Четыре Будда-состояния 6 страница

Как научиться не приписывать и не отрицать, чтобы этот опыт не лишался своей свежести? Будда советует нам бороться с инертностью и стереотипами на внешнем, внутреннем и тайном фронте. Это означает внешне избегать того, что приносит страдание, развивать богатую внутреннюю жизнь, наполняя её сочувствием и мудростью, и на тайном уровне - уровне видения - вести себя во всём, как просветлённые.

Высшим искусством осмысленной жизни было бы работать на всех трёх уровнях одновременно. Самый важный из них при этом — уровень видения, момент первозданной свежести. Первое «ага» интересного открытия должно как можно реже и лишь в силу необходимости обрастать оценками, суждениями и концепциями. Намного лучше оставлять нетронутой сияющую новизну каждого события и ощущения. Ничем не стесняя непосредственного восприятия, мы попутно сознаём кармическую обусловленность своих ощущений и органов чувств и используем своё знание и свободу, чтобы окрашивать всё воспринимаемое окончательно проникающим видением природы вещей.

Таким образом, в то время как мы наслаждаемся обусловленным миром и воздействуем на негодяя блага других, в каждом мгновении не должно также меркнуть вневременное. Мы глубоко радуемся поразительному многообразию самовозникших событий и ощущений, которые, если их видеть в таком свете, представляют собой лишь смысл и раскрытие. Одновременно мы держим наготове ящик с инструментами земной мудрости, чтобы на основе освобождённого видения улучшать проявленный мир — и, по возможности, надолго. Пока существа ошибочно определяют свои преходящие состояния как реальные и переживают обусловленные ими счастье или страдание, это - важно. Как уже стало ясно ранее, делать полезное и избегать вредного имеет смысл не только для повседневной жизни. Несмотря на то, что ум -абсолютно вневременный, а всё обусловленное когда-нибудь проходит, из хорошего сна можно проснуться, достигнув освобождения и просветления, а плохие сны приносят только новые проблемы.

Нет ничего истиннее ненадуманного потока обнажённого восприятия, переживаемого неустрашимым умом. В нём содержится неисчерпаемое богатство любви и приключений, и, когда мы ощущаем всё могущество возможного, исчезает всякое разделение, исчезают прошлое и будущее.

Если у нас достаточно уверенности в себе, чтобы воспринимать со значительной степенью свободы от мешающих чувств, тогда обретают смысл такие высказывания, как: «Первая мысль - лучшая мысль», или даже: «Первый момент ясного видения- лучший момент». Мысли ведь являются продуктом частичной переработки переживания и сопровождают его на некотором расстоянии.

Учение Будды извесгнотем, что не содержит догматов и не прибегает ни к каким формам принуждения. Поэтому для многих людей сомнения и критические наблюдения являются частью пути к просветлению. Это позволяет больше понимать и обострять усовершенствованный посредством учения взгляд, направляя его на то, что есть. Это позволяет также впоследствии помогать другим. Поскольку ничто не остаётся неясным, развитию учеников не мешают ни загадочные формулировки, ни откровения, недоступные для опыта.

У людей, которые хотят отвечать сами за себя и не любят, чтобы им дышал в затылок бог-повелитель, проблемы с учением Будды бывают лишь из-за того, что им недостаёт информации. Они изучали либо недостаточно, либо него, что для них может быть полезным. Но многообразие средств позволяет каждому что-то найти. Чем глубже вникаешь в учение, тем больше видишь, что Будда на нескольких уровнях показывает, каким всё является. Его ученики должны не верить, но - знать и проявлять самостоятельность. Тот, кто понимает, что относительно, а что абсолютно, в любом случае будет работать для блага всех.

Тогда мы откладываем прочь всё напыщенное и неестественное, всё, что сужает мир и привязывает к прошлому и будущему. Любое спонтанно возникающее, свободное от усилия видение — это проблеск просветления, но оно затуманивается, как только мы принимаем первую искусственную мысль за реальность. В этом нет нужды: ведь, так или иначе, помимо состояния целостности нет ничего, что имело бы действительный смысл. Тот, кто не доверяет в той или иной ситуации не произошедшему, вряд ли будет открыт бесконечным освобождающим возможностям не произошедшего пока.

