Гниющие корни цветущего сада

Раненый зверь опасен, поскольку обезумел от боли и крушит все подряд. Однако еще хуже зверь встревоженный, в нем говорит не слепая ярость, а холодный расчет, вызванный страхом. Он хитрит, прячется, не вступает в открытый бой, а терпеливо выжидает того момента, когда сможет безнаказанно нанести удар в спину потерявшего бдительность охотника. Патриун был уже сам не рад, что несколько часов назад заявился к дому маркизы один и разворошил «альтрусский муравейник». Конечно, ему удалось скрыться, и эту операцию можно было расценивать как весьма успешную разведку, но вот только противник оказался не глуп и извлек правильный урок из своего просчета.

К трем часам пополудни улицы Марсолы совсем опустели: кто сбежал, уже штурмом брал корабли в Дерге, притом не важно, плыли ли они в Филанию или в любое иное, не союзное Геркании королевство; кто ушел воевать, сейчас находился на марше или ставил палатки военного лагеря. В опустевшей колониальной столице остались лишь маленький гарнизон, жители, понимавшие бесполезность бегства, часть заговорщиков да стрелки на крышах, выставленные по приказу решившей усилить оборону Онветты.

Вооруженные длинноствольными мушкетами наблюдатели просматривали пустынные улицы с мостовыми, заваленными потерянным в царившей недавно суматохе барахлом, и в случае возникновения опасности должны были выстрелами предупредить товарищей в особняке о приближающейся опасности. Ни один человек не мог проникнуть в «Цветущий сад» незамеченным, но ведь Патриун не был человеком и даже уже перестал притворяться им. Незаметно прокрасться через посты наблюдения дракону было просто, да вот только если бы маркиз с его людьми все же удостоили бы притихший квартал своим посещением, на что Патриун искренне надеялся, то они непременно попали бы в засаду. С одиночными стрелками на крышах они всяко справились бы, но вот штурм особняка был бы сильно осложнен. По этой причине, хоть Патриун терпеть не мог работать за других, он все же решил поступиться правилами и подготовить для возглавляемого морронами отряда свободный проход.

Быстро и бесшумно передвигаясь по скользким черепицам покатых крыш, дракон умертвил одного за другим уже четверых стрелков, хоть и бывших охотниками, но так и не заметивших подкравшегося к ним вплотную зверя в человечьем обличье. Каждый раз после того, как Патриун резким рывком сворачивал шею, он аккуратно усаживал трупы, чтобы часовые с соседних крыш не заметили отсутствия на постах товарищей. Операция по очистке крыш над улочкой, по которой, скорее всего, должен был пройти отряд, шла вроде бы неплохо и заняла в общей сложности каких-то полчаса, но вот только последний, пятый по счету, наблюдатель оказался куда умнее и опытнее остальных. Перед тем как заступить на дежурство, он не поленился натолочь стекло, которое теперь было рассыпано у него за спиной. Вреда от мелких осколков не было бы никакого, но они непременно б заскрипели и зашуршали, стоило лишь наступить на них ногой.

Патриун заметил ловушку, когда уже почти подобрался к цели. Ему не оставалось ничего иного, как отступить за печную трубу и постараться придумать способ, эффективно, то есть быстро и бесшумно, расправиться с мудрым охотником. К сожалению, летать он не мог, прыжок в шесть полноценных шагов длиной тоже вряд ли ему удался б… на земле — возможно, но не здесь, не на наклонной плоскости и к тому ж без разбега. Выстрел из пистолета свел бы всю работу на «нет», метко брошенный кинжал решил бы задачу, но неизвестно, куда полетело бы тело и не издал бы охотник напоследок предсмертный крик. Из всех возможных способов убийства к данному случаю подходило лишь одно средство, довольно сложно осуществимое, но зато не нарушающее гробовую тишину опустевшего квартала.

Дракон лет пятьсот не управлял стихиями, даже такими податливыми, как небольшие воздушные потоки, поэтому ему не сразу удалось поднять непродолжительный, но очень сильный ветер, со свистом обрушившийся на крышу, едва не сдувший с головы охотника меховую шапку и разметавший все стекло без остатка. Естественно, не заподозрившему неладное наблюдателю осталось лишь чертыхнуться и осыпать проклятиями ни в чем не повинную погоду. Впрочем, воздушным стихиям не было дела до ворчания жалкого человечка, чье сердце перестало биться уже в следующую минуту.

