Глава 2. Блуждание во тьме
Его зовут Дмитрий Клесин. Русский. Кто бы сомневался, да, Энегрейс? Первой моей мыслью было, что это твоих рук дело, подруга. Но нет.
Это называется – судьба, притяжение, обстоятельства. В общем, никуда мы от русского языка не отойдём, чует моё сердце.
Может, оно и к лучшему, так, я чувствую, мы ближе друг к другу, Эни. И я рад (в тайне, конечно), что у меня будет ещё один повод продолжить языковую практику на русском. Даже вслух произносить певучие слова «великого и могучего» означает уже быть рядом с тобой, вторая из пары, рядом с твоим сердцем. Не знаю, легче ли от этого тебе, но я рядом, всегда, и ты это знаешь.
А получилось презабавно.
Элли, обнадёженная твоим заверением, совсем потеряла страх. Она сидела «в шапке-невидимке» в сети наблюдателей – как подросток в интернете: денно и нощно. Даже умудрялась использовать ну все мыслимые и немыслимые ресурсы, до которых могла дотянуться. Усиливала сигнала, делала для нас он-лайн-конференции, рассылала срез новостей о грядущем мировом кризисе на Ближнем Востоке, а для девчонок вообще (только подумай!) – диеты, шмотки, анекдоты, книги… Даже упомянутая тобой про оттенки серого, только третья часть, в этот список попала.
Джо на это смотрел спокойно. Эни, ты смогла раскрыть нашу Элли. Как и всех нас для этого задания. Из весьма скучного и посредственного наблюдателя она превратилась просто в идеального секретаря-референта. Всегда на связи, всегда на чеку, всегда – готовая развернуть всю мировую сеть, телевидения, радио, газеты – к нам. Она как будто набрала в штат нашей небольшой бригады всех лучших журналистов, дизайнеров, блогеров, скучающих поэтов, непризнанных мыслителей и т.д. Повлиять на них (ну, хоть как-то), она, разумеется, не могла. Эти сети, Эни, можешь плести только ты. Пожалуй. Но предоставить информацию практически обо всём в считанные минуты – да.
Признаюсь, я был удивлён. Хотя, как ты скажешь, меня тоже мало чем можно удивить. И, разумеется, не раз преминул воспользоваться сверхзвуковой помощью нашей Элли. Невероятно удобно, спасибо тебе, Энегрейс, она просто энциклопедия.
Ну, да не всё коту Масленица…
Я так понял от Дункана (когда мы вышли сразу все, даже Кас, в он-лайн-диалог), что Элли как-то резко себя повела в сети. «Мелькнула».
Мы попросили Элли объяснить.
«Ну, представьте, вы смотрите фильм, на экране крупным планом – ваза, а в следующем кадре (на общем плане) её нет. Глюк. Так вот в фильме скажете – ляп режиссёра, а в цифровом пространстве – взлом сети. А «де-жа-вю»! Мы ведь недавно зачем-то пересматривали “Матрицу”!».
Тогда-то мне и пришла мысль, что всё это случайно быть не могло.
Ну, и не было, да, дорогой наш психолог. Ты всегда нам говоришь: будьте внимательны, осторожны, а мы…
И, как Нео, этот Дмитрий «ляп» узрел. Только вот докладывать о нём спешить не стал – на наше общее счастья. Представляю, какой шум бы тут поднялся… Нам бы всем лет десять пришлось жить на подводной лодке, пока всё бы улеглось. Но так не случилось.
Парень оказался не из робкого десятка и решил самостоятельно, аккуратно вычислить IP-адрес этой странной «тени», что промелькнула перед его глазами. Ну, и вычислил. Спасибо тебе, Эни, что поставила милую программку, которая сработала, как сигнализация.
Что бы сделала ты на его месте, а, Эни? Ну, уж точно не стала нырять в омут с головой. А он – нырнул. Наш «бункер» надёжно спрятан от тебя, извини, друг, но – правда.
Скажи, что ты будешь проверять в первую очередь, если вдруг «начнёт гулять губерния»? Всё, связанное с военными базами, потом – бомбоубежища, потом – просто дома и подвалы, наверное, склады. Я вот думаю, надеюсь, что, когда ты дойдёшь до старого здания телеграфа на одной из затерянных по всей стране (не скажу, какой, и так болтаю много, пусть и не вслух), мы будем уже далеко отсюда.
Но должен сказать, это место нам удалось привести в весьма годное состояние.
И этот наш господин Клесин точно вышел на нас и как ни в чём не бывало вошёл через парадный вход – точнее, через едва держащиеся на петлях, двери телеграфа. Сработала сигнализация – Аманда постаралась – добыла новейшую технику. Наверно, бедолажка, обанкротила свою «копилку» на приличную сумму. Но, что правда, то правда, оно того стоило.
В то время в штабе были только Элли и Джо. Но наш Джо, ты знаешь, воробей стрелянный, разводить долгие беседы, кто такой, зачем явился – не стал. Тихо, как он умеет, (убей, не понимаю, как) появился позади парня и вырубил резким ударом.
