Анима между героями-соперниками

Предисловие

Текст этой книги представляет собой изложение материала двух лекционных курсов, которые были прочитаны мной в Институте Юнга в Цюрихе: первый – «Проблема феномена Тени в волшебных сказках» – в течение зимнего семестра 1957 года, второй – «Проблема зла в волшебных сказках» – в течение зимнего семестра 1964 года.

Я очень благодарна доктору Вивьен Макрелл за помощь в подготовке текста ко второму изданию.

Часть первая

ТЕНЬ

Понятие Тени

Прежде чем углубиться в этот материал, следует иметь в виду, что психологическое понятие Тени не так просто определить, как кажется на первый взгляд, и оно может иметь широкий диапазон значений. В юнгианской психологии мы обычно считаем Тенью воплощение неких бессознательных сторон личности, которые могли бы войти в структуру эго-комплекса, но не вошли по тем или иным причинам.Следовательно, мы могли бы сказать, что Тенью является темная, непрожитая и подавленная часть эго-комплекса, однако это верно лишь отчасти. Юнг терпеть не мог, когда его ученики мыслили слишком узко или буквально, цеплялись за введенные им понятия, создавали из них систему и употребляли, не имея точного представления о том, что они значат! Однажды во время дискуссии он решительно прервал обсуждение сказав: «Это все ерунда! Тень – это просто все бессознательное». Он сделал так, чтобы мы забыли, как все эти феномены были открыты и как их переживает каждый отдельный человек, потому что прежде всего следует думать о состоянии, в котором находится пациент в данный момент.

Если на анализ приходит человек, имеющий какое-то представление о психологии, вы пытаетесь ему объяснить, что за кулисами его психики протекают определенные процессы, которые люди не осознают, и по отношению к этому человеку такие процессы являются Теневыми. Поэтому на первой стадии подхода к бессознательному Тень – это просто «мифологическое» название всего, что существует у нас внутри и недоступно нашему прямому осознанию. Только когда мы начинаем углубляться в Теневую сферу личности, чтобы исследовать те или иные ее стороны, спустя некоторое время в сновидениях появляются персонажи одного пола со сновидцем, которые служат воплощением бессознательного. Но затем этот человек откроет для себя, что в этой неизвестной ему области присутствует и другой кластер реакций, который называется Анима (или Анимус) и воплощает чувства, настроения, мысли и т.п. И, кроме того, речь также идет о понятии Самости. Из чисто практических соображений Юнг не считал, что нужно делать больше, чем эти три шага.

Когда речь заходит о Тени, нам обязательно приходится учитывать особенности состояния человека и даже стадии развития его сознания и степень осознания им своего внутреннего мира. Так, на начальной стадии мы можем сказать, что Тень – это все содержание вашего внутреннего мира, о котором вы не знаете. Вообще, говоря об исследовании Тени, мы узнаем, что отчасти она состоит из индивидуальных, а отчасти – из коллективных элементов. По существу, когда мы впервые сталкиваемся с Тенью, она представляет собой некую совокупность элементов, среди которых мы не можем провести четкого различия: какие из них являются индивидуальными, а какие – коллективными.

В качестве практического примера представим себе, что человек от разных по характеру родителей унаследовал разные черты характера, которые, образно выражаясь, «химически» не взаимодействуют. Например, однажды у меня была пациентка, которой достались по наследству жестокий и грубый характер отца и трогательная сверхчувствительность матери. Как может у нее проявиться то и другое одновременно? Если кто-то ее раздражал, у нее возникали две противоположные реакции. У ребенка эти противоречащие друг другу реакции не совмещаются. Обычно в процессе развития между ними происходит выбор, в результате которого более-менее стабильной остается только один вид реакции. Затем человек получает образование, которое к этому тоже кое-что добавляет, и все это входит в привычку: если всегда выбирать только одну реакцию и отдавать предпочтение только одной сознательной установке, эти личностные качества становятся «второй натурой», тогда как противоположные качества скрываются «под столом», хотя по-прежнему существуют. Именно из вытесненных качеств и черт характера, которые оказываются недопустимыми или неуместными в силу своей несовместимости с другими качествами, которые были осознанно выбраны, создается Тень. При воздействии некоторого инсайта и с помощью сновидений люди могут относительно легко узнать эти элементы, и именно этот процесс мы называем осознанием Тени – и здесь обычно останавливается процесс анализа. Однако осознание Тени не является особым достижением, потому что тогда появляются гораздо более серьезные проблемы, от которых большинство людей впадают в замешательство: они знают, что представляет собой их Тень, но не могут заставить ее как следует проявиться и неспособны интегрировать ее в свою жизнь. Естественно, окружающим не очень-то нравится, когда человек начинает изменяться, ведь это значит, что им придется снова к нему приспосабливаться. Домашние могут прийти в ярость, когда прежде мягкий человек с характером агнца вдруг становится агрессивным как бык и дает отпор притязаниям остальных членов семьи. Такое изменение вызывает более чем критическое отношение ближних, и поскольку Эго изменяющегося человека эту критику также воспринимает негативно, интеграция Тени может пойти по ложному пути и проблема может остаться неразрешенной.

