Жизнь, основанная на потреблении.

«Помню, в годы тотального искоренения религии при Хрущеве, нас собрали на «промывку мозгов» райисполком. Состав «приглашенных» был весьма показателен - духовенство, причем, в основном сельское. Вероятно, по мысли организаторов, оно больше всего нуждалось в подобном просвещении.

Были также районные лекторы по атеизму и, естественно, парторги разных организаций. Лектор с весьма серьезным набором званий, при регалиях, из Москвы, читал лекцию на своеобразную тему. Названия не помню, но суть такая: все стоны попов на опасность духовного разложения молодежи - ерунда, это лишь способ одурманить народные массы и использовать их в своекорыстных интересах. Но поразительна была даже не столько тема этой лекции, сколько удивляли доказательства, приводимые присяжным столичным болтуном. Они сводились к цитатам из письменных источников древних цивилизаций - и вавилонских, египетских и пр. пр. Подлинность цитируемых свидетельств сомнений не вызывала, и положение автора, и качество материалов, ссылки на солидных исследователей древностей... Суть всего сказанного сводилась к одному ‑ все древние авторы сетовали на развращение молодежи. А вот вывод московского гостя от приводимого был неожиданен, - если всегда все сетовали на развращенность нравов, а мы, люди, живем, значит, и нравственные законы являются выдумкой. Всегда было плохое, но оно не может довлеть над жизнью.

Мне бы сидеть и молиться, а я, грешный, не выдержал, поднял руку для вопроса. Говорю: «Так речь-то идет о народах вымерших, после них и земли не осталось, только одна пустыня! Вот вам и результат разложения». Что тут поднялось! Уж не рад был и сказанному, чуть под белы руки не вывели».

Отец Антоний улыбался, погрузившись в старые воспоминания. А я смотрел на умиротворенное лицо столетнего старца и не мог представить его на том заседании парт- рай- и прочих истов. Да еще устроившим такой скандал на лекции подобного «высокого» уровня. Человек, не знакомый с условиями существования Церкви, духовенства в тот период, не сможет и пред­ставить себе все мужество бывшего лагерника, пусть и со снятой судимостью, осмелившегося на подобную реплику! Ведь это было время тотальных подписок на «лояль­ность» властям, проповеди заранее священниками подавались в письменном виде благочинным и контролировались уполномоченными. Ну и батюшка!

«А ты не удивляйся, отче, - поняв мою мысль, продолжал старец, - нельзя было молчать. Тогда уже пошло это движение покорности властям во всем - и в духовном, и в светском. Слова Спасителя: «Кесарево кесарю, а Богу Божье» извратили полностью, сотворив «Кесарю все». Лишь бы только не трогали, да приходом городским благословили. С бывших польских, ныне советских, окатоличенных земель вереницей потянулись соискатели сана священника. Тлетворное воздействие католического духа обрядности, иезуитской хитрости, лжи уже начало разлагать Церковь, которая только только вышла из периода прямого мученичества и исповедничества.

И нужно было поддержать верных, дать им точку опоры. Пусть утвердятся один, два - но православных не тронутых духом тления, и это счастье, и это возможность вывести на путь спасения кого-то из мирян».

Отец Антоний замолчал. Я внимал его молчанию. Хотелось слушать и слышать слова старца, понять его мысли, понять все так, как он понимал. Конечно, это было желание неисполнимое, но, даже осознавая это, не пропадало желание напитаться плодами духовных трудов его.

Когда он молчал, у меня было ощущение сродни ощущению человека, мучимого жаждой, сидящего возле источника чистой воды и не имеющего возможность удовлетворить свою жажду. До сих пор не могу отделаться от угрызений совести: мог спросить, мог узнать больше, но не сделал этого. Человеку, вероятно, свойственно это ощущение призрачной вечности, неизменности. Оставляя «на потом» дело спасения, мы оставляем «на завтра» и возможность общения с людьми, не задумываясь о временности земного бытия.

И тогда, находясь возле старца, не приходила даже на ум возможность потери этого источника живой воды Так, вероятно, думал и Адам в раю. Потерю можно ощутить только после свершившегося факта. Какой ребенок может понять потерю родителя?! Это невозможно, это выше сил человеческих. Жаль, чтобы не сказать печаль. Печаль от нашего нежелания вос­принимать Божественное, находящееся вне зоны чело­веческого разума.

О прошлом и будущем.