Возвращается Дункан с пакетами из магазина, а этот товарищ сидит на полу связанный с кляпом во рту. То-то наш рыцарь, хранитель совести нашей команды (как ты говоришь), удивился… Как пиво не разбил, не знаю.
В общем, Эни, нам тебя не хватает, друг. Твой «мудрец» у нас, даже красть его «с забором» не пришлось – сам пришёл, а мы не знаем, что с ним делать.
Не, ну, про слезу ребёнка мы помним, даже не думай.
И мы, конечно, всё понимаем: что против воли держать его не будем (все эти пленения – уже пройденный этап), запугивать тоже. Но и отпустить его мы тоже не можем.
Так, что хоть тебе звони. Но нет, Эни. Игра началась, и я не хочу, чтобы ты знала, что у нас может появиться ещё одна карта…
Что бы ты сделала, Эни, что бы сказала?
– Элли, – вдруг неожиданно сам для себя, заговорил я. – Поговорить с ним должна ты.
– Я?!
– Спокойно. Выслушай меня, Элли. Просто выслушай. Сколько ему лет?
– До тридцати или чуть за, не знаю…
– То есть, примерно твоего возраста, так? Представь, Элли, если бы ты оказалась сейчас на его месте, что бы ты думала?
– Прощалась бы с жизнью.
– Тебе было бы страшно? Горько, что полезла в это? Что была неосмотрительна?
– Спрашиваете? – Элли говорила по-английски, но я слышал уважительную форму. – Ещё бы нет! Это твоя работа – быть наблюдателем! Твоя работа – быть спецом. Ты пошёл, доверившись чутью, полагая, наверное, что ты просто ошибся. Точно – ошибся. Это всё равно, что увидеть привидение и, говоря себе, приведений не существует, забраться в заброшенный дом. Не может кто-то написать нечто подобное, что написала Энегрейс. База наблюдателей – это вообще вещь в себе. Взломать её невозможно.
– Почему? – спросил я.
– Ну, не знаю. Вы задаёте странные вопросы. Современная база наблюдателей – это шедевр. Наше руководство очень гордиться своей разработкой. Даже толковой инструкции, что делать, если взломают – нет. Никто не верит, что такое возможно. Честно, даже не представляю, как бы чувствовала себя на его месте – обманутой всеми, покинутой и просто – глупой…
– Сколько он у вас так вот сидит? Мы уже час болтаем.
– Наверное, часа четыре…
– Элли! – я чуть повысил голос, но тут же опять спустился на бархатный, ровный тон. – Зайди к нему, сразу со стаканом воды и чашкой кофе. Захвати ледяную грелку – голова у него раскалывается. Развяжи, разотри запястья. Он наблюдатель, а не спецагент, он не попытается тебя вырубить или ещё что-то. Тем более, Дункан будет там рядом, за дверью.
Так вот, спокойно разотри запястья, вытащи кляп и спроси, не желает ли он умыться и привести себя в порядок. Будь спокойна и, главное, прояви настоящее участие. Неподдельное. Ты сможешь.
Извинись. Обязательно извинись. И пошути, что вы, наблюдатели, вечно влипаете в истории. Расскажи что-нибудь из своей практики. Заранее не придумывай, речь должна быть лёгкой, импровизируй.
Сведи всё на курьёз. А потом… потом пообещай ему что-то.
Пообещай всё объяснить, когда он будет к этому готов. Пусть спокойно умоется, выпьет воды, приведёт себя в порядок. Возьмёт кружку с горячим кофе в руки.
И только тогда скажи – мы знаем, что ты нас засёк, вычислил. Ты знаешь, что такие «шапки-невидимки» просто так, только для того, чтобы подружкам скинуть «Пятьдесят оттенков серого» не пишут. Ты попал в эпицентр большой игры, просто так отпустить тебя мы не можем. Сейчас. Но обещаю – вреда не причиним. Тебе придётся потерпеть мою компанию два месяца. Чтобы было не скучно, буду рассказывать свежие анекдоты….
– Но я не умею рассказывать анекдоты…
– Элли, – строго сказал я. Она записывала меня на диктофон, я знал это и был рад. Не люблю повторять одно и то же. – И тогда спроси: ты же понимаешь, что я тоже наблюдатель? Хочешь узнать, почему здесь я?
И расскажи, Элли, своими словами. Постарайся уйти от конкретных имён, фактов, только общая канва.
Спроси, а зачем он работает на наблюдателей.
Я тебе сам отвечу: его манит неизведанное.
А хочешь, спросишь ты, поработать с нами? Зарплата неплохая, много новых разных примочек… А главное – поймёшь всё, что здесь твориться, и голова не так будет болеть. Игра слов, извини. Работу сделаем – разойдёмся, кто куда. Никаких обязательств. Скажи, не думай, что я прямо сейчас жду от тебя ответ. У тебя, в конце концов, полно времени… Отдыхай.