Пойти на риск, чтобы принять в себе какое-то качество, не очень приятное, которое приходилось подавлять долгие годы, – значит в какой-то мере проявить мужество. Но если человек не принимает в себе это качество, то оно начинает проявляться исподволь. Видеть Тень и допускать ее наличие – это только часть проблемы: ну, всего лишь сказать, что со мной что-то произошло, из меня что-то «просочилось»; однако огромная этическая проблема возникает в том случае, когда человек заставляет свой разум осознанно проявлять свою Тень. Здесь я хочу привести такой пример.

Люди, относящиеся к чувствующему типу личности (feeling type), склонны проявлять жесткие и односторонние суждения в отношении своих друзей. С одной стороны, эти люди общительны и прекрасно себя чувствуют в компании, но в глубине души у них могут рождаться негативные мысли о других людях, которые они будут высказывать у них за спиной. Как-то раз я остановилась в одном отеле со своей знакомой – женщиной чувствующего типа. Сама я отношусь к мыслительному типу личности, и так случилось, что, встретив эту знакомую в первый раз, я просто-напросто стремительно прошла мимо нее, поздоровавшись на ходу, так как очень торопилась, но при этом моей знакомой показалось, будто я ее возненавидела, она с чего-то решила, что я была раздражена и совсем не хотела с ней общаться, – то есть что я холодный и необщительный человек и т.п. Женщина чувствующего типа неожиданно переключилась на негативное мышление, и в результате у нее появились негативные мысли и при этом сложилось исчерпывающее объяснение тому факту, что я торопливо прошла мимо нее.

Сначала Тень полностью бессознательна и представляет собой сумбурную совокупность эмоций, суждений и т.п. Вы могли бы сказать, что моя подруга оказалась во власти мышления негативного Анимуса, но по существу это был спонтанный выход негативных мыслей (в данном случае функция мышления была подчиненной), ожесточенных эмоций и неких деструктивных суждений (в данном случае Анимуса). При исследовании подобных негативных взрывов нам нужно уметь отличать фигуру, которую мы называем Тенью, от способности женщины выносить суждения, которую мы называем Анимусом. С течением времени люди выявляют в себе такие негативные качества и обретают способность не только их видеть, но и выражать, а это заставляет их отказаться от многих идеалов и правил и влечет за собой размышления и рассмотрения, как если бы в их окружении ничего не нарушалось. Далее, в силу того, что в сновидениях мы можем выявить некую часть, которая не является индивидуальной, мы можем заключить, что отчасти Тень включает в себя индивидуальный материал, а отчасти – обезличенный, или коллективный, материал.

Все цивилизации, а в особенности христианская, тоже имеют свою Тень. Это банальное утверждение, но если мы станем изучать другие цивилизации, то сможем убедиться в том, что они даже лучше нашей. Например, индусы обогнали нас на голову в развитии своей духовности и философии, но, глядя на их социальное поведение, мы испытываем культурный шок. Пройдясь по улицам Бенгалии[1], мы могли бы увидеть множество людей, умирающих с голоду. Будучи на краю гибели, они молча страдают, ибо в этом заключается их «карма», люди должны обращаться к себе и сами себя спасать; заботиться о других значило бы просто обрекать себя на решение мировых проблем. На наш взгляд, получается, что их духовность и философия губит всю страну: европеец не может спокойно пройти мимо голодающих людей, на которых никто не обращает внимания. Мы можем назвать такое положение вещей Тенью индийской цивилизации. Их экстраверсия оказывается ниже среднего уровня, тогда как их интроверсия, наоборот, выше. Вполне возможно, что светлая сторона цивилизации не осознает своей темной стороны, которая оказывается столь очевидной для другой цивилизации.