Отец Антоний открыл глаза: «Весь ужас, отче святый, будет в том, что каждый поймет безвозвратность ушедших времен спокойствия. Невозможность воз­вращения к дням стяжания благодати, укрепления дарами Божественной длани. Как Христос ответил на испуг учеников о невозможности для человеков спастись? Что человеку невозможно, то возможно Богу. Только укрепляющей благодатью Его осуществимо для нас пересечение ужасающей пропасти, ведущей во ад. Пропасти между адом и раем. И поверь, пропасть эта далеко не какое-то человеческое суемудрие, не какая-то языческая аллегория, как в мифах, нет. Существует она, эта пропасть.

Помнишь старую байку, как вернувшийся на каникулы домой сын-бурсак стал доказывать родителям, что в печи жарится не две курицы, как было на самом деле, а три? Отец в этом рассказе поступил так умно: предложил мудрствующему сыну съесть третью, а себе с матерью оставил настоящих кур. Вот так и люди, отвергшись Творца, в полном уповании на свой испол­ненный гордыней разум получат третью курицу.

Апостол учил: «Имея пропитание и одежду, будем довольны тем» (1Тим. 6; 8.). Так и было, пока в безумном уповании на свой ум люди забыли, что и его-то получили от Бога, только отравлен он ныне противлением Творцу. Дальше - больше, греховодничеством отвергается Всемогущество Бога, а там - и само Его существование. И пошел к небу не фимиам молитвы и добрых дел, но страшный дым плодов рук человеческих. И все мало, мало... Что там одежда и еда - дворцы, машины, самолеты подавай! Да и одежда с едой совсем не те, о которых говорил Апостол.

Даже за один грех получив проклятие, земля не сможет уже держать человечество, увязшее в страшных тенетах греха. Страшных, омерзительных, липких и невероятно крепких сетях. Отравленная и изнеможденная, не сможет она поддерживать жизнь всего живого, что кормится от плодов ее. Семь с половиной тысяч лет она кормила и питала каждую тварь. Сейчас голод, прежде всего, голод будет жать плоды этого всеобщего безумия грехопадения.

Неумеренность в желаниях, потреблении уже поставлена во главу угла этого сумасшествия. Чем хуже, тем лучше. Земля же будет стонать, увы, стенания эти останутся не услышанными. Каждый крупный город - надругательство над природой, и он станет источником бедствий для людей. Вначале источником несчастий, а потом общим гробом для живших в нем. Как бы не исследовали ученые почвы, какие бы не делали заклю­чения, какие бы не придумывали дома - а города будут проваливаться в преисподнюю, увлекая с собой сотни и тысячи душ без покаяния, без раскаяния... Это будет невыразимо ужасно!

Василий Великий славил Бога за то, что не доживет до этих дней. Великий во святых отцах Василий! И будут люди слушать, да не услышат, не захотят ответить на призыв Творца ко спасению. Франция, эта колыбель распутства и блуда, богопротивления, испытает на себе все ужасы отторжения от Бога. Морские бури и землетря­сения, кораблекрушения, которые будут нести смерть всему живому и на побережье, и на суше, вот что ждет родину революций.

Тот, кто надеялся в спокойном, сытом и преу­спевающем сейчас государстве найти отдохновение от жизни в своей державе, терзаемой всеми силами зла, глубоко ошибется. Переезд на все эти пажити тор­жествующего сатанизма суть добровольная посадка в поезд обратного направления. И вагоны этого поезда, такие красивые и заманчивые на первый взгляд, даже не тюрьма. Тюрьма и лагерь - насилие над человеком. Поезд современной «цивилизации» - это добровольное предание себя диаволу. Он ведь мечтает о добровольности следования его призывам, пусть даже мнимой. Передача своей души на вечное мучение, добровольное отречение от желания Богоуподобления, Богообщения, это даже не ужасно - хуже.

Возьми Адама, первым согрешив, первым же и получил совсем не то, на что рассчитывал: искал в свершении греха совершенства, а нашел смерть. Праотцы лишились не только райского Богообщения, но и землю получили уже далеко не ту, какую они знали до этого. Она была теперь под влиянием духов злобы, а люди приняли на себя страшное ярмо рабства греху.

Так и теперь, ища запретный плод на древах государств, исповедующих гордыню и поклонение мамоне, созидающих идолов «свободы», которые несут полную неумеренность в жизни плотской и равнодушие к духовной, люди найдут себе властителей-бесов, каждый в соответствии со своей похотью. Оттуда придут культы прямого поклонения сатане. Тысячи людей назовут Вельзевула богом, станут возносить ему похвалы и приносить кровавые человеческие жертвы. Более всего эта эпидемия сумасшествия поразит изнеженную, не знающую физического труда молодежь. Уже растленная, забывшая прежнее славянское целомудрие, она воспитана на культе поклонения идолу силы. Поэтому паче меры подготовлена проглотить адскую фальшивку о том, что Православие это вера слабых, а сатанизм - сильных. И поверят.

