Два заседания в один день
16 мая Президиум Наркомпроса под председательством М. Н. Покровского („третьего кита Наркомпроса" после Луначарского и Крупской, как характеризует его историк (75)), по докладу Шмидта принял постановление сохранить Институт-лабораторию „Международную солидарность1' — „в виде опыта на один год" и создать для улучшения его работы еще одну комиссию. На этот раз она была составлена не из полуграмотных инспекторов, а, наоборот, из лучших специалистов, которые были причастны к психоанализу или же явно сочувствовали ему. Председателем комиссии был назначен высокопоставленный чиновник Наркомпроса О. Л. Бем, членами — знакомые нам О. Ю. Шмидт, П. П. Блонский, К. Н. Корнилов и П. И. Гли-венке. Таким образом, в комиссии из 5 человек трое были членами-учредителями Русского психоаналитического общества; двое, Блонский и Корнилов — крупными и компетентными психологами.
Комиссия работала, а вокруг Психоаналитического института с Детским домом-лабораторией продолжали сгущаться бюрократические тучи: 9 июля обследования „Международной солидарности" потребовал уже сам Совет народных комиссаров. Архив сохранил для нас длинную переписку Наркомгтроса и Совнаркома, в которой вышестоящее ведомство требует отчета о результатах проверки, а нижестоящее отвечает отписками. Судя по тому, что интересующее нас учреждение фигурирует в этой переписке как Детский дом-лаборатория „Международная солидарность", тревога инстанций была вызвана деятельностью Детского дома, а не психоаналитического института.
Сохранились протоколы совещаний этой комиссии, на основе которых можно составить представление о стиле ее работы. Первый раз комиссия собралась 17 сентября; присутствовали Бем, Шмидт, Корнилов и секретарь. К делу, судя по протоколу, отнеслись серьезно. Слушали: о составе комиссии. Постановили: привлечь к делу отсутствующего члена комиссии Блонско-го. Пригласить в качестве экспертов С. Шпильрейн и А. Лурия. Начать с обследования на месте, выезд в институт-лабораторию назначить на 20 сентября.
Этим творческим планам, однако, не дано было сбыться. В тот же день 17 сентября Комиссия собирается второй раз в присутствии заведующего Главнаукой Н. Ф. Петрова. Безо всяких осмотров, экспертиз и отсрочек принимаются готовые 5 пунктов решения. Констатируется „большая педагогическая ценность этого единственного не только в России, но и в Европе учреждения, которое действительно может изучать явления психической жизни ребенка в условиях, гарантирующих объективность". По мнению комиссии, это учреждение призвано, „базируясь на данных психоанализа, искать методы формирования социально ценной личности в коллективе", для чего необходимо расширить задачи Детского дома в сторону „изучения социальных начал развития ребенка". Деятельность Детского дома комиссия рекомендовала подчинить руководству Психоаналитического института „при условии руководящего влияния в его работе работников-марксистов". Что касается детей, то рекомендовалось усилить их „пролетарский состав", увеличить их количество против нынешних 12-ти и тем самым удешевить содержание каждого ребенка. И воспитательной, и научной работе Дома комиссия дала наивысшую оценку.
Кто же писал эти пункты? Ясно, не эксперты Шпильрейн и Лурия, которых так и не успели привлечь; и даже не Шмидт с Корниловым, которых, похоже, поставили перед фактом; но и не Петров, никакого отношения к психоанализу не имевший.
Позднее весь составленный тогда Протокол был продублирован в представленном в Наркомпрос Постановлении комиссии. Только один пункт появившегося в тот день текста выпал из Постановления. Этот пункт очень характерен и, более того, поразителен: ,,г) поручить Главнауке в ближайшее время поставить на очередь вопрос об организации Психоаналитического института и его взаимоотношениях с Детским домом".
Тот, кто диктовал комиссии свои суждения о психоанализе, кажется, забыл, что Психоаналитический институт в системе Главнауки уже существует! Но это человек, политически заинтересованный в местном психоанализе; человек, грамотно изъясняющийся как о психоанализе, так и на идеологические темы; человек, более могущественный, чем Шмидт или Шацкий; человек, который мог диктовать Петрову, что тому делать в его ведомстве, и его указания выполнялись в тот же день; и, наконец, человек, который, зная, дети каких родителей воспитываются в детском Доме, не только не боится указать на это, но предлагает разбавить их детьми пролетариев... Из всех известных фигур это мог быть только Троцкий.
Как раз в это время, всего через 10 дней после описываемых событий, Троцкий шлет И, П. Павлову письмо, в котором рассказывает о своем знакомстве с фрейдизмом, утверждает его относительную ценность и по сути дела предлагает свое шефство в деле синтеза павловской теории условных рефлексов с фрейдовским психоанализом. Конечно это не случайное совпадение дат. Письмо Троцкого имело для него принципиальное значение, что видно хотя бы из того, что оно было включено им в издававшийся в 1927 году том его Собрания сочинений, одну из последних его публикаций в СССР (письмо цитируется и подробнее обсуждается в гл. 7). Не случайным представляется и совпадение бюрократических идей: предложение Петрову организовать новый психоаналитический институт в резолюции комиссии и предложение Павлову заняться „фрейдизмом" в письме Троцкого. Характерны и ошибки Троцкого: московским психоаналитикам, нуждающимся в политической поддержке, он, если верно наше предположение, предлагает создавать институт, который у них уже есть; а политическую поддержку предлагает Павлову, в это время избегавшему сотрудничества с большевиками и от поддержки Троцкого с негодованием отказавшегося...
Как бы то ни было, могущественное вмешательство решило вопрос о судьбе существующего в системе Главнауки учреждения, которое сразу же перешло в разряд „единственного не только в России, но и в Европе".
В октябре коллегия Наркомпроса под председательством А. В. Луначарского утвердила доклад этой комиссии, признав ее выводы „совершенно правильными". В принятом Нарком просом Постановлении первым пунктом значилось „признать необходимым сохранение Детского дома, ведущего чрезвычайно ценную работу по наблюдению и изучению ребенка вообще и детской сексуальности в частности", после чего как руководящие указания воспроизводились все выводы комиссии. Особенно интересно здесь упоминание детской сексуальности, которая вообще-то никогда не пользовалась внимание руководителей Накромпрома. Постановление было направлено наверх, где было „принято к сведению" на заседании Малого Совнаркома 25 января 1924 года, и наконец 6 февраля его утвердил от имени Большого Совнаркома А. И. Рыков.