Если бы человек жил совсем один, то заметить его Тень было бы практически невозможно, так как никто не мог бы ему сказать о том, как он выглядит со стороны. Необходимо присутствие внешнего наблюдателя. Принимая во внимание, что реакция внешнего наблюдателя может быть различной, можно говорить о Тени разных цивилизаций. Например, большинство жителей Запада считают, что наша сознательная коллективная установка совершенно не учитывает некоторых метафизических фактов и что мы по наивности остаемся в плену своих иллюзий. Вот так мы выглядим со стороны, но этого не осознаем. У нас должна быть Тень, которую мы не осознаем и в отношении которой остаемся бессознательными; а коллективная Тень особенно пагубна, потому что люди поддерживают друг друга в своей слепоте, и внешне проявляется только в войнах или в ненависти к другой нации.

Таким образом, мы можем сказать, что для европейца свойственны некоторые не самые лучшие черты характера, которые были подавлены у него индивидуально, а также не самые хорошие качества группы, представителем которой он является, – и, как правило, этих качеств не осознает. Коллективная Тень также проявляется и в другой форме: некоторые наши внутренние качества незаметны или проявляются меньше, когда мы находимся в небольшой группе или остаемся совсем одни, и проявляются гораздо больше, когда мы попадаем в большую группу. Этот компенсаторный феномен обычно наблюдается у застенчивых интровертов, которым свойственно скрытое стремление вылезти из толпы «наверх» и стать заметным. У экстраверта же все наоборот. А интроверт, будучи один, говорит, что он совсем не честолюбив, совершенно не стремится к власти, и не будет плести для этого интриг, он хочет быть только самим собой и полностью удовлетворен своей интроверсией. Но поместите его в толпу вместе с амбициозными экстравертами, и на него сразу подействует психическая инфекция. Эту ситуацию можно сравнить со следующей: женщина идет в магазин на распродажу, и следом за ней устремляются другие женщины, которые потом, возвратясь домой, спрашивают себя, хватаясь за голову: «Боже, зачем я это купила?»

Если человек попадает в плен своих амбиций, то только оказавшись в группе он может сказать, что так проявляется коллективная Тень. Иногда вы в глубине души прекрасно себя чувствуете, но стоит попасть в группу, где разгулялся Дьявол, вы испытываете серьезное психическое расстройство, как это случалось с некоторыми немцами, когда они приходили на фашистские митинги. Размышляя дома о том, что происходит в Германии, они считали себя антифашистами, но когда они оказывались на таком митинге, у них внутри что-то переключалось и, по выражению одного мужчины, «они были одержимы Дьяволом». Они на время попадали в плен скорее коллективной, чем индивидуальной Тени.

Коллективная Тень до сих пор воплощается в разных религиозных системах через веру в существование Дьявола и демонов. Вернувшись с такого митинга, человек, живший в Средние века, сказал бы, что его попутал бес и что ему надо освободиться от дьявольского наваждения. С другой стороны, мы могли бы решить, что, пока мы находимся в плену таких коллективных демонов, некая их часть живет у нас внутри, иначе им не удалось бы нас околдовать, ибо тогда наша психика была бы неуязвима для психической инфекции. Если части индивидуальной Тени недостаточно интегрированы, то в зазоры между ними может проникнуть коллективная Тень. Следовательно, нам следует осознавать наличие этих двух элементов, так как данная проблема является этической и практической и, не решив ее, мы можем оказаться очень виноватыми перед другими людьми.

Предположим, вы наблюдаете возмутительное поведение в группе какого-то пациента. Если вы попытаетесь ему недвусмысленно намекнуть, что во всем виноват именно он, он просто сломается, и, говоря объективно, это было бы некорректно, ибо отчасти в его поведении проявляется коллективная Тень. Иначе у него могло бы возникнуть слишком сильное чувство вины, и есть некая скрытая внутренняя норма в отношении количества Тени, которую человек вообще может выдержать. Совсем не замечать ее так же плохо, как и всю ее прибрать к рукам. Человек становится психологически недееспособным, если принимает на себя слишком много Тени. Пока сознание человека дремлет, т.е. находится на низком уровне, его Тень выражена больше; но, что самое печальное, мы не замечаем границ своего сознания, и если захотим взглянуть на Тень в упор, то увидим неясный след.