Борьба со всем этим нравственным мусором, собранным дьяволом от времени своего отпадения, к сожалению уже не может принести видимой пользы человеку в мире, принявшем на рамена свои вместо Креста Христова ярмо сатаны. Поэтому власть предержащие и в странах кажущегося христианства будут прекращать даже слабые попытки противления беснованию Америки. Станет бесноваться она, влекомая избранным идолом - «свободой», весь мир вовлекая в этот водоворот смерти, погибели духовной и телесной.

Хотя интерес к Америке у слуг тьмы будет уменьшаться с каждым новым покоренным народом. Даже сейчас это уже только дубина стоеросая в кулаке Израиля и кошелек для мирового сионизма. Свою роль привлечения всех стран и народов на дьявольский путь греховного шествования во ад она исполнила. Того, кто до сих пор не попался на приманку американской демократии «с человеческим лицом» и не принял культа "свободы", ждет гибель физическая под ударами этой украшенной звездами дубины.

Даже теперь уже едва ли не весь мир представляет собой Новый Вавилон. Да, да, как тогда, в древности, людей захватило желание овладения небесами без благословения Божия, против воли Его, так и сейчас идет построение нового миропорядка, основанного на противлении Творцу. Один язык, одна «культура», одна религия, одно движение стада на духовный и телесный убой...

Америка уже начинает мешать, во всяком случае, раздражать устроителей мирового порядка. И гоев многовато, и даже призрачная независимость действий властей ее от настоящего хозяина, того синедриона, который принял на себя и убедил иудеев на головы свои взять Кровь Спасителя, не устраивает тех, чьи предки кричали: «Распни, распни Его!».

Столицей «нового мира» будет отнюдь не Нью-Йорк или Вашингтон, они попросту исчезнут. Центром вселенной станет Иерусалим, это будет очередная попытка овладеть миром через духовное давление храма, в стенах которого все, кроме иудеев - гои, что-то менее ценное, чем скот, но лучше дерева и камня. И попытка эта будет удачной. В старом же «центре» будут стрелять, взрывать, в общем, наводить ужас на жителей. Но и это будет использовано для убеждения всех и вся в необ­ходимости полного контроля над людьми.

Страшно будет слабым, холодно и одиноко будет тем, кто не пытался в наши годы относительного покоя стяжать любовь, эту совокупность всех совершенств, благодать Святаго Духа. А ведь это будет только малое отражение, слабое подобие геенского огня и адского холода!

Окажутся же они в таком положении потому, что паки и паки отказывались идти путем Богоуподобления, путем следования Христу дальше Тайной Вечери, до Голгофы, до Креста. Веря в бытие Бога, некоторые уповают на свои добрые дела, считая это достаточным для спасения, отвергая приятие благодати Божией в Церкви. Так сектанты бьют себя в грудь и кричат: «Господи, я в Тебя верю!». Они как будто успокаивают Творца, Того, Кто Самодостаточен, ни в чем не нуж­дается, тем более в восхвалении и признании самого существования Его, ибо Он и так - Сущий!

И будет терзать холод и голод духовный не только видимо отвергшихся от преемственности духовенства, Св.Тайн, благодати, даруемой, повторяю, даруемой Православной Церковью, только Она может даровать. Холод и голод испытают и все те, кто, считая себя православными, отнюдь не хотят воспринимать Дух. Даже если такие люди и исполняют обряды, они не напитываются благодатью. Это сосуды закрытые, закупоренные, сколь не пытайся залить в них живи­тельную влагу, - они останутся сухими! Ибо они закрыты... И таких, увы, большинство.

Так привлекательно это для человека, с одной стороны следовать призывам диавольским, идти по зову развращенной грехом плоти своей, а с другой - надеяться Божеские плоды получать. Поэтому и вероятность исповедничества, в последнее время всегда связанного с мученичеством, будет не просто смущать, но попросту отталкивать людей от последования Христу. Сотни тысяч кажущихся православными верующих откажутся от убеждений, от благодати, от Бога. Проверку, отче, как понимаешь, силы ада уже провели, присвоив всем номера. Насильно это делалось? Нет, просто ставились условия - или принимаешь и продолжаешь зарабатывать, или уходишь. С молчаливого согласия, а то и прямого благословения духовенства, вся страна превратилась в лагерь - только там важно не имя, данное при крещении, не фамилия, доставшаяся от предков, а присвоенный номер.