Пребывание в ничем не ограниченном моменте воспринимающего - а другого просветляющего решения никогда не существовало - позволяет осознавать как бы из собственной середины. Становится очевидно, что пространство равноценно знанию, что оно вне времени охватывает и связывает всё.

Строфа 15

Не загрязнённые натужной медитацией, силящейся что-то создать в уме,
И не увлекаемые ветром обычной суеты,
Пусть мы научимся оставлять ум в его неискусственности
И проявлять умение и усидчивость в постижении ума!

Начало драматическое. Загрязнение, сильное слово в устах просветлённого, указывает на высшую степень опасности, и здесь оно появилось неспроста: ниже описывается то, что стоит на пути к совершенству и счастью у всех существ.

После радостных озарений предыдущих строф, где говорилось о том, что всё есть ум, нужнотеперь позаботиться о сохранении этого осознавания, закрепить достигнутое. В первых двух строках Кармапа выявляет два серьёзных препятствия, мешающих действенному углублению в медитации, а именно — напряжённость и рассеянность; затем он объясняет, как практик может «округлять» любое переживание, превращая его в шаг на пути к просветлению.

Прежде всего, он посылает все снаряды на внутренний уровень: «не загрязнённые натужной медитацией». Что здесь имеется в виду? Это - вообще не медитация. Медитация означает нежелание что-то создать, но — чуткое пребывание в доверии к моменту, в ощущении того, что есть. Мы остаёмся, таким образом, в центре присутствующего круга силы, мы расслаблены в многообразии происходящего и радостно и осознанно покоимся в моменте восприятия. Здесь не нужно ничего доказывать или в чём -то оправдываться, и никакое удержи -вание или отталкивание не имеет смысла. Мы покоимся в настоящем с открытыми для восприятия органами чувств, единые с тем, что есть.

В подлинном погружении осознается безначальная широта ума. По ту сторону всех идей и без каких-либо сомнений видно, что сознание равняется пространству. Мы понимаем, что каждое событие и ощущение выражает его ясность, а наличие и того, и другого составляет его неограниченность. Вместо того, чтобы беспокойно искать своё благо во всё новых отвлечениях, что часто считается счастьем, ум светится сам по себе. Его свечение есть ничто иное, как свойственная ему способность воспринимать. Оно проявляется неотделимо от самого переживающего.

Подлинная медитация не предполагает враждебного отношения к мыслям. Каково бы ни было их содержание, мы смотрим, как они возникают из своей собственной силы, и так же безмятежно позволяем им проплывать мимо и снова растворяться, как будто наблюдаем за играющими детьми. Если бы у ума не было мыслей, он был бы беднее, и если они не провоцируют ни привязанность, ни усложнённые умопостроения, то они никак не мешают. В обратном же случае, когда ничего не переживается, мы не думаем, что упали в чёрную дыру.

Сознание, которое покоится в «здесь и сейчас», подобно стакану глинистой воды, в котором осели частички глины. Его ясность не нуждается нив какой поддержке извне и всё отчётливее проявляет как внешнее, так и внутреннее.

Поскольку опыт ума в Алмазном Пути, и особенно для Великой Печати, незаменим, то стоит сказать ещё несколько слов о первой строке. Что, собственно говоря, происходит в медитационном погружении? Возникает сознательная открытость. Всё дольше и убедительнее мы воспринимаем пространство как нечто лежащее за и между ощущениями и понимающее их. Мы узнаём в нем тогда основу всего, которая истинна сама по себе. Если ум узнаёт себя, то в любое время и в любом месте без усилий появляются освобождающие озарения и Будды, как выражение просветлённости, всегда присущей уму, его беспредельности.

Таким образом, средства и взгляды буддизма разительно отличаются оттого, что мы находим в других религиях, — даже если кому-то не хочется это слышать. Строгая индуистская концентрация и стрем -ление к отсутствию мыслей, а также христианские раздумья и молитвы, призванные муштровать мысли и подсознание, — все это совершенно иное в плане пути и цели.