Повторю, чтобы стало понятно: когда мы говорим о Тени, то говорим и о ее индивидуальном, и о коллективном проявлении. Коллективная Тень в какой-то мере должна представлять сумму Теней, а кроме того, внутри группы должно существовать нечто, что не разрушало бы ее саму и проявлялось только по отношению к другим группам. На практике это значит: если вы соберете вместе трех-четырех типичных интеллектуалов с одинаковыми интересами, то они скажут, что прекрасно провели время за умными беседами, не говоря о том, что они бы остались не удовлетворены, если бы такое общение им было чуждо. Но если в их компании случайно окажется крестьянский мальчик, он признается, что тот вечер был для него смертельно скучным. Если бы у всех людей были бы одни и те же проблемы, это было бы замечательно! Наверное, у всех европейцев есть качества, которые мы не замечаем в силу их нормальности.

Мне бы хотелось уточнить еще одно, о чем я упоминала раньше. Я сказала, что лишь в том случае, если одна группа выступает против другой, проявляется ее Тень. В данном случае я была не совсем точна, так как во многих цивилизациях существуют религиозные ритуалы, направленные на то, чтобы побудить группу осознать ее собственную Тень. В нашей христианской цивилизации таким ритуалом является Черная Месса[2], целование ануса животных во славу Сатаны и т.п.; главная цель этого ритуала заключается в том, чтобы совершать действия, полностью противоположные тем, которые считаются сакральными. Эти антирелигиозные празднества уже отмерли и постепенно забываются, однако они представляли собой попытку показать толпе ее Тень. Во многих примитивных цивилизациях существует группа шутов, которые должны вести себя наперекор всем коллективным нормам. Они смеются, когда нужно быть серьезным, плачут, когда окружающие смеются и т.д. Например, в некоторых племенах североамериканских индейцев выбирают человека, чтобы в ритуальном действе представлять шокирующие вещи, противоречащие групповым нормам. Возможно, здесь присутствует неявная идея, что другая сторона психической жизни тоже должна найти свое проявление. Это празднество – катарсис Тени. Если вы хотите увидеть подлинные остатки подобного феномена в Швейцарии, пойдите на Базельский Карнавал[3] (хотя сейчас туда приходит слишком много иностранцев, которые нарушают атмосферу праздника). Там вы можете увидеть, каким образом группа внешне выражает свою коллективную Тень, причем делает это прекрасно и естественно. Говорят, что в швейцарской армии существует обычай бессознательно выбирать группового болвана, исполняющего роль козла отпущения; как правило, этот человек обладает слабым эго-комплексом, который под воздействием невроза навязчивости отыгрывает коллективную Тень. Тот же самый паттерн можно увидеть в феномене «белой вороны», – члена семьи, вынужденного нести на себе Тень остальных ее членов.

Сделав такой набросок, что мы подразумеваем под индивидуальной Тенью и под коллективной Тенью, теперь обратимся к следующему вопросу: существует ли воплощение Тени в мифологии, а если да, то как его обнаружить? Что о Тени говорится в волшебных сказках, а что нет, и в какой мере волшебные сказки вообще можно считать психологическим материалом?

В прежние времена, примерно до XVII века, сказки не предназначались для детей, а рассказывались среди взрослых, которые относились к низшим слоям населения. Рассказчиками были дровосеки, простые крестьяне, и женщины, развлекавшие себя сказками за прялкой. Вместе с тем были (и до сих пор существуют в некоторых швейцарских деревнях) профессиональные сказители, которые постоянно рассказывали несколько известных им историй. Иногда эти люди были немного колдунами, с несколько расстроенной психикой, то есть невротиками; другие, наоборот, были совершенно здоровыми, психически нормальными людьми, – короче говоря, встречались совершенно разные сказители. Если бы вы их спросили, зачем они этим занимаются, одни бы ответили, что эта функция перешла к ним по наследству, другие – что научились этому у кухарки или что существует такая традиция – передавать истории от одного человека другому. Сейчас мы знаем, что существуют сказки коллективные, которые, как традиции, передаются из поколения в поколение, – они представляют собой некую разновидность общего знания. Теории происхождения волшебных сказок различны: одни исследователи считают, что сказки представляют собой фрагменты мифов или религиозных учений, другие – что они являются пересказами классических произведений, выродившихся в сказочные истории. Утверждается также, что сказки – это рассказы, возникшие на основе сновидений, которые впоследствии стали передаваться из уст в уста. На мой взгляд, происхождение сказки можно понять на следующем типичном примере.