О прошлом.

И подобное этому уже было, совершилось в 17-м году. И не в октябре, от которого обычно ведут отсчет началу власти слуг тьмы, нет, а в феврале семнадцатого. Именно февраль был месяцем предательства и державы, и Православия, и самое себя. О возможности подобного предупреждал Россию святой Иоанн, Кронштадский чудотворец. Слушали, да не услышали, но и услышав - не поняли. А предали именно самих себя. Кто-то потом сумел подняться на Голгофу, понеся святой Крест мученичества, для большинства же все обратилось путем во ад. Сколько среди большевиков, просто солдат, надсмотрщиков и растрелыциков было бывших семи­наристов, просто детей духовенства, отпрысков зна­менитых дворянских фамилий!

А что было брать с нас, недоучек из духовных школ, если, словами верховной церковной власти, в 17-м, при свержении монархии Российской, наконец-таки свер­шилась «воля Божья»!А подписали письмо-поздравление временному правительству все - и митрополит Киевский Владимир, и митрополит Московский Макарий, и архиепископы Тихон, Михаил, Иоаким, Сергий Финля­ндский и иже с ними. Кто-то из них понес мученический крест, кто-то - исповеднический, а кто-то... Да!

Как это странным не покажется, но вести с воли о положении в Церкви доходили до нас постоянно, только меня это мало интересовало, как и большинство сидевшего духовенства. Там понимаешь, что главное не внешнее, а внутреннее. Единственная возможность спасти себя, и тело, и душу, это соединение с Богом, отрешение от всего мирского. А политика, хоть светская, хоть связанная с миром церковная, все это не полезно. Спаси душу, сохрани ее. Кровью искупленную Агнцем на Кресте. Да, травили душу сообщения обо всем происходящем, но они и воспринимались как отравляющие душу. Кто может помешать ей и в темнице сподобляться святости и небесной чистоты?! Душа любого может просиять так, что чистотой своей, светом богоуподобления, стяжанного Святаго Духа, облистает и просветит нечистоту духовную самого закоренелого грешника. Разумом понять все то, что происходило, было просто невозможно. Ведь ни кто, кроме обновленцев, не выдвигал во главу угла что-то явно противоречащее Апостольским правилам или Соборным установлениям. Как, впрочем, и сейчас. А если так, то вроде бы, как и говорить не о чем - идет нормальная жизнь. Большинство понимает, что в главном-то нормальности нет, ибо отсутствует любовь и наличиствует лукавство - доказать невозможно, да и некому. Кто обличал впавшее в арианство, монофизитство и прочие ереси священ­ноначалие? Пустынные монахи-отшельники, старцы по-нашему. Поэтому все было сделано, чтобы вытравить старчество из церковной жизни. И многовековой опыт превращения белого духовенства в рабов без права голоса также дал себя знать: отвыкли говорить-то, во всяком случае, правду.

Мученичество в то время было обычным делом. Сколько священников, уцелевших от комиссарских наганов в начале двадцатых, рукоположенных в двадцатые-тридцатые, отправились по страшной дороге на Голгофу лагерей. Кто хотел предать - уже предали, они ушли еще с Вечери Спасителя. Несчастные писали покаянные письма для газет и от всего отрекались. Кто-то пытался спасти жизнь земную за счет подписки в НКВД.

Но большая часть оставшегося духовенства все же устояла. Спасались разными способами - кто-то бродил по городам и весям. Обычно это было уделом монахов и монахинь из разоренных обителей. Требы они исполнять, понятно, не могли, поэтому жили на подаяния и за счет временных работ: нищенство очень скоро стало пресекаться. Хорошо, если были хоть дальние родственники, готовые принять праведных скитальцев у себя. Но решались на подобный поступок единицы - режим всеобщего контроля уже давал себя знать.

Священники, как правило, выживали тайными службами и требами. Но вылавливали их нещадно, статьи применяли жесточайшие - контрреволюция, бандитизм... А результатом всего этого было отрешение мирян от Церкви. И жуткие природные изменения. Это взаимосвязанные вещи. Дьяволизм разрушителен по своей сути, он не может быть созидателен. Созидали и сохраняли мир люди Божьи, а отнюдь не строители коммунизма. Была у меня знакомая монахиня, скром­нейшей и смиреннейшей души человек. Крестьянка из достаточно состоятельной семьи - отец мельницу имел, ее хотели отдать замуж буквально перед революцией. Она пешком из средней России идет в Киев, потом в Троицу. После этого посещает схимника, жившего в диких лесах возле Ниловой пустыни. Пришла она туда вместе с сестрой, да благословение праведника было разным для них - одной супружество, а другой - монашество. И в монастыре-то она пробыла лишь год-два, но святой обет сохранила на всю оставшуюся жизнь.