Возьми грелку со льдом, Элли!
Скажи ему это всё и оставь одного. Дверь прикрой, но не запирай. Он поймёт, умный парень, сбежать не получится (с наскока, во всяком случае). Но главное, он успокоится, и в нём зажжётся любопытство.
Иди! Дункан, Джо, поддержите, нашу энциклопедию, ладно?
Я откинулся на камень. Я всё ещё был в Каньоне, только теперь пришлось выбраться из царского грота и подняться на вершину мира.
Спасибо, Энегрейс. Я ведь почти в точности повторил то же, что ты говорила мне, отправляя к Кроносу. Алгоритм тот же. Слова другие. Я с тобой психологом стану, но пока – рано о чём-то говорить, пока Элли справляется со своей миссией. Но она сможет, я видел её глаза, ей жаль парня, ей хочется ему помочь. А это – прямо по твоей методике, любить и оберегать.
Как ты думаешь, Эни, зачем я тебе мысленно всё это рассказываю? Правильно думаешь. Я едва успел спуститься и выйти на туристические тропы, как снова позвонил Дункан. Парень представился и сказал, что готов нас выслушать.
«Ну, и видок у меня! Прямо над бровями написано: ботан медицинского факультета…» – я усмехнулся. Ничего так получается. У нас у всех.
Я разглядывал себя в экран мобильного телефона. Нет, Эни, я не окончательно свихнулся. Не как в зеркало.
На экран выводилась видео с камеры наблюдения Экспериментального медицинского центра штата Вашингтон «ди» «си». В режиме он-лайн. Недурно, совсем недурно для первого дня работы, господин Дмитрий Клесин. Теперь у нас не только все новости мира в кулаке, но и, как я понимаю, многие видеокамеры.
Вам, конечно, далось это решение нелегко. Но, после того, как мы дали Вам связаться со штабом и сообщить, что с Вами всё в порядке, что работа идёт в обычном режиме, после того, как поняли: вокруг Вас в общем-то адекватные люди, – успели поговорить с Джо и Дунканом, уточнить, чем именно будете заниматься…
И Вы приняли решение – за неделю. И перевесило всё то, что Вы заскучали и реально убедились: у нас весело. Иногда чересчур. Рад Вас видеть в нашей бригаде, добро пожаловать на борт.
…А я полагал, что большинство подобных кабельных сетей являются закрытыми. Но не для наблюдателей, да, господин Клесин. Уж, не знаю, как вы это сумели пролоббировать да так, чтобы не поставить на уши всю мировую общественность… Наверное, для начала открыли большинство систем – для безопасности жителей, пожалуйста, всё выводится в он-лайн режиме на каком-то там городском сайте. На самом деле вам было не до пиара, это просто необходимость. К некоторым из бессмертных лучше вообще близко не приближаться. И так, потихоньку…
Я впечатлён, хорошая работа. И зарплату Вы за неё просите по мировым меркам совсем небольшую – вскрывай последнюю заначку, Аманд. Ладно, тебе, подруга, не жадничай…
– Джеймс Адамсон? – как-то неприятно, резко прозвучал женский голос.
Я поднял глаза. На меня смотрела женщина лет пятидесяти, статная, подтянутая, ровно, хотя и несколько вычурно накрашенная. Волосы уложены лаком в пластмассовую причёску, как у куклы. До плеч. Каблуки. Юбка-карандаш до колена, белый халат.
– Чем могу помочь? – отозвался я, пряча телефон в карман брюк (я тебе, Эни, припомню, что пришлось променять мои любимые джинсы и свитер на шёлковые рубашки и классические брюки) и протягивая руку.
Она ответила на рукопожатие – как-то вальяжно, нехотя. Я не удивился, но насторожился. На ней была дорогая одежда и хорошая косметика. А такое приветствие себе позволяют только те, кто скупают уценёнку.
–Вы не знаете, кто я?
– Не имею чести быть знакомым, – это было бы забавно, но мне не нравилось вести диалог, отбиваясь от роя слепней, да ещё и непонятно с кем.
– Саманта Лоуренс, профессор… – она перечисляла свои регалии долго, словно медленно снимала с себя одежду. Не могу сказать, что это произвело на меня впечатление, такое публичное обнажение не воздействует на меня должным образом.
– А, простите, – мотнул головой, то ли вспоминая, то ли отгоняя ненужные мысли (так делают зазевавшиеся студенты, сражённые в лоб простым вопросом). Я старался быть любезным. – Наслышан. Приятно с Вами…
– А я вот не могу сказать того же. Вы могли бы дать ссылку в своей статье на мою работу. Я ещё лет десять назад исследовала проблему гипофиза. И я написала статью, прошедшую во многих журналах и получившую высокую оценку в Сорбоне и в Гарварде, в которой упомянула о различных отклонениях, которые могут вызываться…
Я потерялся. За нагромождением канцеляризмов, медицинских жаргонизмов и просто – речевых штампов, я перестал улавливать смысл.
