Скверна пищевая, пищевые запреты, виды пищевой нечистоты

Нарушение постного устава воспринималось как осквернение (и воспрещало доступ к святыне), т.е. скоромная пища становилась на период поста скверной[43]. По средневековым правилам нельзя вкушать рыбу без чешуи (сома[44], осетра, угря)[45], раков и иные морепродукты (креветок, кальмары)[46], нельзя есть телятину и мясо зайцев, бобров, белок (векшину)[47], конину, ослину, собачатину[48], мясо некоторых птиц[49] и проч., употребление свинины допустимо[50], если она приготовлена на огне (прошла через огонь; информант – Денисов Н. Г.). Запрещается есть кровь[51]: в мясе при готовке не должно оставаться крови[52]. Запрещалось есть молозиво[53]. Безусловно, эти правила, по крайней мере некоторые из них, имеют византийские корни[54]. В Византии запрещалось употребление мяса белки, ворона[55], ласточки, летучей мыши, аиста, коршуна[56], а вот черепокожные (креветки и кальмары) в пищу греками употреблялись и употребляются. В Византии и на Руси изначально к поганой пище причислялась удавленина, мертвечина и звероядина[57]. После вкушения нечистой пищи, кроме очистительной молитвы полагалась епитимия[58] (это было актуально по причине вынужденного общения с татарами[59]).

На Руси чистота пищи зависела от процесса ее производства. Поэтому нечистой считалась пища, производство которой невозможно было отследить, пища, произведеннаянеправославными. До сих пор у беспоповцев считается нежелательным употребление пищи, купленной на торжище. Если этого избежать невозможно, пища «отмаливается»[60].

Глава 30 Красного устава (часть этой главы «О скверноядцах», л. 118) кроме кровоядения и ядения поганого (и с погаными) перечисляет следующие виды пищевой нечистоты: пиянство (водка – ч. 2, л. 185), чайная и сахарная сладострастная чума (т.е. чай и сахар причислялись к нечистой пище[61]), колбаса (из-за содержащейся в ней крови – ч. 2, л. 183), кофе и шеколад (ч. 2, л. 184). Со ссылкой на Ветхий Завет[62] в этом уставе запрещалось вкушение мяса молодого ягненка и лебедя[63].

В случае впадения скверного в большие сосуды, где хранится вино, масло, пшеница и проч., существовал чин очищения этой пищи (как, впрочем, и сосудов – см. ниже). Все зависит от степени осквернения. Если нечистое заметили сразу – оно изымается и пища освящается. Если нечистое находится в сосуде два дня – требуется перелив в другой сосуд и освящение пищи и сосуда. Если более и изгниет – пища выбрасывается, сосуд освящается (Зонар, гл. 75).

Скверна обиходно-бытовая

Оскверняется человек в старообрядческом понимании вследствие сна[64]. Во сне находится в бессознательном состоянии и по этой причине особенно доступен для бесовского воздействия. По правилам староверов-липован после сна до омовения человек не ликуется (не лобызается с другими), священник не благословляет, невозможно прикосновение к святыне, вообще ничего нельзя делать и ни к чему не прикасаться. Интересен процесс утреннего омовения – умывания. Положено набрать воду в рот, ни к чему не прикасаясь руками (руки нечисты, а уста чисты всегда), затем изо-рта полить на руки, после этого руками вода набирается в емкость и совершается умывание (отметим, что в этом случае достаточно омовения лица и рук, а не всего тела). Информанты – прот. Георгий и Полиект. Спать нельзя раздетым[65]. У сна была еще одна функция: он разделял замкнутые жизненные периоды, как бы подводил черту под законченным периодом, поэтому сон прекращал действие дневной скверны, начиная новый день (действие сакрального элемента заканчивалось)[66].

На чистоту-нечистоту проверялось и время: годовой и суточный круги. В сутках нечистыми были ночь и время после полудня (бес полуденный), т.е. время сна (поэтому и сон – нечист). Поэтому ночное время считалось временем молитвы для монахов и подвижников, которые дерзали искать полной чистоты и бороться со всякой нечистотой (именно поэтому, кстати, избирали для молитвы порой места нечистые). Иногда нечистыми считались дни бывших языческих празднеств.

Соответственно, оскверняли увеселения и празднества, восходящие к язычеству: скоморошество и всякое играние, то, с чем боролись в XVII в. ревнители благочестия. Т.н. функция разгула актуализировалась во времена, также промаркированные в народном (но не церковном!) сознании неким «допуском» – попущением нечистоты (это Святки, Масленица и проч.). За этими периодами однозначно следовали времена «очищающие» (Богоявление, Великий Пост и т.д.).

Нечистота мест и предметов определялась их назначением. Кроме бани, нечистым считалось отхожее место[67], которое всегда располагалось на некотором удалении от дома[68] и никогда не ориентировалось на восток[69]. Нечисты трупы животных и места их захоронений. Нечистым считалось и считается то, что имело отношение к язычеству: капища, жертвенники и проч. Традиционно нечистым считалось все связанное с занятием колдовством. Предметы (и места) осквернялись через соприкосновение с нечистым, с человеческой скверной и иной нечистотой. Возвратить их в «чистый» обиход возможно было с помощью измовения (или стирки) и иногда чтения соответствующей молитвы.