Великая Печать работает без давления Ее подход зиждется на осознавании впечатлений и одновременно их неоценивании. Воспринимающий узнает себя, без напряжения пребывая в том, что есть. Глубокое размышление используется в буддизме в качестве одного из инструментов, но оно относится к умозрительному уровню. Оно служит переработке и усвоению различных фактов и особенно полезно в применении к Великому Пути, с его огромным количеством систематизированного научного материала. Ясность может возникать и на основе постепенного внутреннего накопления.

Гампопа, 7079 - 7753

Если мы предаёмся размышлению во время медитации, или как-то иначе цепляемся за представления, — это в особенности противоречит Алмазному Пути. Это - как палец, показывающий на луну: хотя можно надеяться, что направление верное, всё-таки палец — не луна. Посредством понятий мы ищем ум там, где его найти нельзя. Поскольку эта привычка так легко может вкрасться в медитационное погружение — и прежде всего у незрелых практикующих, ещё не разобравшихся как следует в собственной жизни, - Кармапа столь драматично называет здесь этот феномен грязью. Он рекомендует просветляющие медитации по ту сторону слов и мечтаний. Эти медитации дают эффект обратной связи, который приносит развитие телу, речи и уму. Как самоизбавляющие озарения Великой Печати, так и различные Будда-формы медитаций Алмазного Пути возникают сами по себе из присущей пространству мудрости. Если они соответствуют озарениям и светоформам, переданным через благословение или посвящения, то им можно полностью доверять. Они составляют богатство ума и не нуждаются ни в каком подтверждении. Если мы уже достигли определённого уровня подготовленности, освоив четыре направляющие мысли, прибежище и основополагающие упражнения, то в силовом поле ламы, который непоколебимо олицетворяет единство за любой двойственностью, медитации уровня Алмазного Пути должны в значительной степени протекать сами собой, без давления и принуждения. Понятно, что следует возвращать ум обратно, когда он начинает где-то плутать, но не еледует устраивать из этого много шума. Путь к просветлению остаётся в основе своей подобным знакомству с обаятельной женщиной. Если бегать за ней, то она может позвать полицию; если же поставить на стоянку свой «порше» и положить на него сверху свою толстую чековую книжку , то она придёт сама.

Даже самые мешающие мысли являют собой беспрепятственную игру ума и радостное выражение его силы. Если же использовать их как средство поиска истины, то они могут только обратить наше внимание на возможные состояния просветления или удалить концептуальные преграды на пути к его достижению. Непосредственный опыт ума лежит далеко за пределами компетенции мыслей. Как только мы наделяем свои представления реальностью, медитация уже нуждается в неотложной помощи. Хотя мысли столь полезны для обусловленных интересов жизни, в медитационном погружении им не место. В нём осознающий и осознавание сливаются воедино, и остаётся только тотальное присутствие. В предыдущих строфах Кармапа уже предостерегал против мыслей и умопостроений в медитации, и здесь он распространяет своё предостережение на всё натужное, чрезмерно напряжённое и узкое. Невозможно без усилий покоиться в уме, часть которого превратилась в полицейского и неусыпно следит за всеми его процессами. Великая Печать должна быть безбрежной, как дикая влюблённость; нужно чувствовать себя как в свободном падении, когда ещё не раскрылся парашют, или как на быстром мотоцикле, на котором летишь по извилистой дороге, где нет автоинспекторов с радарами. Мы говорим здесь о переживании самого сознания, не его содержимого. Нет большей радости. Она взрывает любые представления, узнаётся как более реальная, чем что бы то ни было, и проникает в каждую клеточку тела. Желание использовать своё осознание для блага других, связанное с уверенностью в неразрушимости воспринимающего пространства, делает возможным мужественный, внеличностный и всеосвобождающий настрой. В свете этого настроя всё неприятное становится очищением, удаляющим причины тяжести и страдания в будущем, тогда как всё приятное становится благословением, которым можно делиться с другими. Так ум, шаг за шагом, всё лучше узнаёт себя. С Великой Печатью не только стареешь (это получается у всех), но и наверняка умнеешь.