Родителя ее к этому времени уже умучили орга­низаторы колхозов, посадив в одном исподнем зимой в холодную. Женщинам разрешили надеть платья, они остались в живых. Мать после смерти супруга долго не прожила, почила от горя. И пошла горемычная монахиня по миру. Она работала у крестьян, благо и в семье, и в монастыре научили работе со льном, шерстью. Большей частью жила у сестры, муж которой, хоть и атеист, но не гнал из уважения к вере жены, не хулил и воззрений монахини. А она во всех перипетиях жизни сумела не только сохранить обеты, данные Богу при постриге, но и умудрилась пронести сквозь все злоключения книги убитых монахов. Да что книги, даже письма с духовными наставлениями и фотографии мученически почивших старцев были в полной целостности. Это было просто страшно листать эти письма, это был глас вопиющего в пустыне! Они все уже знали, вдумайся, знали, видели и взывали к заблудшим мирянам, собратиям - одумайтесь! Слышали их, но не услышали, услышали, да не поверили. Представь, душа моя, каково было им, знавшим конец этого безумия, смотреть на совершающееся!

По себе могу сказать, что трудно было в те годы кажущегося благополучия восприять пророчества о грядущих несчастиях. Да и сами несчастья, если кто и верил в возможность их, воспринимались просто какими-то негораздами, временными трудностями. А несчастья ведь уже стояли у порога, стучали в двери, и причина их была в развращении нравов, в уходе от Православия. Все было пропитано духом нигилизма, суемудрений человеческих, духом языческой мистики и прямого сатанизма. Популярный композитор, несколько поэтов и прочие люди «творчества» считали себя антихристами! Они и за позор не почитали рассказывать растленным страстями поклонникам о контактах с бесами, восторгаться диаволом, именно противлением его Богу!

Любое непослушание и властям, и Церкви, и даже обществу воспринималось большинством как проявление особого дара свободолюбия. Вольнодумство становится признаком хорошего тона, убийцам аплодируют, а над жертвами смеются, их ненавидят. Но молох «свободы» и есть носитель истинного рабства. Очень скоро и убийцы, и те, кто поощрял их гнусные деяния, почувствуют это. Кого-то расстреляют, оставшиеся какое-то время будут трудиться на «стройках народного хозяйства», воплощая в жизнь те идеи, которыми сами развращали Русскую державу.

Иудеи с русскими фамилиями ввергнут страну в такую катастрофу, сродни которой будет только апокалипсис. И многие будут думать, что это уже конец, но это будет репетиция конца времен, только репетиция. Хотя весьма продуманная и проведенная явно в соот­ветствии со строгим планом. Когда он родился, этот план - сейчас не скажет ни кто, но мню, что основные направления действий по уничтожению Руси появились сразу после разгрома князем Святославом хазарского каганата, управляемого иудеями, обратившими и хазар в иудаизм. Костью в горле тогда стал им воинственный русич, сумевший порушить их вековую торговлю - Великий шелковый путь. Убили князя. Подчистили план свой после захвата Крыма равноапостольным Влади­миром, желавшем крещения и жаждавшем наказания богоубийцам, - полуостров иудеи также полностью держали в своих руках.

Много, много раз пытались потомки кричавших страшной ночью: «Кровь Его на нас и на детях наших» пакостить Святой Руси. Чего стоит одна «ересь жидовствующих». Новомодные мудрецы сейчас так это подают, дескать, темные, необразованные новгородские попы, столкнувшись с европейски образованным окружением киевского князя, что-то услышали, да не поняли, переврали, а обвинили во всем иудеев. Кто-то этой басне может и поверит, больно часто мы слышим чуть ли не о недоразвитости славянской. Только для кого ж тогда все (!) типографии Литвы готовили еретические книги и под видом вещей послов возами завозили в Новгород, Москву?! И если Схария не был посланцем синедриона, если за его спиной не было всей силы богоборческой, то как он умудрился добиться поддержки Турции, Крымского ханства, Польши, Литвы, всей Европы наконец?! Старцы тогда спасли Отечество наше. Ведомые Духом Святым, они разоблачили вражеские поползновения. Сколь трудов понес, сколь обид вынес Волоцкий ревнитель Православия преподобный Иосиф! Высшее священноначалие, власть предержащие уже в ересь впали, но не испорченный народ поддержал праведников.