– Но Вы слишком молоды, чтобы понимать… – эту часть я тоже пропустил. Совсем. – И слишком невежественны…
– Миссис Лоуренс… – коротко прервал её я.
– Мисс, – меня грубо поправили.
– Мисс Лоуренс, рассматриваемая в статье доктора Питера Уинда проблема, согласен, ещё не до конца изучена. Вполне возможно, что предпосылки её исследования появились гораздо раньше, чем эта проблема о себе широко заявила. Но в данной статье я выступил только как ассистент, если желаете, я мог бы передать доктору Уинду Ваш номер телефона…
– Конечно, раньше, молодой человек! Вы ещё под стол пешком ходили…
О, началось… Всё.
– Мадам, – мягко прервал её я, понижая голос. Этот диалог мне хотелось прекратить. – Я вынужден…
Но тут я заглянул в её глаза и обомлел.
Нет, в них не было того, Эни, что выдаёт в твоих серо-зелёных очах присутствия невыносимой жажды. Не было горячего облака песка у самого зрачка. Они были карими, поверхностными и как будто отполированными, но за тонким слоем «позолоты» я увидел мрак.
Глупо, скажешь ты, Эни. Такого не бывает, не соответствует портрету и вообще – с чего я взял. Менее трёх минут разговора ни о чём… Она не разозлилась. Точнее – по-настоящему, не разозлилась, не проявила свою суть, какой бы она у неё не была. Мы просто беседовали. Я не могу это объяснить, кроме как: чутьё.
Я не подал виду. Она может представляться, кем угодно. А быть наблюдателем. Или кем-то ещё.
– Напомните название Вашей статьи?
Она произнесла. Я узнал статью Уинда, только в её названии была допущена неточность. Плохо.
Она не бессмертная. Это точно. Лучше бы была бессмертной, тот хоть ясно, что к чему.
– Мне кажется, у вас с доктором Уиндом есть, что обсудить. Прошу меня простить.
– Не думайте, что на этом всё закончится, молодой человек, – кинула она мне вдогонку.
Я и не думаю. Я уже писал Элли: «Саманта Лоуренс – пробей и – мне справку!». Знал, что она поймёт. Не помедлит.
К вечеру стало ясно, что эту ночь господин президент проведёт под надзором лучших специалистов страны в самом современном медицинском центре. Они не знали, но знал я, что в три часа ночи – они мне позвонят… Но пока было ещё несколько часов…
Становилось душно, ночью будет дождь – небо аж жёлто-красное, налитое. Пыльно.
Домой! Точнее, на съёмную квартиру – на хорошую съёмную квартиру. Пока гнал по приятному шоссе, мне позвонили, сказали – быть готовым явиться не медля. Я сказал, что понимаю всю серьёзность, но по моим предположением состояние президента будет стабильным.
Чужими руками, я помню, Эни.
Но, как и предполагалось, нашему президенту становилось хуже. Точнее – лучше, но пока об этом знать никому не обязательно.
Эни, я голову сломал, чтоб ты знала, чтобы и волков накормить, и дать овцам уцелеть.
Если тебе интересно, то могу обрисовать, что происходит в данный момент с первым человеком государства. Образ жизни современного человека крайне неблагоприятно сказывается на его состоянии – слишком комфортно, понимаешь? Забиваются мышцы без тренировок, сосуды без правильного питания, про суставы, органы и т.д. – вообще молчу. А от невероятного потока информации, зачастую бесполезной, страдает мозг.
Ещё на Древнем Востоке использовали различные техники для открытия всех «чакр». Ну, йогической практикой нам заниматься недосуг, поэтому я вспомнил, как это можно сделать медикаментозно. Фактически, сейчас его организм полностью расслабляется и самоочищается. В общем, не бери в голову. Ты бы сказала – ясно, полный релакс. Ну, да, можно и так сказать.
Тут всё по плану. Кроме Саманты Лоуренс.
Вспомнил её глаза. Кроме этих глаз.
Самое интересное, Эни, ни за её интонацией, ни за манерами, ни за малейшим движениями – я не увидел игры. Всё очень гармонично – точнее дисгармонично, даже вульгарно, много снобизма и дури, но всё в одном стиле. Кроме второго карего дна…
Зашёл в свои апартаменты, достал тёмное пиво из холодильника и завалился с ногами на кровать, даже не разуваясь.
Кроме второго карего дна…
Стянул с ночной тумбочки ноутбук, открыл бутылку, сделал несколько глотков и только потом включил компьютер и бросил мобильный на пружинистый матрас.
Открыл почту, послал на печать всё, что прислала Элли – поверхностно, не то. Даже не стал вставать с кровати за листами. Те высыпались из принтера и падали на пол, как лепестки сакуры. Написал: «Ищи не соответствия!». Через пятнадцать минут получил ещё одну порцию информации – и опять ничего того, что я искал.
Почувствовал себя параноиком.
