Часть пятдесят четвёртая (Хануман сжигает Ланку)

Как быть? Упоенный удачей вожак обезьяний

Обдумывал суть и порядок дальнейших деяний:

«Я ракшасов тьму истребил, я оставил корчевья

От рощи священной, где храм окружали деревья.

Злодеи своих удальцов убирают останки.

Отныне займусь неприступной твердынею Ланки!

Мне демоны хвост подожгли! Я теперь сопричастен

Огню, что богам доставлять приношения властен.

Я дам ему пищи!» По крышам запрыгал Могучий

С хвостом пламеносным, как облако с молнией жгучей.

Па кровлю дворца, что построил Прахаста Рукастый,

Вскочил — и огнем охватило палаты Прахасты.

Дворец Махапаршвы Бокастого вспыхнул чуть позже,

Дворец Ваджрадамштры Алмазноклыкастого — тоже.

Жилище Увитого Дивной Гирляндой, Сумали,

И, Яблони Цветом Увенчанного, Джамбумали

Горящим хвостом запалил Хануман и владельцев

Роскошных палат без труда превратил в погорельцу.

У Сараны — Водной Струи, у Блестящего — Шуки

Хвостом огненосным хоромы зажег Силнорукий.

В роскошном дворце благоденствовал Индры Боритель.

Вожак обезьяний спалил Индраджита обитель.

Пожару обрек Светозарного дом, Рашмикету,

И Сурьяшатру не забыл он, Враждебного Свету.

Вовсю полыхали хоромы, где жил Светозарный,

Когда Корноухого вспыхнул дворец, Храсвакарны.

С палатами, где Ромаши обретался, Косматый,

Сгорел Опьяненного Битвой дворец, Йудхонматты,

И дом Видьюджихвы, как молния, быстрого в слове,

И дом Хастимукхи, имевшего облик слоновий.

Нарантаки дом занялся, Душегуба, злодея.

Горело жилье Дхваджагривы — Предолгая Шея.

Жилища Каралы, Вишалы, дворец Кумбхакарны,

Чьи уши с кувшин, охватил этот пламень коварный.

Огонь сокрушил Красноглазого дом, Шонитакши,

Как чудо глубин, Пучеглазого дом, Макаракши,

Вибхишаны — Грозного кров обратил в пепелище

И Брахмашатру, ненавистника Брахмы, жилище.

Дома и дворцы, где хранились бесценные клады,

Великоблестящий огню предавал без пощады.

Удачлив и грозен, как тигр, обезьян предводитель

Туда устремился, где ракшасов жил повелитель.

И вспыхнул чертог властелина сокровищ несметных,

Прекрасный, как Меру, в сиянье камней самоцветных.

Как в день преставления света, зловещею тучей

Глядел Хануман и разбрызгивал пламень летучий.

Росла исполинского пламени скорость и сила.

Порывистым ветром свирепый огонь разносило.

Дома, осиянные блеском златым и кристальным,

Пожар охватил, полыхая костром погребальным.

Сверкали обильем камней драгоценных чертоги,

Подобно небесным дворцам, где живут полубоги,

И рушились наземь, как падает с неба обитель,

Коль скоро заслугу свою исчерпал небожитель.

С неистовым топотом демоны все, без различья,

Метались, утратив богатство и духа величье,

Крича: «Это Агни пришел в обезьяньем обличье!»

И женщин бездетных, и грудью младенцев кормящих

Ужасная сила гнала из покоев горящих.

И простоволосые девы, сверкая телами,

Бросались в проемы, как молний мгновенное пламя.

Расплавленное серебро и другие металлы

Текли, унося жемчуга, изумруды, кораллы.

Соломой и деревом разве насытится пламя?

Не сыт был храбрец Хануман боевыми делами,

И землю насытить не мог он убитых телами.

Был Равапы город сожжен обезьяной премудрой,

Как три укрепленья Трипуры — карающим Рудрой.

И достигал небес огонь пожарный.

И демонов телами, светозарный,

Питался этот пламень безугарный,

Как маслом жертвенным — огонь алтарный.