На этот раз дракон не стал усаживать обмякшее тело, а, накинув на плечи меховую куртку и нахлобучив на голову рысью шапку, сам уселся на его место, любуясь, почти умиляясь проделанной работой. Хоть на крышах, находившихся в поле зрения, еще оставалось несколько живых стрелков, но с их позиций нельзя было просмотреть улочку, по которой вот-вот должен был промаршировать отряд во главе с маркизом или, на худой конец, с невзлюбившим его по понятным причинам Аке. Однако это «вот-вот» затянулось уже на четверть часа, а узкая полоска пространства между домами так и осталась пустой. Через час неподвижного сидения на продуваемой всеми ветрами крыше дракон уже стал сомневаться, не допустил ли он ошибку в расчетах, ведь тот спектакль, который он устроил в кабинете вельможи, был рассчитан на логику и психику человека, а не морронов, у которых неизвестно какие бесята верховодят в голове. Как бы там ни было, а пребывать в неведении дракону оставалось недолго, с минуты на минуту должна была произойти смена постов, а значит, и весь труд диверсанта пошел бы насмарку. Дракон был опечален, как расстраивается только мастер пера и чернил, несколько часов подряд самозабвенно поработав на мусорную корзину.

Время шло, у скучавшего Патриуна в голове возникали все новые и новые ругательства в адрес несмышленого вельможи, которому все нужно было положить в рот, за него разжевать, а затем пинками побудить к действию. Дракон добросовестно выполнил два пункта из трех, а вот без ударов ногой под зад решил обойтись, поэтому сейчас и сидел на крыше, как нахохлившийся воробей, пожиная плоды своей непредусмотрительности.

Наконец-то вдали, в самом конце улочки появилась маленькая фигурка человека, за ней вторая, третья… Дракон напряг зрение. Это был маркиз Вуянэ, а за ним вместо вооруженного отряда из ста пятидесяти — двухсот воинов (именно столько охотников требовалось, по оценке дракона, чтобы быстро и с минимальными потерями личного состава взять штурмом превращенный в крепость особняк) следовали всего два человека. Жизнь не приучила маркиза Вуянэ не покидать охотничьего сбора без надлежащего его положению эскорта. Пара охотников, шедших в двух-трех шагах позади вельможи, хоть и были внушительными, широкоплечими ребятами, а кулак каждого достигал той же величины, что голова среднего человека, но все же это было несоизмеримо малое, смешное сопровождение для визита в «Цветущий сад».

Троица была лишь при мечах и кинжалах, ни у одного из них не было ни мушкета, ни пистолетов за поясом. Нарочито расстегнутые рубахи на волосатых телесах охранников демонстрировали, что гости совсем тронулись умом и даже не надели под низ кольчуги. Патриуну оставалось лишь надеяться, что вельможа умнее своих спутников по последней прогулке и доспехи под одежду все же надел. По крайней мере, ворот его строгого, немного полнящего платья был обнадеживающе застегнут под самое горло.

«Одно из двух, — подумал дракон, внимательно следя за тем, как трое смельчаков довольно быстрым, по-армейски четким шагом преодолевали последние пятьдесят метров до ворот особняка, — либо маркиз полный дурак, надеющийся решить вопрос миром, либо он самоубийца, уставший за долгие годы от однообразия бытия. В принципе, что одно, что другое… все едино! Даже как-то жаль, что попусту потратил время на это жабообразное ничтожество. Ну бывают же, бывают нормальные, здравомыслящие и не попадающие под женские чары морроны! Почему же мне не попался, к примеру, Мартин Гентар? Вот подсиропила судьбинушка, решила, зараза, повеселиться!»

Пребывавшие в саду охотники заметили приближение чужаков, когда троице оставалось пройти шагов двадцать до железной ограды. Альтруссцы не вскочили, не закричали, не начали хаотичную стрельбу, а, как и следовало ожидать, невозмутимо открыли перед маркизом и его охраной ворота, пустили не подозревающих подвоха гостей внутрь сада, а там и окружили, дружно взяв на прицел мушкетов.

«Не буду связываться, даже мараться противно, — решил расстроенный дракон, собираясь покинуть крышу, а вместе с ней и Марсолу. — Ну почему, почему я такой уперто жестокосердный, почему дураков терпеть не могу? Ведь говорят, без них было бы скучно…»

На самом деле маркиз Вуянэ был далеко не глуп, но тем не менее показал единственному зрителю на крыше отменное зрелище. Сначала он возмущался, размахивая руками, должно быть, приказывая охотникам опустить мушкеты. Ветер дул в противоположную сторону, и слов пламенной речи, к сожалению, не было слышно, но, видимо, вельможе удалось разозлить одного из мужиков, и тот выстрелил, выстрелил в грудь Вуянэ в упор, буквально откинув его на землю. Обычно после такого переломного пункта в трагедии, написанной в стиле «А ля предательство кругом!», события развиваются довольно просто. Звучат еще два выстрела, на землю падают еще два бездыханных тела, и главный герой в этой сцене, то есть тот самый, кто первым нажал на курок, как будто оправдываясь перед всевидящим оком небес, с неподдельной скорбью в дрожащем голосе выкрикивает: «Он сам напросился!»

