Курения, или жертвы курения.
Да откроются нам драгоценности этой единственной в своем роде жертвы святилища во всей красоте своей, чтобы они побудили нас преклониться пред возлюбленным Отцом нашим с новым, горячим благоговением.
Прежде всего обратимся к составным частям курения. Оно составлялось из четырех изысканнейших и драгоценнейших пряностей Востока, в которых мы видим - скажем это уже заранее, - прообразно изображенными, превосходства и совершенства нашего преславного Господа; это - те удивительные качества, которые достигли в Его жизни, хождении, искушениях, страданиях и смерти славнейшего совершенства, открытые и посвященные одному Отцу. Они были и остаются постоянным благоуханием, наполняющим благоволением сердце Отца и - да будет Ему вечная слава, - наполняющим Его сердце к нашему неизреченному блаженству.
Первое, что мы находим здесь, был оних, называемый на еврейском языке просто каплями. Он добывался в виде душистой смолы из деревца приблизительно 12 футов вышиною, по-гречески называемого "сторакс". С этой целью в различных местах на дереве делались глубокие надрезы, из которых затем медленно выступал клейкий сок, собиравшийся в капли, мало-помалу стекавшие в приготовленные небольшие сосуды. Он представляет собой вожделенную масть и развивает на углях приятный аромат.
О ком, возлюбленные, можем мы думать при этом, как не о Нем, древе жизни, явившем под острым ножом страданий и смерти благоухание Своих святых качеств до высшего совершенства? Глубокое поранение заставило истечь Его оних, благоугодный Богу. Чем глубже пронзали Его душу и тело ножи позора, презрения, отвержения, страданий и смерти, тем славнее истекали из Него совершенства Его. Посмотрите на Его безграничную любовь, Его неизменную отдачу, Его безмерное терпение, Его божеское милосердие и все Его чудные свойства: не под сильными ли ударами достигли они вершины и наивысшей точки своего развития, дальше которой им уже некуда было идти. Что более тяжелое и страшное, нежели смерть, могло коснуться их? Ничто иное! И, однако, ни одно из совершенств не было ею побеждено, но напротив, все они победили смерть, восторжествовав над нею. Чудный оних, несравненное благоухание, истекающее для Отца из этого древа жизни!
Подобное же значение имеет и второе вещество курения, называемое здесь стакти. Это была крышка, или скорлупа одной морской раковины, часто попадающейся в Красном море. Она придавала другим благовониям особую силу и продолжительность. Но прежде, чем войти в состав благовонного курения, вся раковина этого морского животного должна была быть разрушенной.
Так разрушен был храм тела Господа нашего, чтобы быть в состоянии подняться в сладком благоухании к Отцу. Истинно и то, что в этом разрушенном и истерзанном образе, в этой отдаче до крайности Он сообщил особую силу каждому из Своих славных свойств. И после того, как Он прошел через смерть, для Него более не остается никакой другой смерти, но вечная жизнь и непреходящее бытие украшают Его навеки; поэтому и все совершенства Его бесконечно продолжительны. Не радуешься ли ты этому, чадо Божие? Там, во Святом-святых, на жертвеннике Божием возносится за тебя вечная жертва курения.
Третье вещество, входившее в состав курения, был халван. Он описывается, как смола, происходящая из одного кустарника, растущего на Сирийских горах. Зажженный в отдельности, он издает сильный и неприятный запах, такой, что дымом его изгоняли змей. Но примешанный к другим пряностям, он в значительной степени усиливал их благоухание.