«. ..Не увлекаемые ветром. ..»Такому практику, как Кармапа, который всегда и неизменно един с воспринимающим и свободен от омрачений, прежде всего бросаются в глаза внутренние помехи существ. Они ведь порождают внешние препятствия и дол го переживаются как весьма реальные. Кармапа также очень отчётливо видит, что питает их в повседневности: мы порабощены перипетиями обычной жизни. Подобные состояния, как и возникающие наряду с ними надежда и страх, могут быть довольно назойливы. Они продолжаются до тех пор, пока мы не выработаем способность видеть всё подобным сну и преходящим. За этим решающим освобождением следуют ступени просветления - всё более углубляющееся видение Великой Печати. Таким образом, всё, включая все помехи, неуклонно превращается в беспрепятственное самораскрытие ума. В его зеркале узнаётся и достигнутый уровень, и его значение как выражения высшей мудрости. Любое событие воспринимается как поучительная пьеса, как еще одно, новое средство, с помощью которого ум показывает себе свою многогранность. Привычная и часто кажущаяся бессмысленной деятельность нашей повседневной жизни становится мотором для развития.

«Трудиться, трудиться, строить дома, платить налоги и умереть», как говорят в Германии, - многие повседневные нужды остаются актуальными и для человека, занявшегося медитацией. Он тоже любит, ест и одевается, чтобы тело доставляло ему радость, а не страдания. Великая Печать позволяет использовать все возникающие в жизни впечатления и не терять осознавание ума также и в повседневности. Даже во время медитационного погружения практик не должен ничего предпринимать, чтобы сдержать поток явлений. А если быстро и вкратце помечать на бумаге, когда всплывает что-то важное, и продолжать медитацию с чувством, что ничего не прерывалось, то можно наслаждаться всей полнотой свободы. В Алмазном Пути главное - не покидать Чистую Страну и как можно реже отделять медитацию оттого, что следует после медитации. На Западе раньше говорили «быть в мире, но не от мира». Таким образом, мы искусно обращаемся с данностью, не оказываясь пойманными ею. Жизнь видится как гостиница, в которой мы остановились на время, как и другие люди. Всем можно вволю пользоваться, но при этом мы очень хорошо знаем, что в конце ничего нельзя будет взять с собой.

«...Оставлять ум в его неискусственности...» В состоянии бесконечной свободы всем можно бесстрашно наслаждаться. С другой стороны, можно и громко смеяться надо всем, как любил говорить один лама школы Ньингма, поскольку всё равно ничего не существует, кроме ума, который неразрушим и совершенен сам по себе. Возрастающее осознавание того, что каждое явление как-то связано и с нами самими, рождает ответственность и сочувствие в повседневной жизни. Оно пробуждает присущие каждому бесчисленные достоинства, здесь и сейчас.

Согласно учению Будды, такие благороднейшие состояния, как мудрое бесстрашие, самопроизвольная радость и дальновидная любовь, не являются чем-то чужеродным, заповедями богов или обязанностями, возлагаемыми на нас общественным устройством. Они просто свидетельствуют о том, что ум узнаёт сам себя. Поэтому - прекрасно, если мы им доверяем и живём их силой в те мгновения, когда воспринимающего обволакивает не слишком много мешающих чувств. По ту сторону надежд и опасений, без ограниченности «завтра и вчера», его качества раскрываются для блага всех. Поскольку никто не становился просветленным завтра или вчера, это всегда происходило прямо сейчас, - каждое поучение Будды нацелено на неискусственный момент истины.

По пути к просветлению нужно идти самостоятельно, и последним судьёй остаётся собственная совесть. Жизнь протекает правильно, когда мы охотно смотрим утром себе в глаза, когда мы можем знать, что делаем, и отвечать за свои поступки. Поэтому рост на основе учения Будды не требует никакого принуждения, и он может подкрепляться внешними, внутренними и тайными обетами, которые принимаются по собственному усмотрению и в зависимости от изменений в ситуации, совершенно отличаясь от жёстких приказов религий веры.