Повидавший на своем веку не одну бездарную постановку подобного рода дракон протяжно зевнул и хотел удалиться. Он знал, что маркиз не умер, поскольку был морроном, и месяца через два-три беспамятства придет в себя, целенький и здоровенький, правда, немного рассерженный тем, что ему придется выбираться из ямы, в которую его закопают, или из болота, куда убийцы сбросят его не подающее признаков жизни тело. Однако, к великому удивлению засыпающего от скуки зрителя, постановщик жизненного трагифарса и одновременно исполнитель роли главной жертвы задумал совсем иной поворот сюжета.

Упавший на землю маркиз вдруг одним прыжком оказался вновь на ногах и, вырвав из рук обомлевшего убийцы мушкет, с силой ткнул ему прикладом в скулу. Патриуна больше всего восхитила символичность момента — дырка на простреленной груди маркиза еще дымилась. Чудесное, хотя и не неожиданное воскрешение командира послужило сигналом к действию для его слуг. Завязался бой, точнее, началась свалка, поскольку рослые охранники так и не достали мечи, а, в основном, пользовались кулаками и одноразовыми прикладами вырванных из рук врагов ружей; одноразовыми, потому что после первого же удара не предназначенные для рукопашного боя деревяшки с треском ломались.

«Рад признаться, что ошибался! Маркиз — что надо, вдоволь повеселил, хитрюга! — обрадовался дракон не только понявший, но и увидавший собственными глазами, чем отличается просто моррон от моррона, слышащего «зов» коллективного разума.

Хоть альтрусские охотники и были удивлены неожиданным поворотом событий, но нельзя сказать, что в их рядах воцарились хаос и паника. И сам Вуянэ, предпочитавший драться мечом и кулаком, и его рослые подручные, тоже явно морроны, за неполную минуту боя получили по нескольку колотых, рубленых, резаных и стреляных ран. Их одежды покрылись кровью. Бой шел полным ходом, на землю падали трупы, но враг так и не думал сдаваться, а очень организованно отступил внутрь дома.

Сначала Патриун подумал, что обескураженные альтруссцы допустили непростительную ошибку, ведь в узких коридорах, на крутых лестницах и в заставленных мебелью комнатах гораздо сложнее реализовать численное преимущество, единственное, что давало им шанс выжить. Но, слегка поразмыслив и учтя, что командовали охотниками симбиоты, наверняка прекрасно осведомленные обо всех плюсах и минусах морронов, дракон понял, в чем крылся подлый подвох. С виду обычный дом не знавшей стеснения в средствах особы был изнутри превращен в огромную западню со множеством секретов и ловушек. Победить врага можно разными способами: не обязательно убивать, можно и обездвижить, лишить возможности действовать на нужный для тебя срок.

Немного подумав, Патриун решил, что настала пора вмешаться. Во-первых, потому, что с крыши не было видно, как протекало сражение внутри дома, а во-вторых, он почему-то сомневался, что Вуянэ сможет добиться аудиенции у госпожи «полковника» без его личного и довольно активного участия. Жребий был брошен, скинув с плеч меховые одежды и взглянув в голубую высь небес, где не было даже облачка, дракон достал из ножен абордажную саблю и спрыгнул вниз, естественно, не разбившись, а мягко, совсем, как огромная кошка, приземлившись на слегка согнутые в коленях ноги.

* * *

Первая кровь обагрила абордажную саблю еще во дворе, правда, не лезвие, а эфес. Выбежавший из дома охотник торопился запереть ворота, и, как нетрудно догадаться, прямо перед носом у перешедшего на бег дракона. Расправившись с нерасторопным малым коротким тычковым ударом круглой гарды в лицо, Патриун прикрыл за собой ворота и, оглядевшись по сторонам, что при данных обстоятельствах было излишним, поспешил внутрь особняка, откуда доносились шум драки и ни на миг не прекращающиеся выстрелы.

Стоило лишь дракону открыть дверь, как на него тут же обрушились устремившиеся наружу клубы порохового дыма. В сплошной, щиплющей глаза и нос завесе не было видно ни зги. Привлекали взор лишь частые вспышки выстрелов да расплывчатые очертания тел и предметов, пробегающих или пролетающих рядом с ним на удалении чуть большем, чем расстояние вытянутой руки. Чтобы окончательно не потерять обоняние, Патриун притупил восприимчивость рецепторов носа и прищурил глаза, окрасив зрачки в темно-фиолетовый цвет. Дымовая завеса мгновенно исчезла перед взором. Жаль, что такой способностью не обладали морроны, попавшие из-за нулевой видимости в весьма незавидное положение.