Во времена Наполеона в одной швейцарской семье существовало семейное предание, согласно которому один мельник отправился охотиться на лис. Когда он встретил лису, та заговорила с ним человеческим голосом и попросила мельника оставить ее в живых, а за это она поможет ему в работе на мельнице. Вернувшись домой, мельник увидел, что мельничные жернова вращаются сами собой. Вскоре после этого он умер. Недавно в эту деревню пришел один исследователь фольклора и спросил у местных стариков, известно ли им что-то о мельнице, и услышал от них разные версии этой старинной истории. В одной версии сюжет был приблизительно такой же, но было сказано, что лиса, перед тем как была убита, пересекла мельнику дорогу, причем пробежала по самым его ногам, заразив его смертельной болезнью, вызывавшей воспаление кожи. Так вот, в этой части страны считается, что лиса вызывает такую болезнь. К изначальной истории оказалось что-то добавлено. В другой версии говорилось, что мельник отправился обедать, у него разбился стакан, и тогда он понял, что это была лиса-оборотень с душой его умершей тетки. (Считается, что в лис вселяются души умерших.) Таким образом с помощью подходящего архетипического материала произошла автоамплификация (или самоамплификация) этой истории; именно такую роль выполняют слухи.

Таким образом, можно увидеть, как рождаются сказки: всегда существует ядро парапсихологического переживания или сновидения. Если в нем содержится мотив, который присутствует где-то в ближайшем окружении, то с его помощью возникает тенденция к амплификации ядерного материала. В данном случае у нас есть история о мельнике, которого преследовала лиса-оборотень, которую он убил в упор, а затем ведьма погубила его самого. Это еще не сказка, но уже ее начало. Имя мельника всегда остается неизменным. Но предположим, что какая-нибудь кухарка пошла в соседнюю деревню и рассказала там всю эту историю; тогда мельнику могли дать другое имя или просто назвать его Мельником[4].

Пока люди, принадлежавшие к этим социальным слоям, не слушали радио и не читали газет, такие истории вызывали у них огромный интерес, и тогда для нас проясняется происхождение сказки. Я уверена, что именно так сказки пришли в нашу жизнь. Но вместе с тем я не опровергаю точку зрения, в соответствии с которой они иногда являются остатками выродившейся литературы. Например, вы можете найти выхолощенный пересказ мифа о Геракле в современной греческой литературе. Миф сжался до своей базовой структуры, но архетипический материал остается, и именно эти элементы религиозных мотивов прошлого воспроизводятся в сказочном материале. Различные части соединяются вместе, и истории продолжают жить, поскольку они по-прежнему привлекают внимание и интерес слушателей, даже если остаются непонятными. В том, что теперь мы свели их до детского уровня, проявляется типичная установка, – я бы даже назвала ее определяющей для нашей цивилизации, – а именно: архетипический материал кажется нам инфантильным. Если эта теория происхождения сказки правильна, то волшебные сказки должны отражать основные психологические структуры человека гораздо больше, чем мифы и литературные произведения. Юнг как-то сказал: изучая волшебные сказки, вы изучаете анатомию человека. В основном миф больше связан с цивилизацией. Невозможно рассматривать «Эпос о Гильгамеше»[5] отдельно от Шумеро-Вавилонской цивилизации, и нельзя представлять себе «Одиссею» вне Древней Греции, однако сказка гораздо легче пересекает границы цивилизаций, ибо она настолько элементарна и так сжимается до своей базовой структуры, что привлекает внимание каждого человека. Как-то миссионер отправился на один из островов Полинезии, и первый контакт, который ему удалось установить, был создан с помощью сказки; она является универсальной связью культур. Это действительно так, только cum grano salis[6].

Изучая сказки на протяжении некоторого времени, я убедилась в том, что существуют типичные европейские, африканские, азиатские и другие сказки, и хотя я могу обмануться из-за изменения имен, их близкая связь все равно остается очевидной. На волшебные сказки в определенной мере повлияла цивилизация, в которой они впервые появились, но ее влияние на сказки намного меньше, чем на мифы, так как последние обладают более фундаментальной структурой.