Это было действительно странное дополнение к курению. Он как бы даже в противоречии с другими частями его и, вместо притягивающих, являет отталкивающие свойства. Но это только так кажется, потому что, в действительности, в нашем превознесенном Господе были совершенства, которые, казалось, противоречили другим, обнаруженным в Нем, качествам; на самом же деле, благодаря своему противоположному направлению, только дополняли и возвышали другие. Вспомним только Его беспристрастное святое правосудие относительно Себя, в силу которого Он предстал за нас пред Отцом и затем, подобно кроткому агнцу, не отверзающему уст своих, был поведен на заклание, приняв наказание за грех до самой крайности, даже до мук адских. В устах Его нет ни противоречия, ни оправдания, Он не требует к Себе ни сострадания, ни милосердия, дабы вполне удовлетворить Отца и Его совершенный закон. Не забудем при этом подумать и о Его безграничном милосердии, потому что в то время, когда суд совершался над Ним, Он был исполнен милосердия к заслужившим проклятие и подпавшим погибели. Оба эти проявления Его совершенства, сияя одновременно недосягаемым блеском, чудно возвышали друг друга. Обратим наше внимание на еще большую противоположность в Нем. В Псалме 44:8 мы читаем о Нем: "Ты возлюбил правду и возненавидел беззаконие; посему помазал Тебя, Боже, Бог Твой елеем радости более соучастников Твоих". Итак, мы находим здесь любовь и ненависть в одной личности. Они соединялись, как видно отсюда, одновременно в нашем дорогом Спасителе, достигая в Нем одинаковой славы и одинакового достоинства, потому что, как любовь к правде вменялась Ему здесь в свойство благоугодное Иегове, точно так же и ненависть к беззаконию. Поэтому обе они и были основанием и причиной, почему Он был помазан елеем радости более соучастников Своих. И не сильнее ли выдвигалась любовь Его к правде, благодаря Его ненависти к неправде и греху? И если б возгорелась одна его ненависть, кто устоял бы пред ней? Она была бы невыносимой. И, я думаю, именно это совершенство Его приводило в трепет сатану и духов злобы, лишь только они видели Его. Этот халван, находившийся в Нем, обращал в бегство древнего змея, заставив его воскликнуть: "Что Тебе до нас, Иисус, Сын Божий? Пришел Ты сюда прежде времени мучить нас"! Он понял, что в этом Агнце Божием скрыт Лев, который победит его и сотрет главу его.
Наконец, к курению принадлежал еще ливан. Это была беловатая душистая смола, истекавшая из небольшого деревца, футов в 10 вышиною, растущего в Аравии и Индии, и преимущественно употреблявшаяся при богослужении всеми народами древности. Он как бы исключительно существовал в употребление для Бога.
В самом полном и исключительном смысле, слова эти можно сказать о Христе, Господе нашем. В жизни и смерти, в любви и страданиях, в Своих речах и поступках, даже здесь, на земле, или там, во славе, был Он непрестанно возносящийся к Богу ливан, посвященный навеки и всецело одному Своему Отцу. Каким чудным благоуханием должен Он был быть для Отца, Он, страдавший для Него, жизнь Которого представляла собою одно непрерывное, бесконечное богослужение, в котором из каждого вздоха, каждого биения сердца истекало благоговение и прославление Бога. И Он возложил эту жизнь, как бы при заключении ее, пред небом и землею, на глазах всех, в жертву курения на золотой жертвенник, когда, в торжественной мольбе к Нему, воскликнул: "Я прославил Тебя на земле, совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить" (Иоан.17:4). Таково значение составных частей жертвы курения.
Рассмотрим теперь божественное распоряжение относительно этого курения. Прежде всего Моисею было дано повеление взять каждого из них "поровну". Ни одно из этих веществ не должно было иметь предпочтения. Правда, мера и вес каждой составной части не были определены, но тем не менее, относительно друг к другу, вес их должен был быть всегда одинаковым.
Как это подходит к Нему, Который Сам - истинная жертва курения пред Богом, и особенно ко всем совершенствам Его. Кто был бы в состоянии оценить, измерить и взвесить все Его достоинства; здесь на земле не нашлось бы меры для них: только Один мог бы измерить их, к Которому они все стремились, Он, Который один только знает Сына. Но все же одно известно нам, что все они содержали одинаковую меру совершенства, и ни одно из качеств Его не выдвигалось на счет другого или должно было отступать в пользу другого. Во всех отношениях был "весь Он любезность" (П.П.5:16).
После того, как они были таким образом соединены, эти вещества должны были быть истолчены в ступе в порошок. Чем мельче они были истолчены, тем сильнее могло развиваться на горящих углях золотого жертвенника их благоухание, что собственно и было целью. Но именно для этого каждая пылинка этих пряностей должна была перенести тяжелые удары песта.
Да, братия мои, как можем мы составить себе представление о том, при каких изнурительных трудностях, под сколькими и внутренними и наружными искушениями и ударами с раннего детства до самой могилы славные совершенства Богочеловека достигали своей полной зрелости! Кто может себе представить, как у Него, Который тоже "преуспевал в премудрости, возрасте и любви у Бога и человеков", каждое движение души, каждое желание, чувство и хотение должны были бороться с препятствиями, - которые являлись как и у нас, даже, смеем сказать, бесконечно больше чем у нас, - чтобы привести их в исполнение, несмотря на самые тяжелые удары. И не забудем, что при этом Он никогда не вступал ни в какие сделки, как это часто делали мы, - никогда не уравнивал Свой путь, даже отвергал всякое предложение на этот счет. И мы знаем, что чем дальше, тем сильнее становились удары, до того, пока не кончилась жизнь Его. О, какой порошок благовонного курения вышел из-под этих ударов!