Преследуя отступавших альтруссцев, трое морронов ворвались в дом, где их встретил шквальный огонь засевших возле лестницы на второй этаж двух десятков стрелков. Неизвестно, специально ли враг устроил эту ловушку или так вышло спонтанно, но Патриуну не хотелось сейчас оказаться на месте маркиза и его охранников, чью разлетающуюся на куски плоть терзал безжалостный свинец. Плохая видимость не давала возможности морронам сориентироваться и найти укрытие, к тому же удары врезавшихся в тела пуль отбрасывали несчастных назад и не позволяли им прийти в себя от острой боли, пронзающей насквозь жалами десятков свинцовых ос. Один из спутников маркиза вот-вот должен был потерять руку, мотавшуюся лишь на тонкой ниточке сухожилия; второй катался по полу, тщетно пытаясь подняться. Шквал свинца прижал самого маркиза к стене и дырявил его костюм, вырывая с каждым новым попаданием истошный крик из надрывающейся гортани.

К изначально устроившим потеху стрелкам возле лестницы присоединились и их отдышавшиеся после драки во дворе товарищи, что не только усилило плотность огня, но и заметно ускорило перезарядку мушкетов. Можно было только гадать, сколько могло продлиться это издевательство, имеющее, однако, весьма практический смысл. Морроны не умирали, но слабели, поскольку их тела не успевали залечивать раны, к тому же свинцовый дождь был явно не единственным средством борьбы с бессмертными противниками, имеющимся у сторонников «полковника» в ассортименте.

Не став выяснять, что же предпримут альтруссцы потом, когда у них закончится свинец и порох, бывший миссионер вспомнил старые добрые времена и пошел напролом, испытывая неповторимое наслаждение от того, что сами плохо видящие в дыму враги не смогли бы причинить ему вреда, даже если бы он был обычным человеком. Дракона несказанно радовали растерянные, напуганные физиономии охотников, когда они видели блеск абордажной сабли, внезапно вылетающей из порохового «тумана», или черную кожу перчатки, материализующуюся прямо перед их носом, естественно, вместе с разящим не хуже небесного грома кулаком.

Патриун уже прошел через холл, почти добрался до лестницы, оставляя за собой лишь бесчувственные тела, а иногда и трупы, как подлая интуиция подсказала охотникам, что в их ряды прокрался сильный противник и лучше всего отступить. Бросив на произвол судьбы товарищей, не успевших добраться до крепких дубовых дверей, альтруссцы заперлись на втором этаже, а также отрезали холл от коридора, ведущего к основным помещениям дома на первом.

Выкинув в окно не очень расторопных бедолаг, дракон не только удовлетворил свое давно дремавшее и поэтому теперь ненасытное желание разрушения, но и весьма поспособствовал проветриванию пропахшего кровью, потом и порохом помещения. Дым потянулся в окно. Наверное, снаружи это зрелище выглядело, как настоящий пожар, охвативший нижний этаж дома. Патриуну даже стало немного жалко, что на такую красоту некому полюбоваться.

Как только в холле не осталось ни одного целого стекла, дракон вернулся к обычному режиму зрения. Троица морронов хоть довольно быстро приходила в себя, но все еще представляла жалкое зрелище. Кость почти оторванной свинцом руки одного из охранников почему-то срослась неправильно, и теперь верзила походил на забавную корягу, чьи ущербные, кособокие корешки отдаленно напоминали конечности человека. Другой подручный маркиза делал уже пятую подряд попытку подняться на ноги, но ему постоянно что-то мешало: то ли вываливающиеся из разорванного живота внутренности, то ли не успевшая восстановиться коленная чашечка правой ноги. Только маркиз более-менее походил на обычного человека, правда, почему-то плотно прижавшего правую щеку к плечу и страдавшего от врожденного дефекта левой ступни, чья передняя часть при ходьбе не отрывалась от пола.

— А вы как здесь очутились, сударь? — произнес хромавший в сторону дракона уродец, очень похожий на маркиза Вуянэ.

— Не мог же я не посетить бал, на который сам же вас пригласил. Это было бы неучтиво, — рассмеялся довольный небольшой разминкой дракон. — К тому же почему, позвольте узнать, вы задаете такой пошлый вопрос? Неужто вы не рады меня видеть?

— Рады, рады, — прошамкало беззубым ртом странное создание, уже умудрившееся исправить походку и меньше кособочить шею. — Да, только кто ж вы?