Исследователи поведения животных обнаружили, что некоторые ритуалы в жизни животных содержат общие базовые структурные элементы. Селезни всех видов уток перед спариванием совершают определенный танец, в процессе которого они делают характерные движения головой и крыльями, а также несколько более мелких движений: так происходят ритуальное ухаживание за уткой. Бихевиористы решили выяснить, в какой мере такой танец определяется генами; с этой целью они скрестили разные виды уток, вывели несколько новых видов и стали наблюдать за их поведением. Выяснилось следующее: иногда сохранялся изначальный ритуальный утиный танец, который не соответствовал ни тому, ни другому из скрещенных видов; или же в несколько сокращенном виде повторялся утиный танец одного из видов; или этот танец представлял собой сочетание двух разных форм. Определенные структурные элементы в ритуальном танце селезня присутствовали всегда, а другие характерные элементы изменялись.

Если то же самое применить к человеку, можно было бы сказать, что есть определенные базовые структуры психологического поведения, которые относятся вообще ко всему человеческому роду, и есть другие структуры, которые больше развиты у одной группы или народности и меньше – у другой. По своей структуре волшебные сказки являются более универсальными. В каждом типе сказок вы можете изучать самые основные типы человеческого поведения, но для меня в изучении сказок есть другая практическая причина: на материале волшебных сказок и сказочных мифов (mythological myths) вы сможете не только выявить некоторые структурные комплексы, но и научиться различать, что является индивидуальным, а что нет, и делать возможные выводы. Например, если вы изучаете мифы об инстинктивном поведении мальчика по отношению к своей матери, а также все психологические выводы, символически отраженные в мифах, то сможете выявить типичные черты материнского комплекса. Мальчик стремится развить в себе черты героя, фемининного молодого человека типа Аттиса[7], Адониса[8] или Бальдра[9], который имеет склонность отстраняться от жизни, в особенности от ее темной стороны, и умирает молодым. Согласно этим мифам, юного героя, любимого своей матерью, убивает темное, жестокое, хтоническое маскулинное существо, что для молодого человека означает наступление критического момента в жизни: либо его психологически убьет дикий кабан, находящийся у него внутри, либо, – если он откажется интегрировать свою Тень, – он, возможно – в наше время, – станет пилотом и разобьется насмерть или пойдет в горы и сорвется в пропасть.

Если в процессе анализа пациента миф не выявляется, а в сновидениях наблюдается только индивидуальный материал, то, возможно, вы увидите характерные мифологические черты, когда молодому человеку приснится его друг, который будет похож на Марса или на дикого кабана. У него будет собственное имя, но вы сможете увидеть базовый паттерн и возможное разрешение и развитие ситуации – конечно, если вы знаете миф. Вам не следует заучивать его, как проповедь, – это было бы наложением мифологической идеи – но, зная его, вы станете лучше понимать, что происходит. Естественно, вы будете использовать мифологическое мышление, столкнувшись с этой Теневой маскулинной фигурой из внутреннего мира пациента. Может быть, стоит рассказать ему миф, сообщить, что состояние психики напоминает вам сюжет об Аттисе-Адонисе, и тем самым создать возможность разрешения ситуации. В таких случаях пациент начинает чувствовать, что его ситуация не является уникальной и неразрешимой, а находила разрешение десятки раз разными способами. Кроме того, пациент становится менее заносчивым и самонадеянным, так как чувствует, что такое состояние является общеизвестным и не является его уникальным неврозом. Миф также оказывает магическое воздействие на те области психики, которые не затрагивает интеллектуальная беседа; он придает ощущение déjà entendu[10] и вместе с тем всегда чего-то нового и бодрящего.