Наконец, заметим еще, как Господь заботился о том, чтобы все эти благовонные вещества действительно обратились бы в благоугодное Ему курение. Оно должно было быть приготовлено искусством составляющего масти и быть чистым и святым. Казалось бы, что раз все составные части были на лицо, то не требовалось много искусства, чтобы, взяв всех поровну, смешать их. Но Господь требовал здесь искусную руку, умело обходившуюся с этими благовониями, она должна была смешать их, наблюдая при этом, чтоб не попало туда ничто нечистое, никакая пылинка какого-либо постороннего вещества. Оно должно было быть святым, отделенным и удаленным от всего обыкновенного и повседневного.
Неправда, ли, возлюбленные, мы все знаем искусно составляющего масти, небесного божественного Духа Святого, Который произвел во Христе всю привлекательность и все превосходства и обнаружил их в должное время и должным образом, так что они вызвали благоволение Божие. Он удерживал всякую нечистую пылинку от прикосновения к Возлюбленному и славным совершенствам Его. О, как часто случается, что, даже когда Он производит в нас Свои драгоценные плоды, мы вмешиваемся и не призванной рукой берем из руки Его распределение и проявление их в свое время, препятствуя, таким образом, усмотренному и благоугодному Богу равновесию. И как часто к нашей жертве курения примешивается еще что-нибудь наше собственное и то, что не смеет и не может возноситься Господу. Поэтому, как блаженно знать, что наш Господь - совершенная, святая жертва курения, вполне отвечающая всем требованиям Иеговы.
Но какое значение имело между тем это курение для Израиля? По всему, что мы читаем о нем, видно, что оно возносилось Иегове рукою первосвященника, как общая жертва их, и поднималась, как благоговейное моление к Богу, Царю их. Оно было, собственно, отражением молитвы или того, что еще выше молитвы, т.е. благоговейного поклонения. В то время, когда первосвященник полагал эти благовония на золотой жертвенник внутри святилища, и из кадильницы поднималось облако фимиама, народ молился вне святилища, во дворе, примешивая, так сказать, горячие стремления сердца своего к благоуханию, возносившемуся за них к Господу. В Евангелии Луки 1:10 нам дано следующее описание этого тихого торжественного часа, в то время, когда сожигалась жертва курения: "Все множество народа молилось вне во время каждения".
Это показывает нам, в поучительном виде, что есть истинное благоговение, как оно благоугодно Отцу и в нас, и как мы, дети Нового Завета, смеем вступить ныне во святилище и даже в самое Святое-святых, прямо в присутствие Божие. Мы должны в наших прошениях, молитвах и благодарениях приносить привлекательность Христа в жертву Богу. Она открывает нам путь к Богу; она дает нам возможность радостно стоять в присутствии Трисвятого; и ради нее, а не ради нашего достоинства или наших качеств, мы бываем услышаны Господом. О, как безумны были часто наши начинания, когда мы дерзали приносить свои собственные благовония пред Бога и пробовали возносить к Нему наши превосходства, как жертву курения. Благодарение и славу Ему, что Он никогда не допустил их далее уст наших и отверг их от Себя. Будем же знать раз навсегда, что Господь не может ни видеть, ни слушать или услышать нас иначе, как чрез Возлюбленного. Если, подобно тому, как священники и первосвященник стояли во святилище, скрытые в облаке жертвы курения, стоим мы окруженные достоинствами и совершенствами Христа, которые при помощи простой детской веры составляют нашу полную собственность, тогда мы благоугодны Ему, тогда услышана молитва наша тогда мы можем радостно сказать вместе с апостолом: "Мы Христово благоухание Богу" (2Кор.2:15); и наша молитва направится "как фимиам пред лицо Его, воздеяние рук наших, как жертва вечерняя" (Пс.140:2).
Остановимся еще на месте приношения жертвы курения. Как мы видели, ее место было во святилище, и там, на золотом жертвеннике. Во дворе пред глазами всего народа день и ночь восходило благоухание жертвы всесожжения: здесь, с золотого жертвенника, истекало точно так же благовоние от тлевших на огне пряностей, что не было видимо народу, потому что сила его развивалась в непосредственной близости Иеговы. Все святилище, не дававшее ему никакого выхода, мало-помалу наполнялось им; скрывая все священные предметы и чрез щели и отверстия, кое-где образуемые завесой, курение проникало во Святое-святых, поднималось к престолу благодати и, делаясь все гуще и гуще, покрывало его непроницаемым облаком благоухания. Из этого облака говорил голос Божий с Моисеем, когда говорил с ним в благодати и милости, как бы говорил кто с другом своим. И когда, единственный раз в году, в великий день Очищения, первосвященник вступал во Святое-святых, он имел право явиться туда только с двумя предметами; один - только что пролитая кровь жертвы за грех, другой - золотая кадильница, полная горящих угольев и на них это курение, сжигавшееся здесь на огне; и в то время, когда облако покрывало престол благодати, покрывала его и кровь. Оба вещества применялись во Святом-святых к одному и тому же месту.