— А вам никогда не приходило в голову, маркиз, что «полковник» опасался не столько старенького, слабенького священника Патриуна, сколько его молодой и полной сил родни? Ведь я тоже из его рода, и детство мое также прошло в Миерне, в славном городе, в окрестностях которого творятся поражающие воображение чудеса…

Дракон врал, врал нагло, сплетая тонкую нить интригующей истории на ходу. Говорить правду не было смысла по нескольким причинам. Во-первых, весьма сжатый, выхолощенный рассказ «о себе любимом» занял бы у дракона куда больше времени. Во-вторых, место для выяснения кто есть кто было выбрано чересчур неудачно. В-третьих, маркиз вряд ли поверил бы в правдивую историю его жизни, поскольку она очень напоминала неумелую, наспех придуманную ложь обслушавшегося в детстве сказок и гордо пронесшего свой инфантилизм до зрелых лет крестьянина. И, в-четвертых, самая главная причина с точки зрения пребывавшего в человеческом теле дракона: а кто такие эти букашки-морроны вообще, чтобы идти на поводу у их прихотей и что-либо рассказывать им о себе?

— Значит, ваши таинственные способности, заключающиеся, извините за прямоту, непонятно в чем, являются родовым наследием. Кто ж вы, если не секрет: вампир, оборотень, вукопырь? У кого, интересно, из людей с «особыми способностями» такая тяга к праведному образу жизни и к ношению сутаны индорианского священника?

— Главное не «кто?», а «за кого?». В данном случае за вас, маркиз, так что давайте обойдемся без лишних расспросов. Враг здесь, за дверьми, никуда не делся, поэтому повременим, милостивый государь, с препарированием старушки-правды!..

— Нет, поймите меня правильно, я весьма признателен и за ваше содействие в обличении злодеев, и за вашу помощь, но не могу же я идти в бой рядом неизвестно с кем…

Вуянэ умел быть настойчивым, хоть порою это было и не к месту. Двое полностью восстановившихся слуг теперь стояли за спиной у широко улыбавшегося вельможи и недвусмысленно держали ладони на рукоятях мечей. Если не подействуют уговоры, морроны не побрезговали бы силой принудить спасителя рассказать им правду.

— Не мудрствуй, Живчик, — произнес дракон с тяжким вздохом. — Удача зануд не любит, а от въедливых педантов вроде тебя у нее икота!

Судя по речи спасителя, он, как минимум, был лично знаком с ветреной госпожой, не зависящей ни от небес, ни от преисподней и играющей с судьбами людей и морронов так же легко, как любопытный ребенок отрывает крылышки да лапки беззащитным букашкам.

— Никто тебя не заставляет полагаться на меня в бою. Смотри, сам не оплошай! — Заметив раздумье и нерешительность на челе собеседника, Патриун продолжал настаивать на своем: — Я второй этаж на себя возьму, а ты с подручными первый проверь! Не кажется мне, чтобы маркиза из дома сбежала, здесь у нее лежбище, а может, и что-то еще… — не стал вдаваться в подробности дракон.

— Может, Жакор с тобой пойдет? — маркиз кивнул головой в сторону охранника, которому все-таки удалось запихнуть обратно в брюхо внутренности и «починить» коленную чашечку. — Как-то неудобно иначе получается: врагов и там, и там почти одинаково нас трое, а ты один…

— Не боись, вам куда сложнее будет, — усмехнулся дракон, поднимаясь по лестнице к двери.

— А это еще почему? — искренне удивился старший моррон.

— Потолочные перекрытия этого дома хоть и не плохи, но вряд ли выдержат вес орудий, а я собственными глазами видел, как альтруссцы закатывали в дом несколько двадцатичетырехдюймовых малышек, — пояснил дракон, не обернувшись и даже не замедлив шага. — Не получилось прикончить вас из мушкетов, лиходеи увеличат калибр… не сомневайся!

* * *

У дракона было довольно неоднозначное отношение к Удаче, а ее уродливую и еще более капризную подружку Иронию он открыто ненавидел. Второй этаж оказался совершенно пуст, в то время как с первого доносился грохот, весьма напоминавший орудийную канонаду. Альтруссцам удалось разделить силы нападавших, завершив отступной маневр эффектным спуском по веревочным лестницам. Конечно, вполне вероятно, что запертые наверху охотники просто испугались и сбежали, но Патриун точно знал: их хозяева — симбиоты — не покидали дом. Дракон чувствовал близость позабывших о своем истинном назначении детищ, не ставших от этого менее умными и менее изобретательными на всякие пакости. Присутствие поблизости членов братства Лотара все еще витало в воздухе среди покинутых стен. Каждая несущественная деталь, каждая мелочь богатого интерьера напоминала дракону о былых днях, о посещении неприступного для нежити замка и о падении, не без его помощи, былого величия, окрашенного в черный и зеленый цвета.