Дело у разрушителей оплота Православия пошло при Петре, о его приходе и царствовании пророчески предупреждал изгоняемый патриарх Никон. Так и получилось: вначале - вытравливание из общества традиционного православного образа жизни. А это все - и одежда, и пища, и обрядность, и обычаи, все, что составляет основу существования державы.

Дальше пуще, дальше удар собственно по Церкви, Он тоже был дьявольски хитрым - низведение духовенства до уровня чиновников и отнюдь не престижного высшего уровня. Разделение духовенства и народа, для этого используется и вынужденная клановость священнослужителей, и кажущееся отличие в положении облеченных саном и простых людей. Кажущееся, потому как дети духовенства, не принявшие сан становились обычными холопами, крепостными, а самих священников пороли, как и тех же крестьян до конца 18-го века. Монахов подвергали физическим наказаниям едва ли не до середины 19-го. Могло сохраняться среди людей, особенно среди высокопоставленных дворян, уважение к священному сану, когда поддерживалось публичное унижение лиц, облеченных от Бога особым даром Духа Святаго для совершения таинств?!

Затем - шельмование Церкви, ее догм, законов христианской жизни и духовенства, конечно же. Когда же ослепленное собственными страстями общество подвели к вере во все эти бредни, вышедшие из неистового в своем противлении Богу ада, у Церкви отбирается школа. Это был страшный удар по духовности людей, прежде всего, крестьян, которые составляли основу народа Русской державы. Школа, под водительством духовенства и семинаристов, воспитывала добро­порядочных граждан, законопослушных православных христиан. Законопослушных! В земских школах стали воспитывать нигилистов. Кто был первым нарушителем закона?! Сатана, и имя то это означает - противник, нигилист. Следовательно, воспитывалось племя сатанистов, будущих краснокосы - ночниц и расстрелыциков. Всех тех, которые через несколько лет будут танцевать на иконах, стрелять из револьверов в святые иконы, курить, лежа на святых престолах, начищать до блеска испачканные кровью невинных жертв сапоги святыми Антиминсами.

После этого гвалт нечестивцев в обманной борьбе будет направлен против монархии, хранительницы Православия, и остатков устоев древней жизни наших предков. Как Афон стоит нерушимой скалой истинной веры среди бушующего океана растления, так и Россия -единственный оплот Православия. Император сказал дивную по смыслу фразу: «Единственные друзья России - это ее флот и армия». Увы, и флот, и армия, состоят из людей. Все остальное, это уже потом, люди главное. А восполняли строй рядовых выпускники земских школ, где большинство учителей были нигилистами, считай - сатанистами.

И в высшем кругу было не лучше, если не сказать много хуже. Трудно было найти такую семью, где бы не практиковались спиритические сеансы. Православие уже воспринималось как некая ветхость, старая вещь, которую и выбросить жалко, но и применить в жизни невозможно. Как все похоже на день нынешний! «Апостольские правила устарели», «уставы требуют изменений»... Сейчас изменения, посев зла, а в день грядущий - жатва плодов его!

Тогда время пожинания жатвы посеянного противленчества пришло в начале 1917-го. В феврале окаянного года даже брат императора-мученика будет ходить с красным бантом. Временное правительство приветствовали все, вплоть до высшего архиерейства. Все, кроме старцев, признанных и нет, канонизированных ныне или напрочь забытых. Они, носители Духа Святаго, стенали и взывали - одумайтесь, православные! Одумайтесь! Увы, опять таки, слышали и не услышали, а если и услышали - не поняли или не поверили.

Сколько ж было их, отцов и братии, сестер во всей Святой Руси, в обителях и уже изгнанных из них? Святых архиереев, несших крест апостольства? Ведь каждый из них, гонимый, но сохранивший истину, был больше чем солнце, которое согревает только телом. Духовенство грело души людские, согревало верой и мученическим следованием Христу землю, сообщая ей Божью благодать. Именно их молитвами и выстояла Святая Русь в борьбе с тевтонами в Великую Отечественную. Для них существо власти не имело значения, главное - Россия. Не понимая этого, очень многие русские православные эмигранты шли воевать против Родины под знаменами чуждыми. А война ведь шла не собственно против советов, а против самого Православия, против духа русского.