Но на этот раз заставил себя встать, забрать распечатанные листы и читать пустую болтовню. Искать то, что между строк.
Разложился на столе. Любая работа требует собранности и внимания. И осторожности. Да, Эни? Ох, бы ты только головой покачала – такие улики, если что – весь стол забит Самантой Лоуренс. Но, ничего криминального, интересно же подробнее узнать о коллеге.
Кстати, статья её действительно вышла. Именно такая, как она мне и сказала. Адвокаты Уинда даже грозили судебной тяжбой, но сам доктор оказался мудр и милостив к матери троих детей, домохозяйке, бывшему врачу какой-то заштатной больнице…
Матери троих детей в разводе. Взяла обратно свою девичью фамилию. Хм…
Я посмотрел на фото. Каких-то десять лет назад (опять же «каких-то» – это для меня) она выглядела просто ужасно. Полная, переставшая за собой ухаживать, явно поддавшаяся унынию, а возможно и пьянству… Сопоставил фото с обликом женщины, окликнувшей меня днём.
Вообще ничего не вяжется.
Недалёкая провинциалка, домохозяйка с непомерными амбициями и – бизнес-леди, типа врач (хотя знаний у неё и на йоту не прибавилось. В отличие от регалий…). Даже, если предположить, что кто-то оказал ей поддержку… А фигура, а внешний вид?..
И чем только занята моя голова? Надо включить новости…
Пиликнул телефон – смс.
«Да допей, наконец, пиво! Отдохни» – от Аманды, и куча смайликов. Как она? А камера на ноутбуке. Ну, Дмитрий, у нас с Вами будет разговор о границах дозволенного…
«А, если бы я был не один?» – ответил я.
«О, ещё и бонусное видео по итогам операции!»
«Аманда, в эту игру можно играть вдвоём, и у меня приличная память…»
«Да, ладно тебе, Мэт! Мир?»
Я только многозначительно кивнул в камеру и захлопнул машину.
Наконец, я ощутил тишину вокруг себя, и как-то стало спокойнее. И меня потянуло к… к тебе, Эни. К твоей откровенной книге, к твоей истории. Я достал талмуд из походного рюкзака, убрал всё со стола и только потом положил на него книгу.
На чём мы остановились, Эни?
«Я училась быстро, потому что этого желала. Желала быть быстрее, сильнее, опаснее, страшнее, беспощаднее. Я любила запах крови…»
Где-то я эту фразу уже встречал… А! Конечно! Один из российских поэтов начала прошлого столетия Николай Гумилёв: «В ней билось сердце, полное изменой, /Носили смерть изогнутые брови, /Она была такою же гиеной, /Она, как я, любила запах крови». Стихотворение называется «Гиена», кажется.
Вы пересекались? В Африке? Его туда тянуло так же сильно, как и тебя тянет. Всегда. Надо будет тебя пораспрашивать, при случае. Но стихотворение… Хм… Моя рабыня и царица («преступная, но пленительная» – шучу, Эни, не хмурься), с тобой вообще тяжело верить в случайности.
Итак, пропускаем пытки… Это чтение совсем не доставляет мне удовольствие. Эни… Она погребала тебя заживо в саркофаге в песках?.. Как ты за ней сонной не пришла под утро? После всего этого? Ты пишешь, что это было самое страшное для тебя, а всё остальное… ВСЁ остальное – ты переносила, задыхаясь от хохота.
Нельзя читать такое на ночь. Даже, если спать не планируешь. Так, дальше.
И чем ты становилась сильнее, тем больше презирала тех, кто был слабее тебя. Ты уважала и понимала только силу. И очень скоро тебе практически не было равных среди амазонок, чернотюльпанных дев.
Я рискну предположить, что и среди многих бессмертных, да, Эни?
Твоя алчность была неуёмной. Тебе мало было расхищать караваны – что они могли против тебя. И что могли для тебя. Битвы не приносили отдохновения. Хотелось ещё, ещё крови, ещё боли, ещё страданий – себе самой (ну, разумеется, в самом жутком садизме есть что-то мазохистское) и, конечно, другим.
Так, это я тоже пропущу. То, что ты делала с пленными мужчинами (а в отличие от твоих сумасшедших сестёр, ты, Энегрейс, интересовалась всегда противоположным полом, но как интересовалась!)…. Нет, мне этого знать совсем необязательно. Но я понимаю, почему ты боялась попасть в руки Кроноса. Ты знала, а не предполагала, что тебя тогда ждёт.
Нет…
Я откинулся на стул вдохнул – выдохнул. Протёр глаза.
Знаешь, Эни, когда я впервые услышал о Богине Песков, а это было в четвёртом тысячелетие до нашей эры, я даже поверить не мог, что это всё не сказки. Тогда люди были пугливы – за грозой видели гнев богов, за неурожаем – проклятье – жизнь была очень тяжёлой. Я и представить себе не мог, что даже часть того, что рассказывали, может быть правдой…
…Ты смелая, Эни, и сильная. Как тебе хватило духу с такой документальной точностью зафиксировать всю эту гадость? У меня до сих пор не хватает мужества вспомнить всё, что делал я, будучи Всадником.