Очередной залп орудий, настолько мощный, что чуть не разрушил стены дома и перебил всю посуду в комнате, где находился Патриун, прервал хоть и приятные, но крайне несвоевременные воспоминания. Дракон отложил ностальгическую тягомотину по прекрасным былым дням на «потом» и принялся действовать.

Как оказалось, не весь дом, а только первый этаж был превращен симбиотами в изысканную западню, устроенную, как показалось дракону, специально на морронов. Патриун даже испытал нечто, отдаленно напоминавшее угрызения совести, поскольку именно он настойчиво рекомендовал Вуянэ посетить особняк в «Цветущем саду», хотя, с другой стороны, визит вельможи так или иначе был неизбежен. Пребывание в опустевшей столице довольно крупного отряда не могло остаться незамеченным, рано или поздно маркиз нанес бы визит Онветте, чтобы выяснить, с какой стати ее люди отсиживаются в тылу, а не жертвуют жизнями на передовой.

Альтрусские охотники знали свое дело и умели обездвиживать добычу, которую не хотели умерщ-влять или, как в случае с троицей посетителей, не могли. В полу коридора, буквально в пяти шагах от подпертой бревном дубовой двери, виднелась огромная яма. Прислушавшись к шуму боя, который шел теперь довольно далеко, в царстве половников и кастрюль, то есть в находившейся в другом крыле здания кухне, дракон осторожно подошел к краю и заглянул внутрь зиявшего отверстия.

Стоило лишь одному из морронов ступить на подпиленную половицу, как пол провалился, а несчастный полетел в узкий каменный мешок примерно пяти-шестиметровой глубины. Сверху, над головой жертвы, закрылась решетка, а какой-то сложный механизм, наверняка реагирующий на изменение веса или сильный толчок, зажег огниво, воспламенившее запал. Небольшая бочка с порохом, помещенная там же, на дне ловушки, разорвала жертву на множество мелких частей. Судя по тому, как медленно шел процесс воскрешения, на помощь этого моррона до конца уже затихавшего боя можно было не рассчитывать.

Дальше ничего интересного: выбитые двери, перевернутая мебель, разнообразная домашняя утварь и трупы на полу, навеки замершие в неестественных позах. Правда, несколько раз навстречу дракону попадались и живые охотники, но с ними не пришлось долго возиться — слишком слабый противник, чтобы задержать продвижение красавца-мужчины, в руках у которого внушавшая уважение абордажная сабля. Двое альтруссцев сбежали, только завидев блеск ее лезвия, еще трое вступили в бой, но сразу погибли, даже не нанеся ни единого удара.

Но вот настал тот миг, когда дракон почуял беду, замер на месте и внимательно осмотрелся по сторонам. Дверь кухни, где уже стихли шумы, виднелась в конце коридора, но Патриун не спешил сделать следующий шаг, поскольку сквозь приоткрытую дверь прямо ему в лицо смотрела пустота жерла орудия. Дракон не знал, было ли внутри ствола ядро, и не видел, держал ли кто-то возле запальника горящий фитиль, однако решил рискнуть и сделал шаг вперед.

В уши мгновенно ворвался грохот, глаза ослепила яркая вспышка, а в ноздрях опять появился неприятный запах пороха. К счастью, реакция у дракона была отменной, и он успел присесть всего за миг перед тем, как, снеся часть незапертой двери, у него над головой пронеслось ядро. Нацеленный на уровень груди взрослого и довольно рослого человека снаряд с треском пробил стену, оказавшуюся всего лишь картонной бутафорией, пролетел шага на два дальше и врезался в настоящую стену, каменную. Дракон не успел заглянуть и посмотреть, что же было внутри ловушки, поскольку с потолка почти в то же мгновение упал тяжелый монолит толстого стального листа. Ловушка, которой удалось избежать морронам, захлопнулась. Патриун облегченно вздохнул — смех смехом, но окажись он в западне, то был бы беспомощен, как ребенок. А изобретательные симбиоты всяко нашли бы способ удержать в ней как можно дольше опасного для них врага.

На этом чудеса не закончились, а, наоборот, только начинались. На перевернутой вверх дном кухне не было ни души, если не принимать в расчет несколько лежащих на полу трупов и маркиза Вуянэ, развалившегося прямо на разделочном столе посреди потрохов, костей и прочих малопригодных в пищу частей аппетитно булькавшего в котле над очагом барашка. Вельможа в окровавленной куртке не был ранен, а если в его теле и имелась пара несовместимых с жизнью дырок, то они уже давно благополучно затянулись. Однако по осунувшемуся лицу и заметно учащенному дыханию только бы полный дурак не понял, что дворянин смертельно устал и отдал бы многое, чтобы часок-другой спокойно вздремнуть.