Вероятно, организаторы битвы с главным носителем духа Православия - монархией - уже предвкушали пожинание плодов всемирного господства антихриста. Только не учли они жертвенности русского народа, его преданности Христу. Сейчас многие подсмеиваются над пророчествами великого Кронштадского чудотворца о конце света, забывая, что в Библии есть несколько описаний подобного изменения воли Божией. Пророк там был просто обижен на Бога неисполнением обещанных Ним же кар испорченному народу. Но люди покаялись, и Господь изменил уже объявленное решение. Россия омылась мученической кровью, поэтому и не произошло то, о чем возвещал великий пророк. Даже те, кто в обычной жизни отнюдь не отличался праведностью, следовали за Христом крестным путем на Голгофу. Это было время неимоверного подвижничества и истинного исповедничества.

Отче, сейчас этого нет, нет... Всюду алчность, страсть к земным благам, неумеренность в потреблении... Знаешь, или нет, где-то, то ли в Астрахани, то ли в Ростове, в самые жуткие годы разгула сатанизма большевистского, архиерея выставили из его шикарной коляски и заставили идти пешком. Мне об этом уже в лагерях рассказывали. А скажи-ка ты, душа моя, Петр Первоверховный из Рима в карете уезжал?! То-то и оно, апостолы пешком шествовали и поэтому Христа в пути своем встречали.

Мил ты мой человек, пойми, что не говорю я это из осуждения - Господь уже при дверях, и я знаю, что вот-вот кончится век мой. О вас душа страждет! И как страждет! Грешный я, и весь в язвах греха, но слуга Бога моего. Поверь, я знаю как Он любит каждого из нас, детей Своих. Он, Творец и Всевластный Господин, моет ноги Своим ученикам! Кто сейчас на это способен? Помой мне ноги!»

Честно, я стал оглядывать комнату и искать какую-нибудь посуду, воду...

«Да что ты, всечестный, я же образно тебе сказал. Скорее я омою тебе ноги, чем ты мне! У тебя еще есть время послужить младшей братии, а у меня его уже нет. Услада-то в смирении, а не в гордыни; истинное насла­ждение не в грехе, не в страсти, а в стяжании подобия Божия в том, в чем возможно это для человека. Ибо стяжав возможное, ты тоже сподобляешься сопричастности Божественного величия. Заметь, дорогой, величия не в силе разрушительной, не силе устрашающей и карающей, но силе милостивой и ласкающей, ободряющей, укре­пляющей. Помнишь, как Апостолов со Христом не приняли в самарянской веси и ученики просили наказания для жителей? Господь тогда же сказал им, что они сами не ведают от какой они силы и что они должны нести в мир.

А в мир они должны были нести мир, и только мир. Ведь Господь наш Иисус Христос не что-то сказал ученикам Своим после Воскресения, но: «Мир вам!». Он не желал им здравия, благополучия, всего того, что мы; так часто желаем ближним своим. Даже имея камень за душой, по привычке к лукавству воспеваем здравицы.

А важны ведь не они, все эти здравицы, но важно спокойствие, успокоение души, мир в ней и ее. Это залог мира в мире, его благополучия, его существования, наконец. Я в лагерях очень много слышал об отцах-пустынниках, как первых времен познания людьми веры истинной, как и тех, кто жил не так уж и давно. Всегда хватало желающих отречься суеты мира и избежать даже соприкосновения с его соблазнами. В семинарии, увы, не было особого времени для познания жизни пустын­нической. А в местах, как говорят, не столь отдаленных, я мог не просто слышать о пустынничестве, но и видеть эту отшельническую жизнь. И ей не мешали ни над­смотрщики, ни каторжный труд, скорее наоборот, старцы использовали это в пользу себе. То, что для других было наказанием, они воспринимали как возможности укрощения своих страстей, своих движений плоти. Монотонная физическая работа только способствовала возможности их невероятного духовного роста, стяжанию особой молитвенности и отречению от суеты сует земного бытия.

Фивейские отшельники и иже с ними трудились, в основном, за плетением корзин. Они их продавали, а полученное использовали для дел милосердия, и лишь небольшую часть для поддержания своего существования. Мы там были рабами, трудились много и без какого-либо вознаграждения. Но с другой стороны, отцы-монахи первых времен и вареную пищу считали излишней роскошью, жили ведь не просто впроголодь, а так, что сегодня и представить невозможно! Преподобная Мария Египетская зернами трав пустынных питалась, и ей этого вполне хватало и для жизни, и для трудов молитвенных, подвижнических. Поэтому тот, кто не был приучен к неумеренности мирской, тот, для которого и плошка болтанки - роскошь, тот и не был в рабстве, он был свободен! Свободен от излишеств, а значит, свободен и от гнета диавольского.