В таком случае обсуждение Тени в волшебных сказках должно быть сосредоточено не на индивидуальной, а на коллективной и групповой Тени. Тем самым мы бросим только общий взгляд на то, как ведет себя Тень, что, на мой взгляд, является очень ценным. Люди обычно склонны думать о «своем Эго» и не осознают, что в нашей системе мышления Эго тоже является общей структурой и архетипом. Оно является архетипом потому, что основывается на общей врожденной склонности к развитию Эго и формированию определенных типов реакций и представлений. Вы могли бы сказать, что такая тенденция к развитию эго-комплекса существует везде, хотя в разной степени, – то есть в подавляющем большинстве цивилизаций то, что называется «Я», является общей врожденной человеческой структурой. В раннем детстве большое количество энергии уходит на создание эго-комплекса, и если в окружающей обстановке происходят некие нарушения, то процесс формирования Эго расстраивается, и подобный сбой может вызвать много неприятностей, а прежде всего – крайний эгоизм. Эта врожденная тенденция должна привести к созданию обезличенного элемента комплекса. Но есть и другая врожденная тенденция, хотя не такая сильная, как первая, – к отделению от Эго определенных частей личности; именно эти части создают архетипический аспект Тени. Лишь эти общие структуры находят отражение в волшебных сказках, и на них может оказывать влияние цивилизация, в которой рождается сказка.

Волшебная сказка, с анализа которой я хочу начать, – это германская сказка «Два странника», обработанная братьями Гримм. Братья Гримм первыми в Германии начали собирать сказки, подав хороший пример собирателям сказок других стран. А теперь – содержание этой сказки.

Два странника[11]

Гора с горой не сходится, а человек с человеком, и добрый, и злой, где-нибудь все же сойдутся. Вот так-то однажды на пути сошлись портной с башмачником. Портной был небольшого роста, красивый малый и притом всегда веселый и довольный. Он увидел издали башмачника, и так как он по его котомке узнал уже, каким ремеслом тот занимается, то он над ним подшутил.

Башмачник шутить не любил: наморщил рожу, словно уксусу напился, и намеревался ухватить портного за шиворот. Но весельчак-портной стал смеяться, подал ему свою фляжку и сказал: «Ведь это я шутя! Вот на-ка, отхлебни, да и уйми свою желчь».

Башмачник, и точно, здорово отхлебнул из фляги, и по лицу его стало заметно, что гроза рассеялась. Он возвратил флягу портному и сказал: «Я отхлебнул из нее порядком; ну, да что об этом говорить? Пилось бы, пока пить хочется! А не хочешь ли ты со мною вместе идти путем-дорогою?» – «И прекрасно, – отвечал портной, – если только ты не прочь идти со мною в большой город, где и в работе не бывает недостатка». – «Вот именно туда-то я и направлялся! – сказал башмачник. – Ведь в небольшом местечке и заработаешь немного; а в деревнях люди охотнее босиком ходят, чем в сапогах».

И пошли они далее уже вместе. Досуга-то у них обоих было довольно, а покушать-то им было почти нечего.

Придя в большой город, они всюду ходили и бродили, всюду свое ремесло предлагали, и портному везло не на шутку... Он был такой свежий, да розовый, да веселый, что каждый охотно давал ему работу; а посчастливится, так еще и от хозяйской дочки то здесь, то там поцелуйчик перепадет.

Когда он сходился с башмачником, то в его узле было всегда больше добра. Угрюмый башмачник скроит, бывало, сердитую рожу, и сам про себя думает: «Чем человек лукавее, тем и счастья ему больше!» Однако же портной начинал хохотать, а то и запевал песенку, и все полученное делил с товарищем пополам. А если шевелилась в его кармане пара геллеров, то он еще и угостит, бывало, да по столу от радости стучит так, что вся посуда пляшет, – и это называлось у него: «Легко заработано, живо и спущено».

Пространствовав некоторое время, пришли они однажды к большому лесу, через который пролегала дорога к городу, где жил король. Но через лес вели две тропинки – одна в семь дней пути, другая – всего в два. Однако же ни один из них не знал, которая из тропинок короче.

Оба странника наши уселись под дубом и стали совещаться, как они запасутся и на сколько дней возьмут с собой хлеба. Башмачник и сказал: «Надо на большее время рассчитывать – я возьму на всякий случай хлеба на семь дней с собой». – «Что-о? – воскликнул портной. – Чтобы я стал на своей спине тащить запас хлеба на семь дней, словно вьючная скотина, так что и шеи повернуть нельзя будет! Нет, я на Бога надеюсь и ни о чем не стану заботиться! Ведь деньги у меня в кармане и зимой, и летом те же, а хлеб-то в жаркое время не только засохнет, а еще и заплесневеет. И платье себе не шью с запасом... Как это может быть, чтобы мы не нашли настоящей дороги? Возьму себе запасу на два дня – и вся недолга».