— Подъем! — выкрикнул нараспев жестокосердный Патриун и прошелся кончиком абордажной сабли по висевшим на стене половникам и сковородкам.

— Да чтоб тя перетряхнуло и выпотрошило! — проворчал вельможа, нехотя принимая вертикальное положение и потирая глаза. — Устал я! Думаешь, легко быть…

— … бессмертным морроном, — продолжил за осекшегося маркиза дракон, а затем заявил назидательно: — Знаю, трудно! Каждый вас, бедолаг, обидеть норовит: кто ножичком в животик тычет, чтоб поглазеть, как ранка сама по себе срастается, а кто поизобретательней, так тот иные, поизощренней фокусы выдумывает. Не любят вас люди, ох не любят!..

Эффект мгновенного пробуждения был достигнут. Маркиз Вуянэ больше не был сонным и вялым, в его глазах царствовал холод, а побледневшее лицо из просто некрасивого превратилось в страшное.

— Откуда про морронов знаешь? — задал вопрос вельможа, хоть по-прежнему сидевший на столе, но уже готовый в любой миг вскочить и напасть на проговорившегося Патриуна.

— Я много чего знаю и гораздо больше в жизни видел, чем ты представить можешь. Я уже сталкивался с твоими собратьями и бился с ними плечом к плечу. Не веришь, спроси у Мартина Гентара! Спроси, что значит для козлобородого ворчуна имя «Мортас».

— Мортас, Мортас… Кажется, что-то знакомое, — напрягший извилины маркиз заворошил жиденькие волосенки. — Так когда ты, говоришь, встречался с Гентаром и где?

— В Альмире лет сто назад, точной даты не помню, извини…

Патриун думал, что это признание вызовет у Вуянэ недоверие, удивление, наконец, откровенный смех, но не предполагал, что маркиз вздохнет с облегчением и рассмеется.

— Ну коли так, то слава Небесам — мне не придется тебя прирезать! — довольно самоуверенно заявил вельможа, который, видимо, подзабыл, как и при каких обстоятельствах добровольный помощник спас ему жизнь.

— Почему? — удивленно вскинул брови дракон, не увидевший логики в сказанном.

— Видишь ли, я ко всем отношусь не так, как того требует происхождение или ситуация, а по делам, по реальным поступкам, — начал объяснять издалека Вуянэ. — В действительности мне плевать, что ты за тварь! Плохого ничего не делал, только помогал, за что, кстати, мое искреннее и глубокое спасибо. Однако если бы ты был врагом, то наверняка знал бы, что Мартин Гентар для меня вот уже лет десять, как не самый лучший рекомендатель. Убежден, что «полковник», то есть, как ты оказался совершенно прав, маркиза Онветта — его человек и выполняет указания решившего вставить мне палки в колеса мага.

«Интересное предположение», — подивился про себя Патриун, прекрасно понимая его абсурдность, но, решив не перечить пребывавшему в заблуждении Вуянэ.

— И что за мышь, если не секрет, между вами пробежала?

— Да так, пустяк, — отмахнулся маркиз, не желающий более распространяться на эту тему, — тебе все равно не понять, это внутренние дела «Легиона».

«Похоже, не врет! Не из-за бабы ссора была и не из-за власти! Тут дела посерьезней… Возможно, бывшие друзья, а нынешние соперники по-разному истолковали «зов» коллективного разума или что-нибудь еще, хотя вряд ли для них может быть что-то существенней, в этом состоит смысл их жизни».

— Пустяк, так пустяк, — не стал возражать дракон. — Лучше скажи, товарищи-то где твои?

— А я почем знаю? До кухни вместе пробивались, но ты представляешь, что здесь творилось! Раз нет их, значит, по ловушкам застряли… — довольно спокойно заявил маркиз, что, надо сказать, искренне удивило Патриуна.

— Выручать их не собираешься?

— А зачем? — ответил вопросом на вопрос моррон. — Мы же не люди. Если сами не выбрались, значит, не в том состоянии, чтоб на что-то сгодиться. Пускай там пока полежат, отдохнут!

Странный подход, странное заявление, но в нем, однако, присутствовала логика. На любой войне раненые становятся или обузой, тормозящей передвижение, или уязвимым местом, в которое не знающий чести неприятель всегда стремится ударить. По крайней мере, если уж сам бывший за старшего моррон не захотел выручать товарищей, то с какой стати было беспокоиться об их благополучии ему, стороне, хоть и дружественной, но все же довольно нейтральной ко всему, что относилось к «внутренним делам пресловутого Одиннадцатого Легиона».