Будучи в учении у оптинского старца, мне пришлось сразу познать дело плетения сетей. Да, да, отче, плел, и еще как! Это было первое, что мне пришлось освоить у мудрого носителя древнего опыта умения побеждать себя, обретать истинную свободу в отрешении от греха. Ох, и тяжко было первое время! Бывшему лагернику, архи­мандриту, прошедшему, казалось все, сидеть и вязать сети! Какие только мысли не появлялись, что только не передумалось за это время. Смирение? Но что, казалось бы, так не смиряло, как сидение за колючей проволокой. Послушание? Шаг влево, шаг вправо... было все это. Работа? Господи, да нас, доходяг, во время войны померших на стройках народного хозяйства, и не считал ни кто! Но то, что требовал от меня старец, было вытравливанием суеты, стяжанием мира в душе. Именно эта кропотливая, монотонная работа и давала возмож­ность сосредоточиться сугубо на себе, погрузиться в молитву, заставляла прийти к миру в душе, ощутить его. Спокойствие вместе с видением плодов трудов своих создавало едва ли не зримое ощущение этой умиротворенности.

Старцы из моего лагерного прошлого уже прошли науку умного делания, у них был несравнимый навык отрешения от всевозможных мирских соблазнов. Каждый из них был особым миром, в который и доступ-то был не каждому открыт. Общались они, обычно, только между собой, да и то это общение заключалось в нескольких словах, иногда - фразах. Иной мир с ними мог соприкасаться только тогда, когда нужна была их молитвенная или иная помощь. Пребывая телесно в мире бренном, духовно они находились там, со Творцом. Их невозможно было обидеть, или вывести из состояния умиротворенности. Даже, когда поначалу уголовники отбирали у них еду, они крестились и продолжали свое молитвенное бдение.

Это отрешение от обычных мирских законов первое время вызывало у мирян удивление, смех и раздражение. Потом - безмерное уважение. Мир можно победить только неприятием его законов и абсолютным следованием Закону Божьему. Именного этого он больше всего и боится, именно против этого мир и восстает.

Плетение сетей у старца было тоже противлением законам мира, главный из которых - рассеяние. Эта работа, подкрепляемая духовным наставничеством и молитвой, была способом отрешения от всего того, что нас так затягивает в болото страсти. Всего того, что несут в себе «прелести» неуемного в своем желании безудержного потребления мира. Вначале для меня это плетение было просто смирением, желанием исполнить работу ради похвалы. Потом - это уже было занятием для отвлечения от праздных мыслей, для возможности полнее ощутить сладость молитвы. В конце концов - работы не было, было лишь что-то помогающее обрести мир!

Посетители.

Кто-то постучал в двери. Отец Антоний, медлил с ответом. Приехали, очередные посетители, жаждавшие услышать, что всех нас ждет в недалеком будущем. Старец явно был нерасположен к приему нечаянных гостей, даже дал им такую нелестную характеристику: «Это не посетители, это все праздносидетели».

Эта фраза вызвала мой недоуменный взгляд, который тут же был пойман и понят старцем. На невысказанный в слух вопрос последовал ответ.

«Конечно, праздносидетели! Они похищают мое время и себя подводят под гнев Божий! Зачем слушать то, что ты заведомо не исполнишь? Ну, ходят они, слушают, обсуждают, а ведь даже без малейшего желания следовать Христу. Кто из ныне живущих поступится хоть толикой от своих мирских благ?! Кто?! Да, есть горстка, сотня-две изочтенных у Бога. Зачем же усугублять и без того тяжкое?! В пустыне безверия и развращения, конечно же, пребывают и истинно страждущие, те, кто дей­ствительно жаждет напиться от источника живой воды Духа Святаго, но эти, поверь отче, не из них. Они жаждут не истины, но спора для доказательства своих суемудрений, утверждения в своих заблуждениях. И только этого, но отнюдь не пребывают в поисках истины, которая только и дает вечную жизнь. Она, эта Истина, и есть настоящая жизнь, и только познавший, стремящийся познать ее, может обрести пажити вечного блаженства. Только познать уже означает следовать. Если ты знаешь, что посуда горяча, раскалена, разве ты возьмешь ее голыми руками? Так почему мы с невероятным упорством все время пытаемся совместить адский уголь с благоухающей прохладой райского сада?! Апостолы ведь как нас увещевают, что не может вода из одного источника быть одновременно и сладкой, и горькой.

Поэтому невозможно плоды че<