Как сотни солнц, пылавший град столичный

Услышал гром и грохот необычный,

Как будто Брахма создал мир двоичный

Из скорлупы расколотой яичной.

Багряными вихрами пламень властный

Напоминал цветы киншуки красной.

Как лотосы голубизны атласной,

Клубами плавал в небе дым ужасный.

«Под видом обезьяны злоприродной

Кто к нам сошел — Анила благородный,

Варуна — божество стихии водной,

Бог смерти — Яма, Арка светородный?

Великий Индра. грома повелитель,

Четвероликий Брахма, прародитель,

Иль Агни — наш свирепый погубитель,

Семиязыкий пламени властитель?»

«То — Вишну, с беспредельностью слиянный,

Немыслимым величьем осиянный,

Прикрывшийся обличьем обезьяны,

Чтоб уничтожить род наш окаянный!»

На гребне кровли, меж горящих башен,

Уселся Хануман, как лев, бесстрашен.

Его пылавший хвост был не погашен—

И словно огненным венком украшен.

Столица сгорела дотла, и вожак обезьяний

Охваченный пламенем хвост погасил в океане.

Стремясь поскорее увидеть Раму, Хануман взошел на восхитительную гору Ариштха, над которой проплывали озаренные солнцем облака. Испустив устрашающий рев, он оттолкнулся о г поросшей лесами громады, чьи теснины и ущелья были размыты руслами бурных рек. Эхо разнеслось по округе, когда исполинская гора с лесными чащами и водопадами, не выдержав толчка, провалилась в глубь земли.

Могучий отпрыск Ветра пересек воздушный океан и опустился на вершину горы Махендры, где дожидалось его возвращения обезьянье и медвежье войско.

Хитроумный Хануман не стал медлить. Отправившись в Кишкиндху, поведал он сыну Дашаратхи о том, как разыскал Ситу в ашоковой роще, как беседовал с ней и получил от царевны Митхилы бесценную жемчужину, чтобы вручить ее Раме. У потомка Икшваку глаза наполнились слезами, когда прикоснулся он к этому украшению, еще недавно блиставшему в кудрях его прекрасной супруги. «О Хануман! — воскликнул он.— Эта жемчужина — свадебный подарок Сите от государя Видехи. Весть о ней для меня — как для больного лекарство! Я не могу мешкать ни минуты, зная, где находится моя любимая».

Книга шестая. Битва

Раване и его приспешникам стало известно о наступлении Рамы на Ланку. Младший брат властителя ракшасов, разумный Вибхишапа, пытался склонить Равану к примирению. Он советовал Десятиглавому возвратить Ситу ее законному супругу. 0 государь,— говорил Вибхишана, стожив ладони. — Война — последнее средство выполнить свое намерение, если этого нельзя достигнуть путем согласия и великодушия двух правителей. Что худого сделал тебе мудрый, благородный и доблестный Рама? Возврати ему Ситу, брат мой, пока не поздно! Он двинулся на нас с неисчислимой обезьяньей ратью. Побороть сына Дашаратхи не дано никому в трех мирах. Верни ему супругу, иначе от прекрасной Ланки не останется камня на камне!»

Равана, однако, презрел мудрый совет меньшего брата, говоря: «Общеизвестно, что из всех неприятностей наихудшие доставляет нам родня! Кто не знает, что от коров — молоко, от женщин — прихоти, а от родни - козни?»

Оскорбленный Вибхишана, в сопровождении четырех ракшасов, покинул Лапку. Они перелетели океан и явились к Раме. После недолгой беседы сын Дашаратхи принял их под свое покровительство.

Для того чтобы два великих войска приблизились к неприступной твердыне Раваны, им необходимо было переправиться через океанские воды.

Прошли три ночи. Доблестный сын Дашаратхи тщетно взывал к богу океана, однако надменный Сагара не показывался из своей изумрудной обители. Тогда Рама обратился к нему, говоря: «О Сагара! Если столь велика твоя гордыня, я осушу океан и превращу его в твердь! Пыль будет клубиться там, где бушевали воды. Мои обезьяны посуху пересекут царство Сахары!»