И вот каждый купил себе свой запас хлеба, и пустились оба в лес наудачу. В лесу было тихо, как в церкви. Ни ветерок не веял, ни ручей не журчал, ни птички не пели, и сквозь густолиственные ветви не проникал ни один солнечный луч.

Башмачник не говорил ни слова; он так устал под тяжестью своего хлебного запаса, что пот струями катился с его сумрачного и сердитого лица. А портной был веселешенек, подпрыгивал, насвистывал или напевал песенку и думал про себя: «И Бог на небе радуется, видя меня такого веселого».

Так шло дело два дня сряду, но когда на третий день лесу все не было конца, а портной-то уж весь свой хлеб съел, то он невольно стал падать духом, однако все еще бодрился, возлагая надежду на Бога и на свое счастье. На третий день он лег вечером под деревом голодный и на следующее утро голодным же и поднялся. То же было и на четвертый день.

Когда башмачник садился на поваленное дерево, чтобы съесть свою порцию хлеба, портному – увы! – приходилось только смотреть на это со стороны. Если он просил кусочек хлеба у товарища, тот только посмеивался и говорил: «Ты был постоянно такой веселый, ну, так теперь попробуй, каково невеселым быть! Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела!» – короче говоря, он был к нему безжалостен.

Но на пятое утро бедный портной не мог уж и на ноги подняться и от истощения с трудом мог произнести слово; щеки его побледнели, а глаза покраснели. Тогда башмачник сказал ему: «Сегодня я тебе дам кусочек хлеба, но за это я тебе выколю правый глаз». Несчастный портной, которому очень жить хотелось, не смог избежать этой жестокости: поплакал он еще раз обеими глазами и затем подставил их под острый нож бессердечного башмачника, который и выколол ему правый глаз.

Тут пришло на память портному то, что говаривала ему в детстве мать, когда, бывало, он чем-нибудь полакомится в кладовой: «Ешь столько, сколько можешь, а терпи столько, сколько должно».

Когда он съел свой столь дорого оплаченный кусок хлеба, он опять вскочил на ноги, позабыл о своем несчастье и утешал себя хоть тем, что он одним-то глазом еще может хорошо видеть.

Но на шестой день пути голод сказался снова и защемил его сердце. Он почти упал под дерево и на седьмое утро уже не мог от слабости подняться: он видел смерть у себя за плечами. Тут башмачник и сказал ему: «Я хочу из сострадания дать тебе и еще один кусок хлеба; но даром не дам, а выколю тебе еще и другой глаз за это».

Тут только осознал портной все свое легкомыслие, стал просить милосердного Бога о прощении и сказал башмачнику: «Делай, что ты должен делать, а я постараюсь все вынести; но помысли о том, что Господь Бог наш не сразу произносит свой суд над человеком: придет, пожалуй, и иной час, в который ты получишь возмездие за злодеяние, не заслуженное мною. Я при удаче делился с тобою всем, что у меня было. Мое ремесло все в том, чтобы стежок на стежок сажать... Ведь если ты лишишь меня обоих глаз, то мне останется только одно – идти нищенствовать. Сжалься же надо мною и хотя бы не покидай меня в лесу».

Но башмачник, позабывший о Боге, вынув нож, выколол портному и левый глаз. Затем он дал ему кусок хлеба, подал ему конец палки в руку и повел его вслед за собою.

Когда солнце закатилось, они вышли из лесу; перед лесом на поляне стояла виселица. Туда-то и привел башмачник своего слепого спутника, покинул его около виселицы и пошел своею дорогой. Измученный усталостью, болью и голодом, несчастный заснул и проспал всю ночь.

Чуть утро забрезжило, он проснулся, но не знал, где он лежит. А на виселице висели двое горемык, и у каждого на голове сидело по ворону. Вот и начал один из воронов говорить другому: «Брат мой, спишь ты или нет?» – «Нет, не сплю!» – отвечал ему другой ворон. «Так вот что я тебе скажу, – заговорил снова первый, – роса, которая нынешнею ночью падала от нас с виселицы, обладает особою способностью – она возвращает зрение каждому, кто ею омоет глаза. Кабы это знали слепцы, так снова могли бы получить зрение, а им это даже и в голову не приходит».