«Проявлять умение и усидчивость в постижении ума» сточки зрения Великой Печати означает не терять свою середину и не оценивать себя на основе преходящих мыслей. Вместо этого мы покоимся в извечно свежем пространстве, во вневременном зеркале ума. Многим из нас, однако, ещё долго придётся учиться уверенно держать свою линию, помнить о непостоянстве и почаще читать новости из других частей света - о перенаселённости и жизни женщин в исламе, - прежде чем мы привыкнем взвешенно оценивать собственные болячки. В результате мы постепенно всё лучше понимаем, какая у нас, на самом деле, толстая кожа. Наконец, даже большие трудности мы воспринимаем как вызов, как нечто увлекательное и новое само по себе. Больше не теряется в гуще событий красная нить сознания, и мы во всём чувствуем себя как дома.

Сохранять сознательность в напряжённых ситуациях, в опасности и в любви - вот в чём проявляется настоящая выдержка. Если нам удаётся не терять из виду ясное пространство воспринимающего, видеть его сквозь воспринимаемое, то мы сможем превращать как самые сильные, так и наиболее утомительные привычки в вехи на своём пути к просветлению, и всё будет обретать глубокий смысл. Ничто не ободряет существ больше, чем пример того, кто преодолел такие препятствия. Тогда они пробуют это делать и в собственной жизни.

Строфа 16

Волны тонких и грубых мыслей успокаиваются сами в себе,
И поток непоколебимого ума покоится в его природе.
Пусть мы укрепимся в безмятежном океане умственного покоя,
Свободные от оскверняющей тины тупости.

Теперь, после высшего видения Великой Печати на протяжении столь многих строф, следуют спокойные и всем понятные слова. В этих строках 3-й Кармапа разъясняет удерживающий и успокаивающий способ медитационного погружения, известный также и в других религиях. На санскрите упомянутая в этой строфе ступень успокоенности называется «Шаматха», и после неё можно надеяться на возникновение проникающего видения - «Випашьяны»; тибетцы называют их «Шинэ» и «Лхагтонг».

Толкование этой строфы уместно будет заключить в историческую рамку, что позволит объяснить, как в описание высшего взгляда на вещи вкрался умственный покой. Как подтверждают многие превосходные книги о Великой Печати, ещё в Индии проникающее глубокое видение учителя передавалось ученику, как толь ко тот достигал необходимого состояния открытости. Со времени Будды опыт не раз показывал, что, несмотря на наличие столь хвалёной и, конечно же, нужной ступенчатости, некоторые ученики могут идти очень быстрым путём, -хотя обстоятельно это изложил Гампопа, учитель 1-го Кармапы. Благодаря преданности и отсутствию предрассудков, эти способные ученики очень искусно и непосредственно перенимают глубинное знание и качества учителя. Вершиной такой передачи в линии Карма Кагью со времени 5-го Кармапы является демонстрация Чёрной Короны. Другие школы, меньше доверяющие пространству, неоднократно критиковали эти поучения как опасные, и Карманы, похоже, отодвигали их тогда на второй план или дополняли. Это — типично азиатская манера: избегать лишних разговоров насчёт тех областей, которые всё равно доступны лишь немногим. Ведь никто не станет обсуждать цвета радуги со слепым.

Ульрих Краг в своей диссертации 15 описывает, как уже в XIII веке ранние школы Кагью были поставлены в такое положение сомнениями Сакья Пандиты. Однако в течение нескольких столетий мировоззренческие дискуссии в Тибете был и обусловлены скорее различиями в характерах людей - бравых учёных и диких практиков, - чем однозначной истинностью одного из путей по сравнению с другим.

В XVI веке давление опять побудило кагьюпинцев больше подчёркивать Великий Путь, наложив гриф «для служебного пользования» на многие из особых средств Алмазного Пути и практический опыт Великой Печати, имеющийся только в этой линии преемственности. В XVII веке эта тенденция усилилась. В школе Кагью главной практикой стали упражнения Великого Пути - может быть, потому, что кагьюпинцы хотели защитить свои тайные поучения от атак монголов, которых призвали в страну политические силы школы Гелуг под предводительством 5-го Далай-Ламы. Гелугпинцы не могли или не хотели на протяжении тридцати лет остановить монгольских солдат, которые занимались разрушением трёх других, старых школ буддизма в центральном Тибете. Кагьюпинцы, против своего обыкновения, ввели упражнения Махаяны - покоя ума и проникающего видения, Шинэ и Лхагтонг - в качестве промежуточной ступени между «начальной школой» и Великой Печатью, чтобы меньше привлекать к себе внимания.