Так и со Христом, с Его кровию и со всеми Его совершенствами. Он умер здесь, на земле, так сказать во дворе, на глазах всех нас, и кровь Его очистила нас от всякого греха; но, затем, Он вошел за завесу, куда не проникают наши взоры; но, какое блаженство! мы тем не менее знаем, что Он предстал пред Господом с своей Собственной кровию и теперь там пребывает, чтобы в бесконечном благовонном курении открыть пред Богом Свои совершенства. В то время, как драгоценная кровь Его говорит за грешников лучше нежели кровь Авелева, все совершенства Его облекают освященных Им. Да будет Ему хвала! Он теперь наполняет присутствием Своим небеса небес. Эта земля была слишком тесна, чтобы принять Его, она не была местом, где могло вполне развиться благоухание Его; для этого потребовалось святилище и Святое-святых.
Теперь, возлюбленные, нам становится ясно, почему Отец говорит со Своего престола благодати, как бы говорил кто с другом своим: мы облечены облаком чудной жертвы курения и стоим так перед Ним. Дух Святой, да запечатлит это глубоко в сердце нашем, чтобы никогда не исчезло из нашего сознания то, что наше жительство на небесах, в славном святилище, где мы ходим не в наших добродетелях, но облеченные в совершенство Его; что нет более никаких затруднений на пути нашего свободного и радостного поклонения во Святом-святых, потому что там навеки предстоят Его совершенства, истинное, угодное Богу благоухание нашего курения. Итак, вопрос: "Как могу, как дерзну я предстать пред Ним"? разрешен теперь навеки.
Но прежде, чем кончить, мы хотели сделать еще несколько замечаний относительно порядка в приношении этой чудной жертвы. Это очень важно относительно драгоценного плана Божия о нашем спасении и относительно нашего пути, которым мы можем достигнуть Господа. Жертва благовонного курения была последняя в целом ряде различных жертв. Жертва за грех и жертва повинности, жертва всесожжения, жертва хлебного приношения и жертва мирная, так же, как и жертва посвящения - все должны были предшествовать ей; и только после них первосвященник и сыновья его могли принести Господу жертву курения. Сначала должна была пролиться кровь примирения и последовать смерть жертвы повинности, заместившей Израильтянина, за ней следовала отдача себя, со стороны последнего, на полное служение, затем шло торжественное посвящение себя Иегове, наконец только, после всего этого, последовал вход во святилище с жертвой курения.
Таков путь Божий и до сего дня. Как грустно поэтому, что многие, подобно Озии, царю Израильскому, начинают не с того конца, т.е. с жертвы курения, не будучи омыты и очищены; они вступают не призванные во святилище Божие и, подобно ему, гневаются при напоминании: "Не тебе кадить Господу; это дело священников, сынов Аароновых, посвященных для каждения; выйди из святилища, ибо ты поступил беззаконно" (2Пар. 26:18). О, пусть у этих бедных душ, которые никогда не были примирены и облагодатствованы в Возлюбленном, скоро выступит наружу их душевная проказа, как у того высокомерного царя, потому что только этим путем возможно помочь им.
Да, дорогие друзья, благоговейное поклонение никак не дело грешника. Грешник, конечно, может войти во двор и ждать, на основании жертвенного Агнца, примирения с Богом, но не может входить во святилище, как уже очищенный и освященный, желая принести благоговейные молитвы и поклонение Богу. Бог не может видеть его, потому что он приносит с собой то, что он имеет и есть в самом себе, и это - мерзость пред Богом. Грешник может стоять во дворе, ожидать благословений ради Христа и жертвы Его, но он не может воссылать Богу никаких благоуханий до тех пор, пока сам он не сокроется во Христе Иисусе.
Но ты, чадо Божие, ты, имеющий прощение грехов и мир, облагодатствованный Богом в Возлюбленном, смотри, чтобы тебе не оставаться во дворе и не удовольствоваться им: твоя обязанность входить во святилище, одетым в священническое убранство, и совершать дела и хождение твои пред лицом Божиим, чтобы "на всяком месте воздевать чистые руки без гнева и сомнения". Да горит курение Твое и да возносится оно непрестанно из сокровенного святилища твоего сердца во Святое-святых пред Господа, чтобы оттуда исшел, как ответ тебе, благословенный голос: "Ты возлюбленное чадо Мое, в котором Мое благоволение". Аминь.
Часть III
Священство
Глава 22
Первосвященник