Ты не просто вырвала нас с Силасом у Кроноса, ты ещё и помогла нам, каждому по своему, преодолеть наследие, тяготившее наши плечи. Силасу было легче – он ничего так и не понял. Мне… Но с тобой я могу даже… переходить на речь кочевников, говорить тише и острее, как говорил тогда. Я могу с этим жить.
А вот твои плечи, Эни, некому ведь облегчить.
Спасибо, что доверяешь мне, друг. Я слышу, как рвётся твой дух в каждой написанной фразе. Ты почти продавливаешь пергамент, но пишешь, хотя каждое слово…
Хм, Эни… Ты это всё написала для меня, ведь так? И даже не тогда, когда мы с тобой познакомились, а позже… Пергамент, Эни, не продержался бы шесть тысячелетий – всё стало бы пылью. А я могу держать эту книгу в руках и перелистывать страницы.
Ты написала это, когда поняла, что… Мы, в самом деле, половинки единого целого, и я должен узнать всё о тебе. Но вот как решиться обо всём рассказать? Об этом рассказать?
Вспоминая Россию и её писателей, скажу: ты же знаешь, что Лев Толстой перед женитьбой дал прочитать невесте свои дневники. Сама понимаешь, ошибки молодости… Все дела. Та долго плакала, но замуж всё-таки пошла.
Всему своё время, да, Эни?..
Конечно, я это всё прочитаю. Потому что это твоя жизнь, и она мне небезразлична. Ты мне небезразлична, Эни…
Так. Давай, посмотрим, куда заносило ещё твою буйную головушку. Разумеется. Ты пошла войной на фараона Нижнего Египта, а точнее – отправила на верную гибель десятки твоих лучших воительниц (набег на город был обречён, ты это знала), а сама прокралась в палаты… Он был виноват лишь в том, что тебе хотелось «кушать» (опять, вспоминаю русский – само собой получается. Это ведь из басни? Крылов). Ну, и в том, что, дурак, отправил какого-то недалёкого евнуха за новыми рабынями, а тот выбрал тебя. Это он не обдумавши сделал…
Но в отличие от твоей лирической героини (вспоминаю твой танец под «Княже»), ты медлить и не подумала…
А дальше…
«Мало, кто знал, что фараон обладал такой силой… И эту силу я присвоила себе. Власть над песками. Власть над бурей…»
Не может быть!
Эни!
Я понял. Вот, почему такая точность: Атлантида, Кёдзё-то, Древняя Индия… И, ясно теперь, Египет. Ты не просто с открытым забралом искала приключений и пыталась сделать мир лучше – тьфу. Конечно, нет. Ты же нам говорила: я отвожу угрозу. Да, ты понимала точно, что делаешь. Потому что первой, самой опасной, самой непредсказуемой и самой непобедимой угрозой для тебя была ты сама.
Вот откуда это твоё имя – Богиня Песков. Никакой аллегории тут нет. Тебя таковой считали. Потому что ты ею и была с этой штукой в руках…
И эта власть, подкреплённая болью, страхом, необузданной жестокостью, конечно, совсем снесла тебе крышу…
Пиликнул телефон.
С трудом оторвался от книги, в висках аж стучало.
«Будь осторожен в горах…» И две ссылки.
В окна ударил дождь, как хлестнули плети по оголённой спине, раскатился, хохоча, гром…
Я встал из-за стола, подошёл к окну, смотрел в черную, громыхающую пустоту. Конечно, я понял, что это смс от тебя, Эни. И что ты прекрасно понимаешь, что из гор я уже вернулся.
Наверное, уже подняли Митчла, конечно, Аманда это сделала лично и жёстко – профи-секретарь, пуританского воспитания. Хорошо, что легенда не позволяла даже в теории ей иметь с ним какую-то связь. Нам всем от этого дышалось легче. Наверное, в первую очередь тебе, Эни. Ты знаешь, как это всё противно. И делаешь всё, чтобы оградить других ото всех бед, только вот себя бичуешь и караешь нещадно.
Наверное, уже произошла утечка из Медцентра, и репортёры, подстёгнутые сенсацией, трубят на всех углах, о временной смене власти в свободной стране. Да, пожалуй, Питеру Уинду уже позвонили. Через минут десять – позвонят мне. А дальше – трое суток без сна, на нервах. Играть это не придётся. Ты же понимаешь, Эни?
И, если всё чуть-чуть пойдёт не так…
Я перекрутил телефон и нажал на один из горячих номеров.
– Здравствуй, Кас.
