мы бредём по дну,

где чутко спят: любви туман,

святая ложь и грех-обман,

ленивый труд, трудяга лень,

и дымный мир, и звёздный день.

Отважно верит мир словам.

Отважно день встречает ночь.

Отважно тень влюбилась в дым.

Отважно снег укутал дом

и старый пруд, и юный лёд,

и наш бумажный самолёт,

и поленицу мшистых дров

из судеб наших честных слов.

Отважно пуст судьбы карман.

Отважно пьют любовь уста.

Отважно лёг в росу туман.

Отважно падает звезда,

на наш душистый дом из трав,

где вечный спор и каждый прав,

и мудрый лес, наш старый друг

нас обвенчает клятвой рук…

Отважно помнить – жизнь не вечна,

а счастье счастья скоротечно.

Отважно знать. Любить отважно.

А может… это и не важно.

СУХОЙ ТУМАН

Чтобы веки не навеки

укрывал сухой туман,

Чтобы туже обнял души

обольстительный обман,

Ради пиршества – коснуться,

ради радости – вдохнуть…

Не открыв глаза, проснуться.

Не закрыв глаза, уснуть.

Ослепительной темницы

всемогущественный плен.

Неприятные решенья

не решаемых проблем.

Запрещение запретов.

Размноженье пустоты…

Ради роскоши лишенья

перехода с «вы» на «ты».

ОТ МАЯ И ДО НОЯБРЯ

От желто-красных всхлипов ноября,

До камуфляжной зеленухи мая,

Снег укрывается не зря

Стеною ветхого сарая.

От мая и до ноября,

Крутое небо и земля сырая,

Цветы и травы, птицы, дождь, и я…

Но, холода, от ноября до мая.

Как стая голубей слова взлетели.

Душа на них взирает сквозь глазницы.

И почему-то, сны помолодели

И отчего-то, по ночам не спится.

Вновь доверяя буквам душу,

И возвышая в милость мудрость,

Не созидаю к счастью, глупость,

Но, к сожаленью, – и не рушу.

Скрипит перо, как половицы

Как сочный снег, под бодрою ногою

Как твой диван, укрытый полем ситца,

Когда летишь на нем, укрывшись мною…

ПОСТ № 1

Ты

мудрее всех живущих.

Я

глупее всех ушедших.

И промежду сумасшедших

мы

старейшие юнцы.

Ты

красивей всех на свете.

Я

красивей всех во мраке.

И у нас

не будет драки,

ни при свете, ни во тьме.

Золотая серединка,

как седая паутинка.

Мы сидим на ней,

обнявшись,

как на каменном мосту.

Не вздремнуть.

Не шелохнуться,

Не сбежать,

Не отвернуться

от любви. В её дозоре

на пожизненном посту.

Сквозь сердца

взираем робко,

на небесные дворцы.

Зная точно, что прописан

не Творец в них, а Творцы.

СВЯЩЕННАЯ КОРОВА

Распогодилась погода.

Зазвенел под утро года

телефонный наш там-там:

– Как ты там?

– А ты как там?

Стенография мыслишек,

хронология делишек,

расписание удач…

Хочешь, смейся,

хочешь, плачь.

Дед Мороз и Баба Стужа

в Зазеркалье стылой лужи

написали наш портрет…

Хочешь, верь.

Не хочешь,- нет.

– Ты пропал!

– Нет, ты пропала!

– Я вернулась из Европы.

– Я вернулся из Непала.

Новый год встречаем снова

ты и я, по одному.

– Мы, – промыкала корова

вместо праведного «му».

Будь Священная корова

и красива и здорова

Ты в Непале не в опале,

Я в Париже, не в престиже…

Обнимающая нега

ослепительного снега

белокрылит дом зимы…

И откуда всем известно,

что не «я» и «ты»,

а МЫ?

ТАЙСКАЯ ОФИЦИАНТКА

С печальными глазами

и сладкими плечами…

Живёт моя фантазия

в Юго-Восточной Азии.

Теперь, (уже не первый год)

я не целую ей живот,

я с ней не нежен и не груб,

я не терзаю её губ… я не терзаю её губ…

Я не был в ней.

Она, – на мне.

(Ну, разве что в чудесном сне)

Меня волнует всякий раз

её служебный парафраз, –

коварный и ранимый:

– Что хочешь, мой любимый?

Сказать? – соски, язык, лобок,

или хотя бы мочку уха…

Но на любви моей замок.

И я прошу… тарелку супа.

СТАНУ, КЕМ ТЫ СКАЖЕШЬ

Свежей строчки не начать,

не поставив точки.

Не взлететь листом сухим,

если не был почкой.

Как не стать с ума сошедшим, –

ум, доселе не обредши,

Так, истока не найти,

если в русло не войти.

Долгошедший, долгожданный,

я явлюсь к тебе нежданно,

И с дороги, на пороге,

сброшу тягостную ношу:

Безнадёжные надежды,

как истлевшие одежды

и бессмысленные мысли,

что беззубо душу грызли…

И однажды, или трижды

(чтобы было всё как в сказке)

Я ударюсь телом оземь,

и слетят личины-маски.

И я стану, кем ты скажешь.

Даже может быть собою,

Если только ты захочешь.

И каким я был, подскажешь

МЕНТАЛЬНЫЕ ОБМЫЛКИ

ЛАЖА

Мужские слёзы в модном баре,

официант подаёт с ломтиком гнева.

– В паре живут только твари, –

объясняла мне старая дева.

Белый негр и младенец с поклажей…

– Откуда они?

– Бесплатно не скажем.

– Сначала водки, потом пива?!

– Экое диво.

– Чем стираешь простыни, псих?

– Я? – Сажей.

– Как называется этот стих?

– Этот? – Лажей!