Итак, это - строфа для охлаждения страстей, но нам всё равно не скучно. Поскольку рост и радость в учении Будды неразделимы, то даже объяснения о непостоянстве всего обусловленного можно сделать весьма соблазнительными для читателя. Кармана берёт в качестве примера возвращение в пространство грубых и тонких внутренних состояний. При этом сам он наверняка смотрит с точки зрения Великой Печати, пребывая в том свечении, которое доступно между мыслями и чувствами и за ними; в результате он переживает эти процессы как самоосвобождающие. С этой точки зрения ум - это как способность к восприятию, так и любое явление. Свободы и радости в уме не убавится, что бы ни происходило. Слова Кармапы приносят облегчение на всех уровнях сознания. Освобождающим в них является то, что развитие протекает вне морализма и прочих нездоровых «костылей». Если не оценивать впечатления и предоставить их самим себе, то они сами собой приходят в состояние покоя. Исходя из абсолютного видения, истину нельзя изменить ни удерживанием, ни отталкиванием. Как только воспринимающий узнает свою вневременную природу, бесстрашие, радость и любовь проявляются сами как его истинные качества.

В этой строфе Кармапа также обращается к образу воды, наглядно показывая функционирование ума на примере текучести и основополагающей чистоты. Когда волны поверхностных впечатлений исчерпывают себя и успокаиваются, ум ни в коей мере не теряет сознательности или активности и не становится просто тупым. Он непоколебимо покоится в своей природе, являя собой одновременно океан и возможные волны. Возникающие из этого переживания уверенность и стойкое хорошее настроение относятся к благороднейшим человеческим достоинствам. Тому, кто обладает такой стабильностью, уже принадлежит всё.

В других текстах о Великой Печати изменчивые внутренние состояния сравниваются с отражениями в зеркале. Они неизменно свежи по своей природе, но сами по себе неспособны оставаться надолго. Поэтому в ходе развития внимание смещается с явлений, которые всё равно опять растворяются, на вневременного воспринимающего. Ощущение его бесконечности будит просветлённую актив -ность. Не разделяя на действующего, действие и объект, мы постоянно успокаиваем, обогащаем, воодушевляем и защищаем существ. Если, на нашем уровне развития, мы всё ещё нуждаемся в терминах, чтобы следить за раскрытием качеств ума, то можно видеть, как всё более плавно проявляются его растущее сочувствие, а также зеркальная, уравнивающая, различающая, основанная на опыте и всепроникающая мудрость. Из собственной середины мы видим всё больше, и наконец всё освещается силой самой способности воспринимать. Вневременное пространство возможного не потеряется; оно является всем, знает всё и чувствует себя связанным со всеми явлениями.

1-й Кармапа Дюсум Ченпа, 1110-1193

Кармапа желает нам такого состояния, в котором без всякой невнимательности и прочих помех постоянно воспринимается то, что есть; он образно называет это состояние океаном. В глубоком океане умственного покоя воспринимающий, воспринимаемое и восприятие все больше будут ощущаться как одно целое Постоянно звучит громкое «ага», внешнее и внутреннее играют и снова растворяются и в каждой клетке тела переживаются 10000 вольт непрекращающегося блаженства Проникающее видение, сила, мужество, мудросгь и сочувствие дополняют друг друга в процессе роста Высшую истину не отделить от высшей радости, и покоящееся в собственной глубине сознание неизменно приносит пользу каждому

Являясь по своей природе пространством, ум одновременно про являет одаренность, которая находит свое исполнение в «здесь и сейчас» и распознает как окончательное, так и обусловленное Она может воспринимать несубстанциональную пустоту ума и одновременно сознавать игру причин и их следствий На пути к просветлению мы все лучше понимаем, что свечение сознания — намного привлекательнее его самых интересных картинок, что ощущение зрелой глубины воспринимающего - намного значительнее всего обусловленного, что может производить пространство Эта убежденность приводит практика в его собственную неразрушимую середину