— Наверху маркизы нет, если и ты ее не настиг, стало быть, мерзавка сбежала, — Патриун повел разговор о другом, более важном, по его мнению.

— Нет, она точно здесь, — замотал головой Вуянэ. — Собственными глазами видел, что она в кухню вбежала, а как ворвался сюда, ее уже и нет… Окно высоко да слишком уж узко даже для такого утонченного создания, а другого выхода ведь нет… Наверное, колдовство!

— Глупость, обычная глупость, — усмехнулся дракон, подходя к подсобному столу, заставленному огромным количеством кастрюль, и одним движением руки смахнув их на пол.

Стол был обычным столом, вот только на месте крышки виднелся двустворчатый люк, ведущий, скорее всего, в подземелье.

— Поскольку морроны совсем не видят во тьме, а вряд ли госпожа Онветта оставила зажженными факелы, держись-ка, дружище, за мной и за меня, — произнес дракон, протягивая Вуянэ руку в черной кожаной перчатке.

* * *

Ошибаться в мелочах гораздо обидней, чем допускать промашки при решении сложных задач; масштаб игры, в которой сделан неверный ход, в корне изменяет твою самооценку. Одно дело проиграть войну, поскольку не смог правильно просчитать действия противника (к тому же всегда можно свалить вину на объективные обстоятельства, сложившиеся против тебя, и человеческий фактор, то есть предательство, от которого, как известно, никто не застрахован), и совершенно иное — стать жертвой крохобора-торговца, привыкшего обсчитывать покупателей. В первом случае чувствуешь себя великой личностью, которая, к сожалению, совершила ошибку, а во втором — обычным дураком, ни на что не пригодным в жизни. Отсюда напрашивается весьма простой вывод, как следует себя вести в человеческом социуме, чтобы тебя уважали. Главное — не принимать правильные решения, главное — не «не ошибаться», а убедить людей, что ты достоин задач большого масштаба. В этом и только в этом кроется секрет успеха. Гордо выпирающему грудь и нахально лезущему напролом дураку люди простят все, списав заведомо неверно принятое решение на обычное невезение.

Патриун не был человеком, ему было безразлично мнение других, и он сам был себе судьей, притом куда более беспристрастным, чем все вершители закона и надзиратели за порядком вместе взятые. В тот день дракону с прискорбием пришлось констатировать, что в его голове что-то нарушилось, он перестал адекватно воспринимать окружающий его мир и зачастую выстраивал ущербные цепочки логических взаимосвязей. Нет, что касалось решения сложных задач, с этим как раз все было в полном порядке, но зато он один за другим допускал просчеты в ничтожных мелочах, и подобный нонсенс его просто бесил.

Казалось бы, когда спасаешься в подземелье от идущего по пятам врага, вполне разумно гасить за собой факелы и замедлять противнику продвижение. Однако убегавшая от них Онветта, видимо, придерживалась иного мнения, чем заметно снизила Патриуну и без того расшатавшуюся за последние дни самооценку.

Довольно удобная и совершенно не опасная лестница с перилами привела парочку преследователей заигравшейся в политику девицы не в обычный подземный лаз, наспех вырытый и не укрепленный даже прогнившими бревнами, где вода капает с потолка и сочится из стен, а под ногами ползают всякого рода отвратные букашки, а в широкий туннель, столь же комфортабельный, как подземелье королевского замка.

Хорошо освещенный факелами проход вел куда-то в глубь земных недр. Стены, потолок и пол туннеля были выложены камнем, а швы кладки промазаны каким-то особым раствором, не пропускавшим внутрь ни сырость, ни мелких обитателей земной тверди. Это было очень странно, и дракон заподозрил неладное. В новых землях камень являлся далеко не основным строительным материалом, поэтому такое обустройство тайного хода для экстренного случая, а проще говоря, обычного побега, было не только весьма трудоемким занятием, но и откровенным расточительством.

— У тебя есть предположение, куда может вести ход? — спросил Вуянэ, отпуская руку спутника, за которую до этого момента послушно держался.

— В нашу могилу, — проворчал мрачный, как грозовая туча, дракон, судорожно пытавшийся найти логическое объяснение увиденному и отвергавший одно за другим все возникающие в голове предположения.

— А что? Очень даже похоже, — кивнул Вуянэ, у которого с костлявой старушкой с косой были свои, особые отношения. — Чисто, культурненько да и светло, как днем. Надо б по возвращении завещаньице чиркнут<