– Митос? – она удивилась, даже испугалась, но, догадавшись, что я звоню лично ей и пока молчу (случись уже что, сказал бы сразу), изменила интонацию. – Митос! А я уже думаю, когда ждать доставку в номер! Мне, пожалуйста, большой коктейль Пино-Колада…
– Кас…
– Выкладывай, – она вновь стала серьёзной, видя моё лицо. Смотрела на меня, спокойно, без напряжения, готовая внимательно слушать.
– Прости меня, Кассандра, – решился я. Я сморщил нос, лоб, стиснул зубы, стараясь держаться. Собрался с силами и произнёс, падая голосом на каждом слове: – Прости меня за то, что я с тобой делал. Пожалуйста.
Глаза пылали, и в горле было так горячо, что не хватало дыхания.
Она молчала, смотрела на меня с маленького экранчика своими большими красивыми глазами: спокойно, тепло… И вдруг – заплакала, даже не закрывая лицо руками, тихо, беззвучно.
– Прощаю, дорогой друг, – выдохнула Кас, улыбаясь сквозь слёзы. – Точнее – уже давно простила, ты знаешь. И ты меня тоже прости… Ты понимаешь, за что.
– Спасибо, – ответил я я по-русски, вкладывая в это слово его исконный смысл. Тогда это было два слова и оба писались с заглавной буквы.
Телефон в руке завибрировал – кто-то пытался до меня дозвониться, мы оба поняли, что пора возвращаться в реальность. Но знали, что бы ни случилось, этого разговора у нас уже никому не отнять. Он состоялся.
Кас подмигнула мне и отключилась. А я ещё с полминуты слушал дребезжание телефона, стараясь сосредоточиться, вернуться в настоящее.
Президент в коме. Ты, моя вторая из пары, в эпицентре событий: Египет, полагаю, уже объявил об открытии театра военных действий, Иран и Пакистан открыто выражают свою готовность поддержать его… Там всё накалилось так, что вот-вот вспыхнет. Америка пока молчит, но я знаю, Аманда уже разминает вялые плечи, и засовывает носовой платочек в нагрудный карман делового костюма. Сейчас грянет. А я... Я стою у окна, за которым раскатывается буря, и не могу почему-то отделаться от ощущения, что в твой, Эни, рассказ о мировом кризисе кто-то чужой потихоньку вписывает абзацы. Но, наверное, это всё мне только мерещится.
Глава 3. «Жми до заправки…»
Мы почувствовали друг друга. Она расправила плечи – одним ровным, красивым движением, чуть напрягла спину, крепко стянутую «чёрным маленьким платьем». Насторожилась.
Даже не обернулась на звук моих шагов – сама уверенность и спокойствие. На высоких каблуках в чёрных замшевых туфлях стояла легко, невесомо. Не переминалась с ноги на ногу, не выказывала нетерпения и неумения держаться на такой высоте.
– К счастью, буря улеглась. Я, честно говоря, не очень люблю летать, а наш самолёт трижды заходил на посадку. Здесь такое часто бывает? – сказал я, как бы самому себе.
Мы стояли у фуршетного столика, как двое абсолютно незнакомых друг другу людей. Эни только взглянула, через плечо, улыбнулась – не своей улыбкой, кокетливо-оценивающей, призывно-откровенной, но всё же красивой.
Отвела взгляд, правильно, так набивают себе цену. Нужно выждать срок, делать вид, что не обращаешь внимание. У тебя хорошо получается твоя роль. Недурно.
Медленно, нарочито сняла зубами оливу со шпажки. Сомкнула губы, даже глаза прикрыла от удовольствия.
Я тебя правильно понял, моя рабыня и царица – представление лирической героини будем считать состоялось.
– О, простите, я не представился, – сообразил, наконец, молодой перспективный специалист. – Доктор Джеймс Адамсон.
– Сара Пилад, – ответила Эни, протягивая мне руку. – Специалист по связям с общественностью.
– У вас прекрасный английский, Сара, – неумело продолжал беседу доктор, он был впечатлён новой знакомой – прекрасное тело, классическая одежда (впрочем, юбка значительно короче, чем предписывает деловой этикет), светские манеры и даже не прозрачные намёки.
– Благодарю. Как Вам нравится приём, доктор Адамсон?
– Всё организовано достойно, мисс Локлев. Даже роскошно. Большой блестящий зал, зеркала, жёлтый электрический свет десятков маленьких лампочек – золотая россыпь. Шампанское, канапе, фрукты. Не могу сказать, что у меня есть большой опыт посещения таких мероприятий. Сравнить мне практически не с чем. Но… – я чуть изменил интонацию, знал, она услышит. – Я впечатлён.
– Я рада, что Вам здесь нравится, – отозвалась Кейт Локлев, после того, как Энегрейс выдержала паузу – это всё, что она могла себе позволить.
Даже взгляд не изменила и не моргнула. Но она меня прекрасно поняла. Трое суток мы все стояли на носочках, боясь опуститься на пятки. Сценарий Эни, не звучавший забавно даже в домике в горах, теперь прокрутился на яву, перед нашими глазами.