Итак, здесь нет противопоставления «или или» волны и океан дополняют и обогащают друг друга Когда сознание обнаруживает вневременное измерение и постепенно перебирается туда, все становится подарком Наша цель - быть одновременно зеркалом и отражениями, океаном и волнами, вневременным воспринимающим и преходящими впечатлениями, представлениями ума Тогда игривая, спонтанная свобода от усилий приносит всевозможное совершенство

Однако все более частые мгновения, когда нас просто все устраивает, когда мы охвачены дрожью высшего блаженства, - не есть результат обычных поисков счастья или смысла жизни Никакое стремление к приятным впечатлениям или отталкивание боли не принесет долговечных плодов Мы пожинаем лишь искусственное, как бы ревностно мы ни стремились к чему либо, кроме пребывания в собственной середине Все попытки привести свои тело и ум к постоянному счастью посредством обусловленных влияний могут быть лишь неудачными Только вне ожиданий и опасений может ум узнать свое свечение Тот, кто настроен на прошлое и будущее вместо того, чтобы просто и ненадуманно покоиться в «здесь и сейчас», вряд ли будет ощущать свою вневременную суть Ум подобен известному стакану с мутной водой если попросту позволить ему постоять, то все тяжелые частички осядут и вода станет прозрачной Так же выглядит и устранение «оскверняющей тины тупости», как Кармапа заманчиво называет неведение.

Но если ум всегда по своей сути оставался вневременной ясностью, был совершенен сам по себе, тозачем вообще как-либо называть его преходящие слабости? Зачем Кармапа говорит о тине, осквернении и тупости, что так противоречит благородному стилю его пожеланий? Причиной может быть только ответственность и сочувствие. Он тем самым закаляет своих учеников, чьё сознание всё ещё во власти стереотипов. Он даёт им задачу наблюдать за своим умом и в сложных ситуациях, и в простых будничных, и извлекать из этого пользу. Поскольку упомянутые завесы сознания неприятны для нас и одновременно перекрывают нам путь к просветлению, то в этом есть двойной смысл. Их разоблачение позволяет нам переключиться на действия, полезные для всех.

В предыдущей строфе Кармапа уже упоминал «ветер обычной суеты», который нас увлекает. Теперь он желает существам умственного покоя, но без тупости. Тупость и суетливость часто преследуют нас в ходе всей медитации, и особенно они мешают на бесформенном пути. Это – фундаментальные тенденции непросветлённого ума, которые чаще всего переживаются и осознаются во время медитационного погружения.

Если нашей медитации мешает сонливость, то это означает, что уровень энергии в теле находится слишком глубоко. Здесь может помочь пара чашек кофе, или же можно представить следующее: что вы наполнены прозрачным густым маслом, и на высоте сердца в центре тел а у вас появляется пузырик воздуха. Он неуклонно движется вверх, и вы мысленно следите за его движением, даже когда он выходит из макушки и движется дальше вверх, пока не исчезнет где-нибудь в облаках. Можно также представлять переливчатую точку меж бровями, через которую вы как бы смотрите, или просто удерживать внимание на ней. Оба метода освежают.

Если у вас много тревожащих чувств и вы не можете успокоить -ся, это значит, что ваша энергия сосредоточена слишком высоко. Здесь ненадолго поможет плотная еда. Можно также представлять себя наполненным прозрачным тяжёлым маслом, а в центре груди — маленький чёрный шарик доже тяжёлый. Этот шарик медленно опускается сквозь масло, через середину тела, выходит через заднее отверстие, падает в землю, и где-нибудь на уровне первичной породы вы его тоже теряете из виду. Можно также удерживать внимание на черной точке на полу, на расстоянии ширины четырёх пальцев перед своими «благородными частями». Оба метода успокаивают ум.

Когда мы укрепимся в безмятежном океане умственного покоя, все станет для нас подарком. С непрекращающимся изумлением и блаженством ум обнаруживает, что, несмотря на свою несубстанциональность, он - никакое не «ничто». Он - нечёрная дыра, в которой ничего не происходит, и не белая стена, которая лишь отображает™, что на неё проецируется. Пробуждается безграничное богатство Великой Печати, озарениями которой Кармапа делится с миром в этих пожеланиях просветления. За каждым изменчивым ощущением всегда лучится ясный свет, который всё делает возможным.