Затронем вопрос о телесной погани. О чистоте и нечистоте различных частей тела говорит практика непомазания Св. Миром ног по старопечатным Потребникам. Нечистым считается то, что расположено ниже пояса[70]. Традиционной одеждой старообрядцев-липован является рубаха-косоворотка, подпоясанная навыпуск, чтобы не прикасаться к ширинке (прот. Георгий). У беспоповцев традиционно, если на молитве кому случится прикоснуться к чему-либо ниже пояса – бегут мыть руки[71]. Традиционно с понятием осквернения сочетался стыд при публичном обнажении неположенных или срамных частей тела (волосы у замужней женщины и прочее всем понятное, хотя обнажение этого в нечистом месте – бане – было естественным). Причем осквернялся не только обнажавший, но и увидевший: это осквернение глаз, взора (отсюда многочисленные исповедные вопросы). Взор может осквернить вообще зрение нечистого.

Уста, по евангельскому слову, оскверняются исходящим из уст. На Руси эти слова понимались как запрет матерной брани, кощунства и произнесения иных табуированных слов и выражений (обычно бесовских имен)[72]. Осквернялся в этом случае не только говорящий, но и слышащий (оскверение ушес). В XVII веке на Руси появился новый оскверняющий фактор – курение (Книга о вере, гл. 15; Уложение Алексея Михайловича 1649 г.). Оно воспринималось скверной не только по причине вдыхания скверны, но и по причине выдыхания (исхождения из уст дыма, как у беса). Табак относили к пище времен Антихриста (Красный устав, ч. 2, гл. 30, л. 185). В греческих епитимийниках, кстати, сквернящим считалось также курение табака, игра в карты, охота, танцы[73].

Неестественные извержения и истечения тела также считаются скверными. Обычно это следствие болезни: гной из раны[74], струпы, рвота[75] (отсюда деление болезней на чистые и нечистые)[76]. Истечение крови также считается скверной, что отчасти сохранено и в современной ритуальной практике: считается неправильным присутствие человека с кровоточащей раной (открытая кровь) в храме; священник с подобной раной служить не может[77]. В средневековье на Руси брали у священника молитву от скверны даже в случае, если кровоточили зубы[78]. Отсюда происходил древнерусский канонический вопрос о возможности причастия человека, если у него во рту гной или кровь[79].

Общение с иноверцем

Этимология слова погань такова: происходит от прилагательного поганый, далее др.-русск. поганъ «языческий» (др.-греч. βάρβαρος, δήμιος, ἔθνος). Язычник не имеет христианской святыни, оскверняет святыню (при войнах). Язычник и иноверец скверны, общение с ним оскверняет[80]. Оскверняет общение трёх видов: совместная молитва, совместная трапеза[81] и совместное мытье в бане[82]. Впрочем, оскверняют и беседы с иноверцами[83]. Древнерусский христианин ощущал иноверцев нечистыми, особенно не богословствуя об их ересях. Нечистота в этом случае была следствием не столько ереси, сколько следствием «несвятости», удаленности от святыни. Поэтому брань против поганых была оправдана на уровне ощущений.

При этом в современном староверии, особенно в беспоповстве, проводится разделение, которое зависит от степени ереси. Одно дело – христиане еретики (напр., никониане или староверы другого согласа), их пускают в домы, храмы и проч., хотя не общаются. Другое дело – нехристи, язычники (к которым, кстати, относятся латины иармены), «степень отдаления» здесь больше.

Посещение иноверного оскверняет храм. Оскверняется не только храм, но и всякая святыня. Беспоповцы над святыней молятся, прежде чем ее принять (Красный устав, гл. 39), при этом ссылаясь на древнерусскую практику[84] (поется молебен, икона омывается св. водою и кадится фимияном). Иноверец оскверняет дом (поэтому в дом его пускать не положено) и всякий домашний предмет, особенно посуду (от невозможности совместной трапезы)[85]. Отсюда у беспоповцев понятие чистой и нечистой посуды, существует чин отмаливанияоскверненных иноверцами сосудов (Красный устав, гл. 40)[86]. Нельзя ликоваться с иноверцем и еретиком, нельзя попасть под благословение священника-никонианина, например (и наоборот, священник не может благословить еретика или иноверца). Приветствие возможно лишь на расстоянии – легким поклоном.

Скверна при погребении

Смерть приносила скверну[87]. Смерть человека или животного оскверняла помещение, о чем говорят соответствующие молитвы в Потребнике[88]. Оскверняло прикосновение к покойнику: после прикосновения мыли руки. Священнику после погребения в русском средневековье не рекомендовалось, например, прикасаться к Святым Тайнам[89]. После выноса покойника для погребения в доме мылся пол. И тем не менее древнерусское христианское представление о покойнике лишено ветхозаветного пафоса скверны. Мощи покойника почитаются, с ними прощаются, лобызая их[90]. Место захоронения свято, расположено недалеко от церкви. Можно смело сказать, что представление о скверне покойника бытовало более в народном, а не в церковном сознании. О многих народных, полуязыческих представлениях о смерти, с которыми боролась Церковь, можно прочитать в книге А. И. Алексеева «Под знаком конца времен» (СПб., 2002). По-видимому, велась определённая борьба с народным представлением о нечистоте мертвого тела: в епитимийных вопросах, например, встречаем запрет на плевки после целования покойника[91].