Дункан, Джо, Элли и Дмитрий – провели эти часы, не отрываясь от экранов. Господин Клесин вскрыл для нас несколько интересных камер, и мы смогли увидеть Эни. На мониторе. Она была спокойна, как спортсмен на олимпиаде – удивительное хладнокровие.
Котёл, в котором она была, бурлил и аж гудел от напряжения, а у неё на лице не дёрнулся ни один мускул. И это была не слепая уверенность, нет, это была максимальная сосредоточенность. Она даже немного вышла из роли, немного стала собой, но заметил это только я. Слишком глубоким для двадцатитрёхлетней пиарщицы был её взгляд…
Да, ей теперь двадцать три, и это ни у кого не вызывает сомнений. Энегрейс всегда мастерски пользовалась косметикой – не подкрашивалась, чтобы выглядеть привлекательнее, а именно – использовала для своих целей.
И вот – с экранов телевизоров льётся луч надежды, и жалостливое слово останавливает орды…
Я вывожу президента Америки из состояния полного релакса, Аманда убеждает Митла Рея оставить на время политику «пока всё не уляжется». Египет отступает на оставленные позиции, НАТО снова заверяет Израиль в своих дружеских чувствах.
Наш президент ещё с больничной койки делает несколько деловых звонков, а потом один из его доверенных лиц говорит о необходимости личной встречи не только с действующим президентом Израиля, но и с одним очень многообещающим молодым человеком.
Эту идею заложить в сознание пресс-атташе оказалось не такой уж сложной задачей, видимо, все интуитивно чувствовали, что надо сделать нечто подобное.
А тут, Эни, ты как раз кстати организовываешь шикарный приём и приглашаешь руководителей и представителей многих стран, различных конфессий и взглядов. Программа партии твоего кандидата, как сообщили нам Элли и Дмитрий – каждый по своим источникам – бьёт рекорды просмотров в интернете. Народ она пьянит – всё так просто, всё так притягательно. Свобода – абсолютная, но мы-то знаем с тобой, что это несвобода. Все иллюзорно, всё опасно. А ты разгоняешь эту машину, и, наверное, крепко стискиваешь зубы, потому что от осознания своей власти, от восторга, от ощущения чистой энергии – живых откликов, пьяных от восхищения глаз – перед тобой снова взрывается песчаная буря, твоя буря, да, Эни?
И как только чуть тронулся песок на барханах, как только ты поймала себя на какой-то шальной мысли – ты сразу сбросила мне смс. Я посмотрел обе ссылки. Первая – на книгу Арона Ралстона «Между молотом и наковальней». Вторая – на фильм «127 часов». Я тебя понял, Эни, собираешься в горы, оставь записку, куда отправляешься. Потому что метеорит, пролежавший тысячелетия где-то в темноте, может зажать в тисках именно твою руку. И, конечно, – не будь слишком гордым. Я тебя услышал, вторая из пары. Я здесь.
– Рада, что вам нравится вечер, – повторила Сара Пилад, снова двумя пальчиками выбирая с блюда шпажечку с оливкой. – И я могу сделать его ещё приятнее, если хотите?
И она сняла оливку зубами, чуть менее откровенно, чем сделала это в прошлый раз, но зато смотрела прямо мне в глаза. Сглотнул.
– Я бы не стал на Вашем месте отказываться от такого предложения, – услышал я позади себя голос, неловко улыбаясь чуть обернулся. Но говорящий уже приблизился к нам и приобнял Энегрейс за талию. – Позвольте, представиться…
Грегори. Сказал я про себя, не желая запоминать другое имя. Оно было тяжеловесным и, кроме того, не хотелось его лишний раз произносить. Я ответно представился, поясняя, что был восхищён речью, что дипломатический талант такого уровня, конечно, нельзя зарывать в землю. А также сказал, кто я. Мы пожали друг другу руки.
– Искренне рад, что у Вас золотые руки, доктор, дипломатические отношения между нашими странами буквально были исцелены благодаря Вам. Что скажешь, Сара, ты бы хотела ощутить на своей шкуре оздоровительный эффект от прикосновения рук знаменитого доктора?
– Конечно, – без жара и страсти откликнулась она, словно речь шла о чашке кофе.
Взгляд несколько ошарашенного Джеймса Адамсона опустился на стан юной мисс Локлев, который достаточно откровенно и недвусмысленно обнимал Грегори. Он поймал мой взгляд.
– О, не переживайте, Вы не оскорбите ни меня, ни её, если захотите провести с ней время. Вы знакомы с моей программой. Мы выступаем за свободные отношения. Развлекайтесь. Доктор…
Грегори удалился. Мне почему-то вспомнилась сцена из «Фиесты» Хемингуэя, когда главный герой уступает свою подругу молодому тореадору. Но у героя есть очень деликатная, физиологическая проблема. Да, та сцена: напряжение, страсть, ощущение грешности, сомнений, боли, терзаний и соблазна – написана мастерски. Ничего общего с тем, что произошло только что. Мне только